Все совпадения случайны. Все герои выдуманы...
КАК СОН
Когда позволяло здоровье, Алевтина шла к морю. К нему было полчаса хода с горки. Обратный путь требовал больше сил, и перед подъёмом она всегда, это стало традицией, сидела на одной и той же лавочке, смотрела на волны, дышала морским воздухом.
Кажется, прекрати она эти прогулки, потеряется интерес к жизни. Потому решила: пока ноги ходят, голова соображает, будет вновь и вновь спускаться к морю.
Здесь, на воздухе, не хотелось ни о чём думать, но именно в этом месте одолевали воспоминания о далёком прошлом, не давали покоя мысли о дне сегодняшнем. О будущем Алевтина не задумывалась. Обладая лёгким нравом, но не будучи пустышкой, понимала: всё, что должно произойти с ней по её судьбе, обязательно случится. Так было всегда, во все её годы.
На этой лавочке она будто бы досматривала один и тот же фильм, начиная просмотр с того места, на котором в прошлый раз остановилась. Огромные волны накатывали на берег. Чайки пронзительно кричали, завидев в воде корм. Пожилая женщина, откинувшись на спинку скамьи, покачивала головой в такт своим мыслям…
Тина, её все называли Тиной, родилась и выросла в глухом таёжном посёлке в семье староверов. Братьев и сестёр не счесть. Грехом считалось всё. Наверное, и дышать было тоже делом грешным. А ещё – читать светскую литературу. А чтиво как раз и оказалось под рукой.
Кого только Алевтина ни выспрашивала, откуда в их Богом забытом краю оказалась обширная библиотека – никто не знал! Книг, по любым меркам, было много. Связанные в большие стопки, лежали они в старом сарае. Повадилась туда девочка, да чтоб отец не дознался, а то изобьёт до полусмерти. Некоторые книги и журналы, как она поняла, изданы были на иностранных языках.
В тёплую пору года уходила за околицу, даже в тайгу убегала, чтоб не смогли родители вырвать книгу из рук, отругать, побить. Никто не заботился о любознательном подростке. Полученные знания хаотично оседали в голове. Отсутствовала система обучения. Тина выучила много стихов, но почти ничего не знала о тех, кто их написал. Изучила двадцать четыре тома энциклопедии за 1928год, в которой только и писалось, что о "врагах народа". Некому было разъяснить элементарные вещи. В своей семье считалась малахольной. Братья пинали, старшие сёстры дёргали за толстую косу.
Замарашка Тина не догадывалась, что превращалась в писанную красавицу. Стройная, с длинной шеей, с пшеничного цвета косой, белой кожей и огромными карими глазами, она не походила на свою родню - низкорослых смуглых братьев и сестёр. Девочка не смотрелась в зеркало. Грешно собой любоваться. А мутная колодезная вода правду не говорила.
Возможно, и состарилась бы она там, где родилась, но судьба распорядилась иначе: Тина заболела. Умирала. А тут, на счастье или горе, высокое начальство с пути сбилось и неожиданно оказалось в таёжном посёлке. И врач с ними была. И оказалась женщиной небезразличной. Увезли Тину в областную больницу.
Выздоравливая, девочка поняла, что есть жизнь, отличная от той, какой она жила до сих пор. Больница показалась раем. Её кормили, о ней заботились, ей улыбались. Ранее никто никогда не улыбался. Она всегда видела хмурые лица родителей. И только здесь поняла, как замечательно, когда день начинается с добрых слов.
Женщины в её палате оказались сердобольными: поддерживали Тину, чем могли. Здесь впервые она отведала вкус апельсин. Раньше она видела их на картинках в кулинарных журналах, ставших самым любимым её чтивом. Она знала наизусть множество рецептов тортов, пирожных, мясных блюд, гарниров.
Соседки постоянно на что-то жаловались: на судьбу, мужей, безденежье, непослушных детей. А она всех вокруг себя считала счастливчиками: их навещали, приносили еду, утешали, подбадривали.
Однажды приехал отец. Сердито огляделся, молча постоял у её кровати минут десять и исчез, а она не успела расспросить его об их житье-бытье без неё. Раньше его поведение не задело бы её сердце: оно казалось единственно возможным, а сейчас, на фоне иных отношений, слёзы обиды закапали на очередную книгу, которую держала в руках. Книжками её снабжали говорливые соседки. И нянечки, по её просьбе, приносили из небольшой больничной библиотеки.
Тина поправилась. Её выписали. Существовало два варианта: либо вернуться в свой край, либо – в интернат. Девочка мечтала учиться. Но с учёбой не вышло: в первую же ночь, накрыв ей лицо тряпкой, Тину изнасиловали. Вероятно, произошло это с попустительства девчонок из комнаты, куда поселили Алевтину. Много позже, повзрослев, Алевтина задумывалась, откуда в будущих женщинах, матерях столько жестокости. В голову приходило лишь одно оправдание человеческой мерзости: возможно, и они в какой-то момент стали чьими-то жертвами.
