- Виталий, как люди приходят в фотографию?
- Ногами. Ну а если серьезно, то у каждого свой путь. Мне, например, повезло. В начале 1974 года мой отец Борис Сергеевич Иванов, работавший тогда главным редактором общественно-политических программ Красноярского краевого телевидения, познакомил меня, тринадцатилетнего пацана, с удивительной женщиной – Надеждой Михайловной Мищенко, тренером по художественной гимнастике и ведущей спортивной программы на телевидении. А она, в свою очередь, свела меня со своим мужем, фотографом Центрального стадиона имени Ленинского комсомола Александром Васильевичем Мищенко.
В момент знакомства эта встреча, как говорят, судьбоносной не стала. А спустя пару месяцев, в марте 1974 года, Красноярск принимал у себя V зимнюю Спартакиаду народов РСФСР. Один из видов соревнований проходил на Николаевской сопке. Там соревновались прыгуны с трамплина. И именно там я обратил внимание на то, что фотографов и кинооператоров везде пускают. В те годы все было значительно проще и менее пафосно. Это сегодня ситуация поменялась кардинально. Теперь требуют аккредитации, бумаги, фотографии и отпечатки.
Но вернусь в 74-й год. Вечером я выгреб из шкафа всю фотоаппаратуру отца и назавтра меня тоже везде пускали.
Ну а потом я впервые пытался самостоятельно проявить свои фотопленки в лаборатории Александра Мищенко. Именно Александра Васильевича Мищенко считаю своим учителем.
Хотя я многим обязан и другим красноярским фотографам: Валерию Бодряшкину, Валерию Безмайленко, Любови Загайновой, Борису Спиридонову, Владимиру Хаскину, Владимиру Сорокину, Евгению Шарыгину, Олегу Русанову... Кажется, перечислил всех. Если кого забыл, не держите зла.
Но главный мой учитель, безусловно, отец.
- А в фотожурналистику когда попали?
- Да не попадал я в нее особо. Все произошло как-то случайно.
В лаборатории у Мищенко часто появлялся Валерий Бодряшкин, тогда фотокорреспондент газеты «Красноярский комсомолец». Он-то и предложил мне сделать 1 сентября снимок в моей родной 96-й красноярской средней школе.
2 сентября 1976 года снимок был напечатан в краевой газете. Тогда это было событие. Недавно я нашел этот номер газеты в библиотеке. Отсканировал, теперь он хранится и у меня.
Понимаете, в принципе я всегда знал, что буду журналистом. Другое дело, что долго не мог определиться: фото- или пишущим. Такую «стабильность» я сохраняю по сей день.
К слову, я противник того, чтобы меня считали исключительно фотожурналистом. Всегда старался быть универсалом: старался писать и снимать одновременно. В этом для меня примером были Василий Михайлович Песков и Юрий Михайлович Рост. Эти два человека одинаково великолепно писали, снимали и вели телевизионные программы. Подобных им в России теперь нет. Точнее, есть – сам Юрий Рост, который продолжает трудиться. Дай Бог ему здоровья.
Однако «клеймо» фотографа прилипло ко мне навсегда. И зачастую очень сильно мешало и мешает. Особенно при последующих трудоустройствах. Нынешнее поколение руководителей-работодателей не предполагает, что можно быть универсалом. Возможно, это происходит оттого, что большинство начальников ныне сами мало что понимают в отрасли, которой руководят. И подобное наблюдается не только в журналистике. Это отдельная и больная тема. Оставим ее. А я именно универсал. И учился я в Иркутском университете на пишущего журналиста.
- В Иркутском… А почему не в Красноярском?
- В нашем, как я называю его МГУ (местном государственном университете), тогда таких специалистов не готовили. Я поступил в Иркутск в 1978 году.
Случись мне поступать на «журналистику» сейчас, я бы сделал это или в Санкт-Петербурге, или в том же Иркутске. Но никогда не стал бы поступать в Сибирский федеральный университет. На мой взгляд, слабоваты тут преподаватели именно этой специальности... Они, скорее, теоретики профессии, а не практики.
На последних конференциях Союза журналистов Красноярского края даже редакторы районных газет отмечали низкий уровень подготовки журналистов с дипломами СФУ. Безусловно, говорить так обо всех выпускниках СФУ нельзя. Среди них есть яркие, интересные личности. Правда, это скорее исключение, чем правило.
Но вернусь в 1978 год.
Начал учиться я заочно. Но вскоре понял, что «заушное» обучение это «очередь за дипломом». Знаний тут крайне мало. Все строится исключительно на учебниках и опыте редакционного наставника. Если, конечно, такой был. Повторюсь, мне повезло – в соседней комнате работал отец.
