Через тернии

Сёстры Рудик
           Поезд, между тем, тихо и плавно тронулся. Не веря этому, бесконечно счастливая Надежда незаметно перекрестилась, отдёрнула занавеску и, прильнув горячим лбом к стеклу окна, прошептала:
- Господи, благослови! Кончились мои испытания, поехали, наконец! Даже не верится!
           Да, ей не верилось, что за окном проплывал опротивевший Белорусский вокзал! Там оставалась «продажная» кассирша. Оставались цыгане, которым Надежда отдала всю еду, оставив копейки на скромный стакан чая. У кассовых окошек оставались очереди людей, озлобленных из-за нехватки билетов. Оставались и колонны, которые Надежда подпирала, от безысходности обливаясь слезами. Оставались прочие страсти, выпавшие на её нелёгкую долю.
           От прохладного стекла голова немного остыла. Это напомнило прохладу купели святого Сергия и ледяной живительный источник, в который вновь захотелось окунуть руки, умыть лицо и напиться его сладкой колючей водицы из железной кружки…
           А по вагону за чаем уже зашмыгали пассажиры. Мальчонка всё стоял на одном месте, заложив палец за губу, и изучал попутчиков. Безотрывно наблюдая за тем, как тучная тётка ест яйцо за яйцом, он так изрядно ей надоел, что она пошутила с ним скучным тоном:
- Мальчик, не откуси пальчик, – а потом спросила: - Сколько тебе лет?
           Малыш засмеялся, вытащил палец изо рта и ответил:
- Три! Ой нет, четыре! – и показал ей четыре растопыренных пальца.
- А куда едешь? – спросила тётка, без труда заглатывая яйцо.
- Туда! – махнул мальчонка в сторону удаляющейся Москвы.
- Не дай Бог! – не меняя скучного тона, произнесла тётка, чем вызвала у всех рядом хохот.
«Действительно, не дай Бог!» - тут же мысленно поддержала её Надежда.
- Какой ты молодец! – в отличии от них похвалила малыша тёткина попутчица бабулька и протянула ему конфету: - На, конфетку.
- Мы-к! – отрицательно мотнул тот головой.
- Он яичко будет, – протянула яйцелюбка яйцо.
- Мы-к! – снова отказался малец.
- А чего ж ты хочешь? Печеньку может? – пристала к нему бабулька.
- Не-ет, – рисуясь, протянул малец.
           Тут с верхней боковой полки от чтения газеты оторвался мужик и серьёзно подсказал малышу:
- Денег проси, денег!
           Все весело захохотали, а сконфузившийся малец убежал к мамке.
- Молодец, правильно! Ничего нельзя брать у чужих. Мама лучше всех знает, что тебе можно, – с доброй улыбочкой похвалила его Надежда, когда он залез на застеленную полку и стал строить ей «глазки».
- А вы до куда едете? - добренько поинтересовалась его молодая мамка.
- До конечной, – весьма довольно ответила Надежда.
- Значит, вместе будем трястись. Мы чуть пораньше выходим, – крякнул пожилой мужичок, оттирая салфеткой от курицы жирные пальцы и губы.
           Тут среди беззаботного спокойствия, которым Надежда так наслаждалась, дверь вагона распахнулась, и вошёл проводник, который привёл её сюда. Следом за ним шёл весь серьёзный, деловой и успокоившийся скандалист. Наткнувшись на взгляд Надежды, он тут же прошил её колючим холодом презрения и отвернулся. И вдруг проводник остановился возле Надежды, хлопнул ладонью по верхней полке над её головой, как по лошадиной холке, и очень даже весело объявил остолбеневшему пассажиру:
- Вот ваше место! Располагайтесь, пожалуйста!
           Его слова прогремели для скандалиста так, словно он объявил ему смертный приговор! Надежда изумлённо заморгала на своего обидчика, а тот задохнулся от негодования и взвопил, не замечая вокруг народа, кроме этой «блажной стервы»:
- Как?! Это… опять вы?! Ну это уже слишком!!! – и он загородил проводнику проход и заявил: - Не поеду я с ней! Она такая!.. Такая!!.. Да она такая стерва!!!
           Глядя на его зашкаливающие муки, Надежда не сдержалась, прыснула и расхохоталась, уже пытаясь его ободрить:
- Да успокойтесь вы, наконец! Не надоело воевать? Ну ведь едем же!
           В довершение на новенького непонятного пассажира неожиданно дружно наехали попутчики, защищая Надежду – тихую, простую и в меру весёлую:
- Ну чего это вы девушку зря оскорбляете?
- Она очень даже хорошая!
- Не надо обижать хороших людей!
- Сначала на себя посмотри!
- Это она хорошая?! – развернулся к ним бунтовщик. – Да меня от одного её вида трясёт!
- Водки вмажь, и сразу всё утрясётся, – усмехнулся мужичок.
           На что скандалист с апломбом ответил:
- Ты знаешь, не поможет! Вы ещё не знаете, какая она «хорошая»! – и он категорически заявил проводнику, который в этот момент тихо базарил с проводником этого вагона, и они от души ржали в кулачок, как-то хитроушло поглядывая то на него, то на Надежду: - Дайте мне другое место! Я не поеду с ней!
           Надежду вообще распёрло неудержимым смехом, а попутчики возмутились:
- Да это вы нехороший! Пришёл, расскандалился, нормального человека оскорбляешь!
- Сейчас с поезда слетишь в таком случае и пойдёшь своим пёхом! – лукаво глядя на беснование пассажира, приструнил его проводник и напомнил: - У нас все места по составу заняты. Чёрт знает как устроились, ещё и возбухают!
