Медальон с войны
…Ну что ты будешь делать – я так и не нашла могилку деда. Опять долго бродила по старому кладбищу, угадывая на вросших в землю каменных плитах знакомые фамилии односельчан, а родную – не нашла…И спросить-то теперь некого: все, кто знал – уже перекочевали из деревни – сюда. ..
А дома дед с легкой улыбкой смотрит на меня со старой фотографии … Как бы спрашивает, чуть насмешливо: «Слабо, внученька, найти ко мне дорожку? Да, столько времени прошло… А мы же почти встречались! Я помню, как ждали, чтоб ты родилась, чтобы я успел подержать тебя на руках, пожить при тебе, прежде чем уйти в мир иной…Совсем, правда, недолго – дни…»
Да успел ли пожить, дедушка? Люди рассказывают, что за плечами у тебя - две большие мировые войны. С первой, из Франции, в 1919 — ом, вернулся инвалидом, после газовых атак... Во вторую, в 1941-ом, жил «под финнами», хотя и на своей земле, дома… Бабушка рассказывала, как расправлялись с русским населением оккупанты, гоняли по всему Заонежью, инвалидов работать на себя заставляли …
После Победы подлечиться бы тебе — да пошел с мужиками в артель - строить на берегу Онего новую пристань, вместо разрушенной ...Там и догнала тебя смертушка, ударив бревном по голове…Удар был такой, что дальше – не жить, а просто сиднем в углу сидеть, жизнь свою переживая заново.
- А может, душа моя в тебя переселилась? – слышу, слышу на кладбище в шелесте листвы как бы дедовский голос…
Ну, если так, то у меня должно быть две души - моя и деда…Моя все ищет чего-то в досюльной жизни, дедовская – успокаивает, гасит безрассудные , напрасные порывы…
Дед многое мог рассказать мне…Посидеть бы на бережку около дома, на деревянных мосточках, послушать его рассказы на закате долгого дня, под плеск онежской волны…Вопросов у меня много накопилось про старую жизнь, во многом нам не известную. Вот, к примеру, как он на войну ходил, на Первую мировую…
Долго эта тема была закрытой…
Бывало, работая в газете, встречу кого-нибудь из стариков, начну расспрашивать – кто, да из каких мест, да как жизнь сложилась – журналисту ведь все интересно. Откликаются, рассказывают. А дойдут до этой войны – стоп. Как будто и не было ее. Военная тайна? И не я одна заметила это странное поведение дедушек…
Сейчас архивы открыты. И я читаю газетные заметки того времени - но сегодня, через сто с лишним лет…
В результате обострения борьбы великих держав за сферы влияния в июле 1914 года вспыхнула Первая мировая война.
В губернской газете опубликован Манифест Николая Второго о войне с Германией и обращение по этому поводу губернатора края М.И.Зубковского к населению. «Теперь, - писал губернатор, - все призваны под знамена: богатый и бедный, крестьяне и помещики, чиновники и люди, не состоящие на службе. Все понесут свои головы на поле брани и, если кому суждено пасть с оружием в руках, пусть он знает наперед, что будет сражаться за правое дело».
17 июля 1914 года - первый деНЬ мобилизации.
Мобилизован Балтийский флот… «Для сего подлежат призыву во всех уездах Петербургского округа по отрезкам все наличные нижние чины запаса флота...Нижние чины запаса, не включенные в расписание 1910 года, подлежат направлению…Архангельской, Олонецкой, Вологодской – в морскую учебную команду стрелковую в Ораниенбаум.»
Вытегорский уездный исправник Добровольский рапортует 6 августа:
«Имею честь доложить для сведения Вашему Превосходительству, что сбор ратников ополчения первого разряда , призванных на службу по мобилизации, прошел в г.Вытегре и его уезде очень спокойно. Отправлено ратников: 3 августа – 105 человек в Каргополь,4 августа – 170 человек в Петрозаводск, 5 августа – 100 человек в Лодейное поле 6 августа – 170 человек в Петрозаводск и 6 августа – 200 человек в Лодейное Поле.
