Дом вверх дном. Глава 3 Упоительные зигзаги любви

Глава 3

Упоительные зигзаги любви

1

Владимир Викторович переехал на московскую квартиру, а Мария  с матерью остались жить в загородном доме. События последних дней, доверительные разговоры  еще больше сблизили их друг с другом и изменили скучную  деревенскую жизнь Марии. Каждое утро она соскакивала со своей кровати, мчалась в одной рубашке в комнату Светланы Владимировны, колечком устраивалась на широкой родительской постели и утыкалась носом в мамино плечо. Как хорошо обнять  маму и вдохнуть  родной запах. Совсем как в далеком детстве, когда мама была для нее всем. Мария как бы снова ощущала  себя маленькой девочкой.

Она улыбнулась, вспомнив случай, когда малышкой возвращалась из  детского сада и оставляла в коридоре грязные ботиночки.  Утром она всегда находила их чистыми. Однажды с удивлением сказала маме: «У меня волшебные ботиночки, за ночь они сами очищаются». Мама  тогда засмеялась, но возражать не стала. В шестом классе Маше понравился мальчик Игорь, высокий, умный и очень серьезный. Как-то вечером  перед сном девочка забралась в мамину постель и, волнуясь, сбивчиво поведала ей о своей огромной любви. А потом спросила, как ей поступить? Потому что Игорь совсем не обращает на нее внимание. Мама с нежностью посмотрела на дочь,  на ее заблестевшие глаза и румяные щеки и рассмеялась. Мария сначала обиделась, думая, что она смеется над ней, но мама обняла ее и нежно поцеловала. «Если он хороший мальчик, то все сам поймет», – сказала мама. «А когда поймет?» – не унималась  настырная Мария. «Ну, может, не сразу, со временем. Главное, надо уметь ждать». И послушная Мария стала ждать. Впрочем,  ждала она недолго, родители мальчика Игоря, скоро переехали в другой город, увезя сына с собой, так что  Машина любовь на этом закончилась.

Вот и сейчас Мария прижалась к маме и шепотом поведала ей страшную новость о том, что. Борис Иванович сделал ей предложение.
– Я так и знала, – сердито  воскликнула Светлана Владимировна. – Понятно теперь, почему он в последнее время стал таким загадочным, постоянно какие-то намеки делал. Совсем с ума сошел. Ох, мужики – у них на старости лет мозги едут, что у одного, что у другого. Ну, я поговорю с ним.
– Может, не надо, мама, так строго с ним.
– Еще как надо. Я никому не говорила, но одно время он за мной пытался ухаживать, зная, что я замужем за его закадычным другом. Я тогда хорошо его за холку потрепала.

 После завтрака Мария решила прогуляться. Она  понимала, что в расстроенной семье следует навести порядок, однако, как  это сделать, не знала. Впервые, совсем по-взрослому,  она почувствовала, насколько сложной,  многогранной и многовариантной может быть жизнь. И из этой многовариантности  надо выбрать одно самое верное решение. Мысль о том, что  ей предстоит важная миссия, не смущала ее, а наоборот  будоражила и наполняла особой энергией.

Находясь в глубоком раздумье, Мария не сразу увидела мотоциклиста. Конечно, она слышала идущий издалека и все усиливающийся рев мотора, но ей и в голову не приходило, что он может иметь к ней какое-то отношение. И лишь когда мотоциклист остановился рядом и снял шлем, она оглянулась и узнала Сергея.
И очень обрадовалась, хотя и не подала виду. Обрадовалась даже сильнее, чем предполагала сама.
– Привет, – широко  улыбаясь, сказал Сергей. – Я  рад тебя видеть.
– Привет. Давно тебя не было.
 Ни он, ни она даже не заметили, что перешли на «ты». Переход произошел просто и естественно, словно они давние и близкие знакомые.
– У меня были дела. Ты получила тогда книгу?
– Да, большое спасибо.
Она шагала по тротуару, а он  шел рядом  по проезжей части, толкая тяжелый мотоцикл.
– Сергей,  можно  покататься на твоей машине? – попросила Мария. –  Я давно об этом мечтала.
– Конечно, – обрадовался Сергей.
Он достал из компактного багажника запасной шлем и помог девушке надеть его.
– Держись крепче, – сказал он.

Мотор взревел, и они помчались. Ветер сразу подхватил выпавшие из-под шлема длинные волосы Марии. Они развевались за ее спиной, словно вымпел на флагштоке.  Девушка, защищаясь от сильного потока воздуха, обхватила Сергея обеими руками и спряталась за его широкую спину. Езда на мотоцикле не очень ей понравилась, с непривычки посадка показалась неудобной, тело затекало, дышать от порывов встречного ветра  было нелегко. Единственное, что ее  устраивало, –  можно было, пользуясь случаем,  прижаться к мускулистому телу парня. Что она с удовольствием и сделала.

Доехав до следующего поселка,  Сергей остановился, вытащил из бокового кофра пакет и попросил Марию подождать несколько минут.  Вместе с пакетом  он направился к небольшой калитке, легко открыл ее и скрылся во дворе. Отсутствовал он недолго. Мария не успела соскучиться, как Сергей появился вновь в сопровождении  невысокой  симпатичной девушки примерно одного возраста с Марией. Девушка что-то с улыбкой говорила парню, потом обеими руками взяла его ладони и крепко пожала. Мария неожиданно ощутила укол ревности. И тут же подумала, а какие у нее для этого могут быть основания? Что она знает о Сергее? Когда он подошел к мотоциклу, она сделала каменное и безразличное лицо.

Они помчались дальше. Сергей свернул с трассы на проселочную дорогу, проехал несколько сотен метров и остановился на опушке березовой рощи. Мария слезла с мотоцикла, сняла шлем и тряхнула головой, поправляя растопыренной ладонью спутанные волосы. Сергей прислонил мотоцикл к  дереву.
– Интересно, есть ли сейчас березовый сок? – спросила Мария,  вдыхая  наполненный лесными запахами весенний воздух.
– Уже нет. Он появляется  сразу после того, как  сойдет снег и прекращается с появлением первых листочков.
– Жаль. Хотелось бы  попробовать свежего сока. Сергей,  – осторожно спросила она, – а кому ты  сейчас привез посылку?
– Понимаешь, там живет больная  одинокая старушка, и наша волонтерская организация шефствует над  ней. Узнав, что я еду сюда, они попросили меня доставить ей продукты. Но теперь старушка не будет одинока. К ней на все  лето приехала внучка.
– Ты стал волонтером?
– Ну да. Надо помогать людям в это непростое время.

Мария  вдруг почувствовала себя легко и свободно и весело рассмеялась.
– Ты чего? – удивился Сергей.
– Здорово здесь. Красиво. Посмотри, как цветут ландыши,  эти маленькие колокольчики, словно светильники под зелеными плафонами.
Она сорвала  один цветок, поднесла к носу и с удовольствием вдохнула нежный аромат. Но когда Сергей хотел нарвать ей букет, она категорически запротестовала.
– Нет-нет, не  надо. Зачем? Лужайка такая замечательная, ею надо  просто любоваться. Гляди, а там расцветает земляничная поляна. Давай приедем сюда, когда здесь будет много ягод. Хорошо?
Сергей кивнул головой. Мария закружилась вокруг себя.
 – Как здорово! Какая гармония вокруг!  Прямо рай.
Сергей с радостным восхищением смотрел на девушку. Но ее лицо внезапно омрачилось.
–  Но почему в мире нет гармонии? Почему нет спокойствия? Почему нет согласия между людьми? Или кому-то так надо, кому-то выгодно, чтобы люди постоянно мучились, чего-то боялись, ссорились друг с другом? Но зачем? А может, мы сами виноваты? Будь моя воля, я бы всех людей, всех-всех на Земле, пригласила в  лес на цветение ландышей, а позднее – на сбор земляники. В лесу человек становится добрее, а когда люди добрые, они легче договариваются  между собой.

Они неторопливо прогуливались по  березовому лесу. Деревья в свежей кудрявой листве казались помолодевшими и  под легким ветерком о чем-то беззаботно перешептывались друг с другом. Боевое с утра настроение Марии переменилось и наполнилось новым содержанием. Впрочем, не только солнечный день и веселый лес были тому причиной. Она задала вопрос, который давно волновал ее:
– Все-таки, Сергей, почему ты  больше к нам не приезжал?
– Меня уволили с работы.
– Вот как? За что?
– Толком я сам не понял. Меня вызвал к себе Борис Иванович и стал спрашивать, как часто я привожу вам продукты. Я ответил, что каждый день. Тогда он объявил, что в связи с пандемией у них ожидается уменьшение объема работы и увольнение работников. Я, мол, тоже попал под сокращение. Борис Иванович  при этих словах  даже сделал  сочувственное лицо.

– Ах, опять этот несносный Борис Иванович! – покачав укоризненно головой и вытянув недовольно  губы,  воскликнула Мария. 
Сергей бросил на нее удивленный взгляд.
– Ты о чем?
– Так, – уклонилась от ответа  Мария. – А что ты делал все это время?
– Ездил в Нижегородскую область, к родителям, помогал им. В лесу недалеко от их поселка из-за сухой погоды случился пожар, так что еще пришлось поучаствовать в его тушении. Даже ранение получил, – улыбнулся парень.
– Какое ранение?
– От горящего дерева с треском оторвался сучок и вонзился мне в плечо. Нет-нет, не сильно, – заметив встревоженные глаза Марии, пояснил Сергей. 
– Покажи. Я хочу посмотреть.

Он снял кожаную куртку, расстегнул пуговицы рубашки и обнажил плечо.
– Видишь. Осталась только небольшая ссадина.
Мария внимательно оглядела зажившую ранку, на которой были видны следы от йода, и даже осторожно тронула ее пальцем.
 – Больно?
– Совсем нет.
Сергей поправил рубашку и снова надел куртку.
– А чем занимаются твои родители? – Марии ощущала потребность, как можно  больше узнать о парне.
–  Как сейчас говорят, – фермерством. Хотя правильнее, на мой взгляд, – крестьянством. У них небольшой участок, на котором они сажают картошку и овощи. Что-то оставляют себе, а излишки продают. А вообще они люди еще той,  старой закалки.
– Это как?
– Отец не любит современный телевизор. Там, говорит, сплошная реклама, в перерывах между которой показывают куски  нудных сериалов. Раздражает. Если что и смотрит, так это  советские фильмы. Я  поинтересовался, чем же ему дорого это старое кино? Он ответил так: «В этих старых, как ты говоришь, фильмах есть четкая граница между добром и злом, между черным и белым. И ты понимаешь, что такое хорошо и что  такое плохо, в отличие от многих современных фильмов, где границы  не только размыты, но многое перевернуто с ног на голову. А как можно правильно оценить мир, если смотреть на него через ненастроенный окуляр». Отец часто  рассказывал мне о  своем времени. И как-то меня  спросил, понимаю ли я, в чем отличие того времени от нынешнего. Я промолчал, не зная, что ответить. Тогда он сказал: мы, когда были молодыми, думали о том, как нам правильно и достойно прожить в этом мире, мы искали и находили смысл жизни в том, чтобы приносить пользу обществу, другим людям. Была мощная  идея. А сейчас у многих весь смысл жизни заключается в  личном успехе и достатке. Жить достойно или жить в достатке – это  все-таки не  совсем одно и то же. Вот какой он у меня.

 Видно было, что Сергей гордится своим старомодным отцом.
– Но я с ним не во всем согласен. Я считаю, что жить надо и достойно, и в достатке, хотя  на первое место ставлю все же – «достойно». Однако  твердо знаю: нельзя отрывать одно поколение от другого или противопоставлять  их друг другу. Одно вытекает из другого. Если  я не уважаю  людей, которые жили до меня,  называя, к примеру, их «совками» и тому подобными именами, то кем я стану для моих детей? Таким образом, неизбежен конфликт поколений.
– Я почти ничего не знаю о том времени.  Мой отец не любит почему-то о нем вспоминать.  Мне иногда кажется, что он хотел бы вычеркнуть какой- то период  из своей жизни.
– Из жизни ничего нельзя вычеркивать. Вычеркнутое обязательно когда-нибудь аукнется.
– Наверное, ты прав. А ты со своим отцом споришь?
– Зачем? Мне с ним интересно. Я уважаю его убеждения. Иногда, когда я смотрю на своего отца, мне начинает казаться, что он знает нечто такое, очень важное и нужное, чего я не знаю. Я как-то спросил его, и вот что он мне ответил:  «Я горжусь, что жил в том обществе и в том времени, и ни на что его не променяю». То было время великих достижений и огромных планов, хотя и несбывшихся надежд. И я подумал, дай бог, чтобы и я мог  бы гордиться своим временем.

