Перемирие

Глава 1. Совсем не начало.
Я знаю, что должен начать рассказывать эту историю с того момента, когда увидел Её. Тогда вам будет интересно. Что за история без любви? Кому интересно слушать о том, как ты учился и играл в футбол и чем всё закончилось? Правильно, никому. А я очень хочу, чтобы вы узнали эту историю. Поэтому я вас заинтригую: в моей истории будет рассказано о любви, где девушка была старше и выше по социальному статусу. Однако помните, что любовная история – далеко не самая важное, о чём я вам хочу рассказать.
Наговорил я достаточно. Пора переходить к самой истории. Все истории, где есть любовь, начинаются со знакомства. Помните, что я предупреждал вас, что любовь не главное в моей истории? Знаю, что помните, но наверняка вам интересно побольше узнать о ней. Что ж, не буду томить и расскажу о том, как я впервые увидел Её.
Так вот. Сейчас расскажу.
Это было весной. Число не помню, но снег уже почти растаял. Ещё ходили в куртках, некоторые в шапках, и в аудитории на последних партах организовали гардероб или свалку одежды. Я свою тоже туда кинул. Сел на предпоследнюю парту.
Никогда до этого я не был на литературных вечерах. Не представлял себе, зачем писатели встречаются с читателями. Поэтому было страшно и интересно. Поскольку интересно, я пришёл. Ну а поскольку страшно, то я сел подальше от выступающих.
Усевшись, я оглядел присутствующих. Многих из них я видел в Универе довольно часто, несмотря на то, что не знал их имён. А со своего курса увидел двух девчонок. Они радостно помахали мне, оставшись на второй парте и переговариваясь друг с другом. Потом в аудиторию зашла высокая стройная голубоглазая блондинка. На ней блистало короткое белое платье, окаймлённое золотой вышивкой. Сияя улыбкой и глазами, она сообщила, что писатель Исаак Соболев приехал, и если все готовы, то можно начинать. У неё был приятный, звенящий голос. Тонкие, аристократические руки. Пальцы, унизанные кольцами. Браслеты на запястьях. Она выглядела так, как я представлял себе древнегреческих женщин времён сражений за Трою. Да, именно так. Представляете такую блондинку на стенах осаждённой Трои в лучах красного заходящего солнца? Я с наслаждением предавался подобным грёзам.
Мои грёзы прервала тонкая невысокая брюнетка в довольно потёртой бирюзовой вязаной кофте. Девушка подошла и что-то спросила у ведущей, закрыв мне обзор. Вот эта брюнетка в бирюзовой кофте – Она.
* * *
Итак, я утолил толику вашего любопытства и теперь могу перейти к тому важному, о чём хочу рассказать.
Сразу скажу, что наша футбольная команда никогда не была сильной. Хотя это я сильно забежал вперёд. Сначала следовало сказать, что после просмотра в команду взяли трёх первокурсников. Из этих трёх в первом матче на поле появился я. В этом нет моей заслуги. Я не являюсь супер-пупер футболистом. Весь фокус заключался в том, что я вратарь, а до меня в ворота ставили  тех, кто просто соглашался там стоять. А я был тем, кто сам сказал, что будет играть в воротах.
Первая игра сезона выпала нам с прошлогодними чемпионами, у которых практически не было изменений в составе. Нас раскатали как детей.
Я не знал, что мы играем против чемпионов. Сейчас я думаю, что если бы мне сказали об этом перед матчем, всё было бы как-то по-другому. Хотя не знаю. На тот момент произошло следующее: я стоял в воротах, в которые влетело пять мячей и прозвенели штанга и перекладина. И это при том, что я дважды выручал свою команду при выходах один на один и отразил с десяток разных ударов.
Для тех, кто ничего не понимает в футболе, переведу на понятный русский язык: я хорошо играл, но мы проиграли.
Взмокший от физических нагрузок и нервного напряжения, со стёртыми коленками и локтями, я с финальным свистком злобно смотрел на всех вокруг. Мы построились, крикнули победившей нас команде «за хорошую игру ура-ура-ура», а потом пожали им руки. В приступе злобы, отчаяния и каких-то ещё негативных эмоций я оставил у дальних ворот маленькое полотенце, которое продевал в дырку сетки ворот, когда выходил на игру. Поэтому пришлось отправиться за ним через всё поле. Одному. В то время, когда все остальные отправились переодеваться и в душ.
Я прошёл всё поле, отвязал полотенце, взял его в руку и пересёк поле вдоль ещё раз. Отчаянно болели ноги, а мокрая футболка липла к телу. Перед глазами мелькали образы радостных нападающих, забивающие мячи в мои ворота. Когда они промахивались или я отбивал, то они хмурились и кивали. Мол, сейчас всё будет, надо только немного потерпеть.
К чему я вам рассказываю такие подробности хождения за полотенцем? Чтобы вы поняли, какие эмоции переполняли меня, стоило мне оказаться в раздевалке.
Вошёл я в тот момент, когда наш капитан, пятикурсник по кличке Зверь ржал непонятно над чем. Он стоял посреди раздевалки без футболки, но с полотенцем, мылом и сменной одеждой.
На меня, в общем-то, никто и не среагировал. Кроме Зверя. Он повернул голову в мою сторону и сказал:
- Молодец! Ты там что-то даже поймал!
И вновь заулыбался, намереваясь идти в душ.
Такая обстановка после такого поражения меня взбесила. Я понимал, что делаю, но не понимал, зачем и чего хочу добиться. Знаете, бывает такое состояние у подвыпивших людей, когда человек понимает всё, что происходит и что делал он сам, но свои действия при этом не контролирует. Только помнит. Вот у меня в тот момент было именно вот такое опьянение злостью и отчаянием.
Хотя я не помню, куда девались полотенце и вратарские перчатки из моих рук. Помню первый удар с правой руки. Бил как-то сбоку, казалось, коряво. Но попал сильно, сбил Зверя с ног и бросился добивать.
Зверь был непрост. Я был выше, физически мощнее, нападал сверху. Бил сильно в лицо. Не остановился даже тогда, когда получил какой-то тычок (ударом я это назвать не могу) сдачи. В какой-то момент я заметил, что мой противник растерялся и беспомощно барахтается подо мной, не предпринимая никаких попыток защитить лицо, но очень хочет подняться. Я остановился буквально на секунду, чтобы сесть на него поудобней, и в этот момент наши взгляды встретились. «За что?» - спрашивали его округлившиеся глаза.