Именно поэтому я и принял решение перевестись на дневную форму обучения. Будучи в Москве, на Олимпийских играх 1980 года, сумел попасть на прием к министру высшего и средне-специального образования РСФСР, академику Ивану Филипповичу Образцову. Говорили долго и о многом. В кабинете министра я провел минут сорок. В завершение Иван Филиппович дал мне несколько рекомендаций, важных для перевода. И он состоялся. Сегодня я ничуть об этом не жалею.
Вообще Иркутский университет, на мой взгляд, один из сильнейших вузов страны.
А какие у нас были преподаватели! Леонид Любимов, Игорь Петров, Леонид Ермолинский, Владимир Владимиров, Идея Боброва... Личности!
- Я знаю, что после окончания обучения ты сам попросил распределение на Таймыр…
- Да, это так. На момент окончания учебы у меня на руках было три приглашения на работу: в редакцию столичной газеты «Московские новости», в «Красноярский комсомолец» и в дудинскую газету «Советский Таймыр». Я поехал на Север.
- Что так? Отчего не в столицу?
- Сработал жесткий расчет. Я всегда хотел работать собственным корреспондентом центрального издания. Тем более что пример был перед глазами. В 1975 году отец стал собственным корреспондентом Агентства печати «Новости» (АПН, ныне РИА «Новости»). И проработал в нем, кажется, до 2009 года.
Но я понимал, что если поеду напрямую в Москву, какое-то время буду бегать столичным «мэтрам» за пивом и сигаретами. Роль халдея меня никогда не устраивала, и я решил «войти в Москву» с Севера.
Вошел в 1989 году, став пишущим корреспондентом газеты «Советская торговля».
- Об этом мы поговорим чуть позже. А пока хочу вернуться на Таймыр. Как там работалось в те годы?
- Вы знаете, я до сих пор с радостью и благодарностью вспоминаю те годы. Тогда редакция газеты «Советский Таймыр» была, на мой взгляд, лучшей в крае. Там работал удивительно сильный коллектив, возглавляемый сначала Александром Петровичем Паращуком, а позже Валерием Леонидовичем Воробьевым.
Недавно услышал, что я работал в «звездном составе «СТ». Редакция имела трех собственных корреспондентов: в Хатанге, в Карауле и Диксоне. Газета выходила пять раз в неделю. Пять! Районка! Специалист поймет, о чем я говорю. У нас было неограниченное количество командировок… Замечательное время.
Но Север я серьёзно увидел много раньше. Еще в 1982 году, когда проходил практику в АПН, я впервые надолго приехал на Таймыр и прожил там два с небольшим месяца. Норильск, Дудинка и Диксон… Оттого и попросил распределения в Дудинку.
Нынешние выпускники и не ведают, что было такое понятие – распределение. А еще я добавлю, что в день приезда на Таймыр я получил из рук редактора ключи от комнаты в «малосемейке» (общежитие гостиничного типа - авт.) и прожил в ней почти пять лет с женой и сыном.
Никогда не забуду свою первую командировку в тундру к оленеводам. Я почти две недели жил в бригаде, ездил на оленьих упряжках, жил в чумах, кормил комаров... Романтика! А когда вернулся в Дудинку, первым делом пошел не в редакцию или домой, а в окружную санэпидстанцию. Вши достали. «Педикулез, называется, однако»!
Вот тогда я и решил ограничить свои поездки к тундровикам. Не мое это. И сегодня вхожу в чум только усилием воли. Не могу забыть того стресса…
В декабре 1984 года фотокорреспондента газеты «Советский Таймыр» Виталия Александровича Данильченко пригласили работать в «Фотохронику ТАСС». Он стал ее представителем в Магаданской области. А я заменил его в Дудинке. Перешел на нижеоплачиваемую работу.
- В смысле?..
- В советское время почему-то было так: пишущий журналист получал, скажем, 130 рублей в месяц, а фотокорреспондент – 115. И при этом «писака» редко морозился на свежем воздухе, чаще он сидел в кабинете. А вот фотографу приходилось трудиться и на улице.
Порой даже на очень свежем воздухе. Помню, в 1986 году я был в Хатанге, когда там ртутный столбик термометра опустился ниже шестидесяти градусов.
Но меня всегда тянуло еще севернее. Было интересно писать о морском флоте, об авиации и о полярниках.
Поэтому, когда появилась возможность стать собкором «Совтайма» по Диксонскому району, я с радостью согласился и уехал жить в этот арктический поселок.
