Парадокс 39. Пан-поэтический персонализм

Андрей Козлов Кослоп
Однажды поэт Фомин, написавший книгу стихов «Январь» встретился с автором стихотворения «Ручей». Оба были филологи, но Фомин был профи, преподавал на филологическом факультете университета.  Автор «Ручья» задал автору «Января» вопрос:
- А в чем функция поэзии? Наука увеличивает знания, техника создает машины и прочие технологические инструменты. Право создают правовую систему. Игра играет. Традиция хранит. Язык обеспечивает мышление и общение. А зачем поэзия, искусство?
- Ну, просто для развлечения, наверно, -  с некоторой улыбкой ответил Фомин.
 - Поэзия-искусство, - продолжал его собеседник.- Согласно «Психологии искусства» Льва Выготского, заводит читателя-зрителя в психологический тупик, Аристотель это называл катарсисом. Когда читатель растерян, а он явно растерян, ведь он в курсе, что перед ним фантазия-вымысел, но переживает, слёзы льёт. Подобная растерянность подталкивает читателя искать свои, ни с чем не сходные ответы, так как сходные, объяснимые моменты ничего не объясняют. Он крайне удивлен. Он начинает поиск. То есть, он становится субъектом, личностью. В этом существо поэзии, её функция. Кроме того, читатель вовлеченный в мир произведения, верит происходящему, хотя оно явный вымысел. Даже если в тексте есть историзм-реализм, он – обманка,  всё равно всё - вымысел. То есть, поэзия также порождает и веру, а совсем не религия. Религия её лишь одобряет, и то в рамках своей лишь церкви.
Один продвинутый лингвист на вопрос, как преуспеть в изучении иностранных языков, ответил:
«Нужно учить наизусть стихи, и постоянно их повторять. Такой процесс включает правое полушарие,  а правое полушарие способно к полиглотству». 
То есть, мы выскажем догадку, что поэзия - это дискурс-сборка, тот самый неформат, о котором шумят креаклы.
Ещё одна догадка в  том, что таинственный китайско-японский  чань-дзэн, и индийские расики-вайшнавы, это также сфера поэзии-искусства. Просто они возникли во времена торжества религии, когда светские искусство или поэзия проявляли свою видовую функцию слабо.
Европейские авторы, осознавшие гиперважность института личности, Ральф Эмерсон, Макс Штирнер, Альберт Швейцер, Эммануэль Мунье, Фритьоф Капра философствовали на счет природы личности, насчёт персонализма. Эмерсон изрекал: «Имитация есть суицид», Макс Штирнер, перефразируя гуманистический афоризм, резюмировал: «Я есть мерило всех вещей». Швейцер сетовал, что институты всё заполнили, а личность  подавлена. Мунье предлагал марксистские классовую борьбу, прибавочную стоимость и обобществление заменить на персонализм. Капра обнаружил, что научное мышление непременно «субъектно».  Но хотя на Западе изящная словесность получила широкое развитие, но они (наши персоналисты) тоже не обратили внимания на функцию искусства-худлита. В России же на неё обратил внимание психолог Выготский уже в первой своей книге. Хотя за пределы психологии Выготский не вышел и сверхидеи на этот счёт не выдвинул.
*

  http://proza.ru/2023/01/27/1247