Вертолет вздрогнул, развернулся и начал набирать скорость. Я пытался тянуть Ли за руку и не мог, мои силы были на исходе. Бортовой стрелок пришел на помощь, и в этот миг сквозь грохот двигателя мне показалось, что я услышал странный дальний щелчок. Рука Ли жалко дрогнула в моей руке, как будто моя девушка чего-то крепко испугалась.
– Не бойся, дорогая моя!
Мы, наконец, втянули её внутрь. Она выглядела очень бледной.
– Не бойся, сладкая моя, все хорошо!
Однако то был вовсе не страх. Алая кровь выступила на её вмиг побелевших губах, и теперь настала моя очередь испугаться.
– Ли!..
Страшное темно-бордовое пятно стало расплываться по черной куртке на её груди. Я был буквально парализован от неожиданности. Стрелок, грязно ругаясь, кинулся к пулемету, который был прикреплен к станине у открытого проёма бортового люка, а бортовые люки всех Хьюи, которые стали поступать во Вьетнам после шестьдесят пятого года, не имели раздвижных дверей.
– Смотри!
Он вскинул руку, указывая куда-то. Я придвинулся к проему и увидел внизу Ван Тхо, нас отделяло ярдов сто пятьдесят, не больше.
Широко расставив ноги, сжав зубы и воинственно потрясая в воздухе советской винтовкой Мосина, он стоял возле лодки на том самом секретном пляже, куда я рассчитывал выплыть после прыжка с обрыва, и что-то яростно кричал. Бабушка моей дорогой Ли с того света предупредила её и оказалась права. Если бы мы прыгнули с обрыва, нам бы пришлось выбираться именно на этот пляж, и там нас, судя по всему, ожидал бы весьма гостеприимный приём. Рядом с Ван Тхо на песке сидел Дан и в отчаянии рвал на голове остатки своих волос.
– Ах, гадёныш, ладно, погоди, желтозадый щенок! – сказал стрелок, припадая к прицелу пулемета.
Смешанные чувства вдруг овладели мною. Тем временем стрелок энергично передернул затвор, поправил прицел и нажал на гашетку, и в этот миг я всей своей массой навалился на него.
– Ты что, ненормальный? – прорычал он, лежа подо мной на лопатках. – Смотри, мы спугнули его. Он ушёл!
– Это ребёнок, понимаешь? Ребёнок!
– Да ты что, так твою...
– Тише, не ругайся, я лучше знаю, капрал, послушай меня! Он вырастет и сам разберется, в чём был не прав. Я лучше знаю, я его очень хорошо знаю!
Стрелок долго ошарашено смотрел в мои глаза, не в силах поверить в то, что я нормальный человек. В конце концов, кажется, он все-таки решил, что я за многие дни пребывания во вьетнамских джунглях серьёзно повредился умом, мне простительно и махнул на меня рукой.
Пляж внизу был пуст. Ван Тхо и Дан исчезли.
– Эй, что там? – с тревогой в голосе крикнул нам пилот. – Вы сняли его?
Я широко улыбнулся ему, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка не была похожа на вымученную гримасу, и поднял вверх оттопыренный большой палец.
– Все о`кей, командир, давай ходу, ходу давай!
Пилот показал мне в ответ большой палец, мол, понял, и Хьюи стал плавно набирать скорость. Под нами ослепительно сверкнуло на солнце огромное зеркало воды. Озеро прощалось с нами.
– Тампон давай, – сказал я стрелку, – надо остановить кровь!
С большим трудом, не сразу, но кровь мы все-таки остановили, однако пуля, как я понял, засела у Ли в легком, и это чрезвычайно тревожило меня. С туго перебинтованной грудью она лежала на носилках, а я держал её голову на руках и внимательно следил за её лицом.
Всю дорогу она шептала онемевшими губами: «Я очень хочу спать», а я как безумный твердил ей в ответ одно и то же:
– Не спи, не спи, пожалуйста, девочка моя, не спи. Всё у нас будет хорошо, только не спи!
Моя дорогая Ли, наверное, всё-таки уснула бы тем сном, от которого не пробуждаются, если бы не мои слёзы. Они капали ей на лицо, и после каждой сорвавшейся с моих ресниц горячей капли она встревоженно поднимала отяжелевшие веки и нежно смотрела мне в глаза отрешенным, затуманенным взором.
***
Моя пенсия позволяет мне свободно путешествовать. Мы побывали в Сингапуре и Малайзии, на Кипре и на Бали, нас впечатлили пляжи Доминиканской республики и гейзеры Исландии, только во Вьетнам не брали путевку, – жена была морально не готова.
Сейчас я не могу точно вспомнить, что именно произошло, и почему она вдруг согласилась. Скорее всего, просто возраст, как это, наверное, у всех бывает.
Когда тебе под восемьдесят, то, пробудившись утром, ты обычно думаешь, а не последнее ли оно.
Хошимин для меня навсегда останется Сайгоном, он сильно изменился за те пятьдесят лет, которые я его не видел, – поднялись к небу современные высотные офисные здания из стекла и бетона, появились светлые зеленые проспекты, а закованная в камень и покрытая широкими мостами чудная река стала ещё красивее. Кругом мы видели улыбающиеся, приветливые лица местных жителей, пёстрые толпы иностранных туристов и ни одного воинского грузовика, ни одного человека в военной форме.
Я поймал себя на мысли, что мне такая обстановка непривычна. В своей молодости я видел Сайгон совсем другим.
Побродив по городу, мы записались на экскурсию в подземные тоннели Ку Чи, однако экспозиция меня особо не впечатлила, поскольку больше напоминала детский аттракцион и почти не передавала весь тот ужас, который я испытал, протискиваясь пятьдесят лет назад сквозь тесные неосвещенные дыры.
Продолжение см. Моя прекрасная Ли - 3.
Полную версию см. в произведениях Владилена Елеонского:
Ван Тхо - сын партизана.