Когда гелик Вани скрылся во тьме, я вышел из такси и подошел к калитке дома. Оленька открыла мне пультом из своей комнаты, и я поднялся на высокое крыльцо Олиных хоромов.
В огромном пустынном холле было сумрачно, но тепло. В центре помещения виднелись очертания большой нарядной елки. Я обошел вокруг нее, огляделся по сторонам, нашел кресло у окна и сел в ожидании. Оля спустилась в холл не сразу. Войдя, она включила свет и елку, сразу стало празднично и даже как-то весело.
- Ну, привет, - сказала она, подойдя ко мне.
- Привет, милая моя Оленька, - пролепетал я, вскакивая с кресла и пытаясь обнять и поцеловать мою «Шарлиз». Но она так ловко увернулась, что я даже не понял, как ей это удалось.
- Ну что, по шампусику? – предложила Оля. Я не отказался.
- На, открывай, - протянула она мне бутылку. Я ненавижу открывать шампанское, оно у меня неизменно взрывается и половина его тут же оказывается на полу. Я кисло взял бутылку из ее рук.
- Что? Не умеешь? – искренне удивилась Оля.
- Нет, просто я всегда разливаю.
- Вот идиот… Да разливай! Обязательно надо выстрелить и разлить! Праздник же!
И я с облегчением взялся терзать эту бутылку.
Мы выпили по бокалу и сели в кресла друг напротив друга. Я вообще-то собирался сесть со своей Шарлиз рядышком на диван, но она первая шлепнулась в кресло и мне ничего не оставалось, как сделать то же самое.
Оля была в домашнем, хотя и шикарном, очень коротеньком халатике, который едва прикрывал ее точеные ножки. Обута она была в какие-то невообразимые тапки в виде какого-то экзотического животного не то с крыльями, не то с ушами, которые своими размерами даже не давали ей нормально ходить.
- Классные тапки? – спросила Оля, словив мой взгляд.
- Да уж, - ответил я.
- У меня сегодня будет вечеринка тапок! – торжественно объявила моя Шарлиз.
- Вечеринка чего?.... – не понял напрочь я.
- Тапок! Тапок!..... Ве-че-рин-ка та-пок, идиот! – рассмеялась Оля, - сейчас придут подружки, оденемся все в экзотические тапки и будем смотреть прямой эфир супер-финала Фактор.бай по домашнему кинотеатру.
- Круто, - сказал я.
- Слушай, Вадим, ты же нормальный был чувак, на телевидении работал в столице, если тебе верить, конечно, чего ты такой идиот стал? Что ты тут забыл вообще, в нашей глуши?
Я молчал, но когда собрался с мыслями и открыл рот, то моя Шарлиз уже забыла свой вопрос и задала новый:
- Ты обещал написать мне стихи? Написал? Давай, читай быстро, а то я обижусь.
- Оленька, милая, я пишу, но это же не так просто, ты же понимаешь, я обещаю на следующей неделе закончить.
- Да ну тебя, писатель, - презрительно и обидчиво отмахнулась Оля, налила себе еще шампанского и выпила.
Тут раздался звонок в калитку. Оля открыла пультом, и скоро в прихожей послышался шум и оживленные девичьи голоса.
В холл, хохоча, вошли четыре девушки и один подросток. Все они несли в руках пакеты.
Рассевшись по дивану, креслам и стульям, они принялись доставать содержимое своих пакетов. Сначала подоставали кто – шампанское, кто – пирожные, кто – конфеты, фрукты, подросток достал вино…. А потом принялись доставать и надевать тапки, да такие, что тапки моей Оленьки, стеснительно стояли в углу, как говорится или, точнее, скромно сидели на ногах моей Шарлиз и хлопали ушами.
Оля погрустнела. И я как-то странно даже для самого себя заговорил:
- Не тужи, моя ненаглядная Оленька! Я тебе достану такие тапки, какие редкая беларуска носит.
— Ты? — сказала, надменно поглядев на меня, Оля.
— Посмотрю я, где ты достанешь тапки, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носил Артем Белый в бабл-руме на Факторе.бай перед номером Императрица.
— Видишь, чего захотела! — закричала со смехом девичья толпа.
