Солнце уже низко опустилось за шпили елей, извещая о полудне, когда Авера проснулся. Его рука обнаружила, что он лежит на мягком топчане, покрытом медвежьей шкурой. Сверху его укрыли тёплым одеялом из ровдуги - лосиной шкуры, а колено оказалось заботливо перетянуто бинтом с какой-то липкой мазью и почти не болело. Возле печки и стола бесшумно хлопотали четыре женщины. Не желая покидать уютное ложе, любитель хорошо расслабиться Авера с интересом стал за ними наблюдать.
Все женщины были сухощавого телосложения и с длинными косами. Трое молоденьких называли друг друга «экэ», а старшую, которая, скорее всего, была их мать, называли «эне». У неё были две самые длинные косы, полные блеска седины. На всех женщинах были обыденные длинные одежды и интересные северные безрукавки из шкур. Такой же необычной была их меховая коротенькая обувь.
Увидев, что гость проснулся, пожилая тунгуска обнажила в полуулыбке плотный ряд мелких зубов и радушно представилась, хорошо изъясняясь по-русски:
- Здравствуй. Я – Тувяндя. Хозяйка этого дома.
Молодки мгновенно обернулись и во все глаза уставились на гостя так, словно им привезли сватать жениха на жребий «кому повезёт!» При таком внимании к его персоне Авера сразу поднялся и слегка поклонился со скромным приветствием:
- Здравствуйте. Меня зовут Аверьян, - и присел обратно на край лежака.
Замершие в любопытстве девицы мгновенно растерялись, а Тувяндя непринуждённо представила их:
- Мои дочки: Удани, Хята, Нелтэк.
И она на своём языке отдала дочерям команду, после которой те веретёнами закружились у стола и печки. Энече в избе не было. Не представляя о чём разговаривать с женщинами, Авера тихонько сидел на лежаке и смотрел на их работу, не зная, что тем самым сильно смущает молодых девиц. Они то и дело косились на него и с хихиканьем перешёптывались между собой. Авере жутко хотелось курить, но не мешая женщинам, он терпеливо ждал, когда вернётся Энече. Словно уловив его мысли, Тувяндя сообщила:
- Энече оленей пошёл смотреть. Сейчас придёт, будем кушать, - и добренько улыбнулась на его согласный кивок.
Сестрицы своим любопытством, наконец, настолько достали парня, что поймав чёрный взгляд самой младшей, он быстро ей подмигнул и улыбнулся уголком губ. Неожиданно девица так вспыхнула всем лицом, словно вся осветившись изнутри пламенем, что проглотила смех сильного смущения и вылетела из избы, едва не сшибив с ног входящего отца. Энече как раз в этот момент шагнул за порог. Он принёс потроха зарезанного оленя и большой кусок его парного мяса. А пока женщины управлялись с приготовлением стола, Энече и Авера во дворе выкурили по папироске. После этого уже здорово захотелось есть!
Через несколько минут семья таёжников с гостем села за стол. У Команчука прямо-таки текли слюни от голода! Но тут перед ним поставили миску с кусочками свежей дымящейся печени, миску с таким же сырым мясом и миску с какой-то кровавой мешаниной. Авера заморгал на всё это так, будто попал на пир к каннибалам! В отличие от него тунгусы невозмутимо принялись за еду, обмакивая куски мяса в кровавую мешанину.
- Ешь, - пододвинул ему хозяин миску.
- Спасибо, но!.. – отшатнулся Авера и, извинительно приложив руку к сердцу, категорично замотал головой: - Я такое не ем! Сырое не ем! Варёное, тушёное ем, жареное…
- Плохо! – прервал его тунгус и объяснил: - Мёртвую пищу едите, - и обратился к жене: - Тувяндя, дай ему строганины.
Через пять минут перед Аверой поставили миску с наструганной печенью оленя, но опять же сырой, хоть и замороженной. Это было видно невооружённым глазом. Капризничать в упорстве объяснений, что он и такое не ест, было неудобно. И Авера обвёл тунгусов взглядом и обречённо вздохнул, опустив глаза на строганину. Девчата ели, явно глотая смех и стреляя на него короткими молниями глаз. «Вот же влип! Дикари, честное слово!..» - в мыслях разнёс Команчук таёжную семейку. За ним уже боковым зрением с неменьшим любопытством наблюдали и сами хозяева, словно он должен был показать им необыкновенный фокус-покус.