Мария вздохнула:
–  У меня с отцом никогда не бывает таких разговоров.
– А мне симпатичен твой отец. Его в коллективе уважают. Он хорошо относится к работникам, на время пандемии поднял им зарплату. Правда, в последнее время  появились  какие-то  нелепые слухи.
–  Какие слухи? – быстро спросила Мария.
– Ерунда все это, – смутился Сергей. – Мало ли о чем болтают. Ну что, возвращаемся или как?
– Ты  очень спешишь?
– Нет.
– Тогда погуляем еще немного. Чем ты думаешь заняться?
– Твоя мама подкинула интересную идею. Буду поступать в театральный институт.
– Здорово. Хочешь, я поговорю с мамой?
– Ни в коем случае, – даже как-то испугался Сергей. – Я  должен сам убедиться, действительно ли  у меня есть способности.

Они повернули обратно.
–  А ты знаешь, –  вдруг почти скороговоркой произнесла Мария, –   мне Борис Иванович сделал предложение.
– Вот оно что, – Сергей  резко остановился. – Что же ты ответила на его предложение?
По дрогнувшим губам и напряженному взгляду юноши Мария отметила, что он  сильно взволнован. И  это доставило ей некоторое  удовольствие.
–  Я подумала, а не выйти ли мне за него замуж? – лукаво улыбнулась она.
Сергей нахмурился.
– Сейчас модно выходить замуж за богатых стариков, –  глухо сказал он. – Теперь  и с моим увольнением, кажется,  становится все понятно.
Мария засмеялась и, сама того  не ожидая, провела ладонью по его волосам.
– Глупости. Я бы никогда не вышла за него замуж. Я его не люблю.
– Правда? –  лицо Сергея просветлело.
Они подошли к тому месту, где оставили мотоцикл.
– Не  хочется расставаться, – сказал Сергей. – Мы теперь будем чаще встречаться?
Мария бросила на него теплый  взгляд и кивнула головой.
– Какие у тебя удивительные глаза, – воскликнул Сергей. – Необычные, пушистые, с бархотцой 
– Это у меня от мамы, – гордо улыбнулась Мария. – Она сама с Украины.  У многих тамошних  девушек длинные ресницы и бархатистые глаза с поволокой,  или,  как ты говоришь – с бархотцой.

– Мой прадед геройски погиб, освобождая Киев в годы Великой Отечественной войны, –  грустно сказал Сергей. – У отца бережно хранятся  его единственная  фотография, медаль «За Отвагу»  и похоронка с фронта. Когда я смотрю на них, у меня дыхание от волнения прерывается.  Отец принял эти вещи от деда,  потом передаст  мне, а я со временем – своим детям. Нить памяти не должна прерываться. Как только появится возможность, поеду туда, пройдусь по тем местам, постараюсь разыскивать могилу прадеда.
– Ты думаешь, такое время наступит? – большие черные глаза Марии затуманились печалью. – Я бы желала посетить родину мамы.
– Обязательно, Я уверен так же, как в том, что не случайно встретил тебя. И если от меня что-то будет зависеть, чтобы приблизить то время, я всегда готов.


2

Владимир Викторович медленно прошелся по пустому залу ресторана. Странно, однако, видеть его без посетителей за столами, без оживленных разговоров, без музыки,  без постоянно снующих официантов, без  той  атмосферы гостеприимства и уюта, торжественности и праздности, присущей вообще ресторанам. Такое же чувство неестественности  и даже нереальности он испытывал, когда ехал сюда на машине по улицам столицы, где отсутствовали прохожие и  было совсем мало автомобилей, и только стояли строгие постовые. Шумная, никогда не затихающая многомиллионная  Москва вдруг  словно заснула или внезапно умерла. Как будто ты попал в фантастический мир,  стал свидетелем и участником некоей утопической и трагической картины. Наверное, так выглядит  изнанка мира,  где норма – это пустота, заброшенность, тишина, вечный покой и тоска. Как такое могло случиться? Чудеса, да и только. Его пару раз останавливали, но разрешительный QR-код в его мобильнике давал ему право на проезд.

Ресторан был закрыт для посетителей, но внутренняя жизнь в нем продолжалась.  Принимались заказы, работала кухня, готовились пакеты с продовольствием, которые развозили по адресам курьеры. На дверях в фасовочный цех висел лист бумаги. Фломастером был нарисован пресловутый  коронавирус, каким его обычно изображают, – шарик с торчащими во все стороны иглами, а под ним забавное стихотворение о том, что стоит немного подождать, заграничный вирус  сдохнет сам и полетит ко всем чертям.
Владимир Викторович прочитал и усмехнулся. Потом услышал  оживленные возгласы за дверью и приоткрыл ее. Несколько мужчин и женщин в масках, стоя за длинным столом, упаковывали продукты в коробки и, чтобы не скучать,  травили байки и забавные  присловицы на темы дня:
– Говорят, что во время эпидемии нужно держать дистанцию не менее двух метров. Ширина нашей кровати 1,8 метра. Жена отказывается спать на полу. Что делать?
– А ты сам спи на полу, – посоветовала одна из женщин.
– Чтобы не заболеть, надо перед сном выпить сто грамм водочки. Вчера ложился спать шесть раз. Утром еле встал.
– То-то ты едва руками шевелишь. Теперь понятно, – снова засмеялись женщины.
– Наконец наступило время, когда запах спирта от собеседника вызывает уважение и доверие. Совет: держитесь людей с перегаром – рядом с ними стерильно.
– Да рядом с тобой стоять невозможно. Ха-ха.
– Зато безопасно.
– Японские ученые наконец придумали лекарство от коронавируса, называется «Сидисукадома».
–Ха-ха-ха.

Владимир Викторович снова усмехнулся: «Поистине народная мудрость неисчерпаема». Его порадовало, что люди в такой непростой ситуации не теряют присутствие духа и чувства юмора. Он хотел было войти, но передумал и, тихо прикрыв дверь, направился к кадровику. Ему надо было уточнить, есть ли заболевшие. По его приказу каждое утро работники, переведенные на удаленный режим, должны информировать о состоянии своего здоровья. К счастью, больных не оказалось. Из уволенных – только Сергей Колыханов, приказ о его увольнении подписал Борис Иванович.
– За что уволен?
– По сокращению штатов.
– Да? – удивился Владимир Викторович. – Вроде мы штаты не сокращали. Хорошо,  я уточню.
– А вы знаете, Владимир Викторович, – заметил кадровик, – пандемия это, конечно, плохо, но она как-то сблизила людей. Мне постоянно  пишут в мобильнике те, кого мы отправили на удаленку, что они скучают  по коллективу и просятся на работу. Поддерживают друг друга, развлекают, как могут.
– Да-да, – думая о чем-то своем, отрешенно сказал Владимир Викторович. – Давно замечено, что общая беда сплачивает.
И вдруг, словно только что вспомнив, спросил:
– Лилия Николаевна случайно не звонила?
– Лилия Николаевна? – удивился кадровик. – Нет, не звонила. Она же уволилась.
– Да-да, я помню. Я просто так спросил. На всякий случай.
– Понимаю, Владимир Викторович.
– Хорошо. Хорошо, – пробормотал он.

И  пошел в кабинет Бориса Ивановича.
– Встряхнись. Встряхнись. Это  невозможно, – Борис Иванович, всплеснув руками, остановился перед компаньоном, уныло сидевшим в кресле. – У нас впереди большие дела, а ты раскис.
– Нет-нет, я в полном порядке, – Владимир Викторович сделал попытку улыбнуться. Однако улыбка вышла  кривой. Он взял с журнального столика чашку с кофе  и сделал  пару глотков. Не торопясь, чуть подрагивающей рукой поставил чашку на место.  – Говори, я внимательно тебя слушаю.
В кабинете  огромные окна выходили на восток, так что после обеда солнце быстро нагревало комнату. Борис Иванович опустил шторы и включил кондиционер. В комнате стало уютнее и прохладнее.

– Надо закапывать ямы и убирать с дороги камни, о которые спотыкаешься, а также выравнивать рвы, которые разделяют людей, – многозначительно и витиевато начал он. – Но когда появляется высшая цель, то она  помогает объединить людей,  у них возникает потребность работать над ней сообща. К тому же благородный труд избавляет  от ненужных мыслей. Ты понимаешь меня?
– Не совсем, –  честно признался Владимир Викторович.
–  Мы уже близки к тому, чтобы получить мышленовскую звезду. Она, конечно, кое-что значит. Но нам важна не  парадная награда, а реальные дела и результаты. Мы должны смотреть выше и дальше. Задача заключается в следующем, – Борис Иванович, переходя на деловой тон, приступил к изложению своей давно вынашиваемой идеи. – Мы приобретаем  землю во Владимирской области, там она дешевле, чем в столичном регионе. Большую часть земли будем  использовать для выращивания кормов. Построим современные фермы для элитных коров, свиней и птицы. Таким образом, решим сразу несколько проблем – не будем зависеть от поставщиков, которые в последнее время просто обнаглели, задрав цены или отказываясь от сотрудничества с нами, обеспечим  наши рестораны первоклассным мясом, яйцом и молочными продуктами, а излишки будем продавать населению.
Владимир Викторович сидел, насупив брови.
– Землю я уже нашел,  огромное поле на берегу реки, там раньше было колхозное хозяйство, рядом деревня, жители которой изнемогают без работы. Так что, рабочая сила имеется. Ты слушаешь меня?
– Да-да, – как-то нехотя отозвался Владимир Викторович. – А где мы деньги найдем?
– Я и это предусмотрел. Возьмем кредиты, подключимся к региональным программам развития сельского хозяйства и трудоустройства местного населения, получим льготы. Глава района – мой хороший знакомый, так что поддержка властей нам обеспечена. Каково?

– Ты уверен, что в нынешней ситуации, стоит вкладывать деньги в новый проект? Может, подождать до лучших времен.   Сейчас обстановка очень нестабильная. Такие затраты.
– Нет, именно сейчас, – подчеркнул Борис Иванович, решительно ударив пальцем по столу. – Пока конкуренты не очухались. Всегда надо играть на опережение.  Это, кстати, не затраты, а вложение. Чувствуешь разницу?
Владимир Викторович долго о чем-то раздумывал:
– Мне кажется, мы могли бы выделить часть средств на благотворительность. Многим сейчас нужна помощь, – неуверенно предложил он. – Надо соответствовать создавшемуся положению. Откроем бесплатную столовую, начнем выпекать хлеб.
–  К чему? Какая-то благотворительность? Деньги куда-то на сторону? Да я еще сам себя не удовлетворил, –  поморщился Борис Иванович, но, глянув на товарища, добавил. –  Хорошо, но только самую малость. И развернем пиар-компанию. Да-да, неплохая может получиться  реклама. Из всего, даже  из неудобств, нужно извлекать выгоду.
 «Выгода! Выгода! – вдруг с раздражением подумал Владимир Викторович. – Одна лишь выгода у него на уме».
Но вслух ничего не сказал.