В тот момент я не сильно хотел разговаривать и нанёс ему в голову целую серию прямых ударов, от которых он чисто физически не мог уклониться. Кровь потекла у него из носа, а кто-то схватил меня за правую руку и я скорее почувствовал, чем понял, что ещё один человек пытается поймать мою левую, сжатую в кулак, только что нанёсшую удар по крови. Не знаю как, но я вывернулся и с правой руки бил сначала первого, потом швырнул в стенку второго, а затем кинулся на кого-то рядом, хотя точно помню, что он ничего мне не сделал и вроде бы делать не собирался.
Раскидав всех тех, кто думал меня остановить, я схватил Зверя за волосы, подтянул вверх так, чтобы он поднялся на колени и с размаха отправил головой в стену. Он с глухим звуком шмякнулся головой о неё и ухнул в пол. Я тут же добил его ногой в пах и только тогда наш защитник Макс, с разбегу протаранив меня в ту же самую стену, в которую я впечатал Зверя, уложил меня на пол.
Позднее Макс вспоминал, что сделал это по примеру того, как американские футболисты атакуют своих соперников. Когда он мне это рассказывал, я, впрочем как и он, был вдупель пьяный, поэтому не помню. Но говорят, что после этого мы полезли друг к другу обниматься со слезами на глазах. Но этого я тоже не помню.
А вот как чуть-чуть не хватило, чтобы раскидать всех во второй раз – помню.
Первые два удара пришлись по Максу, потом под руку повернулся ещё кто-то, но я слишком серьёзно отклонился назад и упал. Это дало возможность скручивающим меня накинуться всем скопом.
Но я не успокаивался. Я что-то кричал и кусался. Но меня всё-таки скрутили и зажали в угол. Когда стало тяжело дышать, я поумерил свой пыл.
- Всё, всё! – закричал я, понимая, что мои руки надёжно прилепили к стене и дальнейшие действия лишены шансов на успех. Меня не отпустили, и я заголосил снова:
- Оставьте уже меня! Всё нормально!
В небольшом промежутке времени, пока все убеждались, что меня действительно можно отпустить, было слышно, как все тяжело дышат. Каждый из нас испуганно обводил глазами раздевалку, невольно останавливаясь на Звере.
Зверь, с разбитым в кровь лицом, сидел посреди раздевалки, вытянув ноги. При взгляде на него не сразу было понятно, что именно у него разбито. Он весь был вымазан кровью, периодически он касался разных частей своего лица пальцами, а потом смотрел на пальцы и ладони, поднося к глазам, и по появлению крови на них пытался понять, откуда она идёт.
Если бы в этот момент мне кто-то сказал, что настанут времена, и мы со Зверем будем сжимать друг друга в объятьях до хруста костей и вместе горланить песни, я бы сказал, что этот человек идиот.
А ведь такое было…
Кстати, Зверем его называли не потому, что он грозный какой-то. Просто фамилия у него Зверев. Паша Зверев.

Глава 2. Нескромно о себе.

Прошло довольно много лет после этой истории, а никак не могу всё забыть. А самое страшное то, что какой-нибудь пустяк способен погрузить меня в бездну воспоминаний. Однажды это удалось юмористическому сериалу «Физрук».
В одной из серий ребятам предстояло участвовать в интеллектуальной игре, а герой Нагиева готовил их к этому событию. Так вот, самое главное – считал этот герой – не знания, а не прогадать с тем «кто будет базар вести».
- Чего? – не поняли дети.
- Кто будет разводящим? – спросил физрук.
- Это называется «капитан», - поправили физрука.
Конечно, это называется капитан. Кто бы спорил? Да и на жаргоне 90-х как раз и построен образ этого физрука.
Но это всё так, присказка. Ни сериал, ни вот этот конкретный эпизод не сподвигли меня на воспоминания.
Зачем рассказал?
Во время обеденного перерыва я как-то раз ел в весьма приятном ресторанчике, где столики стоят так близко друг к другу, что невозможно не слышать беседу соседей. Сразу скажу, что я никому не доставлял проблем, поскольку ел один. А вот мои соседи – две весьма привлекательные молодые девушки – не замолкали ни на секунду.
Вот одна из них и рассказывала этот самый эпизод. Гораздо более красочно, но, поверьте уж, смысл тот же.
- Он правильно назвал её разводящей, - сказала одна из них.
- В смысле?
- От неё требовалось ведь только говорить, кто будет отвечать.
- Это и называется «капитан»!
- Я знаю, но ведь по сути дела она не капитан, она – разводящая.
- А капитан тогда кто?
- Тот, в кого верят. Тот, кто способен повести за собой! А она всего лишь разводящая, не больше.
Вот тут меня и накрыло.
После второго подряд поражения к нам в раздевалку зашёл Александр Фёдорович – учитель физкультуры.
- Что не складывается, ребят? – довольно просто спросил он.
- Тренировки полный бред! – шипел я от злости. – Собрались, мячик попинали и разошлись! Команды на поле не выполняются, каждый сам по себе играет! Так ничего выиграть нельзя!
- Мы же не профессионалы! – сказал кто-то.
- И это мешает тренироваться?! – пылил я. – У этих профессионалов крылья за спиной, что ли?!
- А команды почему не выполняются? – также просто спросил Александр Фёдорович.
- А что он один командует?! – стал возмущаться Петька, показывая на меня.
- Потому что я знаю, кто и куда бежать должен! Или ты что-то лучше меня знаешь?!
Петька вообще ничего не знал, поэтому тут же замолчал. Все остальные опустили глаза в пол.
- Понятно, - сказал Александр Фёдорович.
Он сделал такую умелую паузу, что все подняли глаза на него.
- Нам нужен капитан, - сказал он.
Он сделал ещё одну умелую паузу, во время которой сел на скамейку рядом со мной.
- Есть два варианта: мы можем устроить голосование или капитана выберу я.
- Если устроить голосование, - вмешался защитник Боря, - то капитаном будет Зверь!
- Я не буду, - буркнул Паша.
- Тогда назначу я, - сказал Александр Фёдорович. Ему никто не возразил.
- Капитаном будет Артём.
Я был зол. Я люблю выигрывать, а мы проигрывали. И мне было до лампочки, кто будет капитаном. Хоть чёрт с рожками.