Скорее всего, насильников было несколько, потому что ею овладевали несколько раз. В конце - концов Тина потеряла сознание. Очнулась в изоляторе. Директриса, Инна Фёдоровна, не желая огласки, в милицию не сообщила. И виновники заслуженное наказание не понесли.
Радужные надежды, связанные с интернатом, погасли. В четырнадцать лет она оказалась один на один со своими мыслями и бедами. И опять много читала - чтение, как и прежде, отвлекало и поддерживало.
Алевтина вздохнула. Вот так оно всё и было. Как бы ни хотелось, а не забывается, хотя боль и гнев давно оставлены в прошлом.
Но тогда насилие привело к беременности. Тина опять оказалась в больнице, но врачи ей категорически запретили делать аборт: состояние неокрепшего организма не позволяло избавиться от бремени. Конечно, и медработники обязаны были сообщить куда следует о несовершеннолетней пациентке, но и этого не случилось. Как говорится, всё было «шито- крыто»…
В интернат Тина не вернулась, так решила Инна Фёдоровна, старенькая интернатовская нянечка. Она жила в небольшой квартирке в пятиэтажном доме. Взяла на время, пока директор примет решение.
Как выдержала лихие семь месяцев, и сама не понимает. На улицу выходила поздними вечерами, несколько раз стояла на железнодорожном мосту с одним лишь желанием: закончить пытку. Но не решилась.
Роды начались преждевременно. Сейчас ей думалось, что они специально чем-то были вызваны. Но она не желала этого ребёнка – сама была несмышлёным дитём.
Ей сказали: новорожденная девочка оказалась слабенькой и умерла. Ничего не шелохнулось в Тинином сердце - оно было глухо ко всему.
Она ещё какое-то время побыла у пожилой женщины, потом, несмотря на то, что образования у неё почти что никакого не было, получила свидетельство об окончании восьми классов. По её настоянию ей купили билет в другой город, где имелось кулинарное училище, о котором она мечтала.
Поезд дальнего следования увозил её всё дальше и дальше от беспредела, чужого равнодушия и душевной слепоты.
Во время поездки тревожило, примут ли её, и не станет ли она самой глупой студенткой. Оказалось: был недобор, в большинстве своём учащиеся сюда попадали не по призванию, а потому что в другие учебные заведения их не брали.
Тина беспрепятственно сдала документы, получила место в общежитии в комнате на троих, приступила к занятиям и оказалась самой способной из учениц.
Две девушки, жившие с ней по соседству, редко показывались в общежитии. Одна из них вскоре вышла замуж, вторая просто исчезла. Тина не успела с ними познакомиться. К ней никого не подселили. Так впервые в жизни у неё оказалось своё пространство.
Девушка тянулась к знаниям, к освоению выбранной профессии. Её заметили и всегда выделяли преподаватели. Учиться оказалось легко и интересно.
Однажды, в сильный гололёд, она шла из пекарни, где проходила производственную практику. Впереди неё, едва удерживаясь на льду, мелкими шажками передвигалась полная женщина, нагруженная пакетами. Вдруг та поскользнулась и упала. Сама встать не смогла. Алевтина подняла её, отряхнула, собрала в кульки рассыпавшиеся продукты и довела до дома. Помогла войти в квартиру, раздела, усадила на диван, но не смогла сразу же уйти, заметив высокую тощую старуху, восседавшую, словно на троне, в инвалидном кресле.
Тина приготовила обед, накормила обеих, вымыла посуду, прибралась в небольшой двухкомнатной квартире, большую часть мебели которой составляли шкафы и полки с книгами.
Обе женщины молча наблюдали за её действиями, а девушка неожиданно почувствовала, как она им, абсолютно чужим, сейчас нужна.
Так началась её дружба с удивительнейшими людьми, случайно повстречавшимися на пути: с Розой Соломоновной и её дочерью - Бэлой Аркадьевной.
Тина стала часто заглядывать к ним. Впервые в жизни она кому-то была небезразлична, кто-то ожидал её прихода и не из-за помощи. Поначалу женщины пытались оплачивать её труд, но она денег не брала. В конце концов они стали её семьёй. Вышло это не за один день или неделю - за годы общения она приросла к ним душой.
Роза Соломоновна когда-то давно работала в больнице старшей хирургической сестрой. Она обладала удивительнейшим характером: никогда не отчаивалась, никого ни в чём не обвиняла, хотя врачом не стала по чужой воле, радовалась каждому утру, дню, любому событию. Видимо, ещё в больнице она пристрастилась к спирту, называла его наливочкой и часто звала дочь:
- Бэлка, а давай-ка отметим сегодня какой-нибудь праздник наливочкой!
Полная противоположность матери, Бэла Аркадьевна, морщилась. Она не употребляла алкоголь и пыталась отучить мать. Но не получалось. В семье могло не быть еды, а спирт присутствовал всегда. Но Роза Соломоновна не выглядела законченной алкоголичкой, её ум всегда поражал Тину ясностью.
