ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ОТПУСК ОДНОГО НУДИСТА В КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический роман
Глава 114. ЕСЛИ Я – АПОЛЛОН, ТО КТО ЖЕ ТЫ ТОГДА ?
* * *
Луна всё увереннее поднималась над морем.
В её свете всё вокруг стало заметно светлее и призрачно контрастнее.
Алекс вдруг резко поднялся с матрасика и больше не стал садиться. Он сказал, что в такую необычную ночь – ночь нежданного братания – хочет чувствовать полное единение с природой и, даже более того, с самым великим в мире богом, ужасным и бесконечным Хаосом.
Он встал лицом к Луне и тем самым – боком к Роману. Запрокинул руки за голову и словно загорал в лунном свете. Выглядел Алекс чертовски красиво – это действительно был обнажённый почти бог, реальное воплощение мужской силы и красоты. Роман так и сказал, что Алекс похож на бога Аполлона, небесного покровителя животных, всех муз творчества и земной любви.
- Бога? И такого древнего? Я что, так выгляжу убогим старцем? – улыбнулся Алекс, прекрасно зная силу своего обаяния. Опустив руки, он тут же одним движением стянул с бёдер шорты и высоко воздел их в руке над головой. – Но ведь боги должны быть обнажёнными, их только голыми рисуют и ваяют, – ввернул он почерпнутое в музее словечко, и шорты картинно полетели на матрасик.
Роман уже видел прекрасную его наготу в дневном свете, и тогда Алекс выглядел бронзовым богом. Но в лунном свете он стал будто прозрачно-мраморным богом, как бесподобная античная статуя. Этот красавец лишь слегка намеренно порисовался перед Романом, но и без того он был божественно хорош.
Великолепно сложенное и отлично развитое мускулистое тело, широкая грудь с округлыми плитами мышц, очень сильные шея и руки, тонкая и вся в кубиках пресса талия, крутые крепкие ягодицы, идеально ровные точёные ноги – да это было само совершенство природы! Островок очень светлых днём волос на лобке выглядел теперь достаточно тёмным, он очень хорошо дополнял совершенную красоту тела Алекса и по-мужски оттенял великолепие его тела.
- А ты? Разве ты не бог? – вызывающе в состязательном смысле спросил он Романа.
Роман понял, о чём речь.
Он тоже встал, повернулся лицом к месяцу и так же запрокинул руки, заведя их за голову и явно копируя Алекса. Затем так же быстро опустил руки, одним быстрым и ловким движением расстегнув на них пуговицу и застёжку-молнию. Снял шорты вместе с плавками и распрямился, но не стал действовать картинно, просто бросил одежду рядом с шортами Алекса и снова распрямился с возведёнными за голову руками и подставленным лунному свету лицом.
И услышал, что явно восхищённый представшим перед ним великолепием парень при виде усиленной лунным светоконтрастом рослой и сильной, отлично развитой в физическом плане фигуры Романа и его столь впечатляюще выраженной мужской красоты и силы в одном телесном флаконе всё же не смог удержать свой почти неслышный вздох, прозвучавший с лёгким оттенком зависти.
Но тут же, как говорится, кому и что дано природой – от нас это не зависит.
- Если я – Аполлон, то кто же ты тогда? – спросил Алекс, улыбаясь и открыто, но не нагло и откровенно, всего лишь без стеснения любуясь лицом и телом Романа.
- Я? Ааа... Ну, тогда я – Гиацинт.
- Гиацинт? Но ведь это же цветок!
- Это сейчас гиацинт стал цветком. А у греческих пастухов в древности Гиацинт был самым главным богом-покровителем. Причём, более красивым и сильным, чем Аполлон, и более древним, чем сам владыка Олимпа Зевс.
- Ого, вот это бог, так бог! Ничего себе: он даже старше и могущественнее Зевса...