А вот рапорт от 11 августа 1914 года Пудожского уездного исправника Романейко олонецкому губернатору об отправке запасных и ополченцев :
- В дополнение к телеграммам доношу Вашему превосходительству, что мобилизация во всех отношениях прошла блестяще, как в отношении явки запасных и ратников, так и отправки их по назначению. Перед отправкой каждой партии служились торжественные молебны на площади у казарм в присутствии всякий раз массы народа. Здания данной местности были красиво декорированы арками из зелени, флагами и цветной материей. На собранные по подписке 616 рублей каждому запасному и ратнику поднесены на дорогу в цветных ситцевых мешочках (кисеты), первым: по 1/8 фунта чаю,1 фунта сахару, французской булки, катону ниток, две иголки, 6 листов писчей бумаги, 8 конвертов,1 карандашу и пачке папирос в 25 штук, а последним: по 1/8 фунта чаю,1 булке и пачке папирос. Материал для мешочков почти целиком пожертвован местными купцами, а сшиты трудами дам во главе с г-жой Копосовой. Кроме того каждому отъезжающему запасному на Подпорожской пристани было выдано Семеновским (Шала) обществом потребителей еще по французской булке. Порядок за все время был образцовый. Жалоб на запасных и ратников от жителей и последних на первых не поступало совершенно».
7 сентября газета «Олонецкая неделя» сообщила: «2-5 сентября Петрозаводск торжественно провожал дружины олонецких ратников ополчения.
1 сентября на площади был отслужен владыкой молебен, дружины благословлены иконами от города и окроплены святой водой.
2 сентября дружины приняли два знамени, хранившиеся в старом Воскресенском соборе от прежних Олонецких дружин, участвовавших в Крымской войне 1854-1856 г. г.»
«С оркестрами музыки и развернутыми знаменами, во всей походной форме уезжали наши ратники, провожаемые огромной массой народа, напутствуемые благословениями и благопожеланиями», - сообщала «Олонецкая неделя».
…Мой дед, Михаил Иванович Тюрин, 32 лет от роду, крестьянин, был в этом строю. Он оставил дома беременную жену, маленькую дочь и престарелых родителей. Все вместе они жили в Кузаранде, что под Толвуей, в самом дальнем краю поселения, на берегу Онежского озера. К этому времени успел уже похоронить трех маленьких дочерей. Четвертую – Анну – увидел, когда вернулся, она родилась без него, в 1915 году.
…Стало быть, уходя на войну, он оставил престарелых родителей на беременную жену. Или сказать по-другому: беременную жену – на престарелых родителей…Как выживали – без кормильца?
Да как все…Из крестьянской страны Россия за два года превратилась в воюющую державу...
Дома солдата не ждали. Нет, нельзя сказать, что не ждали вовсе – это ожидание, как болото, затягивало с первых дней, с момента получения повестки на войну…Еще и не ушел – а уже ждали, чтоб вернулся…Но именно в этот вечер – не встречали…Скотина уже была налажена, закрыта в хлеву на ночь, дети накормлены и уложены спать, старики успокоились в своей половине избы… Татьяна ополоснула миски, кружки, ложки, убрала хлеб со стола, вышла посидеть перед сном на завалинке. Передохнуть…
Занимался уже завтрашний день…В неясном свете белой ночи по дороге устало шел солдат с мешком за плечами…Подумала – привиделось…сколько раз представляла, как встречает она своего нареченного…своего Михайло Ивановича…
А солдат уже свернул с дороги, уже идет к ее дому…
- ТАнюшка!...Божона…
Господи! Пришел! Слава Тебе, Господи! Спасибо, что вернул домой кормильца! Слава тебе, Господи!
Других слов не было. Только крестилась и повторяла здравицы Всевышнему…
А Михайло Иванович устало опустился на завалинку, скинул с плеча вещмешок…Вот он – конец долгого, нескончаемого пути…Дома! А ведь уже не надеялись…
Пять лет назад провожали солдат с музыкой.
Да никто и не предрекал благоприятного исхода дела. Информация о положении на фронтах Первой мировой, особенно после Февральской революции в России, не располагала к благодушию. Отношение к русским солдатам со стороны французского командования серьезно изменилось после Февральской революции: страны Антанты заподозрили Россию в желании заключить с немцами сепаратный мир. Французское командование было напугано революционными событиями в России и более не доверяло русским частям, считая их пораженными революционными и антимилитаристскими идеями. Поэтому, несмотря на просьбы генерала Лохвицкого направить его подчиненных на фронт, французское командование предпочитало «мариновать» русских солдат в лагерях Курно и Ла-Куртин. Ухудшение отношения к русским солдатам сказалось и на качестве их снабжения – существенно изменилось в худшую сторону питание.
В итоге в сентябре 1917 года солдаты подразделений, дислоцировавшихся в лагере Ла-Куртин, потребовали немедленной отправки домой, в Россию. Они отказались подчиняться не только французским, но и русским офицерам.
