Рождение сына Команчук просмотрел из-за своей болезни. В конце ноября в посёлке появился Энече. Он нашёл Аверу и с ходу объявил ему с улыбкой до ушей:
- Духи меня услышали, Аверьян! У меня родился наследник!
От известия у Аверы неожиданно спёрло радостью всё дыхание! Ведь это был его первый ребёнок - первенец! Он к нему давно был готов, но даже не знал, что так сильно заволнуется. Это странное нахлынувшее чувство было необъяснимо!
- Мальчик родился?! – не поверил он ушам, но почувствовал всем сердцем, что этот мальчик уже живёт в этом мире.
- Мальчик! – подтвердил счастливый тунгус и позвал: - Поехали, увидишь его!
Конечно, Авере очень захотелось увидеть первенца! И он неожиданно исчез из посёлка, укатив на зимовье Энече.
Увидев Аверу, Нелтэк засветилась, словно наполненная изнутри солнцем! Но Команчука дико удивило то, что она носилась по избе, будто никого и не рожала. При этом, участвуя в готовке пищи и накрывая на стол, к ребёнку она не подходила. Авера подошёл к нему сам.
Завёрнутый в нежное меховое одеялко светлоголовый крохотный младенец спал в необыкновенно красивой люльке возле кровати матери.
- Ой, какой же он маленький! – ахнул Авера, вызывая над собой смех у женщин.
- Вырастим! – задорно сказала ему Тувяндя, и он успокоился и стал рассматривать люльку.
Он никогда не видел таких люлек. Из тонких согнутых над костром досочек она была стянута ремешками ровдуги, и вся ярко пестрела весёлой тканью, мехом оленьей шкуры и богатыми переливами разноцветного бисера. У изголовья младенца висели какие-то магические подвески из звериных зубов. И когда Авера с интересом стал их рассматривать, Нелтэк подошла и с очень серьёзным лицом объяснила, кивая на сына:
- Это чтобы ему быть хорошим охотником и везде легко побеждать!
Авера сразу вспомнил, что рассказывала Вероника о поверьях тунгусов. А Нелтэк указала на изображение человечка-шамана под самым изголовьем дитя и сказала:
- А это для охраны от напастей нехороших духов!
Потом показала красивую шкатулку с отделкой меха и бисера и вынула из неё деревянную птичку:
- А вот оберег души ребёнка.
Всё это она говорила так убедительно, что Авера в ответ лишь кивал головой, как лошадь. Нелтэк качнула люльку, и все побрякушки умиротворённо зазвякали, крепче вгоняя младенца в сон. Она же пошла дальше хлопотать у печки. Женщины торопились сделать для дорогого гостя – отца новорожденного, торжественный стол. О приезде Команчука их предупредил Энече.
В избе стоял шум, суета, громыхание посуды и гортанные весёлые разговоры на тунгусском языке вперемежку с русским, а ребёнок всё спал, спал и спал, долгим сном уже напрягая Команчука. Малыш даже не шевелился. И боясь, что над ним что-то сделано, Авера уже окликнул молодую мамку:
- Нелтэк! А когда он просыпается-то? Он вообще кушает или нет?
Она удивлённо округлила на него глаза и, не заботясь, что ребёнок проснётся, громко ответила:
- Ну конечно кушает! Как заплачет, так и кушать сам просит, - и с гордостью тронула свои огромные груди: - Вон молока сколько! Всегда сытый! До пяти лет кормить буду.
- До пяти лет одним грудным молоком?! – ужаснулся Авера.
- Да нет же, - засмеялась Нелтэк, уже видя его страхи, и успокоила: – Полгода исполнится, сладкий чай с оленьим молоком пить будет. Потом и кушать всё будет.
У Аверы с души схлынула тревога и, одобрительно кивнув тунгуске, он с любовью стал смотреть на мальчонку. Он даже заметил рядом на скамье специальную для него колыбель из кожи. В таких мамки-тунгуски таскали подрастающих малышей на спине, когда куда-то ходили по своим делам. Колыбель его сына была отделанная лучшим мехом. Рядом с нею в уголке кровати для него лежали красивые мягкие одёжки из шкурки утробного оленёнка. Тут же из такой же шкурки была аккуратно сложена мужская рубашка. Это оказался подарок для Аверы от Нелтэк. Она его сделала сама и сама же подарила с сияющими глазами.
А на столе уже ждали лучшие блюда к празднованию этого долгожданного человечка. На сей раз Авера поел новое блюдо для торжественных случаев - «акин». Это была сырая печень оленя. Её готовили заранее. Очищали от плёнок, резали «лапшой», выкладывали слоем на клеёнке и замораживали. Кушать подавали посыпанной солью и перцем.
Всё это было необычно, вкусно и полезно. Но чувствовался некий дискомфорт из-за того, что имя прекрасному ребёнку его отец дать не мог. Когда Команчук спросил, как назвали мальчика, у него чуть не разъехались мозги! Имя ребёнок получил, спустя неделю от дня рождения, только вчера. Как самый уважаемый человек рода, его нарёк Энече, когда у младенца отпала пуповина. Звучало оно – Гарпани, означая - лучистый, бесстрашный, всесильный, совершающий то, что другим не под силу!
- А чего сразу-то не назвали? – дёрнуло спросить Аверу.
В тот же миг насчёт имени он выслушал целую лекцию суеверной тунгусской ахинеи, с трудом умещая в голове свои личные размышления: «У русских всё очень просто! Либо называют по православному календарю именем Святого, в день которого младенец родился, либо дают имя, которое пришлось по душе родителям новорожденного. Никаких заморочек! А тут имена не должны повторяться. Имена умерших не произносятся вслух. Их можно возвращать только через три года. Если двух младенцев, не дай Бог, назвали одинаково – один из них умрёт, другой должен поменять имя! Чёрти что и рога набок!!!»
Так Авера Команчук стал суррогатным отцом.
Когда он приехал на зимовку к сыну ещё раз, невольно получил новое потрясение. Нелтэк собиралась кормить Гарпани. Малыш не спал, покряхтывая в люльке в ожидании. Нелтэк взяла его на руки, поднесла к Авере и радостно сказала:
- Гарпани, это твой ама! – и с улыбкой до ушей перевела для Аверы: - Папа.
- Нормально… - полезла по губам Команчука кривая улыбка, и он подумал: «Чуть ли не «мама» ихнее «ама»!»
А Нелтэк была безмерно счастлива!
продолжение след.----------------------