Наконец Энече взял стружку печени, без слов обмакнул её в мешанину и отправил в рот, тем самым показывая гостю, как едят такую пищу. Теперь дальнейшие сопротивления были бесполезны. Тем более что Команчук был здорово голоден. В связи с этим он перекрестился в душе, взял розовую стружку, обмакнул её в мешанину и затолкал в рот, боясь, чтобы его тут же не вырвало прямо на стол. К великому изумлению строганина оказалась необыкновенно вкусная! Ведь в другой миске была не кровь, а месиво из каких-то неслыханных трав, специй и раздавленных ягод брусники и морошки. Их кислинка напрочь перебивала вкус сырого потроха и сырого мяса, делая всё волшебно вкусным и нежным. С такими ощущениями обе миски Команчука оказались, словно вылизанные благодарным котом.
Вслед за этим блюдом на столе появилась бутылка водки, оживив настроение мужчин, и к ней был подан студень из оленьих копыт. После водочки студень Авера поел уже с удовольствием.
Понравилась ему под водочку и похлёбка из оленьего мяса, для густоты бульона заправленная мукой и долитая опять же свежей кровью. А слегка недоваренные куски мяса неожиданно оказались настолько нежные, что Команчук мысленно ругнул все шашлыки, которые ему пришлось съесть за свою жизнь. При этом если он мясо откусывал, то тунгусы кусок захватывали передними зубами и острыми ножами ловко отрезали от него кусочки у самых губ.
Водку выпила и Тувяндя. «Огненная вода» развязала языки малоразговорчивых тунгусов, и геолог узнал из их жизни то, после чего сильно зауважал таёжный народ. Из разговора выяснилось, что Энече охотник, рыбак и скотовод. Имеет сто голов оленей, пару лошадей и ездовых собак. Добывая мясного зверя на пропитание семьи, он попутно промышлял и пушным, сдавая шкуры на заготпункт в посёлке, или обменивал их на спички, сахар, соль, чай, хлеб и водку. Как браконьерничали в тайге местные охотники-беспредельщики, он ничего подобного не делал, считая, что в лесу надо вести себя уважительно, а не истреблять зверя и птицу в порыве алчности.
- Иначе дух тайги разгневается и уведёт от жадного всю дичь! – с таким апломбом произнёс он, что Команчук не пытался ничего возразить, лишь подумав: «Какое-то язычество!»
А старшая дочь Удани к сказанному отцом с почтительным страхом серьёзно добавила насчёт справедливого грозного духа:
- Этот дух седовласый длиннобородый старик! – и заверила: - С ним многие встречались.
- Я запомнил! – выразительно кивнул ей Авера, мигом состроив такой лукавый взгляд, что девица стеснительно спрятала ресницами глаза и принялась за еду, подавляя смех.
Её сёстры тоже проглотили смех и налегли на еду. За столом Авера понял, что «эне», как называли девчата Тувяндю, означало - «мать». Энече они звали «ама» - отец. Друг к другу обращались «экэ», значащее - сестра. Энече и Тувяндя продолжали трапезу и разговор, нисколько не обращая внимания на флирт молодых, но от них не укрылось неверие геолога в таёжного духа. Тогда Энече поведал ему, рассказывая о своих деда и бабку:
- Мои этэ и ата говорили, что пустословие и болтливость – позор для тунгуса. Таких надо обходить за три версты. Но поверь моим не пустым словам: мы из века в век следуем по стопам наших дедов и только слышим, что природу надо беречь. Говорят много, а получается одна болтовня. Приезжие наполняют тайгу мусором, от которого гибнет зверь, птица. Убивают лишь бы убить сразу много, но не добывают и не защищаются. Не живут так, как живёт тунгус и это неправильно.
Об этом Авера никогда не задумывался. Сейчас он сидел среди этого народа, видел его непревзойдённую любовь к своим истокам, поднимал чашку с водкой и соглашался без тени смеха, прикладывая руку к сердцу:
- После сегодняшнего застолья я, честно, вам завидую! Как говорил один мудрый грек: «Я знаю, что ничего не знаю, но другие и этого не знают!» От вас же я узнал очень многое, что действительно оказалось ценным для моего здоровья! – и хлопал себя по коленке: - Вот, нога, например, не беспокоит уже нисколько!
- Но ты поноси перевязку ещё дня три, - советовала Тувяндя и докладывала: - Твою рану лечит еловая смола. Живица называется. Очень хорошо любые раны лечит!
