Слов почти не было. А была первая любовь, она же первая измена, и обманувшийся, глупый, но верящий охотно и счастливо в этот обман.
И назад дороги не было.
А был склон лёгкий, почти плоский, зелёный, освещённый причудливым светом грозового неба – иссиня-фиолетовым, льющимся из-за холодных краёв туч, пологом накрывших всё видимое пространство.
Волки, красные, искристые и жуткие своей неизбежностью. Не боялись их только вороные кони.
Любовь, оказывается, поманила не только меня. Появился второй, наивный, чем-то похожий на Маленького принца. И была длинная, серая, уходящая глубоко, как в метро, лестница. И глупый котёнок, смешно переползающий вниз со ступеньки на ступеньку. И голос громовой из-за покрытой ледяным туманом двери:
- Ты здесь?
Тьма: кто или что? Любовь зачем-то уходит наверх, возвращается… и вот, не успел отскочить, – двери открыты. Сколько раз сюда приходят?
И – экскурсия по жизни.
В какой-то момент пропадает тихо, ненавязчиво, спутница. Коридоры, этажи, этажи, лестницы. Не ощущаешь потолков, переносишься из одного уровня в другой. Вот я в детстве. Любимые занятия. Любимые игрушки. Другой этаж – чуть постарше. Рядом – мама. Живая. Вот я сейчас.
Стоп. Звонки. Пора уходить?
Срочно, снова – лифт.
Девчонка на роликах катается по пустому гулкому этажу, напоминающему школьный.
Где-то по дороге исчез котёнок. Исчез и принц – смотри, мы тебя не звали!
И было парадная широкая лестница. Внизу – глубоко – гардероб, выход. Мысль, что Булгаков был здесь. Лестница возрастов. Спускаюсь вниз, но дойти не дано. Слева в стене вдруг открывается просвет, меня выносит в него, и оказываюсь за наружной белой стеной, среди 40-летних и старше людей. Оказывается, как много их побывало там, внутри здания, одновременно со мной! Что это за чушь? Для каждого – свой выход, свой секрет?
Внизу, под пригорком, сплошной асфальт, далеко внизу троллейбусы лениво вертят колёсами в послегрозовых лужах. Там – грязь и пыль. Увы. Последний раз оглядываюсь назад. Позади – неужели я оттуда вышел? – одинокая боковая дверь в церковь. Дверь ещё открыта, но внутри темно и туда не хочется. Что-то подсказывает, что ничего интересного я там уже не увижу.
Пора. Мы знаем больше. А толку-то? Но сила – сила влечёт. И рад бы противиться, но трепыхание вызывает снисходительную улыбку чертовки.
Слушай, неужели ты видел саму Геллу?
Нет, это уже постскриптум.