           Под напором всеобщего наезда скандалист мигом снизил тон и в полнейшей раздавленности недоверчиво попытал у проводника:
- Ну что, так все места и заняты? Не верю!
- Или ты занимаешь это место, или я тебя высаживаю на первой же станции, – принципиально приподнял тот брови.
«Разрази меня, гром, если нас друг к другу не подсунула эта одуревшая от нашей цапатни бригадирша!» - подумала Надежда и, уткнувшись в ладони, затряслась беззвучным смехом теперь уже и над собой, и над этим беспомощным в своей злости человеком. Мужик как сопливый, вредный пацан молча моргал на проводника, выслушивая его разнос, а тот продолжал его костерить, со смаком тихо выговаривая:
- Мало того, что ты едешь без билета, так ещё и кочевряжишься во всё горло! У нас по всему составу ревизоры шныряют, а он заладил мне тут «поеду», «не поеду»! – и он с возмущением обратился к хихикающему напарнику: - Я валяюсь! «Зайцами» едут и места себе выбирают!
           Тут он неожиданно грубо толкнул бунтаря на сиденье у столика и рявкнул:
- Сел и сиди! Будешь дебоширить, я тебе наряд вызову и – досвидос! – и пошёл прочь, задрав нос «хозяином» положения.
           Униженный ошеломлённый бунтовщик остался неподвижно сидеть, глядя ему вслед. Потом в сердцах беспомощно задвинул дипломат под сиденье и впился убитым взглядом в пол.
- Ну ты попа-ал, брат! – хохотнул мужичок и подбодрил его, как смог: - Теперь держись в оба!
           Надежда тут же молча маханула на мужичка рукой, будто съездила ему по носу, и участливо обратилась к своему обидчику, тихо успокаивая его, как добрая мать успокаивает большого капризного ребёнка:
- Да не переживайте вы. Главное – едем. Вы же всю жизнь рядом со мной не будете находиться…
- Вот-вот, правильно сказала! – не давая ей договорить, одобрительно захихикали попутчики, во все уши подслушивая, что творится в боковом отсеке.
- Мне для полного счастья только этого не хватает! Упаси Боже! – сейчас же покосился на Надежду мужик и на своём сиденье отодвинулся от неё к стенке. Поставив на колени локти, он уронил голову на руки и в жутком унынии завис в проходе, стараясь как можно больше отвернуться от ненавистной попутчицы.
- О, какой фута-нута! – с укором покачала головой бабка и назойливо поинтересовалась: - Чем же она тебе так насолила?
- Смотрите, какая хорошенькая, добрая, – подключилась к ней тётка. – А ты сидишь, дуешься, как жаб на болоте, будто тебе на хвост насолили!
- Не слушайте их, меня послушайте, – облокотившись о столик, как можно ближе подлезла к нему Надежда, продолжая говорить тихо и ласково: - Я понимаю, что я не «подарок», а вы не «именинник» …
- Издеваетесь что ли?! – краснея, вскинулся он и саркастически усмехнулся: - Очень мило - вы меня утешаете!
- Ну послушайте! – выпрямилась Надежда и приложила руки к груди. – При чём тут какие-то издевательства? Выбросьте всё это из головы! Я издеваться не умею…
           Мужик убито упёрся в её глаза обозлённым взглядом, но тут проводник вагона бесцеремонно отпихнул его ноги с прохода и сказал:
- Разрешите-ка, – и, усевшись на край нижней полки напротив их боковушки, разложил на коленях планшетку. – Билеты готовим, постель берём.
           Он стал фиксировать билеты и сразу с каждого брать за постель деньги. Очередь дошла до бунтовщика.  Тот проверил своё портмоне, тщательно обшарил все карманы и заморгал на проводника:
- У меня не хватает… У меня наличными нет, только на кредитке.
           Проводник скучно смотрел на его поползновения и так же скучно слушал объяснения. А горе-пассажир оставил в покое свои карманы и предложил:
- Давайте так: мы приезжаем на конечную станцию, я оставляю вам свой паспорт, снимаю деньги с кредитки и отдаю стоимость за постель.
- Ну ты придумал, мужик! – иронично усмехнулся проводник. – Ко мне придут ревизоры и настучат по башке за то, что я на доверие раздаю постель. Мне «галочку» надо поставить. Давай: постель или голая полка!
- Ну нет у меня денег! – умоляюще прижал мужчина руку к груди и безнадёжно добавил: - На кредитке есть.
- Ну да-айте уж ему постель, – не выдержала яйцелюбка, жалея скандалиста. – По нему видать, что он честный, хоть и вредный.
- Матрас кинь и всего делов-то! – лениво посоветовал с верхней полки мужик, который так и лежал, как советовал.
- Матрас без постели нельзя! – отрубил проводник.
- Тьфу ты, ёлки! Так нельзя, сяк нельзя! – совсем расстроился скандалист. – И чего мне делать? Мне до конечной ехать!
- Займи у кого-нибудь, – кивнул проводник на попутчиков. – А то наскрёб на одну наволочку и расслабиться хочешь на сутки.
           Мужичок тут же закрылся газетой, яйцелюбка улеглась на подушку, тётка отвернулась и усердно стала убирать со стола. А бабка шикнула на мальчишку и даже слегонца врезала ему подзатыльник:
- Спать ложись, хватит ползать! Сидишь, рот разинул! – и вместе с мамкой они стали укладывать пацанёнка спать.