- Обязательно сделаю, как скажите! – чувствуя себя в кругу настоящих друзей, беспрекословно соглашался Авера и переводил разговор уже на интересующую его тему: - Я же попробовал в тайге поохотиться на мелкую зверушку, но понял, что это не простая наука, - и искренне признавался, не смущаясь девчат: - А теперь ещё и жутко боюсь медведей!
- Ты очень правильно боишься хозяина тайги, - сейчас же отозвался Энече и многозначительно поднял палец: - Его надо уважать, и он не тронет! Сам по себе медведь мирный. Его злит несправедливость и голод. А поохотиться сейчас можно на соболя. Это очень прибыльное дело. С одной шкурки соболя я могу безбедно прожить целый месяц.
- Шапки, воротники из соболя хорошо берут, - закивала Тувяндя.
Сама она с дочками выделывала шкуры, и они шили из них и одежду, и пимы, и унты. Так же Тувяндя научила дочерей делать красивую бижутерию. Девицы даже умели шить из нежнейшей шкурки утробного оленёнка мягкую детскую одёжку, модные рукавички для женщин и изысканные северные рубашки. Всё это они потом сказочно украшали разноцветным бисером, конским волосом и обрезками оленьей кожи с мехом. Шили тунгуски и из бересты корзины, посуду и прочее, что было необходимо для их быта. Помимо этого, они доили всё стадо оленей, заготавливали на топку печки дрова. Словом, семья Энече вела осёдлую жизнь. И Тувяндя приводила примеры, с которыми Авера полностью соглашался:
- В тайге всё натуральное, не то, что в магазинах. Ягоду берёшь прямо с куста. Грибы, шишка, орех – всё хорошее. Птица, зверь – с охоты мясо всегда свежее. Рыбу свежую из реки кушаешь. А какое у нас вкусное кипячёное оленье молоко! Нигде такого не купишь!
И она без бахвальства поставила на стол кастрюлю этого молока:
- На, кушай! Тебе тоже понравится.
Густое, как пенка, молоко действительно было такое вкусное и нежное, что Авера видел, что тунгусы совсем не хвастаются. Оно было истинным лакомством у всех таёжных детей! Сейчас его с удовольствием смаковали и взрослые дочери хозяев. А вот любимое блюдо многих европейцев – кровяную колбасу, тунгусы хором объявили совершенно непригодной пищей для организма.
- Очень плохая еда! Остывшая кровь теряет свою пользу! Она мёртвая, – пояснил Энече и рассказал, объясняя основы их питания: - Ешь свежее сырое мясо, сырые почки - хакан, макай в соль, и тебе силы придаст. Свежую кровь пей для здоровья. Туберкулёза, цинги никогда не будет.
После общения с тунгусами к концу затянувшегося застолья Команчук почувствовал, что его потянуло на их чистую жизнь. Он готов был употреблять свежее мясо диких птиц и животных, грибы, ягоды, шишки и прочее, что в изобилии растёт в здешних краях. А в конце застолья Энече заботливо поинтересовался:
- В посёлке знают, что ты ушёл в тайгу?
- Только два моих друга могут догадаться, - ответил Авера.
Между тем, за стенами жарко натопленной избушки по сугробам потянулись змейки зарождающейся вьюги. Она тоненько начала поскуливать в трубе и, наконец, разразилась воем целой волчьей стаи, снежным ураганом сотрясая бревенчатые стены. В эту пору можно было легко пропасть в снежной коловерти и оказаться заживо погребённым под её лютыми сугробами. Таких потом иногда обнаруживали весной после стаянного снега. Но к тому времени это были уже лишь изодранные тряпки и обглоданные зверьём косточки. И Авера во второй раз поблагодарил Бога за то, что Он так вовремя послал ему тунгуса Энече.
Когда же за окнами совсем стемнело, и женщины стали убирать стол, собаки во дворе подняли неимоверный лай. Волчьего воя при этом слышно не было. И Энече сказал Авере, одеваясь и снимая ружьё:
- Твой амак пожаловал.
- Ну так я с тобой пойду его встречу! – загораясь отвагой тунгуса, мигом подхватился Авера и тоже оделся и прихватил ружьё.
Медведя они не увидели. Но он успел ранить одного оленя и, завалив другого, утащил его в тайгу. Собаки поднялись на него поздно. Всему виною был сильный ветер и сплошной снегопад, которые и отбили запах зверя. Энече и Авера вернулись в избушку ни с чем.
продолжение след.---------------------