Обычно все важнейшие дела компаньоны сначала обсуждали между собой, а  потом доводили  планы до руководящих сотрудников фирмы. Те, каждый по своей службе, дополняли  и углубляли идеи и выдвигали  предложения по наиболее рациональному исполнению. Однако в последнее время Владимир Викторович заметил, что его приятель стал манкировать договоренностями, и нередко принимал решения самостоятельно без согласования с компаньоном. «Надо бы поговорить с ним об этом», – снова подумал он. Но сейчас спорить, что-то выяснить он  был не в настроении.
– Ладно, – согласился Владимир Викторович. – Мысль, по-моему, неплохая. Пусть финансовый директор посчитает, какую часть прибыли можно отложить на эти цели. Чтобы не затягивать дело, назначим совещание через пару дней. Согласен? Черт! – поморщился он, – забыл про этот проклятый карантин. Ладно, проведем его в онлайн-формате.
Борис Иванович удовлетворенно кивнул головой:
–  Вот теперь  узнаю птицу по ее  высокому полету. Имей в виду, что это только начало. Мы  обязательно выйдем на международный уровень. Представь себе сеть наших ресторанов где-нибудь в Париже или Барселоне. И потом, разве мы не заслужили лучшей жизни? Особнячок где-нибудь на Сейшелах, белоснежная яхточка, собственный самолетик. Вот она наша прекрасная американская мечта. Каково?
– Зачем все это? – поморщился Владимир Викторович. – Я вполне комфортно чувствую себя на родине. Мне и здесь всего хватает. И дел, и забот, и радостей,   и печалей. Я по крови патриот, и другого не желаю.  Понимаю, ты холост, поэтому тебя тянет без удержу куда-то  вдаль. А я человек обремененный,  узы  и заботы семейные не дают отрываться от земли. Хотя…

Он встал, мягко ступая по ковру, обошел вокруг  кресла. Его друг сел за свой  широченный стол и с удовольствием стал пить кофе. Владимир Викторович остановился напротив и, стараясь выдерживать безразличное  выражение лица, спросил:
–  Боря, ты как-то говорил, что собираешься жениться моей дочери.
Борис Иванович помолчал, замер, задумался,  ложечка в чашке слегка звякнула, он поставил ее на стол:
–   Ну, говорил.
–   Ты делал  ей предложение?
–   Как тебе сказать. Я ей намекнул.
–   И что она?
–  Я не требовал немедленного ответа, –  пожал плечами друг. –  Понимаю, что она должна свыкнуться с этой мыслью. А почему ты спросил? Она с тобой беседовала на эту тему?
– Нет.
– У нее кто-то появился?
– По-моему, нет.
– Ты помнишь некоего  Сергея Колыханова?
– Колыханов? Колыханов? – Владимир Викторович потер виски. – Вроде, знакомая фамилия. Ах да, мне сегодня докладывал о нем кадровик.
– Был  он у нас курьером. Но  стал плохо работать, и я его уволил. Кстати, – небрежно бросил Борис Иванович, – ты не в курсе, встречается ли Мария с ним? Мне показалось, что он подбивал под нее клинья. Я этого Колыханова знаю,  он может плохо повлиять на Марию.

Владимир Викторович пожал плечами.
– Молодые   сейчас много общается между собой  по интернету и не любят откровенничать с родителями,  за всем не уследишь.
– Я бы тебе посоветовал больше внимания уделять дочери. Мало ли что может произойти. Колыханов тот еще гусь. Ах, молодежь, молодежь, – покачал головой Борис Иванович. – Смотрю я на нынешнее молодое поколение, и меня охватывает тревога. В их поступках и мыслях чувствуется какая-то незрелость, невзрослость, игра. Не чтут они наших добрых традиций, наших достоинств и достижений. Мы, не жалея себя,  пробивали  дорогу для себя и для них, а они не ценят этого. Привыкли к благополучию, которое  им преподнесли на блюдечке, воротят носы и сами не знают, чего хотят. 

– Эх, Боря, – тяжело вздохнул Владимир Викторович. – У меня сейчас дома столько проблем накопилось, что хоть за голову хватайся.
Борис Иванович встал с кресла, подошел к другу, приобнял его за плечи, подвел к дивану, усадил и сам сел рядом.
–  Давай говори, – заботливо сказал он.
– У меня в семье полнейший кавардак, – тусклым голосом произнес Владимир Викторович. –  Точнее, даже не так: отныне у меня нет никакой семьи. Мне в ней отказано.
–  Ты что рассказал Светлане о Лилит?
–  Я не настолько еще глуп, – вздохнул несчастный муж. – Лилия Николаевна сама позвонила моей жене.
– Ну и дура, –  воскликнул Борис Иванович, покачав головой. –  Ладно, не переживай. То ты мучился из-за  того, что Лилит бросила тебя, а теперь мучаешься от того, что  она все-таки любила тебя. Я тебя  предупреждал, нельзя до безумного состояния влюбляться и бросаться в омут страсти. Я хотел, чтобы ты просто развлекся, а ты что наделал!

– Увы, последняя в жизни страсть часто бывает  самой сильной, –  с грустью произнес Владимир Викторович. –  Не помню, где я это вычитал.  Эх, если бы я заранее мог предвидеть все последствия. А теперь хоть вешайся. Или кидайся под поезд, как Анна Каренина. Теперь-то я понял, что ради сиюминутного удовольствия, можно потерять гораздо более ценное.
– Иногда сиюминутное удовольствие стоит целой жизни, – иронично заметил Борис Иванович. – Разве не так? Только не надо зацикливаться. –  Он решительно рубанул перед собой левой ладонью. – Не все  так трагично, друг мой? Главное – спокойствие. Ты сейчас взволнован, не можешь объективно рассуждать.  Может, тебе все только кажется?
– Не кажется, – уныло покачал головой Владимир Викторович. – Что я не знаю Светланы? У нее ведь черное – это черное, а белое – белое. Полутонов она не признает. Сейчас модно говорить о разных правах. Но я считаю, что самое главное право у человека – это   право на прощение. Особенно, когда он желает искренне раскаяться.
– Вот что я придумал, –  встрепенулся Борис Иванович. – Я сам поговорю со Светланой. Не возражаешь?

Владимир Викторович машинально  кивнул, а потом, вдруг словно что-то вспомнив, растерянно спросил:
– А как быть все-таки с Лилией Николаевной?
Борис Иванович строго поглядел на него:
– А никак. Как говорится в одном анекдоте – «потоскует, потоскует и ляжет спать одна». Что для тебя сейчас важнее – семья или Лилит?
Владимир Викторович вздохнул и торжественно сказал:
– У меня сейчас такое состояние, что ради семьи я готов пожертвовать всем. Даже бизнесом. Зачем он мне, если нет семьи?
– Э-э-э, да ты что, Володя?  Мы не имеем права киснуть,  впадать в панику и поступаться своими принципами. Брось. Это нам  совсем  ни к чему.  Не забывай, именно мы с тобой, то есть такие как мы – нынешние хозяева жизни. Мы образец для молодежи, пример для них. Прорвемся. Между посевом и жатвой должно пройти время. Так что, смотри веселее.

3

Светлана Владимировна  оставила машину дома и поехала на работу в Москву  не на обычной, а на скоростной электричке. Хотя на таких пригородных  поездах билеты стоят дороже, но  зато меньше народу. Кроме того, здесь более удобные кресла, отделенные друг от друга подлокотниками, а значит, легче соблюдать приватность и пресловутую социальную дистанцию. Хотя, как убедилась Светлана Владимировна, маски в  вагоне надели  лишь единицы. Правда, как только появились контролеры, то маски оказались на лицах почти всех пассажиров. Что ни говори, но платить солидный штраф, никому не хотелось.

Она  любила электрички за то, что в них хорошо думалось. Вот и сейчас она ничего вокруг себя не замечала,  уставившись в окно и сосредоточившись на своих мыслях. Она думала о том, что самые сложные, хрупкие и наиболее ранимые человеческие отношения – это как раз семейные, ибо интимнее, ближе и откровеннее, чем в семье, люди друг к другу не бывают. И в случае разрыва этих отношений ничего болезненнее для сердца нет. Разве не об этом говорил Лев Николаевич в своей «Анне Карениной»?

 Светлана Владимировна  всегда считала себя хозяйкой собственное судьбы. У нее имелось все, из чего складывалась полнокровная жизнь: интересная творческая работа,  муж, которого она любила, и который, как она считала, любил ее, умная дочь, хорошие и полезные  увлечения – музыка, книги, путешествия, цветы. И вдруг что-то пошло не так. Из полной обоймы жизни помимо ее воли выскочило важнейшее звено.  И надо  было или смириться с новой реальностью, или действовать так, чтобы ее повернуть в нужное русло и снова заполнить обойму.

Она отнюдь не была уверена в оптимистическом исходе нынешней семейной драмы, хотя и утверждала обратное дочери. Да и звонок Лилии Николаевны восприняла с тревогой. И  на сердце у нее скребли кошки. Она до сих пор не может забыть тот холодный взгляд мужа, когда заявила ему, что отныне они будут спать раздельно. Он даже не поинтересовался, в чем причина. А когда она ему сказала, что, якобы, не высыпается, то он с безразличным видом пожал плечами. Ему было все равно. Да, прав классик, утверждавший, что любовь погубить можно одним  только взглядом.

Она не полностью передала дочери содержание разговора с Лилией Николаевной. Там было еще кое-что важное и интересное.
– Насколько я знаю, вы – деловая женщина, – сказала она любовнице мужа. – Из серии так называемых «бизнесвумен»  (какое ужасное слово, подумала про себя она).  Вы любите моего мужа, потому что он удачливый коммерсант? Или вам просто  так кажется?
– Я его люблю, – возмутилась женщина. –  А вот мне думается,  это вы не понимаете, что это такое.
(Странно, за все время разговора она ни разу не назвала Владимира Викторовича по имени-отчеству, только  «он», «его», «ему»,  «о нем», – снова подумала Светлана Владимировна)
 –  Действительно, мне трудно это понять. А что у вас на первом месте – бизнес или любовь?
Лилия Николаевна не уловила иронии в ее словах и серьезно стала объяснять:
 – Любовь занимает первое место, если она  имеет прочную материальную основу. Иначе, поверьте моему опыту, она очень скоро заканчивается.
 – Вашему опыту?  –  переспросила Светлана Владимировна.
 – Не придирайтесь к словам, – раздраженно бросила Лилия Николаевна и отключила связь.
Но спустя несколько минут  перезвонила снова.
– А как вы его любите? –  холодно спросила она.
– Я? – переспросила слегка опешившая Светлана Владимировна.  Как можно объяснять свои чувства  незнакомой женщиной, да еще любовнице мужа?
– Что  вы молчите? Или считаете ниже своего достоинства говорить со мной.
–  Нет, почему  же? Вы хотите знать правду, так слушайте: да я люблю своего мужа вот уже двадцать лет. Просто люблю, без всяких  там «если». Так что не тешьте себя иллюзиями. Вы, – тут она сделала паузу, подыскивая нужные слова, – вы… своего рода лакмусовая бумажка, благодаря которой мой муж убедился, что любит только меня.
– Что за чушь вы городите. Ах да, я вспомнила, что вы работаете в театре. Вам  невозможно без сценических закидонов.
– В театре не работают, а служат, – с особым чувством подчеркнула Светлана Владимировна. – Потому что это – храм.  Но вам это не понять
– Мы сейчас не в театре. В  жизни все по-другому. Поэтому  именно вы не тешьте себя напрасно. И до свидания. А лучше – прощайте.

Светлана Владимировна заново перебирала свой разговор с Лилий Николаевной и ощущала неудовлетворенность. Нужно было вести себя  более наступательно, более ядовито. Дуэль есть дуэль. А она слегка растерялась. Она вспомнила, что дважды повторила – и дочери, и Лилит – одну и ту же фразу: мужу, чтобы понять, что он любит  только свою жену, надо было влюбиться в другую женщину. Откуда у нее такая уверенность, Светлана Владимировна не понимала. Может, просто хотела  так думать?.

Сейчас  она размышляла о том, есть ли ее вина в случившемся.  Такая уж у нее привычка: сначала  порыться в себе, поискать, все ли  было сделано правильно с ее стороны.   Да, она меньше уделяла времени семье,  мужу, больше отдавала себя театру, творчеству. Двадцатилетнее совместное сожительство  давно  приладило друг к другу все компоненты сложного семейного механизма, определило все нюансы взаимоотношений, которые признавались членами семьи: ею, мужем и дочерью. И до поры, до времени – устраивали всех.
Светлана Владимировна вздохнула:  легко комментировать и давать советы при разборе чужих сочиненных драм и поступков персонажей, указывать артистам, как они должны понимать своих героев  и играть ту или иную роль. А вот в личной жизни похожие драмы, увы, решаются далеко не просто.
Однако она была готова к тому, чтобы «срежиссировать  и поставить домашний спектакль»  в желаемом ей ключе. 