- Нет, Гиацинт не был могущественнее Зевса, лишь намного старше него. И сила его состояла в другом: это был бог вечного обновления жизни, своего рода гарант плодородия и продолжения рода.
Возможно, европейцы именно таким представляли себе древнейшего из древних восточных богов Шиву – этого невероятного бога-циника, отрицателя всего сущего и полного пренебрежителя мирскими ценностями. Потому что все самые главные и вечные ценности могут быть и есть только на небесх. А со временем имя бога Шивы-циника стало звучать, наверное, как Гиви-циник, а потом и вовсе – Гиацинт.
Ну, так вот: однажды в Спарте великий бог Гиацинт в очередной раз обновил свою жизнь, превратившись в прекрасного юношу, спартанского принца – сына царя Амикла. Согласно людскому летоисчислению принц Гиацинт считался праправнуком Зевса, хотя на самом деле в древнем пантеоне Зевс годился ему только в глубокие праправнуки.
- Как всё сложно запутано на небесах! – не удержался и воскликнул Алекс, слушавший красивую легенду с каким-то наивно-детским упоением и абсолютной доверчивостью в распахнутых глазах.
Позже Роман понял, почему Алекс на то короткое время стал наивным ребёнком: у него не было любимой бабушки, которая на ночь рассказывала бы ему сказки, как в детстве Романа это бывало в гостях у бабы Липы или бабАшки Наташки.
- Да нет, ничего там не запутано, думаю. У богов ведь всё очень чётко распределено по иерархиям. Это у людей на земле полный бардак и всякие безобразия творятся, типа: из грязи – в князи. Но суть не в этом.
А суть была в том, что солнцеликий своей бесподобной красотой бог Аполлон полюбил прекрасного принца Гиацинта, который хоть и имел божественные корни, но тело его было смертным. А на самом деле более молодые на то время греческие боги-олимпийцы не знали о бессмертии древнего и могучего Гиацинта, которое проявляется в постоянном его возрождении после очередной смерти. Это похоже на реинкарнации души обычного смертного человека, но божественная суть настолько совершенна, что не нуждается ни в каком улучшении для перехода на более высокий уровень: божественный уровень сам по себе наивысший.
Так вот: о любви Аполлона и Гиацинта сложено много красивых легенд, и все они правдоподобны – каждая по-своему. Ведь каждый человек волен видеть в легендах и сказаниях ту правду, какую хочет знать и какую ему приятно познать.
Парни, несколько взволнованные величием открывшихся их воображению пространственно-временных перспектив, теперь стояли друг напротив друга. И Роман начал рассказывать древнюю повесть о великой дружбе и прекрасной любви бога Аполлона и принца Гиацинта, которую очень хорошо знал по «Метаморфозам» Овидия.
* * *
Прекрасный своей внешностью и сравнимый с богами-олимпийцами Гиацинт, юный сын царя Спарты Амикла, он же праправнук Зевса, стал любимым другом златокудрого, сребролукого стреловержца, земного покровителя пастухов и охотников и небесного покровителя всех муз бога Аполлона.
Давно уже Аполлон приметил в Спарте прекрасного принца, с отроческого его возраста наблюдал за развитием силы и расцветом красоты с постепенным превращением Гиацинта в совершенного по красоте своего могучего тела юношу. Земное влечение бога стало таким сильным, что очень часто Аполлон начал появляться в Спарте, где мог свободно пообщаться со своим любимцем. Обычно на берегах говорливой речки Эврот они прекрасно проводили время в общении и соревнованиях.
В густо росших на ту пору горных лесах вместе охотились они на диких коз или вепрей, затем философствовали в прохладной тени или упражнялись в гимнастике, в которой, как известно, весьма искусны все спартанцы. Очень крепкой стала их дружба. И со временем она переросла во взаимную сердечную любовь Аполлона и Гиацинта – в любовь великую и возвышенную, а иной среди богов и быть не может. Погрязшим в грехах земным смертным не дано понять такой возвышенной любви, сладость которой состоит в поцелуях взглядами и образных объятиях даже тогда, когда Гиацинт с Аполлоном в силу божественной занятости последнего были значительно удалены друг от друга. И ни время, ни расстояние для такой любви – не помеха.
