Глава XLIX. Поездка в Монако
Прибыв утром к Планше, чтобы попрощаться с друзьями перед поездкой в Монако, д’Артаньян, Франсуа и де Планш узнали, что Атос, Портос и Арамис уже уехали, поскольку Атос сообщил друзьям какую-то новость, после чего они позавтракали очень быстро. Планше едва успел дать им в дорогу кое-какие съестные припасы, которые предусмотрительно упаковал в чересседельные сумки. Аналогичными сумками добрый Планше снабдил и д’Артаньяна с его спутниками.
— В случае, если я не вернусь, дорогой мой Планше, моим наследником я назначил Франсуа, имей это в виду, — сказал д’Артаньян. — Впрочем, при пожаре в Монквиле сгорело почти всё, что я имел, включая завещание.
— Ваш счёт в моём заведении не только сохранился, но и приумножился, — ответил Планше. — Однако, я твёрдо верю, что вы вернётесь. Неужели ваша нынешняя поездка намного опасней всех тех, из которых вы возвращались живым и невредимым?
— Не думаю, чтобы она была опасней, — ответил д’Артаньян. — Но ведь я с годами не молодею, и когда-нибудь я же должен буду встретить свою судьбу. Я же не вечен!
— Но я впервые слышу от вас подобные предсказания, господин д’Артаньян! — сказал Планше с удивлением. — А ведь вы побывали в таких сложнейших переделках!
— Дорогой мой, я стал сентиментальным после того, как вся Франция записала меня в покойники, — ответил с грустной улыбкой д’Артаньян. — Не могу же я идти против мнения целой страны.
Обнявшись со старым слугой, который стал почти другом, д’Артаньян бодро вскочил в седло, Франсуа и де Планш последовали его примеру, после чего все трое направились в Монако.
— Господин маршал, — обратился Франсуа к отцу. — Насколько опасна наша миссия?
— Почему ты спрашиваешь, Франсуа? — спросил в ответ д’Артаньян и взглянул в лицо сыну. — Я никогда не задавал этого вопроса.
— Я спросил лишь для того, чтобы знать, какое оружие, прежде всего, держать под рукой, — ответил Франсуа.
— Это другое дело, — сказал д’Артаньян, успокоившись. — Но я не могу сказать заранее, какое оружие понадобится нам прежде всего. На всякий случай будь готов применять всё, включая кулаки, а если понадобится, то всё, что подвернётся под руку. Помнится по былым схваткам, Портос в этом случае, весьма неразборчив. Если его шпага сломается, он может сражаться оглоблей, булыжником, канделябром, трактирной скамейкой, да хоть бы и столом. Кузнечной кувалдой он может фехтовать так, как если бы это была простая шпага!
— Я постараюсь следовать его примеру, хотя едва ли я смогу фехтовать кувалдой, — ответил со смехом Франсуа.
— Превосходно, сын мой! — воскликнул д’Артаньян. — Но всё же постарайся, чтобы тебя не убили. Ты, конечно, не вечен, но не сейчас. Только не под моим началом! И не на моих глазах, чёрт побери! Дождись моей смерти, по крайней мере. Но запомни, что постараться сохранить свою жизнь – вовсе не означает уходить от опасности. Для этого следует всего лишь прежде, чем действовать подумать хотя бы миг, если он у тебя будет. Беда в том, что у меня зачастую не было даже этого мгновения. Итак, послужим Франции, и если придётся погибнуть, погибнем, но при условии, что я хоть на миг опережу тебя. Впрочем нет, чёрт побери, мы не погибнем, Франсуа, смелых людей щадит и пуля и шпага.
— Когда я узнаю в чём состоит наше задание? — спросил Франсуа.
— Прямо сейчас, — ответил д’Артаньян. — Слушайте меня и вы, де Планш. Рядом с княгиней Монако пребывает дворянин, которого, вероятнее всего, попытаются увезти хитростью или силой. Ты узнаешь его, Франсуа, поскольку это почти тот же самый дворянин, которого мы отвозили в Пиньероль, Франсуа. Скажем так, с виду это именно он. Ты меня понимаешь?
— Да, господин маршал, — ответил Франсуа.