В результате русские генералы позвали на помощь французскую жандармерию и русскую артиллерию из лагеря Курно.
Бои в Ла-Куртине шли три дня. Во время боев погибли и получили ранения до 600 человек. Восстание русской дивизии было в буквальном смысле потоплено в крови.
…После подавления восстания в Ла-Куртин многие его участники, оставшиеся в живых, были брошены во французские тюрьмы. Поскольку в России в это время как раз произошла Октябрьская революция, французское командование приняло однозначное решение – расформировать особую пехотную дивизию. Русским солдатам и офицерам было предложено либо воевать дальше в составе французских частей и подразделений, либо трудиться на французских предприятиях, либо отправляться на каторжные работы во французские колонии в Северной Африке. Напомним – шел 1917-й год…
Из всего состава дивизии лишь один батальон численностью около
300 человек изъявил желание идти на фронт и сражаться за Францию. Еще 5000 человек решили демобилизоваться и работать на французских предприятиях, а 1500 военнослужащих были отправлены на каторгу в Северную Африку, в основном в Алжир.
Конечно, в число «каторжников» попали прежде всего те солдаты и унтер-офицеры, кто участвовал в восстании в лагере Ла-Куртин.
Навряд ли наш Михаил Иванович был в их числе. Серьезный, рассудительный, спокойный, зря голос не повысит…Не знаем наверняка, но с большой вероятностью можем предположить: в создавшейся обстановке он выбрал мирную работу на хозяина, где-нибудь в сельском хозяйстве.
Лишь весной 1919 года в Россию были направлены из Франции первые железнодорожные составы с русскими солдатами. Сначала отправили инвалидов, получивших увечья на войне и более не интересовавших французские власти в качестве рабочей силы. К весне 1920 года в Россию были направлены и до половины русских солдат, находившихся в Алжире. Наконец, в апреле 1920 года правительства Франции и Советской России подписали соглашение об обмене гражданами, после чего было решено переправить в РСФСР оставшуюся часть солдат и офицеров, находившихся в Алжире. Лишь к концу 1920 года была завершена репатриация выживших русских воинов.
- …Танюшка, у меня там была женщина …
В первую минуту долгожданной встречи мужа с женой – такое признание…
Танюшка замерла на секунду – а потом еще крепче прижала к себе солдата.
- Ты мой, слышишь, ты мой…Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего Михайло Ивановича… Спаси, Господи, и помилуй женщину, спасшую моего мужа от гибели…
…Когда прошел пыл первой встречи и все успокоились, утихли около вновь обретенного хозяина дома, тот вынул из кармана что-то, завернутое в обыкновенную тряпицу. И начал рассказывать. По его словам выходило, что во Франции попал он в не простую семью. Это был старинный род, прославивший свою фамилию в веках.
- А доказательством служит вот этот …- он начал разворачивать тряпицу…
- …вот этот медальон.
Все сгрудились вокруг солдата. На его ладони на самом деле лежало золотое изделие – в форме кусочка средневековой зубчатой стены, какие строились вокруг замков рыцарей.
- Вот это да!..- выдохнул кто-то.
- В самом деле – золото? – не поверили...
- Похоже – какая-то старинная история, - решили, не сговариваясь.
Но нам тут, в деревне, оно совсем ни к чему. Спрячь пока, пусть будет…
Танюшка положила медальон в левый нагрудный карман нательной рубахи, под сердце – чтоб не потерять такой дорогой мужнин подарок. И берегла его, как божий крестик, чтобы передать потом дочери, а та – своей, и чтоб так – по наследству. Потому что не было у нее никаких других доказательств любви к ближним своим – именно вещных доказательств, дорогих сердцу, передаваемых обычно по наследству от старших в семье к младшим.
…Она хранила этот медальон всю жизнь. Иногда, после хлопотливого дня, перед сном «сотворив молитву», доставала его из карманчика и долго-долго разглядывала, хотя и помнила на нем уже всякий изгиб на ощупь. Франция, думалось ей, это какой-то другой, красивый и непостижимый мир. Вот и имена у них другие… У нас – Мария, Ольга, Татьяна…А у них — Жанна…Красиво!
Спустя годы, памятный медальон перешел по наследству к Жанне — старшей внучке, дочери Марии. Как и хотела того бабушка Таня.
Жанна бережно хранит этот привет из далекого далека…
Надежда Акимова (Курикова)