Совсем юному на ту пору Кипарису, которого тоже очень сильно любил и всё время покровительствовал ему бог Аполлон, тоже очень сильно понравился прекрасный и добрый принц Гиацинт. Поэтому на волшебной своей свирели Кипарис вдохновенно играл чарующие мелодии для столь любимых им Аполлона и Гиацинта, когда друзья вместе отдыхали, философствовали или занимались гимнастикой.
Но очень не понравилось всё это дело богу ветров и воздуха Зефиру, который тайно оказался влюблённым в Гиацинта. Но любил он не земное тело прекрасного принца, а безумно обожал божественную его красоту. Поскольку Зефир видел, что сердце Гиацинта всецело отдано Аполлону, то этот злой, ветреный и коварный бог задумал убить принца только из-за того, что не ему принадлежала красота юноши. Зефир подумал-подумал и надумал, что лучше всего его коварство можно будет осуществить при помощи гимнастического диска, и сделать это лучше всего будет во время очередного состязания Гиацинта с Аполлоном в силе и ловкости.
Нужно сказать, что Зефир не одиноким оказался в своём коварном замысле: на то он получил молчаливое согласие и снисходительное одобрение всех остальных олимпийских богов: чёрная зависть сыграла в их сердцах при виде столь безмерной и чистой любви двух прекрасных юношей. Ну, и Аполлон со всей своей независимостью кое-кому из олимпийцев крепко намозолил уже глаза. Так что подпакостить ему многие были горазды. На его бессмертие никто не покушался, конечно – это не только безнравственно, но и бесполезно. А вот огорчить его бессмертность можно было, что вскоре и было осуществлено при помощи злого дурачка Зефира.
А что, разве кто-нибудь из них хоть однажды видел умный ветер? Тот бывает либо слабым (далеко не лучшая для олимпийцев характеристика) или дует изо всей дури. Промежуточные варианты не так уж и важны для богов: им одной дури Зефира хватало для того, чтобы пребольно потянуть Аполлона за божественно красивый его нос.
В тот роковой для Гиацинта день близился жаркий полдень, когда Аполлон с прекрасным принцем в очередной раз один за другим высоко в небо метали диск: так им показалось проще и лучше, чтобы всякий раз не бегать за слишком далеко улетавшим спортивным снарядом. Из-за всё более возраставшего азарта состязавшихся атлетов бронзовый диск всё выше и выше взлетал в небо. Вот, напрягая немалые силы свои, метнул диск могучий бог Аполлон. Высоко-высоко, к самым облакам взлетел диск и, сверкая на солнце, как утренняя звезда, стал падать на землю.
Быстрее ветра побежал Гиацинт к тому месту, где на его взгляд предположительно должен был упасть диск. Юноше хотелось как можно скорее схватить его, чтобы тут же бросить его ещё выше и тем самым показать Аполлону, что он, юный атлет, ничем не уступает великолепному богу в метании диска.
За свою неумеренную земную гордыню с посягательством на божественное превосходство прекрасный принц был очень жестоко наказан богами. И подсуетился в этом деле завистливый и коварный Зефир: тот специально таким образом подул на диск, чтобы тот изменил траекторию своего падения и повредил при этом принца. Своего любимца он не собирался убивать, конечно, диском по голове, но наказать его каким-либо увечьем следовало. Что и было сделано.
Со страшной силой ударился диск о землю, отскочил от неё и рикошетом попал прямо в голову подбегавшего Гиацинта. С криком «Ай-ай!» прекрасный юноша упал на землю. Алая кровь неукротимым потоком хлынула из глубокой раны и вмиг окрасила светлые кудри прекрасного юноши.