— Этот человек должен быть в безопасности и под нашим контролем, — продолжал маршал. — Если же это будет недостижимо, в самом крайнем случае, мы не должны выпускать его в руках заговорщиков, если мы не сможем его спасти, мы должны его убить… Хотя если это случится, после этого я пущу себе пулю в лоб. Так что будет лучше, если мы всё же не позволим его выкрасть.
— Мы сделаем это, отец! — воскликнул Франсуа.
— Можете нам доверять, — сказал де Планш.
— Почему мы не взяли большего отряда? — спросил Франсуа. — Миссия секретна?
— Да, секретна, — подтвердил д’Артаньян. — Но если бы для успеха потребовалась целая армия, я взял бы её. Однако наш успех зависит от того, насколько аккуратно бы будем действовать. Большая группа людей лишь привлечёт лишнее внимание, и мы не решим нашу задачу.
Франсуа и де Планш кивнули и некоторое время всадники скакали молча.
Мы избавим читателей от пересказа всех разговоров, которые вели путешественники и от описания дороги, постоялых дворов и всех мелких происшествий по пути в Монако. Однако мы остановимся на одном визите.
Подъезжая к знакомой деревушке, д’Артаньян сообщил, что заедет к одному приятелю. Дом, в который решил заехать маршал, был тем домом, который наши читатели уже встречали. В нём проживал индус по имени Готан Кумар.
Когда д’Артаньян заехал к индусу, тот, как всегда, медитировал. Однако, наш гасконец уже знал, что может задать индусу вопросы, на которые тот может ответить жестами, а если хорошо попросить, то и словами.
— Мир тебе, Готан Кумар, — сказал д’Артаньян, входя в дом.
Индус опустил ресницы, что означало «И тебе мир, д’Артаньян, куда бы ты ни направлялся».
— Послушай, учитель, — проговорил д’Артаньян, который вовсе не был учеником индуса, но знал, что такое обращение практикуется при разговоре с индийскими йогами. — Мне необходимо знать кое-что, без объяснения этого странного явления мне иногда не спится.
Индус посмотрел в глаза собеседнику, что означало: «Если хочешь задавать вопрос, задавай, и избавь меня от предисловий и извинений, моё время дорого».
— Я просил у тебя порошок для несмываемой татуировки, и ты мне его дал, — сказал д’Артаньян. — Почему же она очень быстро сошла? Ты меня обманул?
— Я не обманывал капитана, — ответил Индус. — Я спасал его от самого себя.
— Поясни! — потребовал д’Артаньян.
— Язык капитана говорил одно, но его глаза говорили другое, — сказал индус. — Капитан просил средство для татуировки навсегда, но его глаза сказали мне, что капитан не уверен в этом. Я понял, что вопрос очень важный, а для важного вопроса нужны важные решения, то есть такие, которые принимают не сгоряча. Окончательная татуировка – это слишком серьёзно, поскольку это навсегда. Поэтому прежде, чем сделать окончательную татуировку, следует сделать временную, и только если после ношения этой татуировки человек не изменяет своего решения, тогда через две недели поверх неё применяется закрепляющее вещество, которое делает эту татуировку постоянной. Если же закрепляющее вещество не применить, тогда татуировка сойдёт сама собой через три-четыре недели без следов.
— Ты провёл меня, Готан Кумар! — воскликнул д’Артаньян. — Но я не сержусь. Что сделано, то сделано, и быть может, твоё решение спасло Францию. А может быть, обрекло её на гибель. В любом случае теперь уже ничего не изменить. Тебе следовало бы сменить своё имя, тебе больше подошло бы имя «Судьба».
— Я сообщил тебе имя, которое указывает на моё происхождение. Готан Кумар означает сын местности Готан. Но в этой местности меня звали Дайва Пуша-Кара. — ответил индус. — Это нельзя перевести на французский язык, но приблизительно это что-то вроде судьбы.
— Что ж, — сказал д’Артаньян, — тогда я поблагодарю свою судьбу этими двадцатью пистолями. В другие времена я бы дал больше, но сейчас у меня временные трудности. Прощай, Готан Кумар, Дайва Пуша-Кара.
С этими словами д’Артаньян положил на стол двадцать пистолей, поклонился и вышел их хижины.
