В Германии всё подсчитывается, в том числе и существующее в стране языковое
разнообразие. Выделяют главные и редкие языки. Главными считаются пять европейских
языков: немецкий, английский, французский, испанский. итальянский. Первый редкий
язык – турецкий. Рабочие из Турции во множестве появились в Германии в начале 60-
х годов прошлого века. Страну надо было отстраивать, и наём турок - строителей
был простым способом решения этой проблемы. Им было разрешено приглашать жен и
детей, и они очень быстро воспользовались предоставленными льготами. Сейчас их
это, без сомнения, самая большая диаспора в Германии.
А вот русский – это второй редкий язык. Им владеют переселенцы из бывшего СССР,
их дети, и, гораздо реже, внуки. К сожалению, интерес к нему значительно
снизился. Тем не менее, в городах русский тонким ручейком вплетается в
разноголосицу других языков и наречий. Я слышу русскую речь нечасто, и в
основном, в трамвае.
Тут-то я и вижу эмигрантов: весь этот разнообразный по цвету кожи, языку,
разрезу глаз, скуластости, одежде и прическам, понаехавший народ. Здесь в Германии
им предстоит прожить год – два - десять, пока в их странах, будь-то Сирия,
Эритрея, Судан или Украина, где бушуют войны. Когда где-то война заканчивается,
и в Германии решат, что опасности для жизни на родине нет, то, несмотря на все
сопротивление, мольбы и протесты, их вернут обратно домой.
Поначалу вновь прибывших после необходимых проверок заселяются в большое
общежитие, где они живут месяцами, пока их не распределят по разным локациям
приютившей их страны. А пока они, еще не расселённые, живут в общаге и,
безавтомобильные, ездят на трамвае, периодически удивляя, а то и шокируя местную
публику.
После «часа – пик», когда схлынула волна едущих на работу и испарились стайки
школьников, спешащих к началу занятий, в полупустом вагоне кто-то из пассажиров,
как и я, глазеет в окно, в надежде узреть что-то новенькое со времен предыдущей
поездки, кто-то уткнулся в смартфон, кто-то сидит в наушниках. Если люди и
беседуют, то тихо – вполголоса, так чтобы не мешать окружающим. По трамвайным
пассажирам занятно отслеживать зигзаги проводимой государственной эмигрантской
политики. В начале двухтысячных, главной темой международной политики было
окончание войны в Югославии и, соответственно, возвращение боснийских беженцев ,
а их было, ох как много, в Германии.
С двумя из них я и столкнулся в трамвае, и тут неожиданно выяснилось, что я
понимаю их язык. Конечно, я не прислушиваюсь к многоязычному хору пассажиров.
Но когда рядом с тобой усаживаются две приунывшие почтенные смуглые тетушки, в
черных головных платках, шароварах и длинных, явно неевропейских платьях
неопределенных расцветок, и тут же начинают бурно что–то обсуждать, то, волей –
неволей, приходится отвлекаться от собственных дум. Когда же в их речах
проскальзывали такие знакомые слова как «Босна», «Сараево», «домина»,
«просклизнуть» и «дядько», то становится нетрудно понять, что их невеселая, но
бурная беседа, связана с безрадостными перспективами возвращения домой. Скоро,
действительно, боснийские беженцы исчезли из Потсдама, да и из остальных,
насколько я могу судить, немецких городов.
Но немецкая тихая эмигрантская гавань недолго оставалась пустой. Сирийский
кризис 2015 года и слоган тогдашнего канцлера Ангелы Меркель «Wir schaffen das» -
«Мы справимся» мощно поспособствовал развитию языкового разнообразия в сторону
арабского языка. Сирийские беженцы, в основном, молодые люди, по моим наблюдениям,
лет до тридцати, без знания языка, практически без денег, вырванные из
привычной обстановки, вели себя очень по-разному. И если некоторые сразу
облачались в обычную европейскую одежду, то другие предпочитали национальные
наряды. Да и бог бы с ними, но сначала добропорядочных пассажиров шокировали
арабские женщины, закутанные с ног до головы в свои черные одеяния так, что на
виду оставались лишь их подведенные тушью глаза. Еще бы, серия взрывов, учиненных
фанатиками, быстро приучили граждан к осторожности. Срочно принятый федеральный
закон снял с женщин маски и открыл им лица, и хотя все понимали опасность
исламского джихада, излишняя нервозность была устранена.