Увидев содеянное и вмиг раскаявшись в нём, Зефир затих, как и не было его. А к упавшему юноше тут же подбежал испуганный Аполлон. Склонился он над милым своим другом, приподнял его за плечи, положил окровавленную голову себе на колени и принялся руками и заклинаниями унимать льющуюся из раны кровь. Но все попытки покровителя муз оказывались напрасными: то, что задумано целым пантеоном богов, одному из них одолеть не по силам.
И вот уже белее снега бледнеет лицо красавца принца... Тускнеют и меркнут всегда ясные и такие красивые глаза Гиацинта... Бессильно склоняется прекрасная его голова, подобно венчику полевого цветка, сорванного чьей-то беспечной рукой и теперь вянущего под палящим полуденным солнцем.
В отчаянии воскликнул Аполлон:
- Ты умираешь, мой милый друг! О, горе мне, горе! Ты погиб от моей руки! Зачем я бросил этот злосчастный диск! О, если бы я хоть как-то мог искупить свою вину перед тобой и вместе с тобой сойти к дядюшке Аиду в безрадостное царство душ умерших! Почему я бессмертен?! Почему не могу последовать за тобой?! Без тебя мне свет будет не мил!
Крепко держал Аполлон в объятиях умирающего друга, и горькие его слезы безудержно падали на окровавленные кудри Гиацинта.
Но умер Гиацинт. Отлетела душа его в мрачное царство Аида.
Горестно стоял Аполлон над телом умершего друга и тихо прошептал:
- Всегда, всегда будешь ты жить в моём сердце, прекрасный Гиацинт. Но пусть и память о тебе вечно живёт среди людей.
И вот по воле Аполлона из обильно пролившейся крови Гиацинта и обильно пролитых слёз Аполлона на месте смертоносного кровопролития вырос и пышным соцветием распустился куст гиацинта небывалой для тех мест красоты. И на каждом лепестке каждого цветочка в шикарном многочисленном соцветии его с тех пор и навек запечатлены предсмертный стон Гиацинта и скорбь бога Аполлона.
И все греки до сих пор считают, что на пёстрых бело-красных лепестках дикого гиацинта легко можно прочесть слова «ай-ай», что на их языке означает – «горе, горе!». А два соцветия гиацинта с бело-красными пёстрыми цветками, положенные на могильную плиту, в Греции по сей день означают бесконечную скорбь по безвозвратно утраченной большой любви...
* * *
Закончив повествование, Роман умолк, а Алекс ещё с минуту пребывал в каком-то оцепенении: он всё ещё жил легендой, явно боролся с Зефиром и спасал Гиацинта...
Потом чуть вздрогнул, приходя в себя, и восхищённо глянул на Романа:
- Ну, ты и рассказчик..., Гиацинт! Так и слушал бы тебя.
Роман лишь улыбнулся:
- А я бы всё так и рассказывал такому впечатлительному слушателю, как ты, Алекс. Но... Да ты будто ребёнком стал! А я в твоих глазах будто мультик видел про всё то, о чём говорил. Ты что, в детство впал или никак не выйдешь из него? Тебе что, бабушка на ночь сказки не рассказывала?
- Ну, вот... – заметно огорчился и как-то враз потух Алекс. – Одним словом ты всё разрушил, снял очарование... А про детство ты лучше... Не было у меня никакой бабушки, и ты на неё никак не похож.
Не ожидавший такой сильной и болезненной реакции Роман и сам расстроился:
- Ооо, я этого не знал. Извини...
- Да ладно, забудь и забей. Это – моё прошлое, Зефир.
- А почему вдруг?..
Но Алекс не дал ему закончить вопрос:
- Потому что ты подул на диск... диск моего очарования.
- Ааа... Только сам ты диском не становись, а? Я ещё пожить хочу.
И только теперь Алекс расслабился, улыбнулся:
- Ладно, живи пока. Аполлон сегодня добрый.
(продолжение следует)