«Вот теперь ты точно «попал»!» - в душе невольно позлорадничала Надежда. Обладая же редким качеством помощи ближнему, она затем быстро прикинула в уме финансовое состояние своего кошелька: «Пятнадцать рублей на электричку, сто двадцать на питание…» - и обратилась к проводнику без единой тени издевательства:
- Сколько не хватает? Я доплачу, - и стала рыться в сумке
           Её обидчик изумлённо вытаращился на неё так, будто на её лице вылезла борода и усы! А проводник невозмутимо огласил:
- Тридцать рублей ему не хватает, – и тут же подколол скандалиста: - Вот видишь, а ты говоришь, что она плохая.
           Из-за газеты вмиг показались любопытные глаза мужика, а взгляды тётки, бабки и мамки стали давать заметного косяка в сторону торгующихся за постель. Одна яйцелюбка успела на свою голову крепко заснуть, колыхаясь боком от качки поезда, как бегемот в потревоженном болоте, и пропустила все самые интересные дальнейшие события.
           Скандалист тем временем весь выпрямился и попытался остановить Надежду:
- Вы что?! Не надо!
           Но она добренько подала проводнику деньги:
- Берите, берите, – и беззлобно посочувствовала обидчику: - Что же вы на голой полке будете спать? Да все кости к концу пути отобьёте.
           Проводник положил на столик бельё и прошёл в соседний отсек. А обидчик искренне поблагодарил Надежду:
- Ну, спасибо! – и чистосердечно признался: - Не ожидал! Честное слово, не ожидал! Спасибо!
           Попутчики уже в наглую во все глаза пялились на пару боковушки, бросив все свои дела, уборку и чтение. Заметив это, бунтовщик неожиданно стал оправдываться перед ними, как на суде перед свидетелями:
- Честное слово, у меня наличными нет, всё на кредитке! – и обратился к Надежде: - Вы до куда едете?
- Уже забыли? – улыбнулась она и напомнила: - Вместе выходим.
- Ах, ну да! – с невольной усмешкой просветлел он лицом и тряхнул головой: - Слушайте, но тогда это очень даже здорово! Я в Новограде сниму деньги и сразу их вам отдам. Я просто неслыханно потратился на эти дурацкие билеты и не заметил, что совсем остался без наличных…
- Вот только не надо мне эти тридцать рублей возвращать, – остановила его Надежда, мягко положив ладошку на столик рядом с его рукой, и у него сразу вспыхнуло в памяти, как эта ладошка совсем недавно крепко бахнула о стойку кассы, и он получил свой перехваченный билет, как уши от мёртвого осла! А Надежда продолжала говорить:
- Вы же из-за меня влетели в расходы. Считайте, что я оплатила вам моральный ущерб, – и она опять попросила: - И ещё раз прошу от чистого сердца - простите меня Христа ради! Честное слово - простите!
           Мужчина во все глаза по-новому по-доброму, неотрывно смотрел на неё, словно увидел настоящую цену этой стервы. А Надежда неожиданно увидела его необыкновенно синие глаза с лучистыми звёздочками в зрачках! Такие глаза её бабушка называла «звёздными». А по тому, как спорщик оттаивает, было видно, что он и сам уже одурел воевать и сейчас рад внезапной возможности для перемирия. И он вдруг оптимистично забросил свою постель на верхнюю полку и согласно кивнул:
- Хорошо, согласен! Но тогда я предлагаю бартер и никаких отказов не принимаю! – и на полном серьёзе, сдвинув брови, спросил: - Вы ещё чай не пили, не перекусывали?
- Нет, – заинтригованно ответила Надежда.
- Отлично! – довольно потёр он руки и объявил: - Значит, я приглашаю вас на банкет за мой счёт! - и категорически отмахнулся обеими руками: - И никаких отказов не принимаю! - затем, не давая Надежде раскрыть рта, виновато, но с достоинством, попросил: - И в свою очередь тоже прошу прощения за своё поведение. Простите меня?
- Да это вы меня простите, а вас Бог простит! – несказанно обрадовалась Надежда такому обороту и поправила косынку.
           Мужчина пристально посмотрел ей в глаза, на косынку и без тени издёвки спросил:
- Вы действительно так серьёзно верите в Бога? – и на Надежду вновь уставились его удивительные звёздные глаза.
           Теплея взглядом от какого-то душевного смятения и важной темы вопроса, она ответила:
- А разве можно не верить в Бога? Ради чего тогда жить на этом свете? Ведь, как здесь мы проживём, так там и будем приняты.
- Ооо, это уже глубокая духовная философия! – уважительно задрал попутчик брови и признался: - Я к такому экзамену нисколько не готов.
           Он достал из постельного белья полотенце и аккуратно расстелил его на столике.
- А к такому не готовятся, к этому приходят, – без бахвальства сказала на это Надежда и заставила попутчика замереть от сказанного далее, которое для него было похоже либо на безумие, либо на сказку: - Я вот из Сергиевой Лавры еду. Бесонутых там видела, общалась с ними. Вот они-то понимают, что только ради Бога и надо жить. Знаете, как они ждут Его спасения от своей беды! Если бы вы видели, как они по нескольку раз падают в обморок, но упорно идут ко святому причастию, понимая в своём страшном безумии, что только чаша причастия с Божьей кровью и Его телом вернёт их к нормальной жизни, изгонит из них бесов! А как их оберегают родные, как борются молитвами за их спасение, идут рядом с ними, любят их в их же мучительном страшном безумии!..
           Невольно утонув в своих воспоминаниях, Надежда задумчиво посмотрела в окно на плывущие мимо пейзажи и произнесла так убедительно, что не верить в то, что она говорит, было невозможно:
- Увидишь всё это своими глазами, услышишь своими ушами, и самый неверующий поймёт, что Бог есть! И будет верить в Его силу до последнего своего вздоха!
           Она замолчала, а мужчина заворожено слушал, забыв про открытый дипломат на коленях, и вообще обо всём, а потом в большом раздумье произнёс:
- А ведь вы меня сейчас заставили совершенно по-другому смотреть на мир. И… знаете?.. Вы совсем, совсем другая!.. Вы не стерва.
           Смешно смутившись и мгновенно засветившись смехом, как яблоко мёдом, Надежда прыснула и отмахнулась:
- Да ну вас! Обыкновенная, как и все. А стервой иногда приходится быть, когда деваться некуда. Слава Богу, что мы начинаем понимать друг друга и больше ничего и не надо.
           Мужчина сразу оживился и приподнял дипломат:      
- Ну тогда заодно и отметим наше взаимопонимание! – и шутливо подмигнул: - А отобедать нам Бог послал скромненькую дичь, запеченную моими руками, - он положил на стол курицу в фольге.
- Да что вы говорите?! Сами готовили?!  – неподдельно изумилась Надежда, сразу вспоминая, что её муж никогда не то, что не готовил, но даже куска хлеба не отрезал к столу.
           Мужчина в ответ засмеялся и опять полез в дипломат, приговаривая:
- А ещё нам Бог послал кусочек колбаски, – и вытащил палку дорогого сервелата, до смешного поспешно предупредив пониженным голосом, как заговорщик-профура: - Купил из-под прилавка!
           Надежда засмеялась, а он высыпал на полотенце четыре яйца и звонко щёлкнул пальцами:
- Четыре яичка от курицы птички! А ещё… – он потешно пошарил в дипломате и поставил баночку икры: - Скромненькую порцию икорки, которая очень полезная для здоровья.          
- Слушайте, у вас не дипломат, а какой-то волшебный чемоданчик, - безмерно радуясь в душе такому «банкету», рассмеялась голодная Надежда и сквозь смех изумилась: - И как это всё в нём уместилось?! Вы же прямо, как фокусник, всё достаёте из него и достаёте!
           Мужчина в ответ многозначительно поднял палец и с потешно-серьёзным лицом картинно хмыкнул:
- Хм! И это ещё не всё!
           Надежда вновь от души захохотала. А он достал длинный огурец, помидор, маленькую буханочку «Бородинского» хлеба и, сделав секундную паузу, торжественно произнёс:
- Внимание! Скромный десерт! – и выложил большую плитку горького шоколада, апельсин и яблоко.
           Потом оценивающе посмотрел на хохочущую даму и скромно добавил:
- Ну и всё остальное – так себе… – и, водрузив на столик бутылку дорогущего вина, предупредил, подняв палец: - Если дамы не возражают!
           Надежда мигом перестала смеяться и без обиняков отрицательно замотала головой, приложив руку к сердцу:
- О, нет-нет! «Дамы» категорически возражают! Это напитки не ихние!
- Не смею настаивать, – послушно убрал он в дипломат бутылку, но ещё раз предложил, показывая пальцами тютельку: - Но если по чуть-чуть, то…
- Не-не-не, исключено! – наотрез отказалась Надежда и объяснила проще простого: - Перед вами сидит ужасно несостоявшаяся алкоголичка. Однажды я себя очень хорошо наказала. Тоже ехала в поезде, и меня попутчики угостили водочкой. Пятьдесят грамм мне вышли таким боком, что я на всю жизнь запомнила, как пить в дороге! Укачало мгновенно! Так тошно было, что я чуть в туалет с матрасом не переселилась! А стыдно было настолько, что я и сейчас опять покраснею! – и, прыснув, она захлопнула лицо руками и затряслась со смеху.
           Глядя на неё, мужчина тоже прыснул и засмеялся. Быстро прохохотавшись, Надежда подняла красное лицо, а он выставил перед ней обе ладони и сказал:
- Так, всё! Перестаю ржать над чужим несчастьем и не смею больше настаивать, ибо будет смахивать на издевательство, - и приступил к нарезке колбасы.
           Надежда снова прыснула над его словами, а он неожиданно признался:
 - К вашему сведению я тоже трезвенник и даже не курю, – и сдержанно открылся до конца: - Когда-то серьёзную болячку живота перенёс, поэтому даже рад, что бутылка юркнула обратно в саквояж.
- Да вы что?! – прекратила хохотать Надежда и серьёзно посоветовала: - Тем более берегите себя! Вы ещё очень хорошо выглядите.
- Правда? – сразу дурашливо вперил он в неё глаза и флиртово дёрнул бровью, поигрывая ножом.
           Слегка даже смутившись, она засмеялась и ответила:
- Не умею льстить, поэтому правда!
- А скажите честно… – прекратив кривляться, понизил он голос и даже с недоверием чуть прищурился: - У вас правда много детей?
- Оч-чень много! – дурачась, тоже понизила голос Надежда и, сделав совершенно серьёзное лицо, таинственно доложила, как агент агенту: - Десять штук на лавке, десять под лавкой! – и от обескураженного вида попутчика, упав на локти лицом, затряслась неудержимым смехом.
           Сразу поняв, что из него слепили «дурака», мужчина захохотал над её шуткой, настаивая, однако, на честном ответе:
- Нет, ну а если шутки в сторону, правда много?
- Чистая правда, – попыталась ответить Надежда без смеха, но при виде его недоверчивости, снова прыснула, а потом бесхитростно созналась, прекратив ржачку: - Да и совсем не много. Всего четверо – три дочки и лапочка-сыночек.
           Она просто не находила в этом ничего ажиотажного, зная в своём селе семьи и в пять человек. Но попутчик искренне изумился:
- Да вы молодец! В наше-то времечко!.. Значит, будем гусарить и пить… – он достал коробку дорогого чая и коробку рафинада: - Вот - чай! И я буду за вами ухаживать, как настоящий официант!
           Тут он неожиданно сорвался с места и убежал к проводнику за стаканами. Надежда поражалась его недавнему гневу и ненависти к ней, а сейчас его простоте и смешному невольному балагурству. «И как он всё это сумел втолкать в небольшой дипломат?» - с удивлением думала она, чуть не облизываясь на свалившееся застолье. Ведь, оставшись без еды, она даже подумывала есть просфоры, которые хотелось привезти новоградским бабушкам. И пока её благодетель находился в купе у проводника, договариваясь о паре пустых стаканов, она только сейчас уловила тишину в отсеке напротив. Попутчики обалдело пялились на ломящийся столик от деликатесов! На их изумление Надежда засмеялась и кивнула на угощение:
- Вот это скатерть-самобранка! А?
- Вот это поистине – заключение мира! – одобрительно произнёс мужичок.
- Вот вам и господин «Случай». Прямо, как в кино! – зачарованно восхитилась мамка.
- Просто она - великодушный человек, – заметила бабка, поправляя простынь на спящем внучонке, и с уважением произнесла: - И он, по всему видать, не простой.
- Он не просто «не простой», – крякнул мужик, поудобнее умащиваясь на полке, и разъяснил: - Так поступают только настоящие мужики! Не каждый мгновенно забудет свою обиду, ненависть и протянет руку к миру. А он именно так и поступил. В один миг в себе всё переборол! Настоящий мужик!
           «Настоящий мужик» вернулся с двумя стаканами кипятка и, усевшись на место, потёр руки:
- Ну что, надо начинать гусарить, а у нас не всё ещё нарезано.
- Давайте я помогу, а то сижу, как на именинах… – спохватилась, было, Надежда.
           Но он сразу смешно запротестовал:
- Вот этого не стоит делать! Вы очень даже правильно сидите и так и продолжайте сидеть. Всё равно у нас нож один.
- Ну, позвольте мне хоть что-то сделать без ножа, – рассмеялась Надежда.
- Ну хорошо, тогда наряжайте бутерброды, – смилостивился он, поставив перед ней вскрытую баночку икры, воткнул туда чайную ложку из стакана и, подавая нарезанные куски хлеба, иронично усмехнулся: - Послушайте, а давайте будем, наконец, до конца к себе откровенны? А то мы уже полдня знакомы, а имени друг друга не знаем. Так что, предлагаю наше застолье начать со знакомства, – и просто протянул ей свою руку: - Владимир.
           Она, не колеблясь, вложила в неё ладонь и чуть наклонила голову:
- Надежда.
           Продолжая смотреть в её глаза, Владимир слегка сжал тёплую ладошку и сдержанно произнёс, улыбаясь взглядом:
- Очень красивое имя.
           Но тут же спохватившись от какого-то наплывающего внутреннего волнения, выпустил её руку, схватил нож и быстро красиво стал нарезать огурец. Потом поломал на куски курицу и строго произнёс:
- Ещё одно главное условие: едим, сколько влезет и безо всякого стеснения и прочих комплексов!
- А, ну да! – засмеялась замеревшая, было, Надежда и призналась: – Я, честно сказать, тоже не терплю принудиловки и обязаловки. Живу по принципу, как учила бабушка: дают – бери, бьют – беги!
- Ну вот и отлично! – одобрил Владимир и как бы, между прочим, добавил: - Хотя лично меня кому-то побить навряд ли удастся. Скорее всего, убегать будут от меня. Но сейчас мы должны есть так, будто валили брёвна и пришли домой на обед!
           Надежда кивнула, и они с аппетитом набросились на еду.
- Люблю вкусно покушать, – потряс обглоданной куриной косточкой Владимир и сунул её в целлофановый мешочек для отходов.
- У меня тоже на этот счёт есть грешок, – взяла Надежда второй кусок курицы, захрустела к нему огурцом и пожалела: - Сама люблю готовить, но сейчас такое время ужасное, продукты дорогие. На рынке и в магазинах больше ходишь, как дурак по выставке и купить ничего не можешь.
           Вспомнив о количестве её детей, Владимир перестал жевать и спросил:
- А супруг что же? Мало зарабатывает или по безработице попал?
           Нисколько не готовая к такому вопросу, Надежда опустила глаза и, задрав брови, с горечью произнесла:
- А супруг?.. Слишком много зарабатывал…
           Она как-то уткнулась в курицу и стала есть, не поднимая на Владимира глаз, словно спряталась от его внезапного вопроса и своего же неожиданного честного ответа. Владимир понял, что зацепил больную тему этой непростой женщины. Подумав о самом печальном, он виновато и осторожно спросил:
- Почему «зарабатывал»? Его что… нет в живых? 
- Да Боже упаси! – отряхнулась Надежда от своего состояния и отмахнулась куриными рёбрами: - Жив настолько, что дай Бог каждому!
           Владимир вообще ничего не понял и, сохраняя деликатность в любопытстве, молча принялся за еду. Надежда догрызла курицу и вдруг просто открылась, невольно ответив на всё его молчаливое непонимание:
- Видите ли, Владимир, у моего супруга другая серьёзная беда – очень большие халявные деньги с квартиры его мамы. Я даже не подозревала, что у них две четырёхкомнатные квартиры, на одной из которых они занимаются гостиничным бизнесом.
-А-а, работа «не бей лежачего», – сразу понял Владимир.
- Вот-вот, она самая! - закивала Надежда и неожиданно для себя разнесла мужа: - А он сам ещё и таксует неплохо. Там деньги, там деньги, и если ими крутить направо и налево, перед другими ты уже завидный мужик. Сразу западают на тебя, независимости хочется, размаха. И вот так с большими деньгами и выбираешь либо хороший путь, либо втягиваешься в грязь. Два варианта, третьего нет, – и немного помолчав, она вздохнула в своём поразительно кротком смирении и подытожила: - Короче, третий год где-то всё «работает». Детей жалко. Они его уже забывают.
           У Владимира застрял кусок в горле! Прекратив жевать, он с искренним сочувствием смотрел на одинокую многодетную мать, а она повергла его в шок, печально глядя за окно:
- Люди разное плетут, вот я нынче и съездила к мощам Сергия Радонежского – заступника малых и сирых. Просила Его, чтобы мне правду открыл. Детей на церковных бабушек и на подругу кинула и поехала… Напрасно съездила или нет, время покажет. Надо с верой просить то, что просишь, тогда Бог услышит.
- Надежда! – словно разбудил её Владимир и вперемежку с восхищением возмутился: - Да такой человек вас не достоин! А вы за него вон как переживаете, вдаль едете на коленях стоять!
           Она со вздохом похрустела огурцом и мотнула головой:
- Я не могу за него не переживать. Он отец моих детей. Но я не знаю, что им сказать, потому что настоящей правды не знаю. И пока он сам не появится, ни одной сплетни слушать не стану! Вот скажет сам «нет», отпущу на все четыре стороны. Насильно мил не будешь, а жить в «одиночестве вдвоём» хуже некуда!
           Владимир растерянно посмотрел перед собой и с сожалением произнёс:
- Значит вы мне там, у кассы, правду кричали, что у вас дети холодные, голодные и никому не нужные, а я вам не поверил.
           Надежда вскинула брови и печально улыбнулась:
- Да люди добрые выручают, чем могут, батюшка помогает. У меня сад, огород, заготовки делаю. Не пропадём.
           Но Владимир как не слышал её, вновь рассматривая в ней что-то новое, и заоправдывался:
- Но я ведь действительно нисколько вам не поверил! Вы совсем не выглядите на мать четверых детей. Я прямо так и думал: какая наглая самоуверенная девчонка, врёт и не подпрыгивает! Ну ладно бы там ещё сказала, что один ребёнок, а то «семеро по лавкам» !..
- Да хватит вам! – смущённо отмахнулась Надежда и снова засветилась озорным смехом: - Не мои б переживания, вот тогда была б хороша. А так любуйтесь на то, что осталось!
          И она картинно вставила руку в бок, высоко подняла голову и улыбнулась во все зубы. Потом со смехом отмахнулась от его очарованного взгляда и принялась за еду. А Владимир рассмеялся, поймав себя на том, что именно любуется той, которую час назад считал хуже татарина, и искренне восхитился:
- Слушайте, но вы молодец! Вас беда не сломала. Теперь я понимаю ваши переживания там, у кассы.
- Я, Владимир, Богом спаслась, – отозвалась Надежда, вспоминая, что ей дало силы в самую трудную минуту. – Если бы не церковь, куда меня ноги сами привели, не знаю, что бы со мной было. Вот так многие бабы и пропадают.
- Надежда! – остановил её Владимир, отложил бутерброд и, приложив руку к сердцу, вдруг заявил: - Я сейчас должен у вас обязательно попросить прощения,  потому что очень виноват перед вами и не то, что спать, жить спокойно не смогу, если сейчас этого не сделаю!
- Что так? – встревожилась Надежда, не представляя, что думать.
- Ведь я вас обманул, что еду на похороны матери, – стыдливо сознался Владимир и с досадой на себя тяжко вздохнул: - Она давно уже умерла.
- Господи, помилуй! – аж перекрестилась Надежда и пожелала: - Царство ей Небесное и со Святыми упокой!
- Простите меня, если сможете, – опустил он голову, с изумлением наблюдая в себе, что эта необыкновенная попутчица всё больше и больше «заражает» его верой в Бога и катастрофическим притяжением своей искренности, простоты и красоты!
           И она его тут же простила с этой искренностью, откликнувшись:
- Да с радостью прощаю! – а потом добродушно засмеялась: - А я только со смехом буду вспоминать наше знакомство через «тернии».
- Это уж точно - через «тернии», – покрутил он головой и неожиданно рассекретился: - А я ведь, если честно, еду к другу на юбилей. Он даже об этом не подозревает. Хочу сделать ему сюрприз: как снег на голову свалиться! Мы с ним не виделись уже лет пять. Опоздать или вообще не приехать просто было невозможно. А тут ещё перед самым отъездом одна особа меня завела хуже некуда, вот я и был злой на весь женский род! Пёр там на вас у кассы, как танк, – он виновато помолчал и пояснил: - Другу полтинник исполняется. Юбилей!
- Солидная дата! – восхитилась Надежда. - Я думаю, что сюрприз получится сногсшибательный!
- Это мой командир. Вместе служили на заставе в Грузии, – рассказал Владимир и стал вспоминать: – Он уже был женат, потом я женился. В одном гарнизоне детей растили… Потом брали группу диверсантов, и меня серьёзно зацепило автоматной очередью нарушителя границы.
           Словно боясь вспугнуть его исповедь, застывшая с чаем в руке Надежда испуганно ахнула, схватившись за рот, но Владимир сразу отмахнулся:
- Да нет-нет, всё обошлось. Как видите, я перед вами жив и здоров на зависть некоторым… – он не договорил, но желая быть до конца откровенным перед этой незнакомкой, перед которой так и пёрло откровенничать, признался: - Жена каждый день оплакивала свою судьбу, к моим похоронам готовилась. К венкам, гробам приценивалась.
           У Надежды по коже пополз мороз! А Владимир продолжал, не замечая чувство её ужаса:
- А как узнала, что я буду жить, за месяц моей реанимации на развод подала, всё ободрала в квартире и сбежала, – и, не глядя на Надежду, он нахмурил брови и с презрением криво усмехнулся: - Испугалась, что ей со страшным инвалидом всю жизнь придётся мучиться, горшки из-под меня таскать…
- Да как же так можно?! – не сдержалась Надежда.
           Глянув на неё, Владимир глубоко вздохнул и бодро тряхнул головой:
- А я вот выжил всем чертям назло! Командир помог! Лекарства мне покупал, продукты таскал и даже кормил с ложечки. «А ну, - говорит, - Вовка, ешь морковку и становись в строй»!  А я ещё и физкультуру сам делал! Больно было, но делал. Жить здоровым хотел.
           И он засмеялся. Разглядывая его во все глаза, как диковину, Надежда от души восхитилась:
- Слушайте, у вас очень большая сила воли! И с командиром вам повезло! Таких преданных друзей очень мало бывает! – и по-женски в открытую полюбопытствовала: - Жена-то потом не жалела?
- Жалела, – усмехнулся он и без капли сожаления бросил: - Но я не простил.
- Может, стоило простить? У вас же, наверняка, общие дети есть, – серьёзно посмотрела на него Надежда.
           И он опять усмехнулся без капли сожаления:
- Ну, когда погуляла и вернулась, это ещё куда не шло. Но когда на матрасе «жалеет» весь гарнизон вплоть до молодняка, такое не прощается! Командиров донимала своими жалобами и заявлениями. Напозорилась, не приведи Господи.
- Ненормальная какая-то! – непроизвольно вырвалось у Надежды.
           А он поразил ещё больше, рассказав:
- Я же, как только вышел из госпиталя, она маленькую дочь на меня кинула. Свою личную жизнь ей, видите ли, надо было устраивать. Сейчас ходит, деньги выпрашивает и обвиняет меня, в чём ни попадя. Как узнала, что я деньги хорошие зарабатываю, так сразу всем заявила, что я её по миру пустил и жадный до ужаса. Мне из дома выходить, такси ждёт, а она скандалит во всё горло, пока денег ей не швырнул. Нашла же меня… Раззавидывалась… Устроился, говорит, как царь! Правда, потом, как деньги получила, не царём уже называла, а паразитом. Дочку пыталась против меня настроить, хотя я никогда и не препятствовал их общению.
           У Надежды сделались круглые глаза, и открылся рот! Она поняла, что на Белорусский вокзал Владимир приехал после перепалки с женой, ненавидя всех женщин на свете, и она как раз попала ему под горячую руку. А он разогнал неприятные воспоминания и улыбнулся:
- Сейчас дочь уже большая. Замуж собирается, любовь у неё, – и, желая сменить печальную тему, он загадочно спросил: - А знаете, где я живу?
- Очень интересно! – напряглась Надежда.
- В сказочном месте! – заинтригованно сделал Владимир паузу и с лицом сурового властелина произнёс: - В глухой деревне под самым древним городом – под Суздалем! – потом мягко засмеялся и спросил: - Никогда не бывали в этих краях?
- Нет, – с горящим взглядом ответила Надежда и, сразу вспомнив сказочные места Сергиевского Посада, попросила: - Расскажите!
- Оо, «расскажите» ... Советую там побывать! – интригуя её, с гордостью произнёс Владимир и заманчиво расхвалил: - Ничего подобного, наверное, нет на всей земле. Это город-музей под небом. Таких на Руси считанные города. Корни Суздаля уходят в глубину веков князя Мономаха! А какая у нас экология! Ведь всё это стоит на корнях вековых лесов. Везде деревянные домики, церквушки, теремки и ни одного ядовитого завода! А многоэтажный дом только один – четырёхэтажка.
- Ну прямо так заманчиво, что я там обязательно побываю! – серьёзно размечталась Надежда и заверила: – Слово даю, что побываю!
- А вы знаете, у меня своё дело, - разоткровенничался Владимир, прикипая к её доверию, и рассказал: – Мы с ребятами, такими же комиссованными офицерами по здоровью, как я, делаем срубы, избушки, баньки всякие, колодцы, детские площадки. Мне очень нравится. Признаюсь без хвастовства – денег немеряно! Могу позволить себе отдых там, где хочу. Люблю Феодосию, Ялту, Крым, Урал, на Байкале обожаю бывать, на Алтае. В Новороссийск с ребятами компанией всегда стремимся выехать. Зарубежье не люблю.
- Я тоже не люблю зарубежье, – сразу поддержала его Надежда и зябко передёрнула плечами: - Сейчас ещё в природе всякие катаклизмы, терроризмы…
           Владимир внимательно уставился на неё, а потом неожиданно лукаво улыбнулся и спросил:
- А вы не замечаете, что у нас во многом сходятся взгляды?