- Годится, - сказал я. – Собираемся завтра на тренировку в два. Каждый приносит свою бутылку воды. На тренировке точно вспотеете, поэтому возьмите во что переодеться. И особое требование: за два часа до тренировки и после – не курить.
- Ну вот и договорились, - подытожил Александр Фёдорович. А тренироваться я приглашаю в манеж. Приходите, я договорюсь.
Это был царский подарок. Даже не могу сказать, что Александр Фёдорович для этого сделал. Очень жалею, что за это мы не сказали ему даже элементарного «спасибо». В тот день мы так разошлись.
Уже потом игрок нашей команды Кузя (вечно сидел в запасе), когда был пьяный, поднимая тост, еле удерживаясь на ногах, заплетающимся языком произнёс:
- За человека, в которого мы поверили, когда Александр Фёдорович назначил его капитаном!
Не готов поручиться за точность слов, но смысл, поверьте, я передаю точно. Но это не главное. Его тогда перебил Паша. Тот самый Зверь, на которого я накинулся в кулаками. Он сказал:
- Лично я поверил в Тёму после случая с Борькой!
- Точно! – поддержал его Макс.
И мы выпили пластиковые стаканчики чистого рома за то, что в нашей команде есть назначенный капитан, в которого верят.
Ах, да! Забыл историю с Борей. Ну это ничего. Она маленькая и не особо интересная. Сейчас расскажу.
Перед тренировкой, которая была назначена на футбольном поле у Фрунзенской набережной, я был в библиотеке им. Ленина. Проехав две остановки на метро, я вышел на Парке культуры. От этого метро вполне удобно пройти дворами к самой набережной и оказаться на поле. Надо только выбрать место, где перейти широченную, с вечно движущимися автомобилями дорогу. Оглядываясь в поисках светофора, я заметил игрока нашей команды Борю и его девушку Алину. Они шли впереди меня под руку и курили. Оба.
До назначенной мною тренировки было чуть более тридцати минут.
Я не помню, какая по порядковому номеру это была тренировка. Помню, что я уже приучил команду строиться по росту, выслушивать план тренировки и проводить десятиминутную разминку. Меня не сильно заботило нытьё с фразами «ну что мы как в детском садике» и т.п. Я был уверен в себе, молниеносен в решениях и максимально жёсток. Не обращая внимания на любые недовольства, я гнул свою линию. Чётко, жёстко расчётливо. Сейчас даже не могу сказать, откуда во мне всё это взялось.
Ровно в назначенное время я громко скомандовал: «Стройся!» Команда выстроилась по росту, а я занял место посередине шеренги, на некотором отдалении от всех.
- Сегодня необычный план работы, - сказал я. – Сегодня у одного из вас появится индивидуальное задание. Не исключаю, что в последующих тренировках такие задания появятся у других.
Когда я только начал выступать с установочными речами, все закатывали глаза. Мол, ну сколько можно, давай уже быстрее. Потом немного привыкли и слушали без эмоций. Сейчас же моя речь вызвала даже что-то наподобие интереса.
- Сегодня индивидуальное задание будет у Бора (так мы называли Борю в команде).
Бор вздохнул и с угрюмым видом, сплюнув, спросил:
- Чего делать?
- Отжимаешься десять раз, потом гусиным шагом проходишь вокруг поля, а потом увеличиваешь количество отжиманий на десяток. Такой фокус прокручиваешь пять раз.
Те, кто хоть когда-то занимались физкультурой и знают те упражнения, которые я сейчас назвал, понимают, что ничего хорошего Бору не предстояло. Он это тоже понял, поэтому довольно вежливо, учитывая фразу, спросил:
- А на хрена?
- Это улучшит твою физическую форму, что для защитника особенно важно.
Тут я не врал и не импровизировал. Для футбольного защитника физическая форма имеет решающее значение.
И Бор принялся за установленные для него упражнения.
Футбольная команда провела разминку, потом принялись отрабатывать упражнения на технику. Довольно скучная, но весьма необходимая работа. Упражнения были подобраны мной заранее, я постоянно покрикивал, чтобы подбадривать ребят и держать необходимый темп. Но я не забывал об индивидуальном работнике.
Бор был полностью уверен, что я за ним не слежу, поэтому довольно много халтурил.
Все остальные закончили упражнения на технику и готовились к работе тактического характера. Бору оставалось пройти ещё один круг и отжаться пятьдесят раз.
- Бор, - крикнул я, обернувшись к нему, чтобы его видеть. – Халтурил много! После этого круга ещё один, пятьдесят отжиманий и сотня приседаний!
Бор, весь мокрый, измотанный, явно озлобленный, с вызовом выкрикнул:
- А играть-то я буду?!
- Будешь, не переживай! – крикнул я, но уже от него отвернулся.
Измотанный Бор сделал ещё один круг, отжался сорок раз и после шестидесяти, прямо скажем, почти приседаний крикнул мне:
- Я больше не могу! Хватит на сегодня!
- Можешь! Два круга вокруг поля в небыстром темпе и потом поприседай! Давай!
Я уверен, что в тот момент Бор клял меня матом. Шёпотом, чтобы было не слышно. А потом побежал вокруг поля. Совсем не спеша. Почти шагом. Постоянно сплёвывая и смахивая со лба пот.
Когда вся команда приступила к упражнениям на физику, Бор закончил с приседаниями.
- Давай с нами! – сказал я.
Вымотанный, в насквозь промокшей футболке, явно злой, он приступил к физическим нагрузкам. Ноги его уже слушались довольно плохо. Особым мучениями для него были спурты на разные дистанции, которых я на той тренировке дал довольно много. Вымотаны были все. Причём, явно чересчур.
После всех нагрузок я разбивал тренирующихся на команды, и мы играли в футбол, который профессионалы называют «дыр-дыр». Но в ту тренировку я этого не сделал. Вместо этого я сказал:
- На сегодня всё!
Недоумение, конечно, застыло на лицах игроков. Но лишь недоумение. А вот Бора прорвало. Он, направляясь ко мне и забыв об усталости, орал на меня:
- Слышь ты, урод, охренел совсем! Я зачем сюда приехал?! Это что, тренировка?! Это я так в футбол играть буду?! Я уже час бегаю, приседаю и отжимаюсь! Я мяча сегодня вообще не касался!
