Моя прекрасная Ли - 3

Владилен Елеонский
Окончание, начало см. Моя прекрасная Ли - 1.


  Наш гид, казалось, едва преодолел шестидесятилетний рубеж, однако был бел как лунь, словно в действительности являлся моим ровесником. С первого взгляда я заметил, что на его смуглом лице отчетливо проступает не очень приятное бледное пятно, которое тоже, к сожалению, старило его и смотрелось отталкивающе, правда, лишь только до того момента, пока он не начинал говорить.
 
  А говорил он с удовольствием и без умолку, мастерски чередуя английские, французские, итальянские, немецкие и русские слова, искренне стараясь, чтобы все экскурсанты понимали, о чём идет речь. Получалось у него просто захватывающе!
 
  Он завёл нас в тир, там можно было пострелять из советского автомата Калашникова и американской винтовки М-16, сравнив их достоинства и недостатки, поводил по извилистым тропкам, показывая, как хитро были замаскированы входы в секретные тоннели, продемонстрировал действие многочисленных самодельных ловушек, которые покалечили не одну тысячу американских солдат, дал возможность полазить по ярко освещенным тоннелям, а затем завел в комнату с велосипедом, установленном на платформе, рядом с которым замерли огромные металлические туши американских бомб.
 
  – Здесь мы, дорогие наши гости, закончим нашу увлекательную экскурсию. Итак, захватить тоннели американцы не смогли, им оставалось лишь разбомбить или выжечь территорию площадью четыреста квадратных километров, на которой, как они полагали, были оборудованы подземные коммуникации вьетконговцев.
 
  Они думали, что знают, но в действительности совершенно не представляли реальные масштабы подземной оборонительной сети. Даже современные исследователи не могут утверждать, что им удалось очертить полностью её границы. Рыли тоннели с конца сороковых годов прошлого столетия и вплоть до тысяча девятьсот семьдесят пятого года, когда последний американский солдат, наконец, покинул нашу землю.
 
  Совсем недавно в ста двадцати милях к северо-востоку от Сайгона на границе с Камбоджей на высоте Лу Пу, там сейчас национальный парк с озером, обнаружены следы ещё одной подземной партизанской базы. Оказалось, что тоннельная сеть холма Лу Пу была одной из многочисленных дальних ветвей Ку Чи, и там располагалось крупное партизанское соединение, снабжение которого осуществлялось по так называемой тропе Хо Ши Мина, которая, как я говорил, шла сюда из Северного Вьетнама через территорию Лаоса и Камбоджи. В мае тысяча девятьсот шестьдесят девятого года в одной из пещер Лу Пу по неизвестной причине взорвался склад с боеприпасами. Этот взрыв разрушил тоннельную сеть и вершину холма, поэтому подземную базу  перенесли в соседний район.
 
  – А ты знаешь, что это ты взорвал тот склад? – с широкой улыбкой вдруг прервал я рассказ гида, неожиданно для самого себя узнав его.
 
  Экскурсанты дружно повернули головы и с изумлением уставились на меня. Черные редкие брови рассказчика недовольно сошлись на переносице.
 
  Я по-дружески похлопал его по спине.
 
  – Да, да, я это, я! Узнал? Я – тот самый американец, форму которого ты украл и продырявил из пистолета, вспомнил? Ага, вижу, что узнал!
 
  Однако рано я радовался, в следующий миг твердые цепкие пальцы впились мне в горло, а у самых глаз сверкнули оскаленные крупные неровные зубы. Толпа экскурсантов испуганно ахнула.
 
  – Дунг лай, бан кхонг дам! – строго сказала моя жена.
 
  Вовсе не родная речь заставила моего внезапно впавшего в неистовство гида отпустить меня. Он узнал голос, мгновенно обмяк и, застонав, повернулся к моей супруге.
 
  – Ли… Ли… это ты, это действительно ты!
 
  Горячие слёзы брызнули из его глаз. Рыдая, он упал ей на грудь, и мы с ней буквально волоком потащили его по ступеням наверх, на свежий воздух.
 
