Время летело вперёд. Бежали годы. Они бежали, а в семье Аверы Команчука до сих пор не было ни одного ребёнка. Вероника не могла забеременеть. Ей уже стукнуло сорок пять лет, а никакие самые лучшие лечения, дорогие курорты и санатории ей не помогали. К бесплодию привело то переохлаждение, когда она прошлась по снегу Алтайской тайги в лёгком демисезонном пальтишке и ботиночках на капроновые чулочки.
А Вероника каждую минуту помнила, что у Аверы есть сын. От этого ей было очень больно. И если бы она узнала, что все эти годы муж даёт ей на дорогие санатории деньги, которые ежемесячно высылают ему тунгусы, ей было бы больнее в тысячу раз! Но муж её очень любил и держал это в строжайшей тайне. Заметив же её безмерную грусть, он всегда ласково говорил:
- Ну хватит уже себя изводить. Мне кроме тебя никого не надо. Ты же это знаешь.
Печалиться ему было не о чем. За время пребывания жены в здравницах, к сыну он слетал самолётом на Алтай два раза. Первый раз он отважился на это, когда Гарпани шёл уже четвёртый годок. Авера тогда остановился в посёлке у Прошки Кирсанова. Прошка и Туяна очень обрадовались его приезду и вместе погрустили, узнав беду Вероники. У них к тому времени по дому уже бегал свой двухлетний сынишка. Он был похожий на Туяну.
Свой приезд Авера объяснил друзьям, как важным моментом в личной жизни, открывая им тайну своего непростительного суррогатства. Эти два человека умели молчать по-настоящему.
- Вот у вас по дому бегает первенец, а я к своему первенцу смогу только приезжать на свиданья и втихаря от жены, - с печалью в глазах сказал он за застольем.
- Не понял… - напрягся Прошка.
У Туяны на лице было то же недоумение. И Авера коротко поведал им всю историю вплоть до признания Веронике. Ребята долго молчали, не находя слов. Наконец Прошка почесал подбородок и, только сейчас поняв, куда исчезал в своё время Команчук, растерянно уронил:
- М-да… серьёзная ситуация…
А Туяна ободрила Аверу:
- Ты радуйся, что можешь видеться с этим первенцем. Радуйся, что он жив, здоров и прекрасно досмотрен. Детям больше ничего не надо.
- Да, кроме ласки, сытости и доброго внимания им ничего не надо, - погладил Прошка подбежавшего сына по голове и подмигнул другу: - Так что, ты всё правильно сделал, что приехал к своему сыну. А Вероника, Бог даст, родит. Она ещё молодая.
- Спасибо, ребята! Вы мне прямо второе дыхание открыли, - признался Авера. У него сейчас отпустило нервы то напряжение, которое держало их комом все эти годы. А Прошка ещё и радушно пригласил:
- Когда тебе надо будет, приезжай и останавливайся у нас. Места всем хватит.
За время проживания здесь он расстроил дом на одну комнату и большую веранду и с осени строил баню.
Погостив у друга сутки, Авера уехал на зимовье Энече с Дэбрэ на собаках. Его приезд так ошеломил тунгусов, что они заносились, как полоумные, готовя стол для встречи. Гарпани оказался очень крупным, тяжёлым и своевольным малышом. Стоило Нелтэк присесть для разговора, как он тут же лез к ней на колени, сам доставал из кофточки грудь и так сосал молоко, будто Авера грозился всё его высосать! И пока Авера находился возле Нелтэк, Гарпани невозможно было оторвать от титьки. Он начинал буянить в драку и реветь на всю избу!
- Ух ты, какой боевой! – умилённо хохотал Авера и щекотал его пальцами в живот: - А вот неслухов коза бодает. Забодает-забодает-забодает! Коза-коза-коза!
В избе поднимался восторженный визг ребёнка и хохот матери, бабушки и тёток-нянек. Помимо тех тунгусских игрушек, что были у Гарпани, Авера привёз ему целый чемодан игрушек из города. С ними малыш, наконец, забыл отчуждение к биологическому отцу. Те дни были самыми счастливыми в обществе сына, которого он обожал и носил на руках, подолгу держал на коленях. Нелтэк он не трогал, относясь к ней, как к посторонней женщине. Он был верен жене Веронике. Тогда ещё казалось, что она вылечится и понесёт ребёнка.
За две недели Гарпани научился называть его и «папа», и «ама». От него Авера уезжал со щемящим сердцем.
- Пока, сынок, - с бесконечной любовью улыбался он Гарпани, прощально махая на пороге рукой.
- Пока, ама! Пока, папа! – не вылезая из вороха игрушек, в ответ махал ему сын.
Когда он его сотворил, Вероника тоже была здоровая и могла рожать. То время ушло безвозвратно…
Во второй раз Команчук приехал к сыну спустя четыре года. На зимовье Энече от Прошки его опять увёз Дэбрэ. Когда он прибыл к тунгусам, Гарпани и Энече не было дома. В избе хлопотали одни женщины. Они безмерно обрадовались дорогому гостю, и Хята известила:
- Как хорошо ты приехал! У Гарпани как раз в школе зимние каникулы!
Услышав о школе, Команчук оторопел! Из-за редкого общения с тунгусами он совсем выпустил из виду, что сыну уже восемь лет. А Тувяндя ещё и с гордостью сообщила:
- Но сейчас он с Энече на охоте!
- Восхищён! – честно признался Авера к огромному удовольствию тунгусок.
Они приняли гостя, как полагается, помогая раздеться и убрать одежду, а он первым делом поинтересовался:
- Ну и как Гарпани учится в школе?