Бэла отличалась от матери и характером, и внешностью: была низкорослой, тучной женщиной, и характером. Казалось, она и жила лишь в ожидании неприятностей, и они, конечно, её настигали: то она падала на улице, ломая руки - ноги, то у неё, разрезав сумку, крали с последними деньгами кошелёк, а то ещё какая-нибудь иная напасть приключалась.
Бэла преподавала в школе никому ненужный английский язык. Ученики её не слушали, шум, гам всегда присутствовали на её уроках. Женщина болезненно воспринимала такое отношение и к любимому предмету, и к себе лично, но изменить ситуацию не могла – твёрдости характера не хватало.
Розин муж дано умер. А Бэла никогда не была замужем. Она, по настоянию матери, родила ребёнка от случайного человека - выздоровевшего пациента, с которым сговорилась мать за вознаграждение. Дочь забеременела с первой и единственной попытки. Сын Яшенька стал отрадой этой маленькой необычной семьи.
До поры до времени Тина не встречалась с Яшей, не сталкивались они, не пересекались их пути: он, после окончания физтеха, работал в другом городе и редко наезжал в родной. При рождении Яша приобрёл русскую фамилию отца и его национальность, что помогало успешно делать карьеру. Но Роза Соломоновна часто повторяла одну и ту же, непонятную Тине, фразу: "Бьют не по паспорту, а по роже!" И всегда добавляла:" А рожа у нашего Яшеньки чисто жидовская! Надо уезжать, нечего дожидаться погромов!"
Бэла крутила у виска пальцем:
-Мама, ты совсем рехнулась в своём кресле, какие погромы?!-
К ним постоянно приходили какие-то люди. И велись странные разговоры о диссидентах, отказниках, каких-то списках в очередях у посольств и прочего, о чём Алевтина не могла знать.
Она уже с отличием закончила училище и неплохо устроилась на хлебозаводе, но бывшая сокурсница переманила в центральный ресторан города, модное заведение, где Тину взяли на должность повара.
У Алевтины имелась мечта когда-нибудь стать Шеф –поваром!
После окончания училища из общежития пришлось уйти. На хлебозаводе она жила в бараке в отдельной комнатушке, теперь же осталась без жилья.
В начале Роза Соломоновна предложила ей временно пожить у них, а всё временное, как показывает жизнь, часто переходит в постоянное: Тина навсегда осталась с этими милыми женщинами.
Кроме основной работы, дома она выпекала на заказ торты и пирожные. Помогала зажиточным дамам устраивать праздничные обеды. Её, как отличного кулинара, передавали " с рук на руки". Она умудрилась по сумасшедшему блату приобрести электрическую печку - такую, которой, наверное, пользовалась обслуга в домах партийных руководителей. Благодаря работе Тина приносила в свой новый дом солидный заработок, а ещё и откладывала немалую копейку, как говорится, "на чёрный день".
Тайн между ними тремя не было. Мать и дочь знали о Тине всё. Они ничему не удивлялись, не ахали и охали, не выражали шумно своё сочувствие. Поражало иное: как у такой здоровой молодой дивчины мог родиться, пусть и преждевременно, настолько больной ребёнок, что оказался нежизнеспособным.
- Что-то тут не так, - промолвила Роза, впервые услыхав эту историю. Чувствую, приложила руку директриса - нет ребёнка, нет дополнительных проблем! -
- Мама, ты обвиняешь её в убийстве. Чушь! - парировала Бэла.
Алевтина молчала. Её не интересовал ребёнок ни в живом , ни в мёртвом состоянии: она вычеркнула тот период, стёрла его из памяти.
Однажды в один из летних вечеров на пороге возник высокий худой рыжеволосый мужчина с чемоданом в руке и рюкзаком за плечами. Он, оттолкнув Тину, быстро прошёл в комнату и уже кружил мать, обнимал бабку – это Яша вернулся навсегда домой.
- Всё, - сказал он, - уезжаем! Здесь нам делать нечего, хуже нигде не будет. Я молод, руки-ноги есть, и голова, как говорят, неплохая, светлая – с голоду не умрём, я вам это обещаю.
Женщины онемели. Одно дело говорить об отъезде, другое - сняться с насиженного места и устремиться в неизвестность. Яше перечить не стали, там видно будет, как оно сложится.
Тина, услыхав, похолодела. Она уже знала, что люди уезжают далеко, навсегда, с ними теряется связь, они исчезают, растворяются - словно умирают. Вот оно одиночество, вот оно...
Как только подали прошение об отъезде, в школе об этом узнали сразу же и на экстренно созванном педсовете Бэлу Аркадьевну уволили. Не смела она, отщепенка, изменница родины учить детей. И квартиру ей советская власть дала, и выучила, предательницу, за свой счёт, на ноги поставила, профессию дала. Её клеймили бывшие сослуживцы с пеной у рта, забрасывали грязью, обливали помоями, а она бледнела, не могла и слова вымолвить против.
Во всех выдвигаемых обвинениях не было и малейшего намёка на правду: в двухкомнатной квартире, ещё до рождения Яши, они с матерью оказались потому, что их дом снесли: к новостройкам - пятиэтажкам через него была запроектирована подъездная дорога. И училась Бэла не на дневном, а на вечернем отделении педагогического института, работая ночной нянечкой в круглосуточном детсаде.