  – Экскурсия окончена, – успел я бросить через плечо остолбеневшим экскурсантам. – Пожалуйста, осмотрите экспонаты! Вот велосипедный генератор, крутишь педали, и вырабатываешь электроток, а вот неразорвавшиеся американские бомбы, из которых изобретательные партизаны добывали тротил и делали самодельные мины при самодельном электрическом свете. Приятного просмотра!
 
  Через минуту мы втроем сидели в кафешке, которая находилась здесь же, на территории музея, сосали из трубочек сок молодого кокоса, вкус которого наводил меня на не очень приятные воспоминания о макаках, едва не убивших меня в здешних джунглях.
 
  Дан, наконец, пришёл в себя и слабо улыбнулся.
 
  – Расскажи, американец, как вы спаслись.
 
  – Может быть, ты о себе расскажешь, интересно,  как тебе удалось вновь обрести дар речи.
 
  – Расскажу, но вначале расскажи ты.
 
  Глядя на погрустневшую Ли, я принялся рассказывать, как нас эвакуировал вертолёт, но пуля Ван Тхо, выпущенная в спину, поставила Ли на грань между жизнью и смертью. Теряя последние силы, я довез Ли до нашего военного госпиталя в Сайгоне, однако хирурги отказались её оперировать, заверив меня, что рана безнадежна.
 
  – Она не перенесет оперативного вмешательства. Сожалеем, сержант!
 
  Я погрузился в полное отчаяние. Не знаю, по чьему промыслу или просто случайно, но рядом со мной оказалась старуха-уборщица, маленькая и морщинистая до невозможности вьетнамка с чёрными, глубокими и весьма проницательными глазами.
 
  Видя, как я убиваюсь, она забрала Ли к себе домой, а меня буквально заставила остаться в госпитале, где на меня сразу же насели врачи. Оказалось, что я держался из последних сил, и лишь шоковое состояние не позволяло мне умереть. Только через несколько дней я более или менее начал приходить в себя, и моя старуха-вьетнамка сунула мне под подушку записку со своим домашним адресом.
 
  Выписывать меня из госпиталя доктора не намеревались ещё долго, и мне пришлось сбежать ночью в больничном халате и тапочках. Когда я нашел подвал, в котором жила бабуся, она показала мне захудалый топчан, на котором лежала моя несчастная Ли. Её лицо выглядело совершенно безжизненным, на нём не было ни кровинки, и я впал в крайнее отчаяние. В тот момент нервы мои были просто никудышными, слёзы ручьём текли из глаз, и я ничего не мог с этим поделать. Руки мои опустились, мне казалось, что всё летит в пропасть, и вместе с душой Ли, которая отлетает от её тела, меня тоже безвозвратно покидает жизнь.
 
  – Ты плачешь раньше времени, парень. Она жива, и я поставлю её на ноги.
 
  Эти слова старухи показались мне кощунственными. Как она смеет меня обманывать! Я крепко обругал её самыми последними словами, и всю ночь просидел рядом с Ли, держа её ледяную руку в своих горячих ладонях.
 
  Что я только не передумал за ту ночь, которая показалась мне очень длинной. Мне вспомнились заросли тростника, её очаровательные вводящие в оторопь глаза, дивные волосы и удивительное белое тело богини, медленно входящее в воду. Я видел её задумчивую мудрую улыбку, детский непосредственный смех и горячие горькие слёзы, когда я, дурак, ненароком обижал её.
 
  Я пытался вспомнить тот момент, когда обычное влечение мужчины к притягательной девушке вдруг перерастает в нечто большее и захватывает всю душу. Это ощущение невероятной близости, с которой банальная физическая близость просто не в силах сравниться, стало тогда для меня открытием. Я настойчиво пытался вспомнить, когда же наступил этот момент волшебной трансформации чувств, силился вспомнить и не мог.
 
  Под утро я вдруг уловил её слабое дыхание. В это было невозможно поверить, но она на самом деле была жива! Казалось, что она спит, только не тем сном, который мы все знаем, а сном необычным, из которого не пробуждаются.
 
  Старуха всю ночь напролет колдовала над плитой, готовила какие-то отвары и кипятила медицинские бинты, которых у неё было в изобилии. Когда забрезжил рассвет, она бесцеремонно выставила меня из своей замызганной каморки и наказала вернуться через неделю.