- Отлично! Одни пятёрки! – с гордостью выставила перед ним Нелтэк растопыренную пятерню ладони и расхвалила: - Русский язык - пятёрки! Арифметика - пятёрки! Читает – пятёрки! Всё – пятерки! Всё знает! Всё умеет!
- На коне, на олене скачет, как ветер! Собаками в нартах заправляет сам! – подключилась Тувяндя.
От таких достижений сына у Аверы даже приятно защипало в носу. Он припомнил, что в свои восемь лет в школе был хорошистом, играл в шахматы и гонял футбол. И вдруг распереживавшись, что Гарпани загружен только охотой и навыками управления ездовыми животными, он спросил:
- А спортом он занимается? Хотя бы в футбол играет?
- А как же?! – чуть не хором всплеснули тунгуски руками и гордо доложили: - Физкультура в школе – одни пятёрки! Футбол в посёлке с мальчишками играет! Борет всех! Равных не имеет!
«Ну, не зря тунгусы его назвали – Гарпани!» - удовлетворённо подумал Команчук, вспоминая, что имя сына переводится как «всесильный».
А пока женщины между похвалами готовили торжественный стол, двери избы отворились, и за порог в клубах морозного пара шагнул крупный мальчуган. Он выглядел лет на десять, но не на восемь. А в просторной не стесняющей движений оленьей куртке, плотной меховой оленьей шапке и в штанах из ровдуги на высокие в ремешках унты он казался ещё больше. В довершение заткнутый нож за его пояс придавал ему очень серьёзный боевой вид! Взгляд раскосых, словно нарисованных красивых глаз матери быстро окинул гостя, и он уважительно произнёс на чисто русском языке:
- Здравствуйте!
- Здравствуй, сынок! – не выдерживая радости встречи, сорвался с места к нему Авера и, крепко обнимая, с улыбкой повторил: - Здравствуй, родной! Здравствуй! Вырос-то как - и не узнать!
Когда же Гарпани разделся, Авера увидел, что пацан вылитый он во всех параметрах! Тунгусские были у него только глаза да навыки. «Да уж. С кем поведёшься, от того и наберёшься…» - посмеялся в душе Авера, любуясь мальчишкой. У Гарпани даже движения были его – летящие. Говорил он прекрасно не только по-русски, но и по-тунгусски, когда разговаривал с тунгусами. И конечно особенно гордился наследником Энече.
За время пребывания на зимовье Команчук вообще увидел такого лихого пацана, что столбенел от его достижений каждый день! Восьмилетка носился по тайге на лыжах с настоящим охотничьим ружьём, как заправский матёрый охотник.
- Ну молодец, сын! – восторгался Авера, когда шёл с ним и с Энече на охоту, и мальчишка показывал самолично сбитую белку точно в глаз.
- Меткий стрелок! Настоящий охотник растёт! – до ушей улыбался Энече, чего раньше с ним не было, и хвалил: - Тридцать пять белок уже настрелял! Шесть лисиц убил! Рысь выследил и завалил, когда она у нас оленя грызла!
Тунгусы вообще не боялись захваливать своих детей. Тувяндя даже хвалила взрослых дочерей. От этого и девчата, и Гарпани старались ещё больше, и Авера с удивлением думал: «Да-аа, а у нас считают, что детей в глаза хвалить нельзя. Будто от этого они возгордятся и ничего не станут делать…» И он тоже в свою очередь хвалил Гарпани:
- Молодец, сын! Настоящим мужчиной растёшь!
А потом с интересом подолгу рассматривал его охотничий инвентарь: самодельный лук со стрелами, которые мальчишка смастерил сам. Четыре рогатки тоже были делом его рук. Авера такие делал в детстве, чтобы стрелять по консервным банкам и яблокам. У Гарпани же в восемь лет было два серьёзных ножа. Один – тонкий, другой – массивный. Их подарил ему Энече, обучая снимать со зверя шкуру и разделывать тушу. Ещё были гарпуны на рыбу и бредни. Летом Гарпани ходил с Энече на рыбалку, участвуя в добыче и для зимних запасов балыков. Ну и чего не было у Аверы в восемь лет так это то, что его сын имел личное ружьё. Его тоже подарил ему Энече, хоть и зарегистрировано оно пока было на деда. И, слава Богу, среди всей этой атрибутики Авера не обнаружил ни одной курительной трубки.
Когда Команчук уезжал в Оренбург, сын настолько к нему привык, что расставание неожиданно сделалось тяжёлым.
- А когда ты теперь приедешь? Ты же приедешь ещё? – тревожно спрашивал он с тоской во взгляде.
- Сынок, я обязательно приеду! Как можно будет, так и приеду, - с комом в горле обещал Авера и выходил курить во двор.
Когда же Энече впряг в нарты собак, Гарпани исчез из дома, прихватив ружьё. Может быть не хотел, чтобы при расставании отец видел его слёзы. Он же был совсем ещё маленький. Уж насколько Команчук был сам хладнокровным, а уезжая, едва не пустил слезу. Это чувство загасили только надежды, что Вероника приедет с курорта здоровая и зачатие получится. Энече же напоследок рассказал планы на будущее Гарпани:
- Школу закончит, в армию сразу пойдёт стрелком. Потом уже в городе будет учиться на высшее образование.
Команчук завидовал этим планам. Завидовал с тоской, но вспомнив, что ему не запрещено участвовать в жизни сына, пообещал:
- Если я чем-то смогу помочь, всегда помогу!
На том они и расстались неожиданно на долгие годы. В их времени обстоятельства складывались так, что Авера не мог приехать на Алтай.
продолжение след.---------------------