- Вы жили в Диксоне?
- Да, жил. Тогда там многие жили. Почти 5000 человек.
Впервые на острове Диксон я скоротечно побывал в апреле 1978 года, когда по заданию АПН снимал экспериментальный сверхпоздний рейс ледокола «Капитан Сорокин» и дизель-электрохода «Павел Пономарев» из Мурманска в Дудинку. Тогда я прилетел из Красноярска в Диксон, а через пару часов улетел на бортовом вертолете на «Капитана Сорокина». Поселка я так и не увидел, только аэропорт и здание Штаба морских операций Западного сектора Арктики.
А серьёзно и надолго я появился в Диксоне в 1982 году.
Помню самое яркое впечатление от встречи с ним – когда после голодного и талонного Иркутска я вошел в диксонский магазин, то понял, где находятся «закрома Родины». Там было все!
Тогда я достал свой NIKON и начал фотографировать прилавки. Я должен был друзьям показать, что где-то есть продуктовое изобилие. Помню и улыбки продавцов, которые уже привыкли к такой реакции приезжих.
Сразил меня и интеллектуальный уровень Диксона. Он был высочайший. Здесь жили кандидаты и доктора наук, приезжали маститые ученые и полярники, известные журналисты и писатели.
Кроме того, Диксон всегда считался «столицей Арктики». Здесь находился крупный Гидрометцентр, который имел в своем распоряжении более трех десятков полярных станций, крупный аэропорт, Штаб морских операций Западного сектора Арктики, гидрографическая база, морской порт. Сюда регулярно заходили атомные ледоколы.
Бывало так, что я затруднялся с выбором, куда завтра отправиться: на мыс Челюскин или на Землю Франца-Иосифа. Кстати, именно на Диксоне я начал сотрудничать с «Фотохроникой ТАСС», тайно надеясь, что когда-нибудь меня пригласят работать в это легендарное агентство.
Сегодня все это в прошлом. В 2012 году после длительного перерыва я побывал в Диксоне. Страшная картина. Жителей - около 500 человек. Островной поселок стоит пустой, заколоченный и разграбленный. Вот тогда я понял, что «столицы Арктики» больше нет. И, полагаю, больше не будет. Уже потом списался с друзьями из Певека, Тикси, Амдермы, Черского, Хатанги… Там тоже все в полном запустении.
Позже я сделал жуткий вывод – рассвет освоения высоких широт пришелся на те времена, когда страной руководили государи-императоры или коммунисты. Они работали на созидание. Нынешняя власть войдет в историю, как те, кто разрушил в этих краях все.
Грустно это. Ведь придется все возрождать! В какую цену это станет?
Правда, в последние годы федеральные власти будто бы повернулись к высоким широтам. Но сделали это пока военные и разработчики недр. Наука и геология здесь еще активно не проявились, особенно восточнее реки Обь. Да в тех же Диксоне и в Хатанге! Мне есть с чем сравнивать.
А ведь я видел, как можно в XXI веке работать на арктическом побережье. Было это на Ямале, в вахтовом поселке Сабетта. Вот пример грамотной и продуманной работы. Все построено с учетом бережного отношения к природе. Мечтаю побывать там еще раз и не на час-два, а хотя бы на недельку. Хочу все подробно увидеть и рассказать моим землякам, как можно жить и работать в современной Арктике. Но где Сабетта, а где Красноярск!
Это еще одна проблема жизни и работы в российской глубинке. Не помню, чтобы Атомфлот, Министерство обороны и прочие организации, компании и фирмы устраивали пресс-туры для региональных журналистов. Туда едут все больше коллеги из столиц. Нам места в тех турах нет.
- А на Северном полюсе Вы были?
- Четыре раза. Но было это в 80 – 90-е годы. Позже все попытки оставались без внимания.
- Что так?
- К тому моменту в Диксоне ликвидировались управление по гидрометеорологии и авиапредприятие. Съехал в Мурманск Штаб морских операций. Теперь все арктические экспедиции начинаются из Москвы, Санкт-Петербурга, Мурманска или Архангельска. Кому там нужен журналист из Красноярска? Так что мои полюса остались в прошлом.
- И как там? Холодно?
- Нет, не холодно. Это ошибочное мнение, что на полюсе стоят сильные морозы. Климат-то морской, а значит, ветреный, но не морозный. Правда, что понимать под словом «мороз»? Кому-то и -10 уже лютая стужа. На полюсе бывает и – 40, но не так часто и долго, как, скажем в Дудинке.
Ну, а на полюсе… Да так же, как и в окрестностях Диксона – дрейфующие льды, торосы и белый-белый снег.