  – Раньше не приходи, только помешаешь, ты меня понял?
 
  Я до сих пор не знаю, что она сделала, но когда я вернулся в назначенный срок, моя Ли не лежала пластом, как раньше, а сидела на своей убогой кушетке и вяло жевала варёный рис, который брала руками из чашки. Трудно передать словами, что я испытал в тот момент!
 
  Я упал перед ней на колени и уткнулся лицом в её живот, а она нежно положила руки на мои плечи, на большее у неё просто не хватило сил. Мне казалось, что я сплю, я никак не мог поверить, что всё происходит наяву!
 
  Когда наше волнение немного улеглось, старуха показала мне пулю. Мне не составило большого труда определить, что это была пуля от патрона к советской винтовке Мосина.
 
  Вновь та страшная сцена всплыла перед глазами. Вертолёт набирает высоту, раненая в спину Ли висит в воздухе у меня на руках, а внизу, в ста ярдах подо мной, стоит, широко расставив ноги, крепко стиснув зубы и воинственно потрясая над головой советской винтовкой, мой злой гений в облике мальчика двенадцати лет.
 
  Я до сих пор не знаю, как старухе удалось извлечь эту проклятую пулю из раненого легкого моей драгоценной Ли, причем без всякого хирургического вмешательства. Я, человек в мистику совершенно не верящий, молился в тот момент на эту бабку так, как будто она была богиней.
 
  А потом всё было просто. Меня комиссовали, признав инвалидом войны, и отправили домой. При содействии полковника Макнамары мне удалось зарегистрировать наш брак с Ли в Сайгоне, и в Штаты она летела моей законной супругой, о чем впоследствии я не пожалел ни на одну секунду.
 
  – А Ли? – прервав мой рассказ, вдруг сказал Дан.
 
  Я наклонился к жене.
 
  – Что скажешь, моя дорогая? А ты пожалела?
 
  – Ни на долю секунды, – просто и естественно сказала она в ответ, и мне вдруг показалось, что тёмная тень быстро пробежала по бледному лицу Дана.

  – Давай, теперь твоя очередь, – желая отвлечь его от невеселых мыслей, сказал я.  – Ты заговорил, и это чудо. Какая бабка встретилась на твоем пути?
   
  – Хм, вначале мне встретились те двое с саперными вьюками за спиной, которых ты позже разыскивал. Что же они со мной сделали, да ничего такого особенного.
 
  Они облили мне голову аккумуляторной кислотой, а потом взорвали неподалеку от меня гранату, пытаясь выпытать, где оборудован безопасный вход в Крысиные норы. Потрясение было настолько сильным, что я стал заикаться, а потом и вовсе утратил способность говорить.
 
  – Ты знаешь, дружище, я всегда сочувствовал тебе.
 
  – Я все равно убил бы тебя, если бы не Ли.
 
  – Дело прошлое, лучше расскажи, как тебе удалось спастись.
 
  – Когда база взорвалась, из воды меня вытащил Ван Тхо, а Бао Линь отправил лечиться в Ханой.
 
  – Так мой папа жив? – ахнув, сказала Ли.
 
  – Он скончался пять лет назад от тяжёлой болезни. Генерал Линь был и остается одним из самых уважаемых в военных кругах людей, правда, в средствах массовой информации в целях секретности он упоминался под другим именем. Никто не знает, что у него была дочь, все знают, что у него есть сын.
 
  Ли в изумлении вскинула брови.
 
  – Разве?.. Кто он, как его зовут?
 
  – Ван Тхо.
 
  – Как так?! Нет, Дан, это ошибка, и ты это знаешь. Ван Тхо вовсе не его сын!
 
  – Об этом никто не знает, дорогая Ли. Генерал Линь признал Ван Тхо своим сыном и дал ему свою фамилию. Вот так!
 
  Дан начал терпеливо дожидвться того момента, когда Ли перестанет плакать. Она,  наконец, покачала головой и махнула рукой.
 
  – Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Рассказывай!
 
  – Когда моё здоровье улучшилось, я служил посыльным на тропе Хо Ши Мина, а после войны правительство признало меня ветераном и отправило на лечение в Советский Союз, ко мне стала возвращаться речь, я научился читать и писать по-русски и по-вьетнамски, и меня отправили на Кубу продолжить лечение.
 