И  вдруг   впервые подумала о том, а  как  могут сложиться отношения с мужем после  того, как этот странный спектакль завершится. Хорошо, рассуждала она, ситуацию,  грубо говоря (здесь, на ее взгляд, употребление модного выражения было уместно),  можно сравнить с новым костюмом, который  тебе нравится, и его всегда носишь с удовольствием и гордостью.  И вдруг он порвется или запачкается. И даже если  потом костюм будет  вычищен и заштопан,  то в душе все равно останется неприятный осадок. Починенный костюм – это не новое изделие. В новом ты можешь любоваться собой, но как любоваться в заштопанном костюме?

4

Светлана Владимировна вышла из института и неторопливо направилась по  Николопесковскому переулку. Добравшись до Арбата,  она свернула  налево возле известного театра,  прошла мимо золоченой и вычурной, но  не лишенной изящества,  женской фигуры, сидящей в кресле на высоком постаменте, которая  не очень  нравилась Светлане Владимировне. По ее мнению,  фигура не соответствовала искрометному образу восточной принцессы, олицетворяющей  тайну  противоречивой жизни,  женское  коварство и кокетство  и, одновременно,  силу, глубину и чистоту любви.

Потом мысли Светланы Владимировны переключились на студента-выпускника Артура, высокого парня с яркой внешностью и живописной шевелюрой. Красавец Артур, в чем-то похожий на знаменитого француза Алена Делона, обучался на  курсе, где готовились артисты опереточного жанра. Он был способным студентом, обладающим неплохим  голосом. И совсем неожиданно влюбился в режиссера  студенческого театра,  которая была на много лет старше его. Сначала его любовь забавляло Светлану Владимировну, но потом стала досаждать.

Справедливости ради надо отметить, что  на репетициях Артур вел себя безупречно, внимательно слушал ее замечания и указания и добросовестно их исполнял. Но во время  семинаров, которые она вела перед студенческой аудиторией, он, сидя  за  столом у окна,  не спускал с нее взгляда,  мысленно  и чуть исподлобья  обрисовывая ее лицо и фигуру своими добрыми воловьими глазами. Губы его  при этом слегка шевелились.
Интересно, какие грезы бродили  его голове? Один раз на лекции по сценической речи она подняла его  с места  и  спросила:
– Артур,  по-моему, вы совсем не слушаете меня.  И о чем вы  все бормочете?
Аудитория рассмеялась, а юноша чуть покраснел, но бойко ответил:
 – Я повторяю про себя сказанное вами, Светлана Владимировна,  чтобы лучше запомнить.

В институте  во время обеда  он старался оказаться в кафе рядом с ней. Садился обычно напротив, и она чувствовала, что он, как бы незаметно,  ловит каждый  жест ее руки, поворот головы, движение глаз, интонацию голоса, когда она здоровалась с коллегой или отвечала на приветствия студентов. Иногда его глаза  как бы случайно опускались ниже  горизонтальной поверхности стола,  туда, где прятались ее неприкрытые коленки, поскольку она предпочитала носить короткие юбки. Она чувствовала, как меняется  содержание его взгляда, как краска заливает его окаменевшее лицо. Странно, но  эти затаенные взгляды не были ей неприятны, хотя, конечно, ничего для нее не значили. Как-то с легкой усмешкой она бросила  на него ответный пристальный взгляд. Смутившись, он чуть было не поперхнулся куском котлеты.
 
Она не раз замечала, что на улице он  провожал ее до метро или стоянки автомобиля. Обычно  шел в нескольких десятках  метров позади и никогда не приближался. Когда она оборачивалась в его сторону,  то делал независимый вид и с повышенным вниманием разглядывал витрину магазина.
Сейчас он шел навстречу Светлане Владимировне, и по его решительной походке  и серьезному, но взволнованному лицу, она поняла, что сегодня что-то произойдет. Так и есть. Он смело подошел и даже  улыбнулся:
– Здравствуйте, Светлана Владимировна!
– Здравствуй, Артур, – ответила женщина и добавила. – Хотя вроде мы с тобой сегодня уже виделись.
– Да-да, но мне надо поговорить с вами.
– Хорошо,  слушаю тебя.
– Вы не возражаете, если мы сядем вот здесь.

Они уселись на  скамейку, что стояла  возле  одного из многочисленных фонарей, похожих  по форме на подсвечники с тремя рожками и натыканных  по всей улице. Известное выражение московских остряков – «Арбат офонарел» – это про них.
– Слушаю тебя, Артур.
Молодой человек сделал глубокий вздох и затаил на мгновение дыхание, словно собирался нырнуть в темную пучину моря. Заговорил слегка дрожащим голосом:
– Как вы ко мне относитесь, Светлана Владимировна?
– Замечательно отношусь, – засмеялась она. – Ты способный студент, хотя, на мой взгляд, любишь иногда полениться. Но это небольшой  грешок, он свойственен многим артистам. Невозможно всегда держать в себе накал чувств, находиться на высоте образа, время от времени  надо  опускаться  на грешную землю, расслабляться и отдыхать.
– Да-да, спасибо, но я не о том хотел спросить.
Артур снова перевел дыхание.
– В последние дни у вас грустные глаза. У вас какие-то неприятности? – нерешительно спросил он.
– Ты не об этом хотел меня спросить, – возразила Светлана Владимировна, подумав при этом; «Неужели заметно? Надо взять себя в руки».

Юноша покраснел и замялся. То, что сжимало его грудь, требовало немедленного выплеска. Но он никак не мог решиться.
– Говори, говори, Артур, – помогла ему Светлана Владимировна. – Выпускай джина из тесной бутылки.
Парень  выдохнул из себя воздух, и тут его, словно, прорвало:
– Я люблю вас, Светлана Владимировна. Люблю давно,  вот уже несколько месяцев. Вы мне верите? Это мучительно. Я готов ради вас на все. Хотите, я встану на колени,  сейчас, здесь, при всех.

И, не обращая внимания на проходящих  мимо людей, Артур порывисто вскочил с места,  рывком и очень артистично бросился на колени перед женщиной. Лицо его выражало при этом отчаянную решимость, глаза сверкали, из горла вырывался поток красивых жгучих слов, в голосе слышались  высокие надрывные нотки. Светлана Владимировна несколько секунд  внимательно слушала его не очень связную речь, и вдруг лицо ее просияло. Она обхватила парня обеими руками, помогла подняться и усадила рядом с собой.
– Вот оно! Вот что я давно жду от тебя, дорогой Артур! – радостно воскликнула она. – Да-да, это здорово, здорово! Ты просто молодец.

Ошеломленный юноша в каком-то оцепенении уставился на нее.

– Настоящая любовь не может быть легкой, Артур. Пройдя через завесу сомнений,  бурю страданий и вихрь отчаяния, она достигает высшего накала. И здесь она либо возносит тебя  в небеса и дает величайшую радость и восторг жизни, либо кидает в бездонную пропасть несбывшихся надежд, неудовлетворенных желаний и невыносимой муки. Из рая в ад и наоборот – это и есть любовь. Ты почувствовал, наконец, ее.  И я рада. Очень.

Артур отчаянно заморгал глазами,  потом помотал головой:
– Не понимаю
– Выслушай меня внимательно. Помнишь, сколько раз я тебе делала замечания в той сцене объяснения в любви Ларисе. У тебя не получалось. А причина, как я теперь понимаю,  в том, что ты  просто не знал этого чувства. Сцена у тебя, несмотря на все твои старания, не вырисовывалась, выглядела ненатурально. Теперь, я вижу, ты, наконец,  знаешь, как ее играть. Ты понял, что я от тебя требовала.   А ведь я даже хотела снять тебя с роли.  Сейчас ты доказал мне, что я была не права. Разве не так?
Артур от волнения  тяжело задышал и долго-долго молчал.
– Да-да, Светлана Владимировна, – наконец растерянно пробормотал он. – Спасибо. Извините.
– Извиняться тебе не за что. Теперь я знаю, что ты можешь. Свое умение ты сумел мне  только что показать, причем очень оригинально. Что ж, в этом и заключается истинный талант – сделать неожиданный ход. Молодец, я рада. Завтра у нас репетиция, и мы повторим злополучную  любовную сцену  вместе с Ларисой. У тебя  обязательно получится. Главное, не забудь свое нынешнее состояние.
– Уж не забуду, Светлана Владимировна, –  грустно усмехнулся Артур. – Никогда не забуду.

5

Борис Иванович обычно трезво оценивал события. Надо сказать, что интуиция у него всегда была острой и начеку. Однако с некоторых пор он чувствовал, что в его жизни что-то идет не так,  хотя пока не понимал,  что именно и почему. И это его беспокоило, казалось странным, так как он считал, что знает о жизни  и людях все, что нужно.

Сейчас он ехал на встречу со Светланой Владимировной.  Хотя  для Владимира Викторовича он определял цель поездки – примирить его с женой, но сознавал, что  ему надо узнать и другое. И вторая задача была, пожалуй, более важной первой.  Он хотел  из уст матери  как можно больше узнать о Марии. Тот факт, что Владимир Викторович сейчас не живет с семьей, играл ему на руку.
По дороге Борис Иванович  определил для себя линию поведения – искреннего  сочувствующего друга, желающего добра всем: и Светлане, и Марии, и Владимиру
Светлану Владимировну он встретил в саду. Она кивнула ему головой и велела сесть за стол в саду. Сама же продолжила ухаживать за растениями, окучивала тяпкой несколько кустов гордого императорского рябчика и  красоднева лилейника, с лимонно-желтыми цветками,  которые живут не более суток. Потом нарвала  букет махровых  пионов   и поставила их  в вазе на стол перед Борисом Ивановичем.

   – Ты извини меня, Борис, но мне надо выполнить еще комплекс упражнений, – сказала,  улыбнувшись, она. – Подождешь?
Он кивнул головой. В белой футболке  и коротких шортах, гибкая и стройная, как девушка, она принялась за модную дыхательную гимнастику по методу Стрельниковой. Борис Иванович невольно залюбовался женщиной, ее ловкими уверенными движениями.
– Ты совсем не стареешь, милая Светик,  – восхищенно произнес он.
 Светлана Владимировна рассмеялась:
– А ты, Боря, так и не научился делать комплименты. Намекнул мне о возрасте.
– Неважно. Зато  я всегда любил тебя.
– Ой-ой-ой, кто бы говорил!
 – Нет, серьезно. Ты ведь не захотела тогда  выйти за меня замуж.
 – Ну да, тебе наплевать было, что я уже была замужем за твоим  другом. Скажи, тебя это не смущало, совесть твою не тревожило? Хотя, по-моему, тебя никогда совесть не мучает.
– Потому что я не совершаю поступков, за которые может мучить совесть, – гордо произнес Борис Иванович.
– Ну-ну, –  усмехнулась Светлана Владимировна.
–  Но ты ведь ничего  не рассказала мужу. Значит, я тебе был небезразличен.
–  Не хотела его огорчать. Может, зря.
Борис Иванович промолчал.

Светлана Владимировна взяла полутораметровый шест, завела его за спину и,  обхватив концы палки ладонями рук, принялась делать телом вращательные движения. Изредка с ироничной улыбкой она поглядывала на насупившегося Бориса Ивановича.  Она прекрасно знала, что для друга семьи в жизни важны только  две вещи:  бизнес и финансы. Поэтому ни десять лет назад, ни сейчас разговоры Бориса Ивановича о  так называемой любви ни для него, ни для нее не имели серьезного значения, хотя у каждого были свои мотивы. Со временем те давние  события стали поводом для некоей шутливой перепалки, которую, впрочем, оба  позволяли себе только наедине.
Выполнив упражнения, Светлана Владимировна принесла из дома самовар, две чашки и варенье в вазочке.
– Тебе черный или зеленый чай?  – спросила она.
– Черный, пожалуйста.
Себе Светлана Владимировна налила зеленого.
– Ну, рассказывай. Ты сам пришел или тебя прислал мой благоверный? Или правильнее,  благоневерный.

Борис Иванович слегка закашлялся. Если со всеми другими, он никогда не сомневался, как себя держать и какой линии  придерживаться, то со Светланой Владимировной такого не получалось. Где-то он даже побаивался ее, хотя никогда бы в  этом не признался. И сейчас мысленно выругал себя: не с того он начал разговор.
– Вот ты о своей якобы любви заговорил, – не унималась Светлана Владимировна. – Помнишь, я тебе как-то рассказывала про молодого человека, который провожал свою девушку на вокзале, а потом  мчался на аэродром и  улетал, чтобы потом встретить ее в другом городе. Ты тогда  долго смеялся над ним, называя его глупцом.
– Ну и что? – недоуменно спросил Борис Иванович
– Так это был мой муж.
– Ты это к чему? – снова удивился Борис Иванович.
– Просто вспомнилось.

Сбитый с толку, Борис Иванович раздумывал, как дальше вести беседу.
– Ну, расскажи, как поживает  Владимир Викторович? – пришла ему на помощь Светлана Владимировна.
Борис Иванович вздохнул.
– Если бы ты знала, Светик, как он переживает. Говорит, что готов на все, лишь бы жена его простила. Даже похудел.
– Ничего, это ему на пользу. А то он в последнее время стал сильно вес набирать.
– Ты простишь его? – прямо спросил Борис Иванович.
– За что?
– Ну как за что? Сама знаешь.
– Нет, не знаю, – с простодушным видом промолвила Светлана Владимировна.
– То есть, как не знаешь? – выпятил на нее глаза Борис Иванович. – Не ври.  Ну, за это самое…
– Интересно, что он тебе рассказывал.
– Ну, сказал, что слегка увлекся другой женщиной, и ты его за это выгнала из дома.
– Я его не выгоняла. Он сам ушел.
Борис Иванович  нервно повел плечами, показывая тем самым, насколько трудна для него миссия примирителя, но он  должен ее выполнить и достойно пронести свой крест. 
 – Нет, милая Светик, если бы ты его видела сейчас, то не поверила своим глазам. Совсем другой человек. Небо и земля.
– С трудом верится.
– Человек не бронзовая монументальная статуя, дорогая Светик. Он меняется, становятся лучше, мудрее,  это надо понимать. Я иногда страшусь, как бы мой друг не заболел. Из-за этого у нас хуже пошли дела.
– Так ты о делах больше печешься? – тут же выпалила Светлана Владимировна.
– Нет-нет, конечно, в первую очередь меня волнует мой друг. Я и сам стал плохо спать в последнее время. Так что мне передать ему?
– Ничего. Скажи, что стороны, выражаясь дипломатическим языком, изложили свои позиции, но к компромиссу не пришли. Еще передай, чтобы он думал своим умом, если хочет чего-то достичь. Кстати, ты сюда явился только за прощением  моему мужу?

Борис Иванович покрутил головой, словно  отыскивая кого-то в саду.
 –  А где же Мария? Что-то  совсем не видно ее.
– Она каждый день уезжает из дома. Занимается благотворительностью или, как модно, нынче  называть – волонтерством. Их там целая группа молодежи. Помогают пожилым, инвалидам, доставляют им  на дом продукты, лекарства.
– Зачем ей это надо? – пожал плечами Борис Иванович.
– Тебе, Боря, не понять, – усмехнулась Светлана Владимировна.  – Впрочем, хочешь, я сама скажу, зачем ты приехал. Ты, любя, как утверждаешь, меня, решил жениться на моей дочери. И желаешь мне об этом сообщить.
– Ох, и острый  у тебя язычок. Какой  ты раньше была, такой и осталась, – принужденно рассмеялся Борис Иванович. 
– Ситуация получается больно забавная, дорогой Боря. Мужичок «бальзаковского возраста» хочет взять в жены девочку восемнадцати лет. Это вообще как? Нормально?
– А если «мужичок», как ты изволила выразиться, любит по-настоящему, – возмутился друг семьи. – Как говорил поэт, «любви все возрасты покорны». Но, если я правильно понимаю, ты категорически против.
– Ты думал, что я буду в восторге?
– Ничего я не думал. Тем более, что решают не родители, а влюбленные.
– Вот именно. А ты у нас кто: влюбленный в маму или  в ее дочь?
Борис Иванович почувствовал, что начинает сердиться.
–  Я тебя  всегда любил как жену моего друга. А Марию  люблю по-другому.
Светлана Владимировна расхохоталась.
– Ты никогда никого не любил, Боря. Кроме себя. Давай закончим этот идиотский разговор. Нет у тебя  никаких шансов. Мария влюблена в другого человека.
Уголки губ Бориса Ивановича  жестко дрогнули, он бросил на нее  злой, настороженный взгляд.
– В кого именно?
– Я не знаю, – пожала плечами Светлана Владимировна.
– Так уж не знаешь?
Женщина слегка покраснела, но промолчала.
– Не знаешь, а говоришь. Но я-то знаю. Так что еще посмотрим, – гневно пробурчал Борис Иванович и быстрым шагом направился из сада к выходу.

6

 Поздним вечером в кабинете Бориса Ивановича  за плотно зашторенными окнами на кожаных креслах сидели двое. Сам Борис Иванович и еще один мужчина средних лет, коренастый, с коротким боксерским носом и блестящим плотным затылком. Борис Иванович  за целый вечер так ни разу не назвал его по имени, поэтому мы не знаем, как его зовут. А поскольку история, о которой мы ведем речь  –  самая правдивая на свете, то не будем обманывать читателя, обозначив  гостя каким-нибудь придуманным именем. Пусть так и остается неизвестной личностью, просто «человеком N».

Поскольку оба мужчины сидели рядом, склонившись за столом и сблизив  головы, можно предположить, что разговор, который они вели между собой,  был очень серьезным и не предназначался для посторонних ушей. Иногда их голоса опускались до шепота, но кое-что можно было все-таки расслышать.
А обсуждали они очень интересное дело, продумывали важную операцию, которая должна привести Бориса Ивановича  к заветной цели  –  девушке по имени Мария. Для этого надо было:
а). нейтрализовать Сергея Колыханова, чтобы он  отныне и помыслить не смел о Марии;
 б). раскрыть перед девушкой  чрезвычайно положительный образ Бориса Ивановича как  прекрасного, заботливого, любящего и единственного для нее мужчины.
Не то, чтобы Борис Иванович так уж опасался соперничества со стороны Колыханова. Просто тактика у него была такая – все предусматривать и предупреждать.

Если пункт «а» должен выполнить «человек N», то по пункту «в» у Бориса Ивановича пока еще четкого плана не было. Борис Иванович вытащил из ящика стола фотографию Сергея и протянул собеседнику. Тот едва взглянул на нее.
– Что будете делать? – спросил  его Борис Иванович 
– Напугать  этого юнца проще простого. – пренебрежительно  сквозь зубы процедил «человек N». –  Подкараулим его с хлопцами на темной узенькой дорожке, кое-что покажем, он в штаны  и наложит. Если не дойдет до него, применим  более активное действие.

–   Так, так, –  покачал головой Борис Иванович. – Не пойдет. Примитив нам не нужен. Дело надо делать изящно,  я бы сказал даже, артистично. Что  имею в виду?  Главное, даже не само действие, пистолет там, кулаки, дубина и прочее, а атмосфера ужаса. Противник на своей шкуре должен ощутить, что  для него вот-вот наступит нечто страшное, что оно не только возможно, но и неминуемо.  Цель – напугать до потери сознания, создать  в душе ощущение паники. Мощная демонстрация угрозы – вот что главное. Ты понимаешь меня?

«Человек N», не мигая, глядел на хозяина, пытаясь уразуметь ход и содержание его мыслей, что надо отметить, давалось ему с трудом.
– Сначала ищем у противника слабинку, – продолжал Борис Иванович, – затем подаем определенный сигнал, типа «мяу», который постоянно  станет  беспокоить его. Противник начнет искать его источник, мы же будем наводим все больше пугающего тумана,  а чтобы запутать его окончательно, уводим то в одну, то в другую сторону. Непонятная тревога все сильнее охватывает его,  наконец,  кольцо страха полностью смыкается  и сжимается. Дойти до грани, не ввязываясь в открытый бой, – вот искусство. Поверженный противник в ужасе бежит. А мы спокойно пожинаем плоды.
– Зачем такие выкрутасы? – хрипло сказал «человек N». – Пушку ко лбу и дело с концом.
Борис Иванович вздохнул и принялся снова объяснять.
– Ладно, я  тебе сейчас кое-что расскажу из собственной жизни. В детстве   я боялся темноты. Родители  по вечерам уходили в кино, а меня с младшей  сестрой оставляли одних. Она благополучно засыпала, а я лежал в кровати и дрожал. Мне казалось, что меня окружают страшные чудовища, готовые  схватить меня, растерзать, убить. Это было невыносимо. Включить свет я боялся – вдруг и в самом деле  увижу чудовищ. Наконец в изнеможении я  засыпал весь в слезах. Но и во сне кошмары не отпускали меня. Ты понял меня, наконец? Атмосфера кошмаров и ужаса – вот что нам надо. 
«Человек N» кивнул головой, но по его каменному выражению лица видно было, что предложение Бориса Ивановича он находит странным и глупым. И умный Борис Иванович сразу  понял это.
– Ладно, действуй, –  вздохнув, вымолвил он.
«Человек N» поднялся с кресла и направился к двери.

 И тут неожиданно к Борису Ивановичу пришла одна замечательная мысль. Он даже хотел  было окликнуть «человека N»  и отменить задание,  но передумал.  Пусть делает что хочет.
Действительно, идея, которая влетела в мозг Бориса Ивановича, была до невозможности проста и  выглядела довольно эффективной. И тут же у него нарисовался блестящий план.

Оставшись один, Борис Иванович, обычно не куривший, достал дорогую сигару, глубоко уселся в кресло, а ноги в изящных ботинках поставил на тумбочку напротив. Уставившись в потолок, с наслаждением выпустил над собой дым.  Он позволял себе  быть самим собой только наедине с собой. Да и то не всегда, а когда находился в особом  благодушно-довольном настроении. Вот как сейчас. Во всех остальных случаях  самое важное – это принятие правильного образа в зависимости от ситуации и  поставленной цели.

Всюду, в любом деле надо проявлять творчество, думал он. Тогда и сам процесс, и результат доставляют истинное удовольствие. Ведь как удачно получилось с Лилией Николаевной. Это он придумал комбинацию, познакомив Лилит с другом и убив при этом сразу двух зайцев: избавился от наскучившей любовницы и поверг с пьедестала  безукоризненного семьянина и верного мужа Владимира Викторовича, каким любил тот изображать себя.  Правда, вышла небольшая накладка, не ожидал Борис Иванович, что этот возрастной Ромео так сильно влюбится. Но это поправимо.

Надо сказать, что Борис Иванович  не без удовольствия следил за развитием взаимоотношений друга и Лилит, ловко выказывая себя искренним союзником. А трюк с фотографиями он проделал  так – на всякий случай. Подобные фото в серьезных делах никогда не бывают лишними.
«Кто такой этот Сергей? – продолжал размышлять он. –  Вчерашний школьник, даже не студент. Что он представляет собой? Да ничего. Ни кола, ни двора. Бывший курьер. Босяк. Без рода и племени. И что из него получится в будущем? Непонятно.  Разве будет Мария с ним счастлива? Она девушка утонченная, образованная, вся пронизана музыкой. Выросла на моих глазах. Так что я спасу ее от роковой неизвестности».
И Борис Иванович улыбнулся от мысли, что он будет для девушки благородным спасителем.
«А я известный в больших кругах человек, – продолжал  предаваться приятным размышлениям Борис Иванович. – Я богат, у меня огромные связи. Я достиг всего сам, благодаря своим способностям. Я вовремя понял, что и как надо делать».

И он, улыбаясь, вспомнил, как подростком прокрутил первую выгодную операцию.
Шестиклассник Боря в летние каникулы сделал из ольхового прута  и бечевки лук, настрогал стрелы  и  вырезал из жести наконечники. Выйдя во двор,  он повесил на заборе мишень в виде листа альбомной бумаги с изображением кругов, затем с расстояния в несколько шагов, стал тренироваться в стрельбе. Занятие так увлекло его, что он не сразу заметил мальчишку лет семи, который крутился возле него и с завистью наблюдал за его игрой. Потом мальчишка исчез и спустя короткое время появился вновь. Смело подойдя к Боре, он горстями вытащил из кармана  скомканные бумажки, похожие на фантики, и попросил продать ему лук.

Ошеломленный шестиклассник передал мальчишке лук и с кучей разноцветных бумажек направился в дом. Родителей не было, и Боря  разложил нежданно свалившееся  богатство на столе. Это были старинные  бумажные деньги – царские, временного правительства, первых лет советской власти. Откуда они оказались у мальчишки, Боря не задумывался – возможно, разорил отцовскую коллекцию. Но какое ему до этого дело? Разглядывая купюры, мальчик  ощущал себя богачом. Они были разного достоинства, но особенно Борису понравились царские пяти-и десятирублевки – красочные, узорчатые, с необычайным орнаментом, какие-то торжественные, чудесные картинки. Боря аккуратно распределил все купюры в альбоме, закрепив их клейкими уголками.
Он чрезвычайно гордился своей коллекцией, такой не было ни у кого, и ее даже показывали на выставке, которую организовали в школе. Часто Борис подолгу  рассматривал старые деньги, и фантазия уносила его в неведомые временные дали. Эти красивые бумажки были свидетелями удивительных событий – кровавых и трагических, веселых и грустных. Как много они знали! Через какие руки прошли? Что видели? Ах, если бы они могли рассказывать! Борис бережно хранил свое бесценное сокровище.

Ровно до того момента, когда подростку Борьке очень захотелось иметь кассетный магнитофон, а денег не было. Как-то в гости пришел сосед по дому, паренек уже окончивший школу и работавший, и Борис показал ему свою коллекцию. У парня загорелись глаза, и он попросил продать ему альбом. Борис, недолго думая, согласился. И, в результате, стал обладателем заветного магнитофона – предмета зависти многих его одноклассников.

Вторая операция тоже была делом удачного случая.  Он проводил каникулы в деревне у бабушки, и однажды любопытство толкнуло его забраться на пыльный чердак. Среди  нависшей паутины, сломанных стульев, каких-то железок и деревяшек, он увидел в углу потрескавшийся ящик, внутри которого обнаружил книгу без обложки и корешка, пожелтевшие журналы, газеты и две иконы.
Книга, изданная в конце XIX века, называлась  «Отрочь монастырь в г. Твери» и не особо заинтересовала Борю. А вот несколько экземпляров журнала «Нива», выпущенные в 1915 году, чрезвычайно привлекли его внимание.

И опять – история потянула его в свои объятия. Его вдруг  заинтриговали люди,  когда-то жившие и давно умершие. Он всматривался в фотографии и репродукции, вчитывался в старинный шрифт, не особо вникая в содержание, читал военную хронику, светские сплетни, криминальные истории,  рассказы, рекламные объявления – все подряд. Он представлял  этих конкретных людей,  которые   когда-то любили, страдали, веселились, так же, как он чувствовали и думали, совершали хорошие и плохие поступки, ходили по улицам, дышали тем же воздухом, что и он  сейчас. Борис ощущал какую-то тесную связь с ними, с тем давним миром, показавшимся вдруг  в чем-то  близким ему.  Это чувство не только согревало его  душу, но и влекло к познанию нового, еще не открытого им. Он видел  себя первопроходцем и исследователем.

Но однажды, будучи студентом, остался без денег. На лестнице подземного перехода возле известного книжного магазина, что на Кировской улице, собирались группки людей, любителей букинистических книг. Одни продавали их, а другие покупали. И вот, Боря с тяжелым сердцем пришел сюда с номером старого журнала «Нива», развернул его обложкой вверх и стал ждать.  Недолго. К нему подошел солидно одетый мужчина, быстро перелистал журнал и спросил:
– Сколько?
И тут Борис замешкался. Он не знал истинной цены, и мужчина, усмехнувшись, понял это.
– Пятьдесят рублей. Нормально?
Обрадованный Борис кивнул головой. На такую сумму он точно не рассчитывал. Слегка растерянный он вернулся домой, разложил оставшиеся журналы, а их было ровно десять, и впервые представил их не в качестве интересного исторического материала, а как источник неплохого заработка.
Позднее в  дело пошли все  журналы, потом книга об Отрочь монастыре, а вслед за ней и иконы.

И надо сказать, именно в ту пору в нем произошел некий переворот. Старинные вещи,  да и не только они, а многое другое, стали интересовать его  в основном  с практической стороны: сколько они могли стоить, как скоро их можно продать, что  получить. Да и время подошло подходящее: наступили знаменитые девяностые. Как тут не разгуляться  умному и ловкому человеку. Только надо было отбросить все, что мешало новому направлению, что  молодой Борис сделал, не задумываясь.

От мыслей о прошлом Борис Иванович вернулся в нынешнюю действительность.
 «Меня уважают, – думал он. –  И  какой-то мальчишка встал поперек моей дороги. Да я сотру его в порошок. Главное сейчас – столкнуть лбами эту юную девицу с ее изумительными украинскими очами и этого  настырного парня с Нижегородской области. Столкнуть так, чтобы они  навсегда возненавидели друг друга. Для начала –  надо скомпрометировать его перед Марией».

Потом думы его перенеслись на компаньона. Борис Иванович поморщился. Похоже, с Владимиром Викторовичем  надо что-то решить. Сдал он в последнее время, Эта его бесконечная возня с самим  собой, эта затянувшаяся канитель с самокопанием,  чувством постоянной вины, экзальтированным раскаянием и самонаказанием. Слюнтяйство и только. Надоело. Пожалуй, надо брать все дело в свои руки. Оно – главное, а остальное только мираж, прилагательное к нему. Всегда, несмотря на любые зигзаги жизни,  надо оставаться толковым деловым человеком. Так живут в Америке, так должно быть и у нас. Если удастся жениться на его дочери – тут все просто. Со временем он, Борис Иванович, станет полновластным и единственным владельцем бизнеса.
И он, довольный,  потер  свои ладони, одну о другую.

7

Мария и Сергей не часто встречались наяву, но современные средства коммуникации позволяли им активно общаться каждый день. Как у большинства влюбленных, у них появились свои милые привычки. Мария радовалась тому, как развивались ее отношения с Сергеем. С ним было спокойно и как-то надежно. У него было особое свойство рассуждать обо всем толково и просто. От его облика, манеры разговора, умения держать себя веяло каким-то достоинством и спокойствием, словно он знал некий секрет.  В его словах и поступках всегда был важный смысл, который чувствовала Мария, хотя и не могла объяснить почему.  Мария даже подумывала о том, не рассказать ли ему домашнюю тайну, она верила, что он поймет все правильно и, возможно, даст дельный совет. Но пока так и не решилась.

Сергей делал много нужного и полезного для других людей. В разгар пандемии ездил по квартирам старых и больных людей, привозил им всё необходимое.  Той одинокой старушке в соседнем селе помог вскопать огород, доставил семена и удобрения. И делал это спокойно и естественно, без надрыва и хвастовства. Надо помогать, и это нормально. Скоро его примеру последовала и Мария.

В этот вечер Сергей и Мария сидели на диване в небольшой  скромно обставленной комнате и вели негромкую беседу. Квартира, в которой они находились, принадлежала родной тете Сергея. Раиса Ильинична, так звали тетю, приехав в прошлом году на лето к своей сестре в Нижегородскую область, настолько была покорена  деревенской жизнью и местными красотами, что предложила интересный вариант, который устроил всех. Она решила остаться в просторном доме Колыхановых и заняться садоводством, а свою московскую квартиру отдала Сергею.

Так вот, в этой самой квартире  и сидели сейчас Сергей и Мария. А разговор их касался Бориса Ивановича.
–  Я совсем его не понимаю, – сокрушенно покачивая головой и  вздыхая, говорила Мария. – Человеку за сорок, а он ведет себя, ну,  как, я не знаю, кто. Он мне по возрасту в отцы годится. Я собственно и относилась е нему, ну, не совсем как к отцу, но как к близкому человеку, старшему товарищу. А тут на тебе – влюбился.
Теплая ладошка  ее левой руки лежала в широкой ладони Сергея, и он, слушая девушку, изредка сжимал ее пальцами.
– Он пристает к  тебе, преследует тебя?
– Нет, я его не видела с самого дня рождения. Правда, почти каждый день присылает  эсэмэски. Нет-нет, –  ощутив дрогнувшую ладонь его руки и заметив настороженный взгляд Сергея, быстро добавила Мария, – ничего особенного, говорит красивые слова, делает приятные комплименты, даже пишет стихи. Ведет себя очень галантно, по-джентльменски. Мне порой  становится жаль его. И чего он в меня влюбился? Нашел бы даму себе под стать и женился бы на ней. Меня еще удивляет – он не спрашивает моего чувства, моего отношения к нему. Мое «я» его совершенно не интересует, какие у меня планы, надежды, ожидания – ничего!  Он ведет себя так, словно все уже решено. То есть, он так решил, значит, так оно и есть. Он идет напролом, фразы, которыми он меня закидывает, конечно, красивые, но в них не чувствуются  души. Или, как выражается моя мама по поводу плохого актера, –  «в его игре нет  жизни».
– Люди, подобные ему, не способны на любовь, – сурово заметил Сергей и поморщился. – Он наверняка что-то  задумал.

Сергей не стал рассказывать Марии случай, которые произошел с ним не далее, как вчера. Поздно вечером он возвращался домой после посещения в другом конце города больной  одинокой женщины, которой доставил лекарство. В сквере недалеко от подъезда ему   повстречались двое мужчин, у которых  лица наполовину были прикрыты медицинскими масками.  Но отнюдь не из-за опасения заразиться спрятали они свои лица. Похоже, у них были  для этого особые причины. Разговор, который они завели с Сергеем, был достаточно банальный
– Закурить не найдется?
Ответ Сергея тоже не отличался оригинальностью:
– Не курю.
Далее подозрительные мужчины от слов быстро перешли к действиям. Размахивая кулаками, они закричали:
– Ну, раз не куришь, то получай.

Только недооценили они противника, не знали, что он уже несколько лет успешно осваивает надежное оборонительное средство под названием «самбо». Не успели воинственные парни опомниться, как очутились на земле. А поскольку оба  не ожидали столь стремительного отпора и понятия не имели о страховке при падении, то удары их тел о твердую   дорожку, получились громкими и чувствительными. Сергей наклонился над ними и  даже помог подняться. Когда они со стонами встали на ноги, спросил их:
– Что вам надо? Кто вы такие?
Но незадачливые бойцы, ни слова не говоря, быстро ретировались и исчезли в сумраке аллеи.

Сначала Сергей подумал, что имел дело с обычными хулиганами, но сейчас, в  ходе разговора с Марией, в нем зародилось смутное подозрение. И у него созрело решение встретиться  с Борисом Ивановичем. Едва он так подумал, как услышал от Марии:
– Сергей, я  обязательно в ближайшее время поеду к Борису Ивановичу. Мне надо с ним поговорить. Тем более он сам просит о свидании.
– Одну я тебя не отпущу. Мы поедем к нему вместе.
– Хорошо, – согласилась девушка.

Мария поерзала на диване,  как будто что-то сильно волновало ее, и она хотела об этом спросить Сергея, но не решалась. Наконец, после некоторого колебания, протянув руку, она взяла со стола мобильник, включила его, нашла нужную страничку  и  показала Сергею.
– Я никак не могу понять. Зачем ты прислал мне эти буквы? Что они означают?
Сергей повертел в руках мобильник, долго смотрел на латинские буквы, выведенные четким шрифтом N.B.D.C.S.U.
– Всего лишь  шесть знаков, но как много они значат, – загадочно произнес он.
– Расскажи, расскажи, – оживленно потребовала Мария. – Здесь какая-то тайна?
– Да, – подтвердил Сергей. – Действительно тайна. В ней отражена история любви русского ученого и путешественника  Николая Миклухо-Маклая и его возлюбленной англичанки Маргарет Робертсон. Эти шесть букв она вывела на фотографии, которую подарила Миклухо-Маклаю в 1882 году. Позднее она стала его женой, родила двух сыновей. Сам Миклухо-Маклай прожил недолго, он скончался в 41 год. На могильной плите Маргарет велела выбить аббревиатуру N.B.D.C.S.U. Исследователи долго не могли расшифровать ее, и только супруга  одного из внуков Миклухо-Маклая догадалась, что  она означают – это были первые буквы весьма знаменательной фразы, можно сказать, клятвы. По-английски она звучит так:  Nothing but death can separate us, что в переводе на русский означает: «Ничто, кроме смерти, не может разлучить нас».
– Как это… –  Мария хотела сказать модное среди молодежи слово – «круто», но тут же спохватилась, подумав, что оно слишком мелко для того, чтобы выразить глубину чувства, которое вызвал в ней рассказ Сергея.
– Как это грандиозно,  безгранично,  –  взволнованно прошептала Мария.

Вдруг  она пристально посмотрела на смущенного молодого человека и щеки ее зарделись:
– Кажется, я догадываюсь, зачем ты мне  прислал эти удивительные буквы. Да?
Сергей кивнул головой. 

8

Борис Иванович сегодня, оставшись дома, не находил себе место. Утром он хотел было поехать на работу, чтобы отдать кое-какие распоряжения, но передумал. Разложил на столе деловые бумаги, но  никак не мог вникнуть в их содержание. Ночью он плохо спал,  проснулся с головной болью и в раздражительном настроении.

Виной  такому его состоянию была юная красавица по имени Мария.  Прошло уже несколько недель с того момента, когда он сделал ей  предложение, и все это время он ее не видел. Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что он будет тосковать оттого, что  он влюбился в  девушку, а она не отвечает на его чувства, он бы про себя рассмеялся, а оппонента не удостоил бы взглядом.

Впрочем, чувство, которое он испытывал, возможно, даже не обычная тоска  по любимой женщине, а нечто  другое. Может быть, уязвленное самолюбие человека,  которому никак не получалось достичь  вожделенной цели, и от этого она вдруг выросла до неимоверных размеров и затмила собой все вокруг?

Тем не менее, возникшая ситуация была абсолютно неприемлема для  Бориса Ивановича, и потому страшно беспокоила его.  И мешала, потому что противоречила его характеру,  стройной логике его обычных понятий и представлений, в которых все было ясно, и отсутствовали всякие сомнения. Это было новое для него душевное состояние, и он пока не мог определить четкого отношения к нему. Но больше всего ему хотелось избавиться от него.

«Мужчина должен обладать двумя важными качествами: быть сильным и умным, – рассуждал Борис Иванович, вышагивая от одной стены до другой и обратно. –  Эти качества между собой находятся в определенной пропорции. И если выбирать между силой и умом, то я, конечно, предпочитаю ум. Ибо сила без ума может наделать много глупостей и бед. Да,  есть ситуации, когда, несмотря ни на что, необходимо быть сильным и безучастным, как  гордый утес. Тут, конечно, нужна мощная воля,  чтобы избавляться от ненужных мыслей и надоедавших чувств».
Однако, то ли силы воли у Бориса Ивановича не хватало, то ли  еще какие-то непонятные причины воздействовали на него, только желанного спокойствия не получалось, и ненужные мысли и надоедавшие чувства с новой силой охватывали его. Причем чувства носили противоречивый характер, иногда они грели его душу надеждой и приятными мечтаниями, но чаще раздражали и озлобляли его.

 Действительно, какая-то  молоденькая девица неожиданно, словно весенняя птичка, впорхнула в  его душу,  создала там переполох и внесла сумятицу. Хотя, конечно, девица ему давно знакомая, и роль, которой он отводил ей в своей жизни, была понятна. Вот только поведение её не соответствовало отведенной ей роли.
Однако, как получилось, что девочка, которую он знал, прямо скажем, с пеленок, которая росла на его глазах, к которой он относился почти, как к своей дочери, присутствовал на семейных праздниках, делал ей подарки, в какой-то момент превратилась в новое  для него качество? Нет, сначала он полагал, что женитьба  на Марии – это часть обычной деловой сделки, которая будет способствовать укреплению и расширению бизнеса. А Мария – прекрасный приз в выгодном деле. Так что девушка ему была нужна не только сама по себе, хотя, конечно, она лакомый кусочек, но и как средство для достижения другой важной цели.

В последнее время Борис Иванович  вынужден  был признать, что в его чувствах, в его отношении к ней стала происходить некая метаморфоза. И Мария, и то главное дело, ради  которой он затевал суматоху с женитьбой, в какой-то момент стали для него равноценными. А, в конечном счете, победила именно Мария, и он уже думал только о ней.
Тут вдруг выяснилось, что он способен мечтать, он реалист и прагматик до мозга костей грезил,  как по случаю свадьбы устроит в лучшем ресторане грандиозное торжество на зависть всем, потом совершит с молодой прекрасной супругой свадебное путешествие, посетит многие страны, объездит весь мир. Именно такой сон приснился ему однажды ночью и даже, как ни странно, он заплакал во сне от восторга, а проснулся в плохом настроении из-за огромной разницы между сладким сновидением  и  реальностью.

Одновременно возникла новая проблема. Его  все чаще стало беспокоить, что мысли о Марии  занимают слишком много времени, то есть, она, ее образ, любовь к ней, общая неопределенность ситуации, как ни странно, стали помехой бизнесу. А это ох как плохо! Он не мог больше ни о чем другом думать. Мария ловко связала его по рукам и ногам, опустошила голову, занозила сердце. Вот еще одна причина, из-за которой он должен срочно  жениться, успокаивал себя Борис Иванович. Тогда он сможет избавиться от тоски, все чаще посещавшей его, неприятных ощущений, связанных с ней и,  успокоенный и окрыленный, с новой силой отдастся бизнесу.

Первое время Борис Иванович был уверен в успехе, направлял Марии красивые послания, а то, что она не отвечала ему, не особо тревожило его. Ему даже нравилось  такое одностороннее общение, оно будоражило его воображение и подавало надежду. Он утешал себя знаменитой фразой мудреца: препятствия в любви лишь усиливают ее. Но потом решил, что так думать глупо, ибо препятствия  не только мешают любви, они отягощают и охлаждают ее.

 Он попросил Марию о свидании, и оно должно состояться сегодня. Да-да, ровно в 15-00 решится его судьба. Сегодня он расскажет ей нечто сногсшибательное о Колыханове, и  это известие навсегда отобьет  у нее желание даже вспоминать его. Он уже заготовил кое-какие доказательства для подтверждения своих слов. Неважно, что так называемые доказательства противоречили истине, здесь как раз тот случай, когда цель оправдывает средства.

Потом он стал размышлять, почему до сих пор не получил от «человека N» известий, как идет выполнение его поручения по устранению соперника. Он взял со стола мобильник, чтобы связаться с ним и потребовать немедленного отчета.
И надо же, едва он подумал о «человеке N», как дверь в кабинет отворилась, и появился он сам,  собственной персоной. Да не один, а с ним еще двое мужчин, впрочем, уже знакомых нам по неудачному нападению на Сергея Колыханова.
Борис Иванович сначала растерялся и даже не сообразил сразу, как они смогли войти в квартиру, если входная дверь была надежно заперта. Сидя в кресле за столом, он вертел в руках телефон, молча наблюдая, как троица решительно подошла к столу. Впереди «человек N», а два напарника по его бокам, как телохранители. Неожиданность их появления не то, чтобы испугала его, но  заставила насторожиться.

  – Я уже собрался звонить вам, чтобы узнать, как  дела, – сказал он делано равнодушным голосом.
. – Сейчас все узнаешь, – хрипло сказал, усмехнувшись, «человек N»  и дал знак своим помощникам.

9

Сергей и Мария были весьма удивлены, увидев, что дверь в квартиру Бориса Ивановича, приоткрыта. Они вошли в огромную прихожую, потом в распахнутую дверь кабинета, и увиденная там картина заставила их содрогнуться. На диване, связанный по рукам и ногам  неподвижно лежал Борис Иванович, рот и нос которого  были залеплены скотчем.
– Боже, он мертв! – вскрикнула в ужасе Мария.

Сергей подскочил к дивану, взял вялую руку лежавшего мужчины,  едва нащупал слабый пульс.
– Он жив. Но  без сознания. Принеси стакан воды
Оторвав с лица Бориса Ивановича скотч, быстро развязав его руки и ноги, Сергей стал делать  ему искусственное дыхание…

Медленно, с трудом разомкнув веки, Борис Иванович сквозь пелену густого  тумана увидел первым делом  склоненную над ним женскую головку. Она постепенно вырисовывалась из тумана, становилась все четче и,  наконец, обрела ясные черты. Брызги холодной воды, которой девушка смачивала его лицо, окончательно привели мужчину в чувство, он попытался  было приподняться, но снова упал на спину и, застонав, прошептал:
– Мария.
– Лежите спокойно, Борис Иванович. Что случилось?
– Бандиты. На меня напали бандиты.
– Что они хотели?
– Денег.

Картина, как живая, вновь нарисовалась в мозгу Бориса Ивановича. Вот двое мужчин подошли к нему, и не успел он опомниться, как его   приподняли с кресла, резко наклонили и лицом вниз прижали к столу. Тут же его руки за спиной оказались крепко связанными. Мужчины схватили его тело, поднесли к дивану и бросили словно тюк. Растерявшийся Борис Иванович даже не сопротивлялся. Один мужчина прижал  его шею локтем, так что он едва мог дышать, в то время как другой  тонким крепким шнуром скрутил ему ноги.

«Человек N», стоя рядом, спокойно наблюдал за процедурой экзекуции. Глядя на бедного Бориса Ивановича сверху вниз, он хрипло произнес:
– Или ты даешь нам десять миллионов, или считай последние минуты жизни.
Борис Иванович крепко сжал губы.
– Молчишь. Лепи.
Один из головорезов широким скотчем закрыл ему нос и рот. Борис Иванович начал, дергаясь всем телом, задыхаться. Бандит чуть оторвал скотч ото рта, давая бедняге глоток воздуха, и тут же залепил снова.
– Выбирай. Деньги или жизнь.
Борис Иванович  почувствовал, что теряет сознание.
– Быстрее соображай. На том свете они тебе не понадобятся.
Бандиты еще пару раз проделали манипуляции со скотчем, и Борис Иванович понял, еще секунда-другая, сердце его не выдержит, и он умрет. Он отчаянно закивал головой.
 – Сними скотч, – приказал «человек N».
Но тут случилось непредвиденное. Один из бандитов, тот, что стоял у окна, наблюдая за обстановкой, вдруг крикнул:
–  Атас, менты.
«Человек N» тут же подбежал к окну. Две полицейские машины остановились возле подъезда, и из них выскочили шестеро в форме. Самый главный бандит грязно выругался и приказал:
– Быстро сматываемся. А с тобой, – обратился он к Борису Ивановичу, – мы попозже поговорим.
И они исчезли.

– Ты моя спасительница, Мария, –  благодарно шептал Борис Иванович, вкратце поведав девушке о происшедшем. Она стояла перед ним со стаканом воды. – Я этого никогда не забуду.
– Вы раньше встречались с бандитами? – услышал он мужской голос и, повернув голову, только сейчас заметил стоящего сбоку у стены Сергея Колыханова, который внимательно наблюдал за ним.
– Нет, – тихо произнес Борис Иванович, не желая раскрывать всей правды, в которой теперь не было никакого смысла. – Кто-то навел их на меня.
Вдруг что-то вспомнив, он спросил:
– Полицейские? Где они?
– Мы их видели. Они пошли в соседнее кафе обедать и нечаянно спугнули бандитов. Вам действительно здорово повезло.
Борис Иванович растирал руки, на которых оставались следы от недавней веревки.
– Как вы себя чувствуйте? – спросила Мария. – Мы так испугались, увидев вас  без сознания.
Борис Иванович слабо улыбнулся:
– Сейчас уже лучше.

– Дядя Боря, дорогой, – от волнения Мария расплескала воду из стакана, поставив на его стол, прижала руки к груди. – Я всегда относилась к вам с огромным уважением и любовью. С самого детства. Ничего, кроме добра, я от вас не видела. Я приехала к вам… Мы приехали к вам, – поправилась она, –  чтобы сказать,  может быть не вовремя, вы в таком  сейчас состоянии, но…, – и Мария быстро выпалила, – я не могу быть вашей женой. Я люблю другого. Простите меня.
Борис Иванович едва заметно вздрогнул, желваки заходили по его скулам. Он перевел взгляд с Марии и Сергея, потом обратно.
– Я это понял, – сказал он после некоторого молчания, еле заметно усмехнувшись одними губами. – Что ж, поздравляю вас. Вы будете достойной парой. Надеюсь, пригласите меня на свадьбу.
– Не  сомневайтесь, – облегченно выдохнула Мария.

