В сумерках месяц оступился, споткнувшись о порог горизонта, ушибся и ночь через скол на боку его чаши, полилась понемногу, покуда не заполнила округу до самых краёв. И сразу же стало слышно, как вдалеке вздыхает филин, сокрушаясь о своём житье-бытье. Про что были его стенания? Про собственную неприкаянность переживал он? Сетовал на одиночество или, напротив, тяготился возможностью утерять его, пестовал в себе сей признак свободы. Но было ли то вынуждено или в самом деле искренне?
- Так пойди и спроси!
- А вот и схожу!
При моём приближении, филин не изменил позы, не поднял крыл, дабы обнять воздух за шею и взлететь, он лишь покрепче сжал ветку, на которой расположился и молча стал изучать, кто это набрался столь отваги, что добрался до его жилища во мраке.
Конечно, летом я бы не рискнул зайти об эту пору в лес. Мало того, что насекомые не дадут вольно вздохнуть, так ещё и темень такая, что иная ветка нацелится прямо в глаз, не успеешь увернуться. Но по застеленным зимой коврам снега, с эхом лунного света, что, пробиваясь сквозь неплотную вязку ветвей освещает путь... То ж одно удовольствие - идти! Шагаешь себе и хрустишь снегом, ступая так, чтобы тот, кто не хочет быть замеченным, затаился или отошёл чуть дальше в тень, а тот, который смел, либо сам любопытен, - пускай себе знает, кто идёт.
Филину достаточно было взглянуть на меня только раз, чтобы узнать, но, чтобы быть уверенным вовсе, он-таки спросил:
- У-у?
- У-у! - Кивнул я, и мы улыбнулись друг другу.
- Я помню тебя! - Сказал филин.
- И я тебя, тоже.
- Так мы, кажется, не видались ещё... - Засомневался филин.
- Ты прав, но я слышу, как вздыхаешь ты, и отвечаю иногда .
- А разве у нас, филинов, не одинаковые голоса? - Лукаво склонил голову он.
- Нет, конечно! - Рассмеялся я. - Вон там, за лесом, живёт твоя сестрица, у неё зов помягче, понежнее.
- Надо же... - Покачал головой филин. - Кто бы мог подумать.
Мы помолчали немного. Тишина не мешала нам, не создавала неловкости, напротив, - я скрипнул снегом по направлению к дереву, на котором сидел филин, он же, в свой черёд, переступил к краю ветки, ближе ко мне, так что горсть корок коры покрыла снег у подножия ствола.
- Осторожнее! - Испугался я.
- Угу! - Хохотнул довольный моей заботой филин.
Тем временем, месяц, насмотревшись, как это делают кабаны и лоси, принялся тереться о сосну, выступающую за контур леса, да, как видно, поранился, - облако розовым растеклось подле него и загородило небо. Стало заметно темнее, глуше, и я вспомнил, о чём, в самом деле, хотел расспросить филина.
- Отчего тебя не было слышно несколько ночей? Это долго!
- Ты заметил?!
- Ещё бы! Я скучал!
Филин отвернулся, пряча выражения своего милого лица, но мне не было нужды глядеть на него, чтобы понять глубину чувства.
- Уже совсем темно. Иди домой. - Попросил филин. - А то хватятся.
- Хорошо. Пойду. - Согласился я.
- А завтра...
Я не дал филину закончить, но перебил протяжно:
- ...при-ду! - И помахал рукой, как крылом.
...
- Ну, так что? Нашёл ты свою птицу?
- Нет. Разве отыщешь её теперь... в темноте.