  Там два года  я жил рядом с дрессированными дельфинами, и немота окончательно отступила. Благодаря этим благородным животным я заговорил даже ещё лучше, чем прежде, и окончил курсы военных переводчиков. В общем, защебетал, как птаха, и до сих пор щебечу без умолку, наслаждаюсь каждым произнесенным вслух словом.
 
  – Ты не представляешь, как я рада за тебя, Дан, – сказала Ли. – А где сейчас Ван Тхо, ты знаешь?
 
  – Говорю тебе, Ван Тхо давно нет, а вот товарищ Ван Линь в полном порядке. Мы иногда видимся с ним по делам и просто так.
 
  – Как он поживает?
 
  – О, у него всё хорошо, семья, дети, он стал одним из руководителей известного местного банка, работает с солидными американскими партнерами, а когда мы видимся, непрестанно жалуется, что не может повстречать их в джунглях, вот тогда бы отвёл душу. Ты, наверное, знаешь, чем он занимался. Я только недавно узнал, когда его наградили орденом Золотой Звезды.
 
  – Нет, он мне ничего толком не рассказывал.
 
  – Под видом деревенского мальчика он встречал американских десантников, показывал им якобы безопасную дорогу, а на самом деле заманивал в партизанскую засаду. Таким способом с его помощью партизаны уничтожили двадцать девять вражеских солдат.
 
  Кстати, его банк совсем недалеко отсюда, товарищ Линь наверняка сейчас на месте, по крайней мере утром был там, я разговаривал с ним по своему вопросу. Насколько я знаю, сегодня он собирался сидеть в офисе до позднего вечера, поскольку у него какое-то чрезвычайно срочное правительственное задание.
 
  Однако повидаться с нашим старым знакомым нам не пришлось. Бдительный дежурный менеджер за стойкой спросил наши имена и фамилии, затем позвонил в приёмную и несколько минут вёл довольно оживлённый разговор с секретарем, после чего положил трубку и с широкой добродушной улыбкой воззрился на нас.
 
  Мы ожидали услышать, что нас ждут, однако к нашему величайшему удивлению было произнесено совершенно другое.
 
  – К сожалению, товарищ Ван Линь не сможет принять  вас, он только что убыл в Ханой по неотложному делу.
 
  Обескураженные, мы повернулись, чтобы уйти, однако менеджер остановил нас.
 
  – Мистер Билл Хоткинс, – сказал он, обращаясь ко мне с предельно вежливой улыбкой.

  – Да, я слушаю вас.
 
  – Это вам от товарища Ван Линя. Сувенир на память!
 
  Служащий положил на стойку монету, в которой, пробив её, застряла пуля от американской малокалиберной снайперской винтовки. Я вздрогнул от неожиданности. Странная оторопь прошла по всему телу, а грудь снова заныла, как тогда после точного винтовочного выстрела Ван Тхо.
 
  Конечно, это были та самая монета и та самая пуля. Она ударила меня наконечником в грудную клетку, пробила несколько листов моего коллекционного альбома монет, который я на счастье носил на сердце, но не смогла пробиться сквозь последний лист и намертво застряла в центовой монете с выдавленным на ней изображением аскетичного профиля Авраама Линкольна.
 
  Мои спутники вопросительно смотрели на меня, мгновенно уловив, как я сильно изменился в лице, едва увидев сувенир. Мне не хотелось расстраивать их, и я отделался какой-то неуклюжей шуткой, что, мол, сувенир Ван Тхо глубоко символичен и, кажется, олицетворяет собой суровое назидание будущим поколениям.
 
  Дан обрадованно закивал головой, а Ли через силу улыбнулась. Она поняла, что я не желаю раскрывать тайну монеты, однако ничего тогда не сказала. Через день мы улетали в Атланту, и Дан провожал нас.
 
  Когда мы с женой положили паспорта на стойку регистрации, он вдруг спросил меня:
 
  – А почему ты сказал, что это я взорвал Крысиные норы? Я не взрывал!
 
  – Ты взорвал, ты.
 
  – Говорю тебе, ты ошибаешься, я не взрывал!
 
