«Гадай, не гадай на судьбу, а уж как раскинет она сама на твои дороги карты, так только по её пророчеству и зашагаешь. И даже не стоит думать за какое-то исправление её планов. Впустую время угробишь и всё. Суждено кому-то долгий век счастливым прожить - проживёт. Суждено в поисках прозябать - будет мучиться. А суждено в буреломе стать бесследно съеденным косолапым людоедом, навеки вечные влетишь в списки без вести пропавших», - мрачно размышлял геологоразведчик Авера Команчук, хромая по тайге со вскинутым наизготове ружьём. Мало ли таёжный людоед выскочит на него.
Самое глупое, что сделал парень, было то, что уходя в тайгу, он никого не предупредил об этом в посёлке. Говорил намедни со своими друзьями по комнате общежития, что хочет поохотиться и всё. Хватит ли у них ума додуматься, что он попал в какую-то беду? Не хватит! Все трое были молоды, исчезали в «гости» к местным девчатам на энное время и друг за другом не следили. С таким раскладом, хватятся его не скоро. Уже вторые сутки медведь-шатун плотно шёл за ним по пятам. Зверь был очень голодный и злой, о чём мгновенно сказали его действия, когда Авера вернулся на зимовье.
С утра он как обычно запер, казалось бы, надёжную еловую дверь сторожки на амбарный замок и с заряженным ружьём спокойно ушёл в тайгу. Охота на пушного зверя не удавалась. Оказалось, что многому надо научиться, а не просто прицельно пулять из ружья. Всё зверьё словно попряталось и пришлось возвращаться с пустым ягдташем. Тут-то и обнаружилось выбитое окно сторожки, разбитая в «дрова» расцарапанная дверь, а возле косяка почти вырванное из стены бревно. Медведь лез напролом и прямо перед самым приходом геолога ушёл. Об этом рассказали его чёткие, свежие следы вокруг избушки. Проторенная ими тропа пролегала повсюду, а в помещении держался его тяжёлый запах. Он перевёрнул в избушке вверх дном всё, что смог! Только ни рис, ни макароны, ни горох и ничего другое его не заинтересовало. Ему нужно было мясо. В данный момент этим мясом был Команчук. Стало ясно, что это шатун и обезумевшего от голода и холода его не удержит ничего.
Морозный солнечный день мгновенно превратился в страшное напряжение! Нервы собрались в один ком! Было одно желание - увидеть непрошеного гостя первым, чтобы успеть выстрелить в его зубастую пасть или в глаз! Но слух рвало мнимое спокойствие с пением одинокой птицы, в которое ни на грамм не верилось. И Авера молниеносно сгрёб свои вещи в рюкзак и дал с зимовья ходу на всех парах, разнося себя вслух под нос:
- И какого ляда меня дёрнуло потащиться на эту охоту в одиночку?! Понадеялся, что зимой все медведи спят!! Баран чёртов!!!
Он так выскочил из избушки, что налетел на разворочанное бревно у двери и здорово ушиб под коленкой ногу. Ушибленная нога теперь здорово мешала удирать. Но страх прогонял усталость и заставлял терпеть боль, а желание жить обостряло слух и зрение.
Много таёжников погибло от зубов рано пробудившегося хозяина тайги. Причиной тому могла стать какая-нибудь болезнь медведя, которая развилась во время зимнего сна. Та же глубокая рана от боёв за медведицу во время гона летом, или в борьбе за отстаивание своей территории. Когти у медведя, как лопата и рвут очень глубоко. Могла в долго незаживающую рану отложить яйца таёжная муха, а потом в спячке невыносимой болью косолапого доняли проклюнувшиеся там черви. Поднимает оголодавшего зверя из берлоги и недостаточный запас количества съеденной пищи перед зимой и гонит по тайге в поисках добычи вплоть до набегов на зимние сторожки, стойбища оленеводов и нападение на человека. Ведь из-под глубоких сугробов мишки не умеют добывать пищу.
Зверея от голода, шатуны порой не щадят и своих собратьев. Они влезают в их берлоги и насмерть загрызают спящих медведей, лишь бы насытиться. И если вовремя не подобрать беспомощного медвежонка возле растерзанной матери, который от голода и холода высунул уже нос из берлоги и скулит на весь лес, то он непременно погибнет. Хуже, конечно, если медведя кто-то неосторожно разбудил. Разбуженный он становится чрезвычайно опасным и может внезапно наброситься. В этом случае агрессии голодного хозяина тайги опасалась даже росомаха.
Что уж заставило рано проснуться этого медведя, знать было не дано, а он никому ничего объяснять не собирался. Хотел поесть, да и всё. И от перенапряжения улавливался каждый едва заметный шорох. Чудилось, что медведь идёт совсем рядом. Такие мохнатые увальни умели быть нисколько неслышными и нападали там, где намеченная жертва их совсем не ждала. Иногда геологу казалось, что людоед дышит в спину, разогнавшись для прыжка чуть слышным бегом по нетронутому снегу. Команчук никогда настолько не боялся, как боялся сейчас.
Ко всему в придачу, впав в панику, парень так убегал из сторожки, что поздно сообразил, что заблудился и теперь чувствовал себя дураком в трёх соснах! Приходилось кружить по тайге с большой оглядкой и беречь каждый патрон. А ещё молить Бога, чтобы не было снегопада.
продолжение след.-------------------