- Да, сударь мой, скупает он, как есть, мертвых душ, - жаловалась старушонка, скидывая в передней заштопанный салоп, подбитый облезлым заячьим мехом, - я бедная слабая женщина. Вдова. Меня ж обидеть каждый норовит. Продала ему, батюшка. По десяти копеек за душу. А сама места себе не найду: аль продешевила?
Прокурор поморщился в усы, пропуская вновь прибывшую барыню вперед, в залу.
- Пройдите, голубушка. Тут у нас все общество собралось. Пострадавшие, так сказать, от самоуправства господина Чичикова. Губарнаторша с дочерью, почтмейстер и иные прочие. Как вас величать-то?
- Коробочка я, милостивый государь. Настасья Петровна.
В углу, возле рояля, упавши навзничь на обитую пестрым ситцем козетку, плакала молоденькая девушка. Светлые кудряшки на хорошенькой точеной головке вздрагивали в такт ее рыданиям.
- Маменька, за что? За что ославил меня? – сквозь всхлипывания бормотала девица, утирая горькие слезы тончайшим батистовым платочком, - нам свидеться пришлось всего пару раз. А он, он, такую напраслину возвел… Мне бы и в голову не пришло ослушаться родителей! Бежать с первым встречным, боже упаси!
Обильная телом губернаторша сидела тут же каменным истуканом и таращила глаза на мужа, как бы намереваясь бессловесным образом испросить у него дельного совета в такой щекотливой ситуации. Но губернатор сурово молчал, лишь нервически подергивались на его дряблых желтоватых щеках внушительные бакенбарды.
- Право, я самолично видал у него хитрый станок, - за изящным ломберным столиком собралось несколько господ с озабоченным выражением на побледневших физиономиях. Они внимали речи развалившегося в креслах господина. Этот господин самым энергическим образом жестикулировал, как бы стараясь тем самым подтвердить правдивость своих речей, повышал голос, перебивал, всячески затрудняя ответные фразы собеседников.
- Как же так, господин Ноздрев? Вы же третьего дня говорили, что Чичиков кристальнейший человек, а сейчас вот какой анекдот вырисовывается.
- А что ж, не может разве честный человек начать ассигнации фальшивые печатать? Не, брат, врешь! Может! Еще как может! Натура такая человеческая! Бессовестная! Я давно заподозрил червоточину в нем! Давненько. Купи, говорю ему, щенка! Хорошая морда какая, глянь! А лапы, лапы! Не дорого возьму! Нет же! Так и не уважил друга своего закадычного Ноздрева! Да, батюшка, сначала он мертвых душ скупает, потом губернаторскую дочь - образчик чистоты - ославляет, фальшивые бумажки печатает, а далее уж дело за малым станется – вторым Наполеоном прикинется и выкусите-ка, господа!
Присутствующие ахнули и в ужасе начали потихоньку отстраняться от оратора. Напряжение витало в воздухе, грозясь взорваться от мимолетной искры необдуманной фразы, брошенной кем-нибудь в запальчивости.
Нелепые слухи о его собственной скромной персоне заставили Чичикова самым нетерпеливейшим образом собрать имущество и в спешке покинуть город Н.
- Нашлись сочинители, - бормотал он, укрывшись шинелью и трясясь в бричке по дорожным ухабам. В душе у него зудела горячая обида. Предприятие, начавшееся столь успешно и сулившее одну лишь выгоду, положение в обществе, а быть может, и завидную партию, обернулось неожиданным гнусным скандалом, - глупые обыватели. Ужо покажу я вам. Будете вспоминать Павла Ивановича добрым словом.
Бричка свернула в лес и покатила по едва заметной лесной тропе.
- Все, барин, дальше ходу нет, – донеслось с козел, - лошади в топь не пойдут.
- А чтоб тебя, - Чичиков нервно сдернул с себя шинель и выглянул из брички.
Вечерело. Кругом, куда ни глянь чаща, снег, да бездорожье.
- Подходящее место, - пробурчал Чичиков, - Селифан, вынь-ка мой дорожный сундук вон туда, под дуб поставь, а сам воротись в трактир.
- Эку несуразицу барин удумать изволил, - недовольно ворчал кучер, вытаскивая тяжелый сундук, - сюда что ли поставить?
- Жду тебя здесь ровно через час. Ты меня понял? Иначе в бараний рог скручу и так отделаю, что…
- Знаю, знаю…- Селифан взгромоздился на козлы и поворотил бричку к ближайшему городку.
Чичиков огляделся и открыл сундук. С величайшей осторожностью выудил он оттуда несколько толстых сальных свечей. Расставил их подле себя кругом, запалил одну за другой. Далее из сундука последовал внушительный фолиант в бархатном переплете с алым обрезом. Последним Чичиков вытащил старательно переписанный набело список мертвых душ, приобретенных им у жадных до наживы помещиков города Н.
Тишина висела над заснеженной опушкой. Лишь кое-где в высоких соснах перепрыгивали с ветки на ветку любопытные белки, роняя на раскрытые страницы пушистый снег. Чичиков отыскал нужную главу и вперивши взгляд свой в книгу, забубнил под нос страшные богопротивные заклинания, непонятные слуху русского человека. Сначала он бормотал тихо, нараспев. Речь его была похожа на полноводную спокойную реку в жаркий июльский полдень. Далее, темп стал нарастать, голос его зазвучал громче, грозней, внушительней. Чичиков начал раскачиваться, стоя в центре круга, очерченного пламенем свечей, кружиться, пустился в жуткий колдовской пляс. Поднявшийся откуда ни возьмись ветер взъерошил снег на поляне, поднял до небес метель, ограждая темного волшебника от окружающего мира. Внезапно Чичиков остановился, захлопнул книгу и зашептал зловещим потусторонним голосом, схвативши манускрипт со списком мертвых душ.
- Белые ходоки, восстаньте и идите за мной! Восстаньте и поклоняйтесь мне! Я ваш повелитель! Сапожник Максим Телятников, Григорий Доезжай-не-Доедешь, Степан Пробка…
Чичиков назвал поименно всех до единого купленных им крестьян. А когда он замолк, тьма уже сгустилась над лесом. Где-то вдалеке слышался колокольчик подъезжающей брички и крики Селифана, подстёгивающего тройку лошадей. Кучер собрал пожитки барина, помог ему взобраться в бричку и покатил прямиком к гостинице городка К.
***
На кладбище деревни Абрамовка Н-ского уезда дрогнул могильный крест, спугнув сидящего на нем ворона. Сама собой зашевелилась припорошенная свежим снежком земля, разверзлось отверстие и как пробка из бутылки шампанского вина отскочила из земляной тверди крышка простого деревянного гроба. Из недр оного выполз на свет божий, оставляя на белом снегу смердящий след, похороненный полгода тому назад и уже изрядно поеденный червями сапожник Максим Телятников. Поводил по сторонам облезлым черепом с пустыми глазницами, оперся костлявой ладонью о крест, поднялся во весь свой исполинский рост и поволочил безвольное сгорбленное тело на зов своего нового господина…