— Да, — продолжала гордо красавица, — будьте все вы свидетельницы: если кондуктор Вадим принесет те самые тапки, которые носил Артем перед «Императрицей», то вот мое слово, что выйду тут же за Вадима замуж.
После этих слов, моя Оленька, как ни в чем не бывало, глянула на часы, воскликнула: «Ой, начинается!» и, похватав подруг за руки, уволокла их в комнату домашнего кинотеатра.
А я остался один, стоять посреди холла рядом с сияющей одинокой елкой.
«Смейся, смейся!» — говорил я сам себе, выходя на улицу. — «Я сам смеюсь над собой! Думаю, и не могу понять, куда девался ум мой. Она меня не любит, — ну, Бог с ней! будто только на всем свете одна Оля. Слава Богу, девушек много хороших и без нее в нашем городке. Да что Оля? из нее никогда не будет хорошей хозяйки; она только наряжаться умеет. Нет, хватит, пора перестать дурачиться». Но в тот самый момент, когда я готовился быть решительным, какой-то злой дух пронес предо мной смеющийся образ Оли, говорившей насмешливо: «Достань, кондуктор, царские тапки Белого, выйду за тебя замуж!» Все во мне волновалось, и я думал только об одной Оленьке.
Между тем на улице похолодало.
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, пытаясь согреться.
Не мудрено, однако ж, и замерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимой. Ведьма тоже почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе прямо в свою трубу. Черт таким же манером отправился вслед за ней. И оба очутились на чердаке ведьминого дома. Путешественница потихоньку спустилась вниз, поглядеть, не остался ли племянник ее Вадим, ждать тетку на крыльце, а она видела его давеча с неба, и, увидевши, что никого не было, а были только сумки, которые лежали посреди крыльца, зашла в дом, скинула теплый пуховик, бросила сумки в угол, оправилась, и никто бы не смог узнать, что она минуту назад ездила на метле.
Моя четвероюродная тетка имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна собой. Трудно и быть хорошею в такие годы. Однако ж она так умела причаровать к себе самых солидных мужчин нашего города, что к ней хаживал и предисполкома, и частный предприниматель Бабич, и отец местной церкви свидетелей Иеговы Чертович, и даже наш бывший начальник автобазы. И, к чести ее сказать, она умела искусно обходиться с ними. Ни одному из них и на ум не приходило, что к ней ходит столько народу.
Некоторые женщины нашего городка поговаривали иногда по большому секрету, что
моя тетушка Диана – успешная бизнесвумен, владелица сети парикмахерских и одного салона красоты - была ведьмой.
Но все это что-то сомнительно, потому что один только отец местной церкви свидетелей Иеговы может увидеть ведьму. И оттого все именитые мужи нашего города махали руками, когда слышали такие речи. «Брешут сучьи бабы!» — был у них на все один ответ.
Черт между тем, когда еще влетал в трубу, как-то нечаянно увидел Бабича Ваню в гелике уже далеко от дома. Вмиг вылетел он из трубы, перебежал Ване дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замерзшего снега, оставшегося после рождественской оттепели. Поднялась метель. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперед сетью и угрожал залепить всё лобовое стекло гелика. А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Бабич возвратится назад, застанет кондуктора с Олей и отделает его так, что он долго будет не в силах взять в руки ноут и клепать обидные пасквили на черта под названием «Кошмар на Дибуновской улице».
В то время, когда черт с хвостом и козлиною бородою летал из трубы и потом снова в трубу, висевшая у него на перевязи на боку котомка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепившись в трубе, раскрылась и месяц, пользуясь этим случаем, вылетел через трубу тетушкиного дома и плавно поднялся по небу. Все осветилось. Метели как не бывало.
Черт между тем не на шутку разнежился у Дианы: брался за сердце, охал и сказал напрямик, что если она не согласится удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на все: кинется в воду, а душу отправит прямо в пекло. Диана была не так жестока, притом же черт, как известно, действовал с нею заодно. Тетушка Диана редко бывала без компании; этот вечер, однако, думала провести одна, потому что все именитые обитатели города П. званы были на банкет в агроусадьбу.