– Борис Иванович, мы хотим вернуть вам  дорогую машину, которую вы подарили Марии на день рождения. Она стоит внизу.
– Подарки не возвращают, –  вяло запротестовал Борис Иванович. – Машина еще вам пригодится, – тут он вздохнул, – совершить свадебное путешествие.

10

После успешного прохождения отборочного тура и вступительного экзамена в театральном институте Сергею на собеседовании по литературе достался вопрос трактовки образа Анны Карениной из одноименного романа Льва Толстого. Он удивил комиссию, начав с того, что резко раскритиковал Анну.

–У нее была устроенная семейная жизнь, муж любил ее, да и она по-своему была к нему привязана, у них не было никаких секретов друг от друга. Восемь лет совместной жизни и общий ребенок что-то да значат. Но тут появляется красавчик Вронский, достаточно легкомысленный и не совсем порядочный, на мой взгляд, человек. Сначала он уделял внимание Кити, а потом бросил ее, увлекшись Анной, хотя знал, что она замужем. Он, кстати, младше Анны, умеет произвести впечатление и понравиться женщинам. И она теряет голову, бросаясь в омут новой любви. Все то, что у нее было с мужем, перечеркивается и выбрасывается. Ее муж ведет себя корректно и порядочно, пытается бороться за сохранение семьи теми средствами, которые ему доступны. Она же на фоне новой любви и отуманенная ею начинает ненавидеть его. Поэтому по-настоящему жалко в этом романе именно Каренина. А Вронский как был вертопрахом, так им и остался. Да, он по-своему любил Анну, но она в пылу чувства не сумела разглядеть в нем многие отрицательные черты. И естественно, за это поплатилась.
– Я  с вами не согласна. Вы осуждаете Анну, за то, что она полюбила? – сказала внимательно слушавшая его Светлана Владимировна.
– Да, осуждаю.
– Говорите, что она любила мужа до встречи с Вронским?
– Да.
– Однако, что такое настоящая любовь она поняла, встретив Вронского. Именно любовь к нему со всей полнотой показала Анне, что мужа она никогда не любила. И  так называемое «семейное счастье по рассудку»  тут же рассыпалось в прах. По-вашему,  приятно жить с бездушной машиной, каким был Каренин? Нет, Анне нужен был простор, воздух, чувства, жизнь, а не тоскливое сосуществование с нелюбимым мужем.  Каренина отнюдь не легкомысленна, она мучается из-за этой любви, мечется между  долгом и чувством. Однако для нее любовь – это неделимая ценность, да-да, та самая абсолютная  ценность, ради которой человек идет на все и полностью отдает себя другому человеку.  Любовь, которой нельзя управлять, ибо она сама управляет. Толстой показал великую самопожертвованность  настоящей  любви, которая не поддается доводам рассудка, ибо  истинное чувство  всегда выше всяких умозаключений. Не  вина Карениной, а беда, что любовь эта расцвела на фоне стесняющих и запрещающих условий,  существовавших тогда в обществе. Ее любовь постоянно натыкалась на препятствия, на непонимание и осуждение,  не только внешнее, но и ее совести, ее любовь билась в тисках, как птица в клетке, она хотела свободы, но  не получала ее,  и удары были такой силы, что птица в конце концов погибла.

– Красиво сказано. Но вы меня не убедили. Если ставить на весы  уже сформировавшуюся семью и новую любовь, я считаю, что должна перевешивать семья. Потому что к созданию семьи с самого начала надо относиться ответственно и серьезно. Чтобы потом не рыскать в поисках так называемой новой любви. Именно поэтому я критически отношусь к любимому многими фильму «Ирония судьбы…». Там  играют обаятельные актеры, но их герои достаточно легкомысленные люди.  Безудержная страсть никогда не приводит к счастью. Ибо у нее нет  настоящей цели и стержня. Каренина пошла  за любовью в смутной надежде получить хоть какой-то праздник  жизни, а получила  страшную трагедию. Ибо  любовь – это не столько чувство, сколько действие, долг, обязанность и ответственность. К тому же любовь не должна быть самоцелью, иначе она может превратиться в фарс,  игру, погоню за удовольствиями или в страшную трагедию. И наконец, Каренина, как мне кажется, просто истерическая женщина.

– Что вы сказали? – в один удивленный  голос спросили сразу два члена комиссии.
– Ну, тип личности у нее такой – истерический. С этой точки зрения, Каренина представляет интерес для психологов или психиатров. Такие люди легко возбуждаются, совершают противоречивые, зачастую необдуманные, порой непредсказуемые поступки. Хочу сказать о ее театральности, ведь даже бросаясь под поезд, она «играла на зрителя»,  в данном случае, в лице Вронского, думая о том, что своим демонстративным поступком отомстит и сделает ему больно. Кстати прекрасный знаток творчества Толстого профессор Эдуард Бабаев так о ней говорил: «диалектика  перехода чувства самоотверженной любви к другому в себялюбивую и эгоистическую страсть, сжимающую весь мир в одну сверкающую и доводящую до безумия точку, – вот феноменология души Анны Карениной».  То есть, рай любви превратился в свою противоположность. А если анализировать по Фрейду,Анна - это сексуально неудовлетворенная женщина, муж которой старше на много лет и не мог физически удовлетворить ее. К тому же темпераменты у них разные. Это, кстати проявлялось в ее подсознании, в ее снах.  Но сказанное, конечно,  не снимает с нее моральную ответственность за свои поступки.

Сергей замолчал, от волнения красные пятна заходили по его щекам. Когда он цитировал Бабаева, члены приемной комиссии переглянулись друг с другом.
– Занятное, однако, у вас рассуждение, молодой человек, – вступил в разговор худощавый, с тусклыми глазами далеко не молодой уже мужчина, который критически поглядывал на Сергея, порой ухмылялся и покачивал головой. – Правда, несколько поверхностное. И к чему вы Фрейда приплели? По-моему, даже Толстой до этого не додумался, хотя вопросы подсознания его интересовали. Скажите, Лев Николаевич, на ваш взгляд,  осуждает или оправдывает Анну Каренину?
Сергей задумался:
– Мне кажется, что он ее не оправдывает. Он показывает, что тот путь, который избрала Анна Каренина, чтобы достичь своего счастья, ошибочен, и  доказывает это  всем ходом повествования и трагическим исходом. Но и не осуждает бедную женщину. Он…, он ей сочувствует.

– Хм, – заинтересованно произнесла Светлана Владимировна и улыбнулась. – Надо же, вы такой молодой и… как бы  умудренный, словно сто лет прожили.  Разве вы не признаете такой вероятности, что человек может разлюбить? Мало ли что в жизни бывает. И вы откажете ему в праве на  развод и новую любовь?
– Нет, почему? Такое право за ним остается. Но я хотел бы для себя, чтобы это было только правом, а не реальностью?
– Ладно. А какое  художественное произведение в плане идеальной любви и семьи вы считаете показательным?
Сергей снова  надолго задумался:
– Я в затруднении.  Потому что произведений на эту тему, к сожалению, не встречал. Может, мне просто не попадались. Писателей и драматургов не привлекает тема образцовой семьи. А почему? Неинтересно. Помните, «все счастливые семьи счастливы одинаково».

– Но, может, дело  в том, что абсолютно счастливых семей в жизни не бывает, – добавил критически настроенный член комиссии. – У любой семьи есть свои проблемы, а в головах  супругов  – свои  тараканы. И это убедительно доказывает Толстой, показывая вроде бы счастливую семью Левина  и Кити.
– Я с этим не согласен, – твердо возразил Сергей. –   Удивляюсь, такая тема  режиссерам не должна казаться скучной, потому что самое сложное – творить, создавать идеальную семью. Чтобы семья была счастливой, надо в нее вложить душу, ум и массу усилий. Разве это недостойно внимания художника. Я уверен, что моя семья, когда придет время ее создавать,  будет идеальной.
– Самоуверенный вы, однако, юноша. Так думают, наверное, сто процентов молодых людей и девиц, вступающих в брак. А потом наступает разочарование. Так что вы в своем заблуждении не одиноки, – заметил все тот же неугомонный критик из состава из членов комиссии.
– И все же я лично докажу, – упрямо заявил Сергей. – А потом напишу об этом пьесу. Хотя вот вам пример идеальной любви, не из литературы, а из жизни – любовь знаменитого русского путешественника Николая Миклухо-Маклая и его жены-англичанки Маргарет.

– Ладно. Раз уж мы коснулись этого вопроса, то, вероятно, у вас  есть кандидатура на роль идеальной жены.
– Да, –  здесь Сергей посмотрел прямо в глаза Светланы Владимировны. –  Это ваша дочь.
Светлана Владимировна не удивилась его ответу,  словно другого и не ожидала. Только спросила:
– Как вы собираетесь создавать идеальную семью? Интересна ведь не только не сама по себе такая семья,  но и путь к ее достижению. А он, уверяю вас, не прост
– Пока всех деталей не знаю, – пожал плечами Сергей. – По ходу будет видно. Но понимаю главный ее принцип: в семье  нельзя  тащить одеяло на себя. Надо, чтобы одеяло было общим, тогда всем: жене, мужу, детям под ним будет  и тепло, и уютно. Конечно, и от этого никуда не денешься, ежедневно надо наполнять холодильник, готовить завтраки, обеды, ужины, одевать детей, водить их в детский сад и школу, ходить на работу, приносить зарплату, своевременно решать бытовые проблемы и отвечать за свои слова. Все просто, как видите.

– Так, так, молодой человек, – вступил в разговор секретарь приемной комиссии, мужчина средних лет, с модной бородкой и усами, который все время с интересом прислушивался к разговору. – Вы перечислили самые обыденные вещи, которые существуют в любой семье. Но где же здесь любовь? Или воздушная лодка любви разбилась о твердый гранит жизни?
И он с ироничной улыбкой оглядел своих коллег.
– В этих обыденных, как вы их называете вещах, и выражается  настоящая любовь, – Сергей немного подумал и добавил. – Или   она никак не выражается. В отличие от многих молодых, я  не туманю голову романтическим флером, а прекрасно знаю, что хочу в супружеских отношениях. В настоящей любви запрятаны, и об этом никогда не надо забывать, две простые истины – верность и  ответственность за свои слова и поступки. Эти прописные истины мы открываем для себя всю жизнь.  Разве не так, Светлана Владимировна?

– В теории – да, – покачала головой Светлана Владимировна. – Увы, брачные клятвы, даваемые  навеки в юном возрасте,  часто не выдерживают проверки временем из-за того, что молодые  еще не совсем понимают себя, не знают прозы семейной жизни, а также потому, что  лет так через пятнадцать-двадцать они становятся другими людьми.
– Кому проза семейной  жизни, а кому  что-то иное, например, радость семейного бытия. Кризис в семье возникает тогда, когда нарушен главный ее баланс – «брать-давать». А если он соблюдается – это обоюдное счастье.

–  «Суха теория, мой друг, но древо жизни пышно расцветает», – продекламировал секретарь приемной комиссии. – Я буду очень рад, молодой человек, если ваши нынешние  идеальные представления о семейном счастье не  будут позднее поколеблены суровой практикой.

–  Не «расцветает», а «зеленеет», – поправил секретаря председатель комиссии, тряхнув большой, напоминающей львиную гриву головой. – Уважаемые коллеги, по-моему, мы  немного отвлеклись от темы нашего собеседования, – заметил он. – Хотя, на мой взгляд, дискуссия о любви и браке получилась интересной и  завлекательной. И как всегда, неоднозначной. В этом вопросе существует  миллионы разных мнений.  Однако, благодаря развернувшемуся разговору, мы лучше узнали нашего абитуриента. Молодости, конечно, свойственна  некоторая категоричность. Однако,думаю, члены комиссии согласятся со мной, если мы дадим возможность этому молодому человеку реализовать свои идеи и таланты на сцене. После того, конечно, как он поучится у  нас и приобретет  профессиональный и, конечно, жизненный опыт.  Возражений нет?  Поздравляю вас, молодой человек, с вступлением в нашу дружную актерскую семью.