А опасность терактов в Германии, конечно, остается. Моя активная жена и пара ее
подруг с языковых курсов направились волонтёрами в общежитие к эмигрантам. Одна из
дам, говорящая по-арабски, прислушалась к разговору детишек и пришла в ужас. Ну
о чём может говорить мальчик по виду лет пяти? О игрушках, о мультфильмах, о
сладостях? Нет! Юный мститель учил своих друзей, как лучше и незаметнее
закладывать бомбы в автомобили. В этой ситуации приходится быть внимательным и
верить в полицейскую расторопность, которая, к счастью, пока оправдывается.
С африканцами иначе. Не все конечно, но многие, поначалу, общались между собой
исключительно криками и частенько через весь трамвай. В ходу у них французский. Я
не владею им, но что такое «Cа va?» знаю. И вот это «Как дела?» летит через весь
трамвай и возвращается обратно подробным отчетом, Для немцев, для которых тишина
один из приоритетов, это невыносимо слышать. Обычно находится пожилая немка,
которая, одной резкой фразой возвращает собеседников из их родных джунглей обратно
в трамвай – на немецкую территорию.
Со временем, модель поведения беженцев меняется. Интенсивные языковые занятия и
жесткая необходимость искать работу, делают свое дело. По официальной статистике
до 25% арабов нашли себе дело. Это много, если учесть, что их женщины занимаются в
основном, активным деторождением. По моим наблюдениям, сирийцы стремятся в сферу
услуг: арабские кафе - бистро не безуспешно конкурируют с вьетнамским и турецким
общепитом. Среди водителей городского транспорта и такси также немало арабов,
благо электронные навигаторы освобождают водителей от необходимости знать
город и прокладывать маршрут.
Африканцы тоже стараются интегрироваться, но у них получается, на мой взгляд,
похуже, хотя за рулем я их вижу тоже часто. Чернокожие работают в основном
дорожными рабочими, много их среди младшего обслуживающего персонала в больницах
и отелях, крупных сетевых магазинах и вокзалах.
Русскую речь тоже можно часто слышать . Я пишу этот текст в начале 2023
года, и мне есть с чем сравнивать. Носителей русского языка на территории бывшей
ГДР в принципе было немало. Это и дезертиры советской армии, решившие в
ельцинские времена не возвращаться на родину, это и люди, перебравшиеся в Германию
по немецкой или еврейской эмиграции. Трамвайными пассажирами бывали и
приглашенные: русскоговорящие студенты, стажеры, профессора и специалисты.
Впрочем, эта категория была самой малочисленной, а сейчас вообще исчезла в связи
с известными событиями.
Зато появились бородатые парни - чеченцы с молоденькими женами. Мои
первоначальные опасения перед этим воинственным народом со временем поутихли,
хотя телевидение периодически сообщает об их разборках со своими единоверцами. Со
временем чеченцев, как и других, расселили по различным городам и весям, а единицы
оставшихся, как я могу судить, вполне себе адекватные трамвайные пассажиры.
Всеми эмигрантами, независимо от образовательного ценза ясно осознаются две
тенденции: это необходимость овладеть немецким и передать свой родной язык детям
и внукам. Интенсивные курсы немецкого, организованные для эмигрантов, вполне
сносно позволяют решить первую задачу. Большинство приезжих худо – бедно
понимает язык, а многие и говорят с различной степенью успешности. Но что касается
сохранения русского языка и передачи его детям – тут просто беда. Людям остаётся
надеяться только на себя. Немецким властям это, очевидно, не надо, а Россия,
похоже, самоустранилась от столь важной для государства задачи. По моим
наблюдениям, дети эмигрантов во втором поколении, к сожалению, уже не говорят на
русском.
На помощь, как это обычно и бывает, пришли инициативные люди. На коммерческой
основе в Потсдаме была открыта школа русского языка, где отпрыски достаточно
обеспеченных родителей постигают основы «великого и могучего». Но то ли, цена за
обучение высока, то ли, наоборот, стоимость аренды помещения и запросы учителей
непомерно велики, но эта единственная школа не в состоянии принять всех желающих.
И вот с учетом сложившейся конъюнктуры моя жена решила подработать. Вооружившись
аргументами в пользу билингвистического образования, она подала заявку на
финансирование в местную службу, отвечающую за гранты. Отказ пришел довольно скоро
и не был лишен остроумия. В ответе сообщалось, что в настоящее время в Потсдам
прибывают беженцы из далекой Эритреи. Родной язык там, не какой-нибудь, а
Тигрино. И что, - спрашивает чиновник, - мы теперь должны и изучение Тигрино
финансировать? Дожили! Русский язык теперь с Тигрино сравнивают.
Неуклонно мельчающий ручеек трамвайного русского языка неожиданно получил
мощную подпитку. Украинские беженки, с их «шоканьем» и «вас тут не стояло» своим
суржиком вносят свою посильную лепту в развитие русского языка в Германии.
Но честное слово, лучше бы такого не было.