  – Вспомни, ты утащил зеркальце из саперного вьюка американского десантника и играл с ним, однако не знал, что в зеркальце вмонтирован пульт дистанционного управления взрывателем. В ответ на твою игру зайчиком, который ты пустил зеркальцем в глаза пилоту, пулемёт ударил по тебе с борта вертолета, ты очень испугался и после того, как упал с обрыва в озеро, непроизвольно нажал со страху на секретные клавиши зеркальца. Вот и все, привет!
 
  Вьюк хранился не где-нибудь, а на складе боеприпасов. Мы с моим напарником надежно спрятали его там. Боеприпасов на складе накопилось столько, что ими можно было без преувеличения, наверное, целый год снабжать не одну дивизию. Короче говоря, взрывчатых веществ там было очень много. Это только в вашем музее показывают, что партизаны, рискуя жизнью, пилили неразоравшиеся американские бомбы и, подвергая себя серьезной опасности, лепили самодельные мины. Теперь тебе понятно, надеюсь, почему там всё так основательно разворотило, и вместо вершины на том примечательном для нас с тобой месте до сих пор, вероятно, зияет котлован, напоминающий жерло вулкана, верно?
 
  – Там сейчас озеро. Оно до сих пор мёртвое. В ближайшем будущем правительство планирует засыпать его.
 
  Вдруг Дан как-то странно побледнел. Он заметил край солидного кожаного блокнота, который не помещался полностью в боковой карман моей куртки и поэтому торчал наружу.
 
  Я участливо тронул его за плечо.
 
  – Что с тобой?
 
  К моему ужасу он замычал и дико замотал головой, снова вдруг напомнив мне то время, когда бедняга Дан не мог вымолвить ни слова. Казалось, что слова душили его, и на глазах у нашего бедного парня выступили слезы.
 
  Ли нежно взяла его за руку, и он, наконец, обмяк и заговорил.
 
  – Если ты, американец, расскажешь об этом миру, мне плохо придётся, а бежать мне некуда, да я и не хочу, не буду я никуда бежать.
 
  Мои заверения, что я всё сохраню в тайне, не подействовали. Мне пришлось обнять его и обнадеживающе похлопать по спине, однако он всё никак не мог успокоиться и был крепко расстроен.
 
  Только после того, как Ли поцеловала его в щеку, он, наконец, ожил, порозовел и рьяно махал нам рукой до тех пор, пока толпа пассажиров, гурьбой двинувшаяся на посадку, не заслонила его взволнованное лицо от наших глаз.
 
  Мы с Ли быстро переглянулись. Странные то были взгляды, в них сочувствие и боль смешались с радостью незабываемой, неожиданной встречи.
 
  Вот почему в моём повествовании изменены имена, фамилии, географические названия, а также некоторые обстоятельства. Если кто-то пожелает выяснить, а действительно ли есть такое искусственное озеро, образовавшееся на месте взрыва подземной базы партизан, ничего не найдет, однако это вовсе не означает, что моей Ли, её несчастного воздыхателя Дана и других действующих лиц этой повести в действительности не было.
 
  В общем, пусть те, кто участвовал в тех событиях, не пытаются сопоставлять факты и идентифицировать лица. Война есть ад, а сводить счёты после того, как она давно закончилась, наверное, ад кромешный.

  – А ты хотела бы остаться здесь? – спросил я жену, когда Боинг оторвал колеса от бетона и начал стремительно набирать высоту.
 
  Она в задумчивости отвела взгляд и посмотрела в иллюминатор, где под крылом  медленно проплывали сонные бежевые холмы и нескончаемо тянулись  яркие изумрудные террасы рисовых полей.

  – Ли Линь погибла в мае шестьдесят девятого года, а Ли Хоткинс любит свою родину – Соединенные Штаты Америки.

  Я на секунду немного ошалел, моя дорогая Ли снова поставила меня в тупик, но, согласитесь, хорошо было сказано!
 
  Тем не менее, через некоторое время я пожалел, что совершил поездку в Хо Ши Мин. Мне стало казаться, что моя жена втайне от меня ищет способ вернуться во Вьетнам. Возможно, всё не так, однако моя интуиция редко когда меня подводила.

                Конец
               
16 сентября 2018 года