- Возможно, – непроизвольно тушуясь, засмеялась Надежда и старательно вывернулась из неожиданной ситуации: - Я просто люблю спокойствие и домашний уют. Дом бревенчатый, огород, сад с беседкой и гамаком, чай на травах. Да чтоб в погребах соленья-варенья стояли, а в сараях кукарекало, мычало и хрюкало, – и она засмеялась, махнув рукой: - Да вот только жизнь диктует своё. Видать так Богу угодно. Всё с нами случается по Его милости и с лишениями проверяется, ступим мы на хороший путь, чтобы к лучшему выправить свои дела, или ухудшим вдвое хуже, да ещё и свяжемся с нечистой силой, проклинать начнём.
           Владимир впился в неё горящим взглядом, а она продолжала:
- Может быть вас и насмешит, но я с детства до сих пор верю в нечистую силу, которая, действительно, есть. Выросла на сказках, ужасно боялась бабу Ягу, деда Бабая, верила в деда Мороза. Люблю дремучие леса, болота с клюквой, хоть они меня и пугают. Моя стихия – бескрайние поля, тихие деревни…
- Слушайте, Надя! – не выдержал Владимир, и его прорвало: - А я ведь живу именно в таких местах, про которые вы сейчас и говорите! Мой бревенчатый двухэтажный терем стоит прямо у леса. Птицы поют волшебно! Белки прыгают прямо по крыше! Даже в беседке у меня из вазочки сладости воруют. Как вазочку забудешь убрать, так они уже сидят по веткам, грызут, что спёрли. В общем, место удивительное! Вот только… – он снизил голос и потеплел пристальным зазывающим взглядом: - Хозяйки доброй в нём нет.
           Таким взглядом на неё всегда смотрел Толик. А Владимир с томной нежностью улыбнулся ей уже с таким опьяняющим видом, что Надежда совершенно смутилась и прыснула, уронив лицо в ладони. Потом мгновенно взяла себя в руки и, как защищающийся гладиатор, погрозила пальцем:
- Влади-имир! Владимир, я вам не говорила, что я свободна! Я замужем! Официально! – и выставила перед ним палец, окольцованный тоненькой золотой обручалкой.
- Гмрр!!! - зарычал Владимир, как лев, отчаянно теребя обеими руками шевелюру волос: - Ну почему я такой невезучий?! Как что-то лучшее, так вечно мимо меня! Просто несправедливость какая-то! – и он безнадёжно указал обалдевшей Надежде от такого его подъезда: - У вас необыкновенные глаза, между прочим – зелёные!..
           Надежда растерянно хлопнула ресницами, а он нервно вытер салфеткой руки и бросил:
- Извините, я пойду, пройдусь, - но резко поднявшись, внезапно так влепился макушкой в днище верхней полки, что с размаху сел обратно на своё место и охнул, схватившись за голову: - Ф-ойии!!! Ядрёна вошь!!! – и, с упрёком посмотрев на хохот ахнувшей попутчицы, произнёс: - Ну вот, я теперь ещё и совсем без мозгов остался! Говорю же – невезучий!
           От всего этого Надежду вообще, словно защекотали сразу со всех сторон! Будучи по своей природе хохотушкой, она хохотала не в силах остановиться. А он глянул на днище полки, с досадой смешно махнул рукой и молча ушёл в тамбур.
           Там он просто истуканом уставился в дверное окно, пытаясь сообразить, как его угораздило за какой-то час втюриться в ту, которую совсем недавно он ненавидел всеми фибрами. Он провожал глазами поля, леса, речки, а перед ним стояло её хохочущее лицо с демоническим взглядом зелёных глаз. С пробегающими пейзажами за окном точно так же пробегало и его время, беспощадно уходящее прочь.
           В эти минуты просмеявшаяся Надежда с трудом успокоилась и теперь, сидя в одиночестве, просеивала в мозгу всё, что произошло. Размышлять никто не мешал. Соседи дружно посапывали в снах от качки поезда. Надежду в дорогах не укачивало. «А ведь он сейчас признался мне в любви!» - дошло до неё, и она с трепетом посмотрела на закрытые двери тамбура. Потом машинально стала прибирать на столике. Перед ней вдруг встало лицо мужа – в зовущем голубоглазом коварстве, с капризным росчерком сладких забытых губ, лицо подлого изменщика, но до сих пор не вырванного из сердца.
           К бесконечному изумлению Надежды вернувшийся Владимир мгновенно зачеркнул образ Шурика. Он уже успокоился, сел на место и, сразу заметив порядок на столике, заботливо спросил:
- Ну вы наелись? Только честно!
- Спрашиваете! – выпучила Надежда глаза и тяжело вздохнула, щупая живот: - Да я на три дня вперёд наелась! Никогда не ела сразу столько много деликатесов. Спасибо вам огромное! Я вас, прямо сказать, разорила.
- Ну что вы! Вот ещё придумали, – поморщился Владимир и отмахнулся: - Это всё я вёз на стол другу. Сам я так не барствую.
- Так мы дружно уничтожили юбилейные гостинцы для вашего друга?! – потешно опешила Надежда, глядя на остатки пиршества.
- Ой, да ну вас, – засмеялся Владимир и без хвастовства напомнил: - Я же вам говорил, что в деньгах нужды не имею. Завтра приедем в Новоград, я сниму деньги с кредитки и опять всё куплю.
           Затем он взял стаканы, звякнул ими друг о друга и предложил:
- Да ну их, эти деньги, деликатесы. Давайте лучше ещё чайку погоняем?
- Да было б предложено! – весело согласилась Надежда.
           Владимир тут же сносился к бойлеру и принёс кипяток.

продолжение след.-------------------