Каникулы

Виктор Ахманов 3
Летом 1974 года меня отправили к бабушке, в город Киров. Билет был куплен в общий вагон поезда. Я, тринадцатилетний юнец, устроился на третьей полке, подальше от тесноты, запахов острого пота и достал  книгу.   Компания, занявшая весь низ,   шумно играла в «дурака» Немолодая нетрезвая  блондинка, лет сорока,  хохотала,  угощала всех водкой.  Ей явно  не сиделось на месте. Всякий раз, поднимая свой зад,  она высоко забрасывала подол легкого платья,  произнося странное словосочетание «але мафон». 
 В Ижевске веселая блондинка, подмигнув мне, шумно сошла, уведя за собой большую часть изрядно захмелевших пассажиров. Поезд, словно почувствовав облегченье, набрал предельную скорость.  Ночью, опасаясь свалиться на пол, я то и дело хватался за ручку и наблюдал, как скачут, звеня ложками, пустые стаканы. 
  Отлежав на жесткой полке все бока и шею,  я вышел, разбитый, с небольшим чемоданчиком  в руках на перрон, где в лучах низкого солнца ждал меня дядя, высокий мужчина тридцати пяти лет, спортивного сложения, облаченный в белую рубаху и  светлые брюки.
- Копия мать, –  сказал он мне, приветливо улыбнувшись, и, похлопав по худому плечу, пошутил: –  Ничего, поживешь лето – будешь здоровый, как слон.
Бабушкина квартира находилась на улице Попова, на первом этаже  пятиэтажки, наспех  сложенной из свежего силикатного кирпича. Меня разместили в углу, за шкафом. Бабушка, уступив свое место, спала  в прихожей.  Просыпалась  она рано и почти беззвучно уходила в церковь. Часто, на восходе солнца, за ней заходили подруги, которых я ни разу  не видел в глаза.  Старушки относились к ней с большим уважением, напрашиваясь по ягоды и грибы. Бабушка лучше других знала тайгу и ходила в нее как на работу.  Пенсия у нее была мизерная (первое время восемь тысяч), что возмущало моего отца,  и он писал в инстанции какие-то письма. Став вдовой почти с первого дня войны, бабушка долго работала в колхозе,  получив за тяжелый труд  медаль со Сталиным.
 Дядя,  убежденный холостяк,  с веселой сеткой морщинок у зеленоватых глаз, по утрам  открывал настежь окно и делал гантельную гимнастику, следуя рекомендациям из методички Бориса Пустовойта. С работы он обязательно приносил  свежие газеты и прочую литературу.
- Книжки любишь, - спросил он меня некоторое время спустя.
- Я утвердительно кивнул головой и показал взятые в дорогу «Каникулы Кроша»
- На, прочти, – положил дядя  на стол журнал «Роман-газета» с рассказом Солженицына «Один день Ивана Денисовича», – сильная вещь.

 В то лето город отпраздновал Юбилей, и вскоре началась всеобщая вакцинация, кто-то из гостей, надо полагать иностранных, завез холеру.
 В поликлинике, где собралось немало народа, я закатал высоко рукав,  предупредив на всякий случай, что мне уже делали прививку в школе.  Однако медики  не придали моим словам значения и "проштамповали" мое плечо.
Ближе к вечеру у меня начало сохнуть во рту. Потом «загорелся»  лоб. Я начал прикладывать к нему мокрое полотенце – оно быстро высыхало.   Лоб раскалился так, что на нем можно было зажарить яичницу. Я отыскал в аптечке  градусник –  ртутная полоска быстро нашла отметку «сорок» Я лег на кровать. Сознание мое стало проваливаться в яму. В бреду я  услышал дребезг звонка и  бросился открывать дверь. На пороге стояла ужасная старуха. Я очнулся. Мною овладел страх перед скорой смертью и я начал  переживать о том, какое горе может постичь мою  мать и бабушку. Дядя был в командировке. Бабушка в этот день обещала вернуться поздно,  и я молил Бога, чтоб она застала меня живым.  Уже в сумерках  я обнаружил ее присутствие – она стояла у кровати и читала молитву. Температура отступила.
Через пару дней я уже восстановил силы и уговорил бабушку взять меня с собой за грибами. Регулярные прогулки по лесу, во время которых я, на удивление старушек, набирал полную корзину грибов,  благотворно повлияли на мое здоровье. Я буквально «проглотил» дядин журнал, дочитал «Каникулы Кроша»  Футбол подружил меня с мальчишками во дворе,  и скучать мне не приходилось. Из Кирова я вернулся посвежевший и, благодаря гантельной гимнастике, окрепший.
                ***
Бабушка моя  умерла  полгода спустя  после моего возвращения со срочной службы (май 81-го). Тяжело пережив раннюю смерть своей старшей дочери, она не перенесла  раннего ухода в мир иной ее младшей сестры, моей мамы, случившийся за восемь месяцев до моего увольнения в запас. Дядя скончался в  декабре 82-го, в возрасте сорока четырех.