- И медведи… Видели их?
- Видел и встречался многократно. Но не на полюсе. Много южнее.
Дело в том, что медведи обычно обитают там, где есть открытая вода. Так проще добывать пропитание. Или в окрестностях населенных пунктов, где есть помойки. На полюсе практически всегда океан покрыт льдом. Что им там делать? А вот на Земле Франца-Иосифа их достаточно много. Да и в Диксоне они встречаются. Причем, не только на окраинах острова, но и в самом поселке.
- Фотографировали медведей?
- Конечно, фотографировал. Но, к сожалению, в основном на черно-белую фотопленку. С цветными материалами в те годы было крайне сложно. Да и качество их было низким. Особенно отечественных.
Сейчас мечтаю о возможности поехать в Арктику и поснимать мишек на цвет.
Правда, добраться теперь до Хатанги или Диксона еще можно, хотя сложно и дорого, а дальше вообще что-то нереальное.
Повторюсь, развалили Арктику в 90-е годы прошлого века. Скажем, в Диксоне уничтожено практически все. Гидробаза уже давно не проводит промеры глубин. Некому. Гидрографов нет. Морской порт тоже странная структура, не производящая никаких погрузочно-разгрузочных операций. Причал порта в аварийном состоянии.
Что дальше? Как я уже говорил, Гидрометцентр ликвидирован. Теперь это практически полярная станция, подчиненная Архангельску.
Штаб морских операций давным-давно перебрался в Мурманск.
В свое время в Диксоне были рыбозавод и даже коровник.
Ну, и авиапредприятие… Его больше нет. Есть взлетная полоса и рулежки местного аэропорта, а своей авиации в Диксоне нет. К слову, полоса и перрон тоже в ужасном состоянии. А вот здание аэровокзала здесь новое. Его построили в 2020 году. Возможно, это первый шаг к обновлению.
Говорят, что вскорости сюда активно придут разработчики недр, обнаруженных еще геологами Советского Союза. Посмотрим…
Когда я недавно побывал в Диксоне, побродил по его улицам, то подумал, что, начиная с середины 90-х годов прошлого века, нам удалось то, что не смогли сделать гитлеровцы в августе 1942 года, когда Диксон подвергся нападению фашистского крейсера «Адмирал Шеер». Тогда немцы хотели уничтожить Диксон. Полярники и североморцы ценой жизни семи моряков отстояли его.
- А новые воинские части в Арктике?
- Что правда, то правда. Они есть. Но я, в первую очередь, говорю о научном и промышленном потенциале Севера. Армия здесь была всегда. Но в те же 90-е она «отступила» с занятых северных рубежей. Ушла, побросав часть техники, оборудования, запасы продуктов и одежды. Хорошо, что оружие забрали.
А побывайте в северных – не в арктических, а именно в северных! – поселках России: запущенность, пьянство, безработица, разруха, нищета... Таймыр не исключение. Совхозы, рыбозаводы, зверофермы ликвидированы. Рабочие места ликвидированы. Цены в частных магазинах запредельные.
Весь север завален ржавым железом и бочками с остатками топлива.
Много говорят, что в высоких широтах наводят порядок. В первую очередь, экологический. Очень может быть. Изредка мотаясь по Таймыру, я еще не натыкался на такие места. Да что говорить – окрестности Дудинки завалены железом.
Но наши лидеры, как мне кажется, просто не знают о том, что происходит на местах в реальности. Либо не хотят знать. А те, кто «вливает» им в уши информацию, подают ее так, как считают нужным.
Пример. Ни один руководитель страны еще не смог неспешно проехать с инспекцией по всем российским северам. Конечно, это дело не одного дня. И даже не одной недели. Можно такую поездку разбить на этапы. Но не на годы.
В свое время адмирал Степан Осипович Макаров, создатель первого в мире ледокола, назвал Арктику фасадом России. Каков фасад, такова и Россия.
В 1993 году я побывал на Аляске. Вот когда я искренне порадовался, что в свое время ее продали Америке. Загадили бы все там, как загадили Чукотку, Якутию, Таймыр, Ямал, острова Ледовитого океана.
- А правда, что, попав на Север, в Арктику, влюбляешься в эти места на всю жизнь?
- Чистая правда. Даже когда я переехал из Диксона в Красноярск, то искал любую возможность вновь съездить туда.
Понимаете, там все было чище: воздух, снег, человеческие отношения... Там люди были заняты настоящим делом. Это все дорого мне… Рад, что жизнь причислила меня к отряду полярников.
