Когда с душераздирающим скрипом открылась дверь, Шарль всем своим существом вжался в плечо хозяина, а голову спрятал в его седую шевелюру. У профессора же неприятно ёкнуло сердце, хотя боязливым он никогда не был. Вероятно, последние перемещения сказались на здоровье Прокопия не лучшим образом. Тем не менее, он не дёрнулся, не заёрзал, а продолжил наблюдать за появившимся на пороге человеком. Это был молодой темноволосый мужчина, лет тридцати восьми-сорока, с рассеянным взглядом и резкими чертами лица, изъеденного оспой, и частично скрытого усами вразлёт и бородкой, торчащей над пышным белым воротником. В руках он держал несколько рулонов, похожих на свитки или карты.
Вошедший явно не заметил сидящего на полу старца. Он беспомощно покрутился на месте, как будто не знал, куда пристроить свои свёртки, и запутался в многочисленных складках плаща. Наткнувшись на угол ближайшей полки, мужчина выругался по-немецки: «Scheiss!», положил вещи и принялся за одежду. Освободившись от плаща, он остался в чёрном укороченном камзоле с широкими рукавами, из-под которых вылезли измятые кружевные манжеты. Больше всего Прокопия поразили ноги незнакомца, вернее, то, во что они были обуты и одеты. Кожаные туфли с блестящими квадратными пряжками, светлые чулки, обтягивающие худые икры, и узкие чёрные панталоны с атласными бантами, завязанными под коленями.
Сложно сказать, что больше поразило Шарля, внешний вид мужчины или звонкое словечко. Ворон уже не прятался, а под стать хозяину с любопытством рассматривал незваного гостя. Как только тот приблизился к камину и чуть не упал на профессора, Шарль наклонился вперёд, предостерегающе расправил крылья, и шипяще произнёс:
– Шайс! Шайс!
От неожиданности человек в чёрном отпрянул, руки его затряслись, он в панике метнулся к двери. Прокопий цыкнул на Шарля, стряхнул его, и несмотря на возраст, буквально вскочил на ноги, пытаясь ухватить незнакомца за рукав.
– Стойте, прошу Вас! Простите мою непутёвую птицу! – Прокричав это на чешском, профессор повторил по-немецки, и продолжил. – Простите, мы не хотели Вас напугать! – Его голос становился всё тише, и увереннее, обволакивая пространство бархатным тембром. – Пожалуйста, простите за вторжение! Я – бывший владелец этой комнаты, профессор Гавранек. Преподаю… Преподавал на факультете семи искусств и медицинском. Вы проходите, присаживайтесь! Прошу Вас! – Прокопий гостеприимно указал жестом на кресло.
Успокаивающий голос профессора, его убеленная сединами голова и прямой доброжелательный взгляд позволили незнакомцу расслабиться и прийти в себя. Возможно, восстановлению самообладания поспособствовали его собственные любопытство и врожденная самоирония. Он подошёл к камину, не слова не говоря, зажёг по очереди две масляные лампы и расставил их на длинном столе. Когда в комнате стало светлее, мужчина ещё раз внимательно осмотрел профессора, неуклюже изобразил улыбку, поклонился и представился:
– Иоганнес Кеплерус, Имперский математик и астроном!
– Оо! – Пришло время удивляться и Прокопию Гавранеку. Правда, белые брови лишь на мгновенье поднялись, и профессор склонился в почтении.
Чтобы убедиться, что белобородый старец не Бог, не Дьявол и не призрак, новый хозяин университетского подвала нервно обнял Прокопия за плечи и усадил того в кресло. Затем и сам устроился напротив. Пару минут они сидели молча, изучая друг друга. В подслеповатых карих глазах Иоганнеса профессор Гавранек видел живой ум, энергию и жажду познания.
Такая же жажда привела неугомонного Прокопия сюда, в его же подвал. И сейчас он боялся только одного: начать без устали расспрашивать обо всех этих диковинных приборах и инструментах, бесцеремонно вскочить, чтобы потрогать всё своими руками, перелистать и перечитать все имеющиеся здесь книги. Конечно, в первую очередь, ему нужно было уточнить текущую дату, и тайны мироздания, открытые к этому времени. Но как это выяснить, чтобы сразу же не отправиться на костёр? Интересно, сейчас по-прежнему сжигают? Или секут головы? Опыт и терпение, приобретенные с годами, помогли профессору Гавранеку не сорваться с места в карьер. На какой-то момент, он даже забыл о существовании своего верного друга. Между тем обиженный Шарль созерцал молчаливую беседу двух учёных с высоты самой верхней полки. Ему очень хотелось есть, в крайнем случае, потрепать огромный кружевной воротник и стащить блестящую пряжку, исследовать ту большую шарообразную штуковину на столе, или хотя бы вернуться на плечо хозяина.
– Профессор Гавранек, как давно Вы преподавали в университете? – Наконец, прервал молчание Иоганнес.
– Давно! И долго! Самому сколько лет, не помню. Старый я уже. – Прокопий пытался придать лицу удрученный вид, а интонации - трагичность. К счастью, собеседник был явно слеповат, и не заметил предательские лучики в уголках глаз профессора.
– И какие дисциплины больше всего интересовали Ваших студентов, а Вас? – Словно скороговоркой спросил Иоганнес.