Уже бывшая учительница вернулась с собрания с лицом белым как мел. Ночью у неё случился сердечный приступ.
Яша в соседнем дворе устроился дворником, взяли его по чужим документам, отступник и мусор убирать права не имел. Положенную при этой должности жилплощадь, каморку в полуподвале, ему не дали, потому что он как бы и не существовал. Спал Яша на кухне. Вечером ставил раскладушку, утром складывал. Тина порывалась снять где-нибудь поблизости отдельное жильё, но ей не позволили, а она привыкла слушаться и покорятся решением этой семьи.
В выезде им отказали из-за Якова - должен был пройти немалый срок, чтоб секреты, к которым у него был допус , не достались врагам.
Сейчас, сидя на лавочке у далёкого Средиземного моря, она не уставала удивляться тому, как они помещались в этой малогабаритной двушке, не ссорились, а наоборот, все обожали и поддерживали друг друга.
Как-то во время воскресного вечернего чаепития Яша неожиданно воскликнул: "А не жениться ли мне на Тине? Можно оформить фиктивный брак, и она, если пожелает, уедет вместе с нами или, по-своему желанию, куда захочет."
Бабка и мать задумались, а потом весело загалдели:" Умно придумал, голова!"
Она, Алевтина, не задумывалась тогда, нужен ли ей этот шаг, не пропустит ли она настоящее счастье, окунаясь в совершенно непонятную чужую жизнь. То, что было произнесено почти в шутку, случилось: Тина стала законной женой Якова, который был старше неё на десять лет.
Кроме кольца на пальце и статуса замужней женщины, ничего не изменилось: Яша спал по-прежнему на раскладушке, уходил и приходил, когда вздумается и вдруг, совершенно неожиданно для всех загулял: встретил бывшую одноклассницу и переехал к ней.
Тина ощутила пустоту: раньше Яша был везде, а сейчас неделями отсутствовал. Она, прислушиваясь к скрипу ключа в замке, стуку входной двери, вдруг поняла, что волнуется, злится, ревнует. Сама не заметила, как влюбилась в этого остроумного, всегда весёлого, жизнерадостного мужчину.
И начались терзания. Подруг близких не было, а перед Розой и Бэлой своё исстрадавшееся сердце ни за что бы не открыла – стыдилась.
Вот так и жила она до тех пор, пока ни пришло письмо из ОВИРА, куда их приглашали на собеседование.
По действующему закону Алевтине нужно было получить разрешение родителей на отъезд за границу. Она отправилась на родину. Отца в живых не застала, о чём не опечалилась. Полуслепая мать подписала бумажки, не глядя. Братья-сёстры разбрелись по свету. Тина оставила большую сумму денег, вымыла, выскребла убогое жильё, наготовила еды из привезенных продуктов. Уехала со слезами на глазах – всё же мать, как её ни пожалеть!
В один из вечеров явился Яша и с порога заявил:
- Никуда не еду, с Алей(так он иногда её называл) разбегаемся в разные стороны: женюсь на другой, в скором времени стану отцом!
Тина, сидевшее в это время на табуретке в кухне, замерла. Сердце болезненно ёкнуло и провалилось неизвестно куда. Знакомая обстановка поплыла перед глазами. Захотелось выпить ледяной воды, чтобы погасить внутри себя огонь, но не шелохнулась. Успокоившись, подумала: разволновалась напрасно, чему удивляться: именно так и должны были окончиться их отношения…
Роза Соломоновна молчала, а Бэла несколько раз спросила то ли себя, то ли сына: "И что дальше?"
Тина сразу же согласилась на развод. После него, так она решила, уедет, возможно, в другой город. Какая разница, где жить! Одно знала точно :рядом с Яшей ей не быть. А без него всё теряло смысл…
В свои планы никого не посвящала. Понимала, насколько сложнее станет жизнь Розы и Бэлы, но что поделать, иного выхода в создавшейся ситуации не видела.
Алевтина вздохнула: затекла шея. Она приподнялась со скамьи, расправила плечи, взглянула на море и опять села. Да, подумалось ей, планируешь одно, а выходит совершенно иное: неожиданно для всех во сне скончалась Роза Соломоновна. Утром её не добудились. Она лежала с улыбкой на губах, выглядела умиротворённой. Казалось, тронь её сейчас, она тотчас откроет глаза и перескажет прекрасный сон, в котором пребывала до побудки.
-
Не успели похоронить, как огромная беда вошла в дом: Бэлу Аркадиевну, пребывавшую в глубокой печали, недалеко от дома насмерть сбил мотоциклист - мальчишка, не имевший ни прав на вождение отцовским мотоциклом, ни опыта. Совершив на огромной скорости наезд, он сам, перелетев через мотоцикл, ударился о столб. Приехавшие медики и милиционеры констатировали смерть обоих.
В их, ранее весёлом гнезде, затаилась скорбь. Яша пил бабушкину "наливочку", не закусывая. И не пьянел. Тина пыталась поговорить с Яковом, но кто она такая для него, чтобы он принял её утешения? Никто…
Алевтина отказывалась от выгодных заказов: вместо Яши шла убирать его участок. И её боль тоже не утихала.
Горе не сблизило их. Двое чужих людей находились в одной квартире. Теперь у каждого была своя комната, отдельное пространство. Иногда Тине казалось, что в огромном мире она одна. И ей не к кому прислониться. Свернувшись калачиком на застеленной стареньким покрывалом постели, она часто тихонько плакала.
Если раньше Яша с ней шутил, подзадоривал, иногда легонько и за ухо таскал, то сейчас он Тину не замечал, как и вообще что-либо вокруг себя.
Надобность в разводе отпала. Яшина девушка выскочила замуж за обрусевшего немца и преспокойно укатила на его историческую родину - в Германию, где родила мальчика, похожего, как она написала в единственном дошедшем до адресата письме, на Яшу. В конверт с наклеенными на него красивыми разноцветными марками была вложена фотография новорожденного, на которой сложно было разглядеть схожесть.
Яша опять выходил на работу, но часто его можно было увидеть в компании местных выпивох. Тина стеснялась к нему подходить: она же являлась женой лишь на бумаге, а в реальной жизни никем.
Иногда, проходя мимо соседок, постоянно восседавших на одной и той же лавочке у входа в дом, она краем уха слышала:" Ну вот, а говорят, евреи не пьют!" Тина здоровалась и пробегала мимо. Глупые слова. Слететь с «тормозов» может каждый. Причём тут национальность?!
Возможно, Яков бы когда-нибудь и спился, но они получили письмо, в котором им было приказано явиться по указанному адресу, где они должны были расписаться в отказе от советского гражданства, заплатить государственную пошлину и в течении короткого времени покинуть уже чужую для них страну.
Почти не разговаривая между собой, что разрывало Тине сердце, они упаковали личные вещи в несколько чемоданов, а в общий сложили книги: Тина выбрала любимые, а Яков взял лишь техническую литературу. Имелся список, чего увозить нельзя. Они не волновались: ни бриллиантов, ни антиквариата у них не имелось.
Соседи за бесценок приобрели мебель, с оставшимися книгами дело обстояло куда сложнее: трудно было их пристроить в короткий срок.
Яша договорился с оценщиком - букинистом, и тот за смехотворную сумму скупил всё оптом. Книги вывозили несколько дней.
Домашняя утварь - ложки, вилки, кастрюли и сковородки - остались на своих местах в осиротевшей квартире. А вот печь Тине удалось продать повару из ресторана.
Поздним вечером одного из последних в этом городе дней они посидели, как полагается перед длинной, а для них ещё и неизвестной дорогой. Дверь оставили незапертой, ключи положили на коврик. Не оглядываясь, ушли из уже чужого для них дома. У подъезда их ожидало вызванное заранее такси.
У Тины тряслись руки, подкашивались ноги. Она боялась будущего. Куда, с кем едет, зачем! Она Яше не нужна и здесь, а на чужбине - тем более. Но отступать было поздно: она уже не являлась гражданкой этой страны…
Яша взглядом пригласил её в машину, она послушалась. Они выехали на проспект. Их прошлая жизнь исчезала за поворотом.
Тине захотелось оглянуться, но мужчина, поняв её желание, грубовато запретил: "Не оглядывайся, смотри вперёд!"
По пути на железнодорожный вокзал они заехали на кладбище. Всю прошедшую неделю пытались хоть кого-нибудь найти для ухода за могилами, но не нашли. С пьяными рабочими, постоянно здесь менявшимися, сговариваться не имело смысла – прогуляют оставленные деньги и не вспомнят, с какой целью они были получены и для чего предназначались.
Яков попытался отыскать необходимого им человека в конторе кладбища, но его и слушать не стали: люди, уезжая, исчезали навсегда, кто же будет оплачивать услуги? Здесь знали наверняка: обещаниями сыт не будешь. Кладбищенское начальство не принадлежало к малоимущему классу, оплата ритуальных услуг всегда была высока, люди мрут, как мухи, к чему лишняя работа. Чья-то смерть всего лишь бизнес и ничего личного.
Тина всхлипывала. муж успокаивал: " Не волнуйся, мы ещё здесь побываем, всему своё время."
Положив цветы и сказав последнее "прощайте", они так же, как и при отъезде от дома, ушли, не оглядываясь. Поспешили к московскому поезду В столичном аэропорту им предстояло пройти таможню и улететь в Вену.
В плацкарте они уступили нижние полки женщине с четырьмя детьми. Ели приготовленную Алевтиной еду, мало разговаривали. Яша или спал, или читал книгу. Тина старалась гнать назойливые думы. Ей не спалось, она глядела в грязное окно и ничего не замечала. Лишь изредка приходило в голову, что суетливые люди за окошком мимо которых она проносилась, похожи на муравьёв. Верно, и она одна из них…
Москва встретила их так же равнодушно, как и всех остальных непрошенных гостей. Долго добирались они до аэропорта, но прибыли вовремя. Билеты у них были бесплатными, так как рейс оплачивал Израиль. Они зарегистрировались, сдали свой нехитрый багаж, личную проверку прошли без сюрпризов. И опять, не оглядываясь, зашагали на посадку.
Взлёт, более трёх часов в воздухе, вот и Вена – транзитный город советских эмигрантов.
Прилетевшую группу встретили молчаливые, крепко сбитые ребята, жестами пригласившие вновь прибывших войти в припаркованные у тротуара автобусы.
Ехали часа полтора, очутились на окраине города в старом трёхэтажном здании. С виду непримечательный дом казался снаружи нежилым, но внутри него вовсю кипела жизнь. Вверх - вниз по лестницам сновали озабоченные люди: одни спешили в столовую, другие занимались багажом, третьи о чём-то говорили между собой или обращались с бесконечными вопросами и просьбами к администрации.
Стоял гам. У Алевтины противно засосало под ложечкой, закружилась голова, и если бы не помощь Яши, она оказалась бы на полу под ногами у этих людей.
Поздним вечером всех, кто решил навсегда осесть в далёком и малоизвестном Израиле, собрали в холле гостиницы, затем всё те же молчаливые ребята - охранники отвезли их в аэропорт.
Когда Тина и Яша вошли в лайнер, почти все места были заняты. Одно нашлось около молодой пары, Тина села в свободное кресло у прохода, а Яков прошёл в хвост самолёта.
Долго не взлетали. Извне доносились непонятные стуки. Позже узнали от стюардесс, что самолёт проверяется со всех сторон на прочность. Отлетающий народ находился в тревожно- возбуждённом состоянии.
Около двух часов длилась подготовка к взлёту. Пассажиров почему-то обслуживали польские стюардессы. Они прекрасно разговаривали по-русски, но на многочисленные вопросы о причине задержки вылета лишь пожимали плечами.
Много позже, уже столкнувшись с непростой израильской действительностью, Тина поняла, что происходило вне лайнера, какую огромную работу проделали спецслужбы её новой родины для предотвращения очередного теракта. Вероятно, поступило предупреждение о готовящемся взрыве, потому-то парни в охране были предельно серьёзными, внимательно за всем следили, не пропуская ни одной мелочи.
Ближе к полуночи самолёт покатил по взлётной полосе. Прощай, Вена!
При взлёте Тина инстинктивно ухватилась за руку мужчины, рядом с которым она сидела. Так и держалась за неё до самого конца полёта: даже, когда разнесли еду в пластиковых коробочках – и тогда она не выпустила спасительную Молодой человек не возражал. Он понимал её испуг, растерянность.
Его спутница, из их разговоров Алевтина поняла, что они молодожёны, говорила о будущем. Тина прислушалась: молодая пара собиралась осесть в кибуце* на юге страны, изучить там иврит, родить детей - жить…
Они строили планы на будущее, и почему-то и Тина вдруг поверила в то, что и у неё всё наладится, и счастье, и любовь не обойдут её стороной. Она обернулась и встретила внимательный взгляд родных глаз, устремлённый на неё. Яша сразу же стушевался, прикрыл глаза, но Тина ощутила его интерес к ней.
Сели в аэропорту имени Бен- Гуриона благополучно, и все пассажиры на борту дружно зааплодировали.
Прибывшим по громкой связи было объявлено, в какое помещение следует пройти для регистрации. Прозвучало и предупреждение: выходить за пределы аэропорта категорически воспрещается – нарушившие запрет не будут считаться новыми репатриантами.* Они лишатся права на гражданство и всех льгот, причитающихся переселенцам.
Яша, подхватив Тину под локоток, повлёк за собой.
В огромном помещении, куда они попали, минув длинный коридор, находилось много людей, вероятно тех, кто прилетел до них. Прислушавшись, Тина поняла, что все они из Средней Азии.
Дети сновали между кресел. Матери их не одёргивали, не понукали, были заняты собственными мыслями.
Вдоль стен расположились длинные столы с чаем, кофе, лёгкими закусками. Алевтине потребовался туалет. И к своему стыду она не смогла понять, как действует смывной бачок. Пришлось мимикой объяснить пожилой уборщице, к счастью она оказалась рядом, о возникшей проблеме. Та благожелательно, с доброй улыбкой, нажала на какую-то сверкающую палочку - вода и полилась.
Яша принёс жене кофе и булочку с сыром. Не успели они позавтракать, как объявили их фамилию. Они вместе прошли в одну из комнат, но здесь их разделили: Тине начал оформлять гражданство молодой парнишка, едва говоривший по-русски, а Якова, без объяснений причины, внушительного вида мужчина жестом пригласил проследовать за собой.
Алевтине задавали простейшие вопросы: как имя отца, какой профессией она владеет. Ответы парень быстро заносил в специальный вопросник. Потом он поинтересовался, куда по почте выслать ей удостоверение личности, Теудат- зеут. Она не знала. Никто нигде их не ожидал.
Вошёл Яша. И его данные были занесены в анкету. Они поинтересовались у молодого человека, откуда он знает русский язык. Парнишка рассмеялся:
- Владею им плохо, но мои малые знания, которые сейчас обеспечили меня работой, от бабушки. Именно она сохранила в нашей семье этот язык.
Парень был настолько благожелательно к ним настроен, что тугой комок, давно и прочно обосновавшийся у Тины под ложечкой, рассосался. Она вдруг почувствовала: здесь, на этой новой земле, и в её жизни наступят перемены, возможно, не всегда радостные и приятные, но живые, настоящие. Прошлое, с его неопределённостью, непременно отступит.
Неожиданно Тина заулыбалась. Яша с удивлением на неё взглянул, и это был совершенно иной, не безучастный взгляд. Сердце радостно колотилось. Ей захотелось посреди всей этой неизвестности кружиться, смеяться, а, может, и плакать счастливыми, новыми для неё, слезами!
Яков определился с местом проживания: они отправятся в небольшой город, расположенный на берегу Средиземного моря. Там на полгода у них в центре абсорбции будет комнатка. И они смогут начать изучать иврит.
Попрощавшись с весёлым собеседником, направились за своим багажом. Получив всё в лучшем виде, поспешили к выходу, где их ожидало такси. Водитель услужливо помог разместить вещи. Тина не спешила сесть в машину. Она слушала щебетание птиц и вдыхала неизвестные до сей поры запахи - диковинные,
кружащие голову.
Слегка притянув к себе, Яша обнял её, и она послушно заняла своё место в такси.
За окошком мелькали встречные машины. Вдоль дорог повсюду были высажены пальмы. Тина вертела головой, пытаясь первые впечатления запомнить надолго. Водитель, грузинский еврей, много лет назад приехавший сюда из Грузии, по ходу движения старался объяснить, мимо каких городов они проезжали.
Тина ждала увидеть пустыню, но таксист, с улыбкой сказал:
- Весь Израиль построен на песке и камнях, а пустыни можно увидеть южнее того городка, в который вы направляетесь. Есть такой город Эйлат, юг нашей страны, вот к нему, чтобы добраться, необходимо пересечь несколько пустынь. Эйлат- красивый город на Красном море. Можно туда и самолётом долететь, а на машине часов пять-шесть езды, утомительно.
Водитель улыбнулся:" Всё увидите, ко всем у прикоснётесь, приехали навсегда, не так ли?"
Только лишь теперь Тина осознала, что в корне изменила свою жизнь: не сменила один микрорайон на другой, не переехала в другой город. Она поменяла страну, континент, язык, нравы, обычаи.
А машина всё ехала и ехала, и им казалось, они провели в пути много часов, а на самом - то деле час с минутами.
А вот и въезд в город. Шофёр подвёз их к старому трёхэтажному зданию. Теперь здесь им надлежит прожить с полгода, а потом - сплошная неизвестность...
.
Яше и Тине выделили маленькую комнатку на последнем этаже, в которой был холодильник, немного мебели, одна на двоих кровать.
Стиральные машины были установлены в подвале. На каждом этаже были общие кухни. По коридорам сновали детишки. Люди жили мирно, что сразу же отметила Тина. Она боялась ссор. В просторном холле находилась большая учебная комната. К занятиям приступили почти сразу же.
Тина, любившая уют, сразу же преобразила новое жильё: на стены она повесила несколько любимых репродукций, стол застелила кружевной скатертью.
Они привезли с собой подушки, немного белья и плед, которым она покрыла кровать.
В первую совместную ночь оба ворочались, не зная, чего ждать друг от друга. Тина прислушивалась к дыханию Яши. Вероятно, и он занимался тем же. Никто из них не осмелился повернуться, пойти в своих желаниях дальше, чем просто спать рядом.
Утром оба ощутили некую неловкость. Но Тина чувствовала: льда в их отношениях нет, и то, что должно случиться, обязательно произойдёт.
Так и вышло: в третью ночь они стали настоящими мужем и женой. Яша, неожиданно повернувшись, погладил Алевтинино лицо, и она, отвечая лаской на ласку, потянулась к нему. Жаркой оказалась эта их ночь, проведенная в чужой комнате на узкой неудобной кровати. Не замечая неудобств, любили друг друга страстно и нежно. Теперь они стали семьёй.
Напротив "Бейт Канады"* любознательная женщина увидела несколько пекарен, под общим названием " Бутик Пита." Она зашла в одну, разговорилась и … устроилась на работу. Здесь же познакомилась с молодой женщиной Леной, которая приехала в Израиль за год до Тины и Яши. Она одна воспитывала двух малышей: пятилетнего тихоню Лёшу и шуструю трехлетнюю непоседу Зарину.
Лена называла себя " паровозом с двумя прицепными вагонами". Дети были от разных мужей, а где сейчас находились "её бывшие", Лена не знала.
Обладая весёлым нравом, всегда была улыбчива и приветлива и с покупателями, и со всеми, кто с ней общался. Женщины подружились. И Тина не представляла, как могла столько лет обходиться без такой подружки.
Яша радовался, что жена нашла и работу, и подругу. Но ему Лена казалась женщиной поверхностной, в ней отсутствовала, на его взгляд, та глубина, которой притягивала к себе Тина.
Иврит Алевтина изучала в вечерней группе. И Яков, чтоб позже найти себе достойную работу, усиленно занимался языком.
Быстро пробежали полгода. Пришлось уходить на съёмную квартиру. Решили, сняв четырёхкомнатную, жить вместе с Е, чтоб сэкономить на квартирной плате и коммунальных затратах.
Тина подумала, подумала и решила открыть своё собственное дело. Она уговорила Лену заняться выпечкой булочек, тортов, печенья. Деньги от продаж шли на общий счёт. И каждая из них имела к нему свободный доступ.
Яша тоже устроился на работу, пока что не по своей специальности, но всё же ходил в белом халате. И даже несколько человек работали под его началом. Ему повезло больше, чем некоторым знакомым, которые, имея высшее образование и даже учёные степени, работали обычными грузчиками.
Жизнь налаживалась. Они стали подумывать о покупке своего жилья, пусть и маленькой площади, им любая подойдёт, лишь бы не скитаться по чужим углам.
Лену страшила перспектива остаться одной, но она вида не подавала, шутила, поддерживала все начинания новых друзей. Тина разузнала в банке, какими они, как новые репатрианты, обладают правами и обязанностями, какие ссуды могут взять для покупки квартиры.
Общий рабочий счёт пополнялся. Число заказов росло. Настроение у всех было приподнятое.
Подошло время платить за аренду пекарни. Тина выписала чек на имя владельца. Но возмущенный хозяин пришёл с неоплаченным чеком. Алевтина заверила:" Деньги есть, простое недоразумение. " Но ошибки не было: все средства, заработанные нелёгким каждодневным трудом, исчезли. А дома почему-то не оказалось ни Лены, ни детишек, ни их вещей.
Тина испугалась. Бросилась в полицию: как бы с подругой чего-нибудь плохого не случилось! Пока выяснялось, шло время, а затем Тина получила письмо от Лены, в котором та сообщала, что деньги взяла она, и чтоб на неё не обижались, просто она решила вернуться в Молдавию, где её ожидал один из мужей, отец Зарины.
Бизнес развалился. На душе было скверно. О покупке собственного жилья пришлось надолго позабыть.
Много позже Тина узнала от мужа, как в её отсутствие Лена пыталась его соблазнить: то неожиданно появлялась в распахнутом халатике на кухне, когда мужчина там находился, то показывалась в ванной комнате чуть ли не в ночной рубашке. Сейчас же Яша даже был доволен тем, как закончилось их совместное проживание. Деньги, конечно, она похитила немалые, да Бог ей судья!
Так сложилось, что впоследствии Тина подруг не имела - муж стал самым близким человеком.
Сидя у моря, она вспоминала те дни, полные разочарования и горечи. Много времени прошло с тех пор, сейчас поступок Лены казался мелким, ничтожным, и простила она её давно, но неприятный осадок остался. И вера в честность и порядочность пошатнулась. Более она ни с кем не создавала общего дела, работала в пекарне на хозяина бизнеса, пока не подошли её годы, и она не вышла на пенсию.
Яков тоже много работал. Они смогли в конце- концов купить небольшую квартиру. Жизнь наладилась. Вместе со страной отмечали праздники, светские и религиозные. Боялись, как и все, войн и обстрелов. В общем-то, обычные будни простых людей. Жили в любви и уважении друг к другу.
До недавнего времени так и было, но неожиданно Тина получила письмо из далёкой Москвы. Странное. Её разыскали сотрудники одного модного телешоу. В нём сообщалось, что её взрослая дочь желает с ней познакомиться.
Сначала Алевтина подумала, что это розыгрыш. Детей у них с Яшей не было, проверялись, лечились, но не сложилось. А тут пятидесятилетняя дочка объявилась! Но, поразмыслив, Тина пришла к умозаключению: по-видимому, тот ребёнок, которого она в юности родила, остался жив и теперь, благодаря телевизионщикам, кто-то желает их соединить. Но нужно ли это и ей, и той женщине, чужой и далёкой? Вряд-ли...
Яше она ничего не сказала о письме: пока сама не решит, как быть - промолчит. Наверное, всё выяснится, а пока ей кажется, что приснился сон – какой, она и сама не понимает…
Женщина встала со скамьи, поправила кофту и легко зашагала прочь. Помахала морю рукой: до новых встреч!
*Кибуц — сельскхо¬зяйст¬вен¬ная коммуна в Израиле, характеризующаяся общностью имущества и равенством в труде и потреблении.
Репатриация (от лат. repatriate) — возвращение на родину с восстановлением в правах гражданства.
Алия — репатриация евреев в Израиль.
"Бейт Канада" – так назывался центр абсорбции новых репатриантов - располагался в центральной части города, много позже этот район стал окраиной – город строился и разрастался. Сюда начали переезжать молодые семьи из центра страны, так как городок находился недалеко, в часе езды, от Тель- Авива