Я и сегодня с трепетом храню арктические сувениры, негативы и воспоминания...
- Забегу немного вперед. Знаю, что в 2015 году Вы вновь жили и работали на Таймыре…
- Точно так. В конце 2014 года я познакомился с генерал-майором Ильдаром Иргашевичем Джураевым. В тот момент он был главой Таймырского Долгано-Ненецкого муниципального района Красноярского края. Он и пригласил меня на работу в Дудинку. Предполагалось, что я буду редактором газеты «Таймыр». Мне это было чрезвычайно интересно и почетно. Я согласился работать в команде этого человека…
Приехал. Работал кем угодно, только не редактором. И не потому, что Джураев не назначал. Согласно российскому законодательству тех лет, в ряде районов края, в том числе и на Таймыре, было двоевластие: был глава и был руководитель администрации. Первый возглавлял районный Совет и всю представительную власть в районе, а второй командовал кадрами и деньгами. Но главным был глава, хотя руководитель администрации не очень на это обращал внимание. Глава его даже снять не мог. Цирк!
Так вот, между ними возникла некая конфликтная ситуация. И руководитель администрации, естественно, держал на всех ключевых должностях «своих» людей. Я был не в его команде.
Короче, редактором не стал. А летом 2017 года уехал с Таймыра. Правда, прежде уехал Ильдар Иргашевич.
Когда-нибудь я подробно расскажу о своем втором пришествии на Таймыр. Там было много странного и интересного. Одни выборы главы после того, как Джураев досрочно сложил с себя полномочия, достойны подробного описания. Особенно то, как себя проявили разные люди в этой ситуации.
Я никого не осуждаю. Я только констатирую факт.
Но вернусь к газете. В сущности, ее нынче нет. Тираж минимальный. Периодичность – один раз в неделю. Командировок практически нет. Печатают «Таймыр» в Норильске. И прочее, прочее, прочее... Журналистики там тоже нет. Создается впечатление, что она и не нужна нынешней таймырской власти. Вот так…
- А северная романтика…
- Времена романтиков остались позади. Сегодня тут живут совсем другие люди, интересы которых далеки от романтизма. Они более расчетливы и прагматичны. Конечный результат и далекая перспектива их мало волнуют. Главное – личная выгода и угодить начальству.
Пример. Недавно ехал на такси из Дудинки в Норильск. Водитель с сожалением посетовал на то, что люди на северах стали хуже. А в качестве подтверждения рассказал историю, когда в сильный мороз его машина сломалась на дороге, и никто не остановился, чтобы помочь. Прежде такое невозможно было даже представить.
И другой пример. Помню, в 80-е годы мы летели над Таймыром на Ми-8. И пилоты увидели вдали красную ракету. Не задумываясь, летчики повернули в ее сторону, пролетели около 50 километров и вывезли с зимовья раненого зверем охотника.
Между этими событиями прошло только 30 лет. Одно поколение.
К слову, в 2019 году у меня вышла первая книга, не фотоальбом, а именно книга. Ее я назвал «Черным по белому. Арктический блокнот». Она о Севере, Арктике и, конечно, о Таймыре.
- А что Вы сегодня любите снимать больше всего?
- Арктику, авиацию, флот, этнографию, природу, портреты людей... Перечислить все невозможно.
- А не любите?..
- Больше всего не люблю «паркетную съемку». Это всевозможные визиты, поездки, заседания и совещания... Не люблю снимать свадьбы.
- Что Вам запомнилось больше всего из последних работ?
- Интересно было снимать староверов, старательские артели, Енисейск, мараловодов, представителей малочисленной народности – чулымцев... Да много съемок было в последние годы.
Сейчас пытаюсь сделать тему под рабочим названием «Экология Таймыра». Это некие путешествия по северным городам и поселкам. Там нет каких-либо комментариев, только взгляд на поселения и тундру через объектив фотоаппарата и на то, что оставили люди жившие и работавшие на Таймыре.
Мы об этом уже говорили, но я хочу добавить к сказанному. К работе над темой я приступил давно, но активизировал после того как в 2019 году в районе Норильска произошел разлив 20 тысяч тонн нефтепродуктов.
В таких масштабах это случилось впервые. Но в более мелких сколько угодно. Там, на Таймыре, каждый день из брошенных бочек и емкостей в почву капля за каплей вытекают оставленное топливо и химикаты. Капля за каплей. Это наследие ранимой северной природе оставили армейцы, полярники, геологи, авиаторы, строители… Все те, кто осваивал Север, а потом ушел оттуда, побросав оборудование и материалы.