Через некоторое время д’Артаньян и его спутники подъехали к столице княжества Монако. В город вели две дороги.
— Мы не можем себе позволить упустить того, за кем мы явились, если он ещё здесь, — сказал д’Артаньян. — Поэтому поступим так. Я поеду по левой дороге, а вы, Франсуа и де Планш – по правой. Если вы увидите подозрительных людей – всадников или карету, в которой можно перевозить пленника, один из вас должен поехать за ней, другой – найти меня у въезда в город и сообщить об этом, после чего мы пустимся в погоню. Если же нечто подобное увижу я, тогда я не явлюсь на встречу. В этом случае вы должны вернуться по той дороге, по которой я поеду, и догонять меня. Я буду оставлять для вас знаки, точно также должен поступить тот из вас, кто поедет за каретой или конвоем, если он встретится на вашем пути.
После этого наши герои разделились, и д’Артаньян поехал один по левой дороге. Начало смеркаться, но столица была уже недалеко. Казалось бы, поездка до Монако закончится без приключений. Дорога вновь раздвоилась, но д’Артаньян знал эти места. В то время, как широкая дорога проделывала большой крюк, узкая дорога срезала его, но была слишком неудобной для кареты или группы всадников, хотя один всадник мог бы по ней проехать. Д’Артаньян решил, что по узкой дороге едва ли сможет двигаться карета, поэтому если он хочет не упустить возможных похитителей Филиппа, ему следует двигаться по широкой дороге, даже несмотря на то, что она длинней и поездка займёт больше времени. Маршал пришпорил своего коня и поднял его на галоп.
Когда объездная дорога почти закончилась и встретилась с узкой короткой дорогой, д’Артаньян машинально взглянул на неё, и в тот же миг он увидел до боли знакомый предмет в кустах. Это был ствол мушкета. Д’Артаньян тотчас поднял коня на дыбы, закрываясь его телом от мушкетной пули. Прогремел выстрел, и конь рухнул на дорогу.
Д’Артаньян упал и сильно ударился головой. Он с трудом посмотрел в сторону, откуда прилетела пуля и ему показалось, что из-за кустов вышла миледи, та самая леди Винтер, отравившая Констанцию!
— Миледи? — прошептал д’Артаньян, у которого от удара кружилась голова. — Это судьба!
Однако, из кустов вышла не миледи, а Оливия дю Трабюсон. Она подошла со вторым мушкетом, направленным на лежащего маршала. Д’Артаньян попытался встать, но не мог, поскольку конь придавил его ногу. Он не мог также дотянуться до мушкета.
— Наконец-то я отомщу тебе за все несчастья! — воскликнула Оливия.
— Что ж, миледи! — ответил д’Артаньян, по лицу которого струилась кровь из раны, возникшей от падения. — По-видимому, Господь решил покарать меня, и забрать мою жизнь в уплату за вашу. Он воскресил вас и послал для свершения приговора. Уверяю вас, я готов к смерти. Прошу вас покарать только меня одного, мои друзья не виновны ни в чём. Да свершится ваша месть.
— Он бредит! — воскликнула Оливия, пожимая плечами. — Эй, д’Артаньян! Очнись! Я бы хотела, чтобы ты осознал приближение скорой гибели! — сказала она, обращаясь к д’Артаньяну. — Месть особенно сладка, когда её жертва осознаёт её скорый приход и молит о пощаде.
— Я не буду молить о пощаде, миледи, — ответил д’Артаньян, который тщетно продолжал попытки не потерять сознание и высвободиться из-под коня. — Коль скоро Господь лишил меня возможности защищаться, да свершится его воля.
— Какая ещё миледи! — возмутилась Оливия. — Впрочем, быть может, ты не бредишь, а хитришь со мной? Как бы то ни было, через минуту ты умрёшь.
С этими словами Оливия подошла к д’Артаньяну на расстояние полутора шагов, что было достаточно, чтобы полностью исключить вероятность промаха, но и не позволяло д’Артаньяну попытаться сопротивляться. Она прицелилась в лицо своему противнику.
— Любопытно заглянуть в глаза смерти, — сказал д’Артаньян, глядя в центр мушкетного ствола. — Не знал, что всё так закончится.
Через секунду раздался выстрел.
(Продолжение следует)