Но все пошло иначе: черт только что представил свое требование, как вдруг послышался голос дюжего предисполкома. Диана побежала открыть дверь, а проворный черт влез в лежавшую в углу клетчатую челночную сумку. Предисполкома Чепик, выпив из рук Дианы рюмку водки, рассказал, что он не поехал на банкет, потому что поднялась метель; а увидевши свет в ее доме, завернул к ней, в намерении провести вечер с нею. Не успел Чепик это сказать, как в дверь послышался стук и голос Чертовича.
— Спрячь меня куда-нибудь, — шептал Чепик. — Мне не хочется теперь встретиться с этим Чертовичем.
Диана не думала долго, куда спрятать такого плотного гостя; выбрала самую большую сумку, и дюжий предисполкома влез с усами, с головою и с костюмом от Хьюго Босс в пыльную сумку.
Чертович вошел, потирая руки, и рассказал, что он сердечно рад этому случаю погулять немного у Дианы и не испугался метели. Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной в глубоком декольте груди и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:
— А что это у вас, великолепная Диана?
—Как что? грудь, Иннокентий Львович! — отвечала Диана.
— Гм! грудь! хе! хе! хе! — произнес довольный своим началом Чертович и прошелся по комнате.
— А это что у вас, несравненная Диана?.. — Неизвестно, к чему бы теперь притронулся Чертович своими длинными пальцами, как вдруг послышался стук в дверь и голос Бабича.
— Ах, Боже мой, стороннее лицо! — закричал в испуге отец местной церкви свидетелей Иеговы . — Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!..
Но опасения Чертовича были другого рода: он боялся главное того, чтобы не узнала его половина, которая и без того сильной рукой своей сделала из его толстой косы самую тощенькую.
— Ради Бога, добродетельная Диана, — говорил он, дрожа всем телом. — Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина... Стучатся, ей-Богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда-нибудь!
Диана взяла еще одну сумку из угла, и не слишком большой телом Чертович влез в нее и сел на самое дно, так что сверх его можно было насыпать еще с пол-сумки какого-нибудь добра.
— Здравствуй, Диана! — сказал, входя в дом, Бабич. — Ты, может быть, не ожидала меня, а? правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. — продолжал Бабич,
— Может быть, вы тут забавлялись с кем-нибудь?.. может быть, ты кого-нибудь спрятала уже, а? — И, восхищенный таким своим замечанием, Бабич засмеялся, внутренне торжествуя, что он один только пользуется благосклонностью Дианы.
— Ну, Диана, дай мне выпить водки. Послал же Бог такую ночь перед Рождеством! Как схватилась вьюга...
— Открой! — раздался на улице голос, сопровождаемый толчком в дверь.— Стучит кто-то, — сказал опешивший Бабич.
— Открой! — закричали сильнее прежнего.
— Слышишь, Диана, куда хочешь девай меня; я ни за что на свете не могу никому показаться у тебя!
Диана, испугавшись сама, металась как угорелая и, дала знак Бабичу лезть в ту самую сумку, в которой сидел уже Чертович. Бедный, он только пискнул, когда сел ему почти на голову тяжелый мужик и поместил свои облепленные оттепельной грязью сапоги по обеим сторонам от его лопоухих ушей.
Я вошел, не говоря ни слова, не снимая шапки, и почти повалился на диван. Я был так расстроен, что вообще ничего не замечал вокруг себя. В то самое время, когда Диана закрывала за мной дверь, кто-то постучался снова. Это был наш бывший начальник автобазы. Этого уже нельзя было спрятать в сумку, потому что и сумку такую нельзя было найти. Он был поздоровее телом самого предисполкома и повыше ростом, чем Бабич. И потому Диана вывела его в огород, чтобы выслушать от него все то, что он хотел ей сказать. Я рассеянно оглядывал углы теткиного дома, вслушиваясь по временам в бормотание в огороде, наконец, я остановил глаза на сумках: «Зачем тут лежат эти сумки? Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в доме лежит всякая дрянь.
Тут вернулась тетка Диана. Я спросил – что в сумках, и она, не задумываясь, сказала:
- Я скоро открываю сеть салонов в М-ске, это оборудование и материалы, помоги мне погрузить это все в машину, я тебе там кое-что к празднику в сумке оставила, а завтра приходи, отметим вместе, - и моя добрая тетушка сняла с меня шапку и погладила по волосам так, что стадо конских термитов пробежало у меня по спине и не только…
Смотри мою рец.
Продолжение следует
http://proza.ru/2023/01/29/174