– Разные студенты попадались! Кого-то увлекла риторика, кого-то медицина. Я больше всего люблю математику и астрономию! – Заглядываясь на книги и приборы, ответил Прокопий. При этом он невольно теребил бороду и почему-то облизнулся.
Имперский математик по-своему понял жест гостя.
– Простите! Я даже не предложил Вам воды! – Он порывисто встал, достал с полки две кружки, разлил в них из кувшина воду, одну поставил перед профессором. – К сожалению, больше ничего нет, ни пива, ни вина, ни хлеба. Жалованья с трудом на семью хватает, да я тут и не живу.
– Не беспокойтесь! У меня с собой целый воз провизии! – Гавранек наклонился и вытащил из-под стола свой серый мешок. – Постойте, Вы сказали про семью. Вы женаты? Целибат отменили?
– В Вашем университете? Нет, но к этому всё идёт. Я женился лет четырнадцать назад, в Граце. – Тень скользнула по лицу Кеплера. – Под совершенно катастрофическими небесами!
– Вы жалеете о том времени? – Посочувствовал Прокопий.
– Нет, что Вы! Тогда я получил свои первые печатные копии «Misterium Cosmographicum»!
– «Misterium Cosmographicum»? – Прошептал Гавранек.
– Да. Правда, задолжал я всему Грацу. И по совету друзей надеялся поправить положение выгодной женитьбой. – Не стесняясь ответил математик.
– Насколько я понял, не очень удачно? – Прокопий по-хозяйски достал из мешка маленький бочонок пива, хлеб, сыр, овощи и фрукты. Имперский математик лишь мотнул головой, не спуская глаз с продуктов.
– Угощайтесь! – Любезно предложил профессор. Он разломил хлеб и больший кусок протянул Иоганнесу. – Э… Господин Иоганнес Кеплерус, Вы из Греции?
– Благодарю Вас! О нет, зовите меня просто – Иоганн. Я – немец! – Жуя и запивая водой из кружки, сообщил собеседник.
Когда они допили воду, разлили пива и порезали сыр, Имперский математик выглядел более счастливым, чем вначале.
– Родился я почти сорок лет назад в городе «Потому что»!
– Потому что? – Удивился Прокопий.
– В Вайль-дер-Штаде! В городе с красивыми башенками, увенчанными шпилями и флюгерами, где в возрасте шести лет я увидел первую хвостатую комету!
В каком-то порыве и неистовстве Иоганн Кеплер начал рассказывать свою биографию, да так быстро, почти скороговоркой, что профессор мало, что понимал, и попытался прервать этот словесный поток.
– Простите, а когда же Вы приехали в Прагу?
– В самом начале века!
«Какого?» – чуть не спросил Гавранек, но вовремя спохватился.
Между тем Кеплер не останавливался. Он рассказал, что в Граце работал в качестве официального математика Штирии, а в Прагу прибыл по приглашению своего друга и единомышленника Тихо Браге, скончавшегося около десяти лет назад. Его назначили приемником, так он стал Имперским математиком при Рудольфе II. Преподавать в Карловом университете он отказался, но вёл там свои исследования в области математики и астрономии, его семье предоставили дом у Карлова Моста, старый подвал для опытов, и доступ в обсерваторию.
Профессор Гавранек никогда не слышал ни о Рудольфе Втором, ни о Карловом мосте, и до сих пор не понял, в каком веке он находится. И тут ему помог Шарль. Впрочем, верный друг всегда помогал Прокопию в трудную минуту. Правда, иногда у ворона были и свои корыстные мотивы. Шарль терпеливо ждал подходящую минуту, чтобы спуститься и напомнить о себе, но минута не наступала. Устав без толку сидеть на верхней полке и в конец проголодавшись, ворон издал победный крик, и сделал вид, что гоняется за мухой.
Кеплер вздрогнул и, наконец, прервался, а Гавранек усмехнулся, махнул рукой, дескать, не волнуйтесь, это дрессированная птица иногда ловит мух. Она же не орёл!
– Так в каком году Вы приехали в Прагу? – Прокопий наклонился к Кеплеру и заправил белую прядь за ухо. – Я не расслышал.
– В 1600! – Почти прокричал Иоганн и залпом допил пиво, когда ворон приземлился на плечо профессора.
И снова Шарль спас положение. Иначе Кеплер, при всей своей близорукости, заметил бы, как глаза профессора Гавранека чуть не вылезли из орбит. Прокопий со свистом выдохнул и резко повернулся к ворону:
– Привет, моя птичка! Познакомься, это Имперский математик Иоганн Кеплер! Отнесись к нему с почтением, как ты можешь! И перестань шалить. – Профессор смог снова прямо смотреть в глаза собеседника.
– Господин Кеплер, позвольте представить моего ворона Шарля! И простите его за шалость. – Прокопий подставил руку, чтобы ворон спрыгнул на неё и поднёс ближе к математику.
– Добрры ден, Херр КеплЕрр! – Восторженно произнёс Шарль.
– Добрый день, Шарль! - Опешил Кеплер.
*Все заявления и утверждения Иоганна Кеплера в диалогах взяты из его писем, опубликованных в достоверных источниках.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/02/03/1610