Следующая тема. Я начал собирать экспозицию под названием «Меня вызывает Таймыр». Но она еще в работе и говорить тут что-то пока преждевременно.
- Я знаю, что одна из любимых ваших тем – авиация. Вы споттер?
- В определенном смысле, да. Снимать авиацию я начал еще в 1978 году, когда работал в редакции газеты «Красноярский комсомолец».
Летать тогда приходилось много. И, вольно или невольно, в кадр попадали самолеты и вертолеты. Потом был Таймыр, где авиация – главное транспортное средство.
С годами эта страсть переросла в увлечение. Теперь снимаю авиацию в свое удовольствие.
Причем, стараюсь это делать без выходов на летное поле аэропортов. Просто нет желания доказывать чиновникам и службам безопасности, что я не террорист. Да и отрывать людей от работы не стоит. Ведь когда я снимаю в аэропорту, то рядом со мной всегда есть его представитель. А я могу снимать и час, и три, и пять.
Однако когда есть возможность работать на летном поле – я не отказываюсь от нее. Это увлекательное занятие.
Но тут надо добавить, что красноярские аэропорты несколько отличаются от аэропортов Москвы или зарубежных стран. У нас очень большие временные разрывы между взлетами и посадками. Иногда по два-три часа приходится ждать. А за это время меняется свет, состояние погоды, неба...
Давно мечтаю попасть в Жуковский, на МАКС. Несколько лет назад Николай Алексеевич Тестоедов, тогда генеральный директор НПО «Прикладной механики» имени академика Михаила Решетнева (сейчас оно называется, кажется, ОАО «Информационные спутниковые системы» имени академика Михаила Решетнева), приходил ко мне в студию, где я сделал его портрет. Так вот, там мы говорили об этом, и он согласился взять меня в Жуковский в составе делегации предприятия. Дал даже указание своим службам. И тут я в очередной раз убедился, что пообещать не значит сделать. Видимо, забыл проверить исполнение задания. Бывает. Забот много.
- После Таймыра, в 1989 году, Вы работали собственным корреспондентом газеты «Советская торговля»…
- Правда, недолго. Придя в эту редакцию, я начал активно писать материалы на основе работы сотрудников милиции, судов, госторгинспекций... Оказалось, отраслевой газете все это не надо. Мои материалы просто не публиковали. Получалось, что они сами себя высекают.
Я достаточно быстро понял, что это не мое издание и перешел работать в редакцию «Красноярского рабочего», а оттуда собственным корреспондентом газеты «Водный транспорт» по Восточной Сибири и Арктике.
- Опять Арктике?..
- А куда я от нее денусь!
В 1995 году меня пригласили работать в Агентство ФОТО ИТАР-ТАСС при Правительстве России. Мечта осуществилась. Правда, за годы демократизации жизнь в России несколько изменилась. Изменилось и само Агентство. Постепенно оно превратилось из творческо-информационного в информационно-коммерческое. Да и рейтинг его в провинциальной России упал до минимального уровня. Уже в конце 90-х ни одно СМИ в Красноярском крае не являлось подписчиком на фотоленту ТАСС.
- Виталий, Ваша выставка «Неизвестная Сибирь» демонстрировалась во многих странах. А в Красноярске ее видели?
- Впервые фотовыставку на эту тему мы вывезли за пределы России в апреле 2002 года. Мы это я и мой товарищ, коллега, Владимир Сковородников. Тогда она две недели демонстрировалась в парижском университете имени Леонардо Да Винчи.
Кстати, наша поездка стала возможной благодаря финансовой помощи губернатора Красноярского края Александра Лебедя, который из личных средств оплатил все наши расходы по перелету и проживанию в Париже. Он же провел и переговоры во Франции.
Вернувшись из Парижа, мы с Володей решили показать выставку в Красноярске. Было это уже летом 2002 года, после трагедии с вертолетом Ми-8 в Ергаках. Напомню, что произошла она 28 апреля 2002 года. Тогда погибло много народу, в том числе и Александр Лебедь.
Выставлялись мы в Доме художников. И знаете, народ пошел. Смотрел. Хвалил и ругал. Молчал и возмущался. Все было.
Но организация любой выставки – достаточно затратное мероприятие. Спонсоров же или меценатов на это дело в Красноярске нет. Или я их не знаю. Оттого и нет возможности выставляться чаще.
Да и зала у нас нет.
- Выставка побывала во многих странах. А где ее ждать в ближайшее время?
- Всегда мечтал выставиться и побывать в Норвегии, Польше, Чехии и Монголии, Израиле… Но больше всего хотел побывать в меня привлекает Северная Корея.
Сейчас это все останется только мечтами. Я принял решение завершить выставочную деятельность. Вот покажем коллективную экспозицию, посвященную 75-летию Победы в Великой Отечественной войне и все.
- Почему?
- Каждая выставка это, в первую очередь, деньги. Искать каждый раз спонсора мне не хочется. Тратить свои? Так лучше я потрачу их на экспедицию.
- В фотоконкурсах участвуете?
- Пока да. Но чувствую, что скоро закончу. Уже неинтересно.
- Уйдете в социальные сети?
- Нет. Там я присутствую, но не как фотограф. Считаю, что это не то место, где надо выставлять свои кадры. А «лайки» меня никогда и не интересовали.
Для фотографий пока есть личный сайт. Правда, я все больше задумываюсь о его закрытии. Раскруткой сайта надо заниматься. А я этого не умею. Так что тут одни расходы. Небольшие, но расходы.
А вообще, я сторонник того, что фотографии надо смотреть не на экране, а в отпечатках.
- Несколько лет назад в Москве открылся Дом фотографии…
- Москве повезло. «Окраинам» всегда проще, там денег больше. Мы же живем в «центре» России… Нам до Дома фотографии еще жить да жить.
Одна из причин этого в том, что красноярские чиновники от культуры фотографию как искусство не воспринимают. В мире воспринимают, а в Красноярске и в крае – нет.
Посмотрите, в декабре 2009 года край отмечал свое 75-летие. Было все: банкет в Москве и в Красноярске, концерты, ярмарки, выставки художников и народных промыслов... Это все здорово.
Фотовыставки не было. А ведь рядом с нами еще жили люди, которые начали снимать, когда краю было только 12 лет. В их архивах многое есть.
Но никому такая мысль даже в голову не пришла. У них головы устроены иначе. Им идеология не нужна.
То же самое произошло и в 2014-м, когда отмечали 80-летие края. И в 2019-м… Уверен, что все повторится и в 2024-м.
А от чиновников зависит многое в части организации экспозиций. Но им это не нужно. Точнее так: с инициативой никто из них не выступит. Движение начнется только в том случае, если губернатор даст команду.
Это одна из наших национальных особенностей. Надо, чтобы «старший» приказал. И тогда все закрутится.
Не хочу заканчивать ответ так мрачно. Вернусь к землякам. Они на выставки ходят, смотрят, спорят... С появлением цифровых технологий фотография стала очень популярной и более доступной. Главное, ею интересуется молодежь.
Быть может, в числе увлеченных есть и тот, кто все-таки построит на берегах Енисея Дом фотографии.
- Виталий, как-то Вы не очень патриотично говорите…
- Говорить и делать… Патриотично уже то, что я показываю Сибирь за рубежом. Причем, делаю это исключительно на свои средства и на средства редких спонсоров...
А потом, что такое патриотичность? Надеть шапку с флагом, выпить пива и ходить ночью по улицам с криками «Россия, вперед!»?
Или патриотичность это выведение бюджетных средств в оффшоры?
А может быть, плакать по березкам, находясь вдали от России? В таком случае, я не патриот.
На мой взгляд, патриоты собирают деньги на лечение детей, восстанавливают церкви, помогают старикам…
Я люблю Енисей, Таймыр, Арктику, Саяны, Байкал... И многое-многое другое. Родители, дети, семья, друзья – все это синонимы слову Родина в моем понимании.
Ко всему остальному я отношусь так же, как и все остальное относится ко мне.
- Вернемся к журналистике. В последнее время Вы несколько приостановили свою активную журналистскую деятельность…
- Точно так…
- Что случилось?
- Вы знаете, в какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне стыдно говорить, что я журналист. Некоторые мои коллеги, издания, теле- и радиоканалы так опустили престиж профессии, что тошно…
На мой взгляд, красивой, умной, аналитической журналистики сейчас крайне мало. Она, бесспорно, есть, но «зарыта» где-то очень глубоко.
О чем сегодня чаще всего пишут и что показывают? «Куда идет король», что взорвалось, упало, сгорело... СМИ стали чрезвычайно политизированными. А вторая крайность – копание в «грязном белье».
Сегодня пресса, которую некогда называли «четвертой властью», обслуживает первые две власти.
А знаете, есть роман Роберта Сильвестра «Вторая древнейшая профессия». Он о журналистах. А первая древнейшая – проституция.
Не хочу… Когда в газетах публиковали очерки, были интересные командировки, тиражи были большими, авторитет газеты был высок... А посмотрите, что происходит сегодня.
Не лучше ситуация и на телевидении. Особенно на региональном. Новостные выпуски по тридцать минут, в которых не о чем рассказывать. А куда делось местное документальное кино? Где интересные авторские программы?
Меня раздражает, когда по утрам большая часть каналов показывает зрителям, как «приготовить манную кашу». Потом в эфире появляются какие-то типы сомнительной сексуальной ориентации и что-то там вещают...
Ну, а если серьезно, то все это и многое другое заставили меня пока остановить свою профессиональную деятельность. Надо разобраться, что происходит вокруг и во мне.
Быть «обслуживающим персоналом» властных структур мне уже противно. Пусть этим занимаются те, кому такая деятельность по нутру. Интересных, а главное авторитетных, для меня СМИ я пока вокруг не наблюдаю.
Да и толку в этой профессии я не вижу. Прежде после публикации к старикам хоть сантехники приходили, а на бюро райкомов заслушивали начальников жилконтор… А теперь? Коллеги пытаются писать и рассказывать о коррупции, семейственности власти и бизнеса, кражах, приписках... И что? Каков результат?
Укравшего в супермаркете рулон туалетной бумаги непременно посадят. А укравшего миллионы рублей наверняка повысят в должности. Но это объективность нашей российской действительности.
А потом, из журналистики ушли сегодня многие. Кто-то нашел себя в других профессиях, а кто-то пошел работать в пресс-службы. Особенно во властные структуры. И это понятно. Там спокойнее, стабильнее и теплее…
Мне было бы приятно работать рядом с яркой, сильной и авторитетной личностью. Авторитетной, в первую голову, для меня.
Если встречу такого человека, и он предложит работу, то я смогу всерьёз подумать над этим. А пока…
- Вы вообще не смотрите телевизор?
- Смотрю, конечно. Благо, есть кабельные каналы, на которых идут программы, интересные мне. Хорошо, что есть канал «Культура». Много интересных фильмов и программ можно найти и в интернете.
- Так Вы жалеете, что стали журналистом?
- Ни секунды не сожалею о выбранной профессии. Жалею, что получил диплом журналиста. Это да. Надо было учиться на экономическом или юридическом факультетах, но работать именно в журналистике. Правда, понял я это поздно.
- Виталий, несколько лет назад Вы открыли свой «Творческий центр». Получается, что ушли в бизнес?..
- В малый бизнес. Президент и премьер регулярно говорят, что надо развивать малый бизнес. Я им поверил и начал этим заниматься.
Но что происходит в стране с налогами? А оплата аренды помещения… Все чаще и чаще задумывался над тем, что надо уходить из бизнеса. Президент и премьер, видимо, пошутили. И ушел. Но «Творческий центр» существует и работает. Правда, уже не как коммерческая, а сугубо творческая организация.
А если серьезно, то это так здорово – заниматься тем, что тебе нравится. Я устраиваю фотоэкспедиции, езжу по краю сам, а не сопровождая чиновников. Снимаю то, что мне интересно и будет востребовано годами. Организовываю фотовыставки, мастер-классы… Начал писать книжки. Интересно! Я занят любимым делом.
- Учите красноярцев фотографировать…
- Да. Я это умею. Мне это тоже нравится.
А потом, знаете, какие интересные люди приходят учиться фотографии? Мне так приятно находиться с ними. Причем, в компании подростков я чувствую себя так же комфортно, как с людьми старшего поколения. Со многими из них я поддерживаю отношения годами.
- И зарабатываете…
- И зарабатываю. А на эти деньги езжу, снимаю, покупаю аппаратуру, устраиваю выставки...
А как здорово встречаться с нынешними любителями фотографии! Видеть блеск в их глазах. Отвечать на вопросы. Показывать свои снимки и рассказывать о них. Разглядывать и обсуждать их работы. Много, очень много сильных фотографий. На творческих встречах мы учимся друг у друга.
- И много таких встреч бывает?
- Немного. Несколько в год.
- И все в Красноярске?
- В основном. На втором месте «умные» города. Это Железногорск и Зеленогорск. Несколько раз был в Канске, Ачинске и в Минусинске.
Приглашали в Кемеровскую и Иркутскую области. В Хакасию. Правда, давно. Ну и там, где я выставляюсь.
- А на любимых вами «северах»?
- Сейчас я редко там бываю. Полагаю, интереса к творческим встречам там не будет. Как это ни грустно, но интеллектуальная элита с Севера в большинстве своем уехала. За ненадобностью…
Дай Бог, чтобы я ошибался…
Виктор Северин
Опубликовано в сборнике
«Таймырское землячество».
г. Красноярск, 2021 год