Все замерли. Никогда на тренировке никто до этого (как, впрочем, и после) не высказывал мне свои претензии таким тоном. Недовольное бурчание, матерный шепоток в мою сторону – это нормально и было всегда. А вот открытый бунт – это впервые!
- А зачем тебе мяч? – свои обычным тоном спросил я и сделал ему два шага навстречу. Мы сошлись и упёрлись друг в друга лбами.
- Я целый час занимался какой-то хернёй, а не футболом! Какого ты делаешь?! Ты кто такой?! Что себе позволяешь?!
Я чувствовал его ярость. Ощущал физически. А сейчас даже признаюсь: я кайфовал от этого ощущения. И неправильно будет сказать иначе. Ни удовольствием, ни наслаждением это ощущение назвать нельзя. Тут подходит именно слово «кайфовал».
- А вы что стоите?! – орал Бор. – Он так над нами поодиночке издеваться будет…
Он хотел сказать что-то ещё. Орал как одержимый, не рассуждая, не придумывая на ходу. Он вытаскивал наружу всё то, что кипело у него внутри и выплёскивал это на меня. А я стоял, злобно скалясь, пожирая его взглядом из-подо лба. Недовольство его могло принести успех, его чувства тогда разделяли многие, но вот тут я и положил тот козырь, который был у меня в рукаве:
- А зачем мяч уроду, которому начхать на слова капитана?! – переорал я его. - У тебя сигареты ведь есть, верно?! И курить ты будешь тогда, когда хочешь, верно?! Ты же самый умный, тебе ведь никто не указ, да?!
Ошеломлённый Бор замер всего на секунду, но мне больше и не надо было.
- Алина! – крикнул я, прекрасно зная, что под конец тренировки девушки приходили, чтобы дальнейший день проводить со своими возлюбленными. – Алин, Бор перед тренировкой какие предпочитает: как после секса или всё-таки полегче?!
Знаю, это был запрещённый приём. Не стоило втягивать девушку. Это во-первых. Во-вторых, не стоило затрагивать такую область личной жизни как секс. Согласитесь, не стоило.
- Это перед ней ты можешь выпендриваться как хочешь, а передо мной ты мразь, если поставил свои интересы выше команды!!!
Наверное, такое тоже говорить не стоило. Да бить его тоже не надо было. Он даже не защищался. Сразу обессиленно рухнул на землю. Но, в отличие от случая со Зверем, я не стал добивать. Пока Бор валялся на земле, я рвал глотку пламенным монологом:
- Запомните! Настоящую команду объединяет честь! Честь и ничего кроме!!! Никакая тактика и никакая подготовка не сделают нас единым целым! Только честь! Настоящая, чёрная, липкая, как кровь, честь! Когда каждый из нас будет готов сдохнуть за любого другого! Когда каждый будет говорить так, как будто он клянётся и перед Богом и перед дьяволом сразу!!! Всегда! И каждый будет знать это!!! Поэтому любому предателю я устрою девятый, десятый, а будет надо, и одиннадцатый круг ада!!! Слышите меня?!
* * *
Я боюсь, что после всех этих историй у вас обо мне сложится неверное мнение. Я в них предстаю каким-то хулиганьём, причём невменяемым хулиганьём. Знаете, как-то в КВН был номер, где разбирали неточности или ошибки в текстах популярных песен. Это выступление завершала такая шутка. Сначала женский голос спел такую строчку из песни:
А тому ли я дала?
А потом выступающий сказал:
- Здесь с грамматической точки зрения вроде бы всё правильно, но в нашей школе такие девочки учились очень плохо.
Вот и у меня так получается. Вроде бы ничего неправильного не рассказал, но получаюсь я каким-то неправильным. Так что извините, попробую это исправить.
Поможет мне в этом уникальное здание филологического факультета МПГУ, где я учился. Здание старое, с богатой историей, поэтому всё, что с ним связано, вы можете легко узнать и без меня. Я же расскажу о том, чем это здание было лично для меня.
Сначала надо миновать вход. Там охранник, поэтому придётся порыться в сумке, достать студенческий, правильно перевернуть документ, потом упереться в железную палку турникета бедром и, сделав небольшое усилие, пройти внутрь здания. Убирая студенческий, пройти налево, к подвальным, полукруглым окошкам и узеньким скамеечкам под ними. Там снять куртку или пальто, немного постоять в очереди в гардероб. Я прятал номерок, полученный там, в левый карман. Туда, где всегда держал ключи. Потом отправиться к центру, под высоченный стеклянный потолок. Минуя пространство под этим потолком прийти к лестнице, которая двумя симметричными завитками вела на второй этаж. На втором этаже направо. До конца коридора, который можно посчитать балконом, поскольку справа от меня всё ещё будет пространство громадного холла под стеклянной крышей. Но мне налево – в читальный зал. Царство таинственного шёпота и многомудрого шелеста страниц.
За столиком слева от входа сидит наша вечная Ирина Николаевна – точно не знаю её должности и графика работы, но её всегда можно было тут найти. Она, будучи главной в этом храме книг, всегда оглядывала меня поверх своих узеньких очков и спрашивала, очень сильно картавя:
- Что-нибудь плинести?
Дальше я заказывал и в ожидании своих книг проходил к дальним столам внушительного по длине зала. Я, может быть, не шёл бы так далеко, но в самом начале стояли довольно невысокие массивные столы, под которые у меня не помещались ноги. А вот под конец зал заполняли уже не такими древними и красивыми, но зато более высокими и удобными столами.
Я садился так, чтобы мне было видно Ирину Николаевну. Справа у меня оказывались десятки тысяч книг, полками уходивших так высоко, что для того, чтобы дотянуться до самых верхних полок, приходилось спрашивать специальную лестницу, а потом чувствовать себя монтажником-высотником, а не филологом.
И все эти книги открывали для меня иной мир. Странные имена, жёлтые страницы, иногда истлевшие или истрёпанные по краям, - всё это завораживало, манило к себе. Правила я запоминал как заклинания или молитвы, литературные произведения проживал под мерное тиканье больших круглых часов, стрелки которых всегда – так мне казалось – двигались слишком медленно, словно нехотя, или, а иногда казалось и так, обладали способностью специально тянуть или проглатывать какое-то время.
Так я работал до часу дня, потом отправлялся в столовую. Столовая, которая всем помнится из-за своих невысоких зеркальных потолков, находилась недалеко от гардероба. Можно было заказать чай с булочкой, а можно было и вполне серьёзно пообедать, взяв поднос и пройдя по шведскому столу за пластиковой ширмой.
Столовая – это место встреч. Нельзя здесь просто поесть. Тут обязательно кто-то встретится и что-то расскажет.
Вот, например, однажды ко мне подсела староста нашей группы Варя. Очень милая девушка с большими голубыми глазами и вьющимися каштановыми волосами.
- Тебя Макс искал! – говорит она и сразу садится за мой столик. Вежливость – это не её.
- Зачем? – спрашиваю я.
- Ему конспект статьи Бахтина нужен.
- Это нормально, - говорю я. – Бахтина на прошлой неделе задавали.
- Списать хочет? – прищурившись, спрашивает Варя.
- А что его списывать? Идёшь в библиотеку, берёшь лестницу, лезешь на третий стеллаж, достаёшь эту зелёную книжечку в двести страниц и конспектируешь.
Варя перестала есть и посмотрела на меня.
- Не нервничай, там только половина про эпос, который нам задали. Всё остальное о Рабле.
- Ты действительно помнишь, где лежит эта книга? – спросила она.
- Да. А что тут такого?
- Ты у нас в группе вообще-то мистический персонаж!
Варя – это справочник по всем слухам, тайнам и перешёптываниям в университете. От неё о самом себе можно узнать много нового. Иногда интересно прислушиваться.
- Чем это? – спросил я.
- Ты можешь сутками сидеть в разных библиотеках, читать разные книжки, знаешь, где они находятся и о чём там говорится, - мистически нараспев прогудела она.
- Так я ведь филолог, что здесь особенного? Ты что ли книжек не читаешь?
- В таких количествах – нет.
- Ну, не заливай уж!
- Не заливаю! Помнишь, нам задавали «Дон Кихота»?
- Давненько было, ну и что?
- У тебя тогда КВН был посреди той недели, верно?
Да, Варя была права: я играл в КВН и был в составе местной команды. Иногда мы сидели до позднего вечера и что-нибудь репетировали или сочиняли, забивая, как вы понимаете, в тот день на учёбу.
- И что? – спросил я.
- Ты должен был прийти к семинару неготовым!
- Почему?
- У тебя было только два дня на то, чтобы прочитать книгу.
- Допустим.
- Что «допустим»?! Ты ведь её прочитал! Я же помню, как ты отвечал на семинаре!
- Что необычного в том, что я прочитал «Дон Кихота»?
- За два дня?! Там два тома по пятьсот страниц!
- Сиди себе и читай, - буркнул я.
Варя уже завелась фурией и её каштановые локоны взлетали вверх каждый раз, когда она поворачивала голову.
- Лена! Лен, подойди сюда! – окрикнула она девушку из другой группы. Та подошла.
- Лен, ты конспект Бахтина сделала?
- Да, - испуганно пролепетала Лена.
- Ты его сама делала?
- Да, - ещё более испуганно сказала Лена.
- А в нашей библиотеке?
Теперь уже Лена с ужасом смотрела на меня, как будто просила пощады.
- Да…
- А где находится книга, по которой ты конспект делала?
Варя так быстро генерировала вопросы, с такой энергией задавала их, что Лена, вполне себе симпатичная и милая девушка, казалась тормознутым болванчиком, совершенно не понимая, что от неё хотят.
- Не знаю, - испуганно сказала Лена.
- А сколько страниц в этой книге?
- Не помню…
- Ну так, примерно?
- Да не знаю я…
- Я не прошу точно. Примерно скажи!
- Наверное, около пятисот…
- А лестницу надо брать, чтобы добраться за книгой?
- Не помню я, спроси у Ирины Николаевны…
- Не пугайся ты! Я опыты вот над этим ставлю!
Лену это не очень успокоило, но она воспользовалась паузой и исчезла из столовой.
- Ну и что ты доказала? – спросил я.
- Я тоже делала конспект в то же время, что и ты. Как и Лена.
- Пусть так. Что это доказывает?
- Я, как и Лена, не помню, какого цвета эта книга, где она находится, сколько у неё страниц, о чём там ещё написано. Ты же, наверняка, ещё и о Рабле прочитал!
- Ну да, прочитал. Кстати, интересно! Человек умные вещи пишет!
Варя шумно выдохнула, закрыв глаза ладонями.
- Что?!
- Ну ты и задрот!
От неожиданности я замер. Невесть откуда появился сначала стул, а потом на нём улыбающийся Макс.
- Тёмыч, дай списать Бахтина! Я знаю, что у тебя лучший конспект Бахтина во вселенной!
Мой вид, видимо, эта шутка не поправила.
- Что это с ним? – спросил Макс Варю.
- Я ему только что доказала, что он задрот.
- А-а, это! – с облегчение вздохнул Макс. – Ты Пашу Зверева знаешь?
- Нет. Кто это?
- Пятикурсник. А Бора нашего знаешь?
- Светленький такой?
- Да.
- И что?
- Твой задрот им таких люлей накатал, что Бахтин – это тьфу, по сравнению с его правым прямым!
- Так за драку могут и с универа отчислить!
- Могут! – довольно подтвердил Макс и для убедительности кивнул. – Но кто тогда будет делать такие замечательные конспекты Бахтина? Вот ты не умеешь! Тёмыч, будь человеком, дай списать!

Глава 3. Очень ценное время.

Литературный вечер затянулся надолго. Из универа мы все вышли большой муравьиной компанией и, оказавшись в метро, разбрелись по разным веткам после станции Библиотека имени Ленина. С Лубянки на Кузнецкий мост мы переходили уже вдвоём. Она со страхом взглянула на маленькие часы на запястье и судорожно мне улыбнулась.
- Ты можешь куда-то опоздать? – спросил я.
- Мне от Выхино ещё на автобусе ехать… Надо успеть…
- Успеем! – уверил её я.
На том литературном вечере сразу после того, как моя спутница загородила блистающую блондинку, вошёл сам Писатель. Ей пришлось в срочном порядке искать место. И она села рядом со мной. В отличие от меня, она читала его книги, поэтому задавала вопросы и участвовала в дискуссии. Даже принесла книгу для автографа.
Потом мы спустились вниз, к гардеробу, а потом оказались рядом и в метро. Такая вот череда совпадений.
- А тебе куда? – спросила она.
- Мне в Текстильщики, но я тебя провожу.
- Не надо! – испугалась она.
- Поздно, - возразил я. – Представляешь, все узнают, что я ехал с тобой, ты опоздала на автобус, а я уже был дома?
Она улыбнулась.
Невысокая, тоненькая, с непослушными вьющимися каштановыми волосами, выбивающимися из-под тёплой вязаной шапки, неуверенная и от этого скованная в движениях и эмоциях, она напоминала мне девочку-подростка, а не студентку филологического факультета. Вот помните Варю? Прямая противоположность в поведении. А почему? Варя кого хочешь порвёт на мелкие лоскутки. А моя спутница – тихоня и скромница. А ещё она так смешно соединяет кулачки запястье к запястью, что руки создают невероятных размеров сердце. И с этим сердцем она стоит посреди  громыхающего, несущегося с визгом по подземным жилам метро вагона и смотрит на меня испуганными хрустальными глазами.
Мы вышли из тусклого метро в каменный холод осенней московской ночи. Пробрались по тротуарам и трамвайным путям к остановке. Люди нам попадались нечасто. На остановке вообще никого не было. Она посмотрела на часы, а потом как-то растерянно в ту сторону, откуда был должен приехать автобус. Метро могло закрыться, мне надо было идти.
- Мне надо идти, - сказал я.
Она повернулась ко мне и, пересиливая себя, улыбнулась только губами. В глазах бабочкой в стеклянной банке горел страх.
- Спасибо, что проводил!
Очень доброжелательно. Жутко вежливо.
- Счастливо!
Не помню, как она со мной попрощалась. Наверное, очень мило.
Я повернулся к ней спиной и зашагал ко входу в метро. Легко сбежал по ступенькам вниз. Прошёл через турникет и оказался на платформе. Дошёл до середины, а потом помчался обратно. Дежурная у турникетов ещё кричала мне вслед, что остался последний поезд…
Вы наверняка захотите спросить меня, зачем я это сделал. Это правильный вопрос. И я вас поблагодарю за него. Да, действительно, спасибо.
А теперь слушайте ответ.
Когда я спустился в метро, я почувствовал, как там, наверху, стоит девушка, которой жутко страшно. Её пробирает это страх сверху до низу, всеми своими щупальцами пробирает её нутро. Ночь, чёрная звенящая ночь, кружит ей голову, и она боится дышать. Пальцы неправильно сжимаются в кулачки, локти сгибаются в локтях, она вся превращается в восклицательный знак. Вокруг неё громадный, холодный город. Но внутри неё теплится удивительный огонёк. Маленький, горит на прутиках доброты, надежды и веры. И я чувствую всё это. Чувствую весь этот жуткий холод и этот маленький огонёк. Сам такими чувствами не обладаю, а от неё чувствую. Хотя знаю её что-то около часа, может, чуть больше. Но вот ведь загадка: чувствую!
Я подбежал к ней, а она испуганно смотрела на меня.
- Мне кажется, что автобусы уже не ходят, - сказал я.
Она кивнула. Она была рада, что я пришёл, но боялась меня. И это нормально. Что должна чувствовать девушка, когда она находится в темноте громадного города с едва знакомым парнем?
- Что же делать? – испуганно спросила она.
- А пешком далеко идти? – спросил я.
- Очень, - сорвалось с её губ.
- А у нас нет выхода, - и я протянул ей руку.
Она неуверенно коснулась моих пальцев, и мы побрели по тротуару в ту сторону, в которую должен был нас везти автобус. Я шёл впереди, она позади. Она боялась, но шла за мной. Заметив машину, я попробовал её остановить. Не получилось.
- У меня денег рублей сто с собой, - дрожала она своим звенящим голоском позади меня.
- Круто! – отозвался я. – У меня рублей пятнадцать. Хотя, скорее всего, меньше.
Я не обернулся, чтобы посмотреть на неё. Не нужно. Это усилило бы страх, а я уже сам с трудом понимал, что нужно делать. Тем не менее, я попробовал поймать ещё одну машину. Снова неудачно.
Впереди была какая-то развязка. Преодолевать её было и опасно, и физически далеко и напрягая глаза, я путался разглядеть маршруты обхода, но ничего не видел. Но, как известно, дорогу осилит идущий…
Около нас неожиданно завизжала тормозами убитая и грязная вишнёвая «шестёрка».
- Слющай, куда идёшь с такой красивой?! Дай довезу!
Москва. Ночь. С вами девушка. Перед вами чудо отечественного автопрома с кавказцем за рулём. Почему чудо? Потому что не каждый инженер сможет объяснить, по каким законам физики эта штука ещё ездит. А теперь вопрос: вы сядете в машину? Ваш ответ будет ещё более очевидным, если вы девушка, которой надо садиться в эту самую машину.
Думаю, я слишком быстро всё сделал. Она не успела даже возразить.
- Куда ехать? – спросил водитель. В зеркало я увидел её на заднем сиденье. Именно так выглядит человек, про которого говорят, что у него душа ушла в пятки.
- Прямо, - сказал я.
- Хорошо сказал! – сделал характерный для кавказцев жест рукой доброжелатель, и с рёвом машина тронулась с места. Первую минуту вокруг всё ревело так, как будто мы готовимся взлететь в космос, но потом как-то всё само собой успокоилось, и мы преодолели непроходимую с точки зрения пешеходов развязку.
- Только кюпил свой красивый машина! – сразу же пояснил водитель. – Вижу, что заплютали вы, бэдные! Дай, думаю, помогу!
- Вот спасибо! – сказал я. – А то мы уж пешком пошли!
- Куда пешком? Э-э-э…
- Здесь налево! – испуганно пискнул с заднего сиденья её тоненький голос.
- Налэво? Хорошо, красавица!
Машина накренилась, взвизгнула, задрожала вся кабина. Картинка на секунду поплыла перед глазами, но всё выровнялось, и автомобиль въехал во дворы.
- Направо, - ещё раз подсказала она с заднего сиденья.
На этот раз всё прошло значительно более плавно.
- Вот здесь, - последовала ещё одна подсказка.
Машина дёрнулась, что-то рявкнула и встала.
- Вот спасибо! – сказал я. – Извини, денег нет…
- Да ну Бог с тобой! Какие такие дэньги?
Водитель расплылся в улыбке и протянул мне мозолистую руку. Я улыбнулся и ответил на рукопожатие.
Моя спутница выбралась из машины раньше, чем я.
Она взяла меня под руку. Мы зашли в подъезд, где было светло, хоть глаз выколи, куда-то ковыляли, направляемые ею и в конце концов остановились. Она загремела связкой ключей. Повозилась с замком и распахнула дверь.
- Заходи, - сказала она и легко включила мутный свет.
Я переступил порог и оказался в ужасно тесной квартирке с ветхими обоями, кучей шкафов, тумбочек и чего-то ещё, гнездившегося возле стен.
- Проходи на кухню, - крикнула она мне, скрывшись за острым оббитым углом.
Я последовал за её голосом. За поворотом действительно оказалась кухня под стать коридору. Хозяйка квартиры, уже без верхней одежды, с рассыпанными по плечам кольцами каштановых волос, мыла руки. Я подошёл и стал рядом. Перехватил у неё мыло, тщательно намылил руки и смыл пену холоднющей водой.
- Ты такой водой руки всегда моешь? – спросил я.
Она стояла рядом и вытирала руки. Дрожала.
- Что? – переспросила она.
- Тебе страшно? – спросил я.
Она посмотрела на меня. Руки её бессильно опали. Я подошёл ближе, взял со стола оставленное ею полотенце и вытер руки. Всё это время она стояла возле меня, уперевшись своим взглядом мне в грудь. Я не видел её лица, но чувствовал, как её колотит от страха.
- Ты меня боишься? – спросил я очень тихо, но почти касаясь губами мочки её уха.
- Нет, - очень чётко и тихо произнесла она.
- Что тогда?
Она медленно прижалась ко мне. Её руки скользнули по моим плечам.
- Я боюсь, что ты сейчас просто уйдёшь, - сказала она.
* * *
Чем старше я становлюсь, тем больше думаю о времени.
Когда-то давным-давно умный человек заметил, что солнце отбрасывает тень от небольшого колышка. И тень эта движется в зависимости от солнца. Человек стал наблюдать за этим внимательнее, и скоро смог извлечь из этого наблюдения огромную пользу: человек смог подчинить себе время.
Если быть честным, то не совсем так, но Человек научился измерять время. Человек придумал секунды, минуты, часы. Человек посчитал и измерил день, времена года, весь год. Ещё позже Человек выбрал точку отсчёта и смог мерять время столетиями и тысячелетиями. Мир стал упорядочение, правильнее.
Все мы с вами знаем, когда должны проснуться, чтобы пойти на работу, когда надо надевать шапки и куртки, когда надо ходить в школу, а когда в институт.
Человек подчинил себе время, как подчинил природу.
А вот теперь я понимаю, что это не так.
Секунда – это не всегда секунда, а год – это не всегда год.
Те воспоминания, что я вам рассказываю, никак не совпадают с тем временем, о котором я хочу вам рассказать. Секунды превратились в минуты, часы – в секунды, а годы вновь и вновь заставляют меня прокручивать в голове события, которые прошли давным-давно, и творится такой кавардак, что я постараюсь убрать все свои комментарии, чтобы не отвлекать вас от этих событий.
Они, наверное, не нужны для моего рассказа. А меня постоянно тянет рассказывать что-то ещё, чтобы было понятно, почему-то время было для меня особенно ценным. В итоге, я никак не могу сосредоточиться на главном.
Это меня мучит.
А, кроме того, эти воспоминания не тускнеют и не уходят от меня. Они поселились во мне, как крысы в подполе и никакая санитарная обработка не может помочь.
И это меня тоже мучит.
Чем я старше становлюсь, тем больше понимаю, что Время сыграло с Человеком злую шутку. Оно позволило Человеку себя измерить, но не позволило себя подчинить. И в доказательство своего могущества оно издевается надо мной.
И я боюсь, что в какой-то момент оно просто уйдёт.

Глава 4. Никто не знает, что будет дальше

Губы у неё были горячие и сухие. Сама она была лёгкая, почти воздушная. Я отнёс её в тёмную комнату, где каким-то чудом угадал, где находится диван. Сам диван был собран, и мы расположились на его краешке.
Когда я коснулся её кожи чуть ниже уха, она вздрогнула, как от удара. Её волосы ещё хранили запах каких-то духов. Тонкие пальцы боязливо касались меня. Я не чувствовал их сквозь рубашку и майку, что были на мне, но почему-то считал, что они очень холодные.
Я расстегнул ей кофту и блузку, целуя её шею. Потом повёл руками по её гибкому стану, чувствуя, как она поддаётся, чтобы снять одежду. Кофта и блузка канули в бархатную темноту комнаты, я стал целовать её в губы, она вдруг стала шумно вдыхать. Я чуть отстранился он неё и легко расстегнул бюстгальтер. Как только он упал, она сразу же прижалась ко мне.
- Что случилось? – спросил я, не понимая, что мне дальше делать.
- Я целоваться не умею, - сказала она.
- Как это? – не понял я.
- Я никогда не целовалась, - сообщила она после недолгой паузы.
- А это несложно, - заулыбался я.
- А если у меня не получится? – спросила она.
- У всех получается, - пожал я плечами.
- Я хочу так, чтобы тебе понравилось, - сказала она, совсем тихо.
- Давай попробуем! – предложил я.
Я попробовал к ней наклониться, но она всё испортила дурацким вопросом:
- Что нужно делать?
- Молчать, - сказал я.
Она кивнула, восприняв это как серьёзную инструкцию. Ещё минуту мы приспосабливались друг к другу, прежде чем у нас получился нормальный поцелуй взасос.
- У тебя получилось, - сообщил я ей.
Она вдруг отстранилась от меня, села чуть поодаль на диване и прикрыла грудь рукой.
- А сейчас что? – спросил я.
- Я липкая и грязная…
- Пойдём в душ, - сказал я.
- Там придётся включить свет…
- Да.
- Ты увидишь меня голой!
- Да. А ты меня.
Она задумалась. Я встал с дивана, взял её за руку, и потянул с дивана в коридор. Она поддалась, хотя другой рукой прикрывала грудь.
- А если я тебе не понравлюсь?
- Хорошо, тогда займёмся сексом прямо здесь и сейчас!
Я отпустил её руку, она упала на диван. Рассмеялась, а я, довольно ловко для тёмной комнаты, расстегнул её джинсы и потянул их вниз.
- Что ты делаешь?!
- Раздеваю тебя. Одетыми у нас ничего не получится…
Я потянул вниз её трусики, но она задержала мои руки, отпустив их от своей груди.
- Я почти голая!
- Я как раз над этим работаю!
Она замерла, над чем-то раздумывая.
- Поцелуй меня…
- Взасос?
- Да…
- Долго?
- Да.
- А если тебе не понравится?
- Мне понравилось в первый раз…
- А если сейчас не понравится?
- Мне понравится!
- А если нет?
- Мне понравится, я знаю!
- Откуда? Ты целовалась один раз в жизни!
- Целуй меня!
- Нет, подожди! Давай это обсудим!
- Не надо ничего обсуждать! Целуй меня!
- А если…
- Я поняла! Я дура! Целуй меня!
Я потянул её трусики вниз, и она уступила. Наши лица приблизились, и она целовалась со мной долго и даже как-то отчаянно.
- В душ? – спросила она.
- Да, пойдём!
Она взяла меня за руку, и мы вышли в коридор, где горел свет. Она сначала хотела закрыться от меня руками, но потом одёрнула себя и смущённо улыбнулась. Мы зашли в ванную и включили свет.
- Ты одет! – воскликнула она.
- Меня никто не раздевал, - пожал я плечами.
Она закусила нижнюю губу, склонила голову набок и стала расстёгивать мою рубашку, начиная от горла. Я с улыбкой смотрел на неё, но она не поднимала на меня глаз. Страх окончательно покинул её. Сейчас она чувствовала крайнюю степень приятного безумства, когда соображать ничего не надо, надо только наслаждаться тем, что происходит. И она наслаждалась. Ей нравилось перебирать пуговки на моей рубашке, вытаскивать из-под ремня майку, с лязгом расстёгивать ремень джинсов и выпутывать меня из них.
Я остался перед ней в трусах и носках.
- Он правда увеличивается? – спросила она.
- Кто? – разыгрывал я удивление.
- Он, - ответила она.
- Кто «он»?
Она заглянула ко мне в глаза, словно бросая вызов, и рывком стащила с меня трусы. Секунд десять почти научным взглядом изучала моё мужское достоинство.
- Включай душ, мне ещё носки надо снять, - со смехом сказал я.
Она послушно выполнила указание, легко и быстро настроив нужную температуру воды. Я разделся окончательно и залез к ней под струи тёплой воды. Она обняла меня за шею, и, привстав на цыпочки, закрыв глаза, прижалась ко мне, целуя. Я обнял её. Она была такая тоненькая, что я мог бы обхватить её кольцом.
Внезапно она отстранилась от меня, но когда я понял зачем, не смог сдержать улыбки.
- Да, действительно, увеличивается!
Я коснулся её груди.
- Действительно возбуждает! – заметил я.
- Что там может возбуждать, её почти нет!
- Иди ко мне!
Я легко поднял её вверх и прижал к стене, выложенной зелёной плиткой. Она оплела мне шею руками, а мокрые волосы тяжёлыми прядями упали по обеим сторонам её лица. Она вдохнула сильнее обычного, на секунду задержала дыхание, от ожидания открыла рот, а через секунду шумно выдохнула. Я сильнее сжал её руками, шумно выдохнул ей в шею. Она поняла, что не упадёт, оплела меня ногами и стала двигаться в такт со мной.
Прерывисто дыша, она стала целовать мне шею. Я ответил на её ласки, и в какой-то момент мы слились в долгом поцелуе. Потом она отстранилась от меня, чтобы дышать. От наслаждения впилась мне пальцами в спину, а потом закинула голову. Я двигался, держа её за талию и чуть отстранившись. В последний момент я поднял её и поставил рядом.
Она, словно вынырнув из воды, сбивчиво спросила:
- Что-то… не так…
- Всё так и должно быть, - выдохнул я.
Она посмотрела вниз.
- Вот это в тебе оказаться не должно.
- Кровь?!
Я замер.
- У меня кровь!!!
Она руками коснулась у себя между ног и показала, что на её пальцах действительно находится кровь.
- Я вижу, - спокойно сказал я.
- Что со мной?! Что делать?!
- Ничего.
- Ничего?!
- Ничего, - кивнул я. – Это обычное дело.
Она замерла.
- Всегда идёт кровь?
- Нет. Только первый раз.
Она успокоилась, но довольно нервно и часто дышала.
- Было больно? – спросил я.
- Немного. В самом начале.
- Больше не будет. Вы так устроены.
Она улыбнулась и стала обратно под струи воды. Я стал рядом.
- Я дура? – спросила она.
- Нет, но было забавно.
- Мне никогда не рассказывали, как это происходит…
- Это нормально. Все как-то так узнают.
Некоторое время мы мылись молча. Причём, именно мылись. С мылом, мочалкой и шампунем. Потом вылезли из ванной и стали вытираться.
- Что дальше? – спросила она.
- Пойдём спать, - сказал я.
Я видел, что она хотела уточнить, что она задаёт более глобальный вопрос, но одёрнула себя на полуслове. Я же, признаюсь, понял её вопрос правильно. Но я сам не знал, что дальше.
* * *
Я проснулся первым.
После душа мы разложили диван. У неё была только одна подушка, поэтому я спал без подушки. Да и одеяла мне достался небольшой кусочек. Я оставил её спящей, сам встал, потянулся и стал собирать свои вещи. После того, как оделся, я прошёл в ванную, умылся, пальцем почистил зубы (мне не привыкать, если нет щётки) и пришёл на кухню.
Маленькая, стандартная для хрущёвок кухонька. Старые, облезлые подвесные шкафчики со скрипучими дверками, раковина. Всё просто и бедно. Маленький холодильник притаился в углу и тихо урчал. Есть ещё стол, за которым едят. Настолько маленький, что вдвоём мы за него точно не сядем. Да и табуретка здесь только одна. Здесь вообще всё выдаёт, что в этом месте живёт только один человек. Причём этот человек живёт по-спартански.
В холодильнике оказалось практически пусто. Соображая, что можно сделать из нехитрого набора продуктов, что вообще был, я пришёл к выводу, что максимум моих возможностей – это яичница с остатками докторской колбасы. Я поставил на плиту сковородку, нашёл растительное масло и разбил два яйца.
В подвесных шкафчиках я нашёл упаковку вполне приличного молотого кофе. Явный подарок от кого-то, кто не знал, что та, которая сейчас спит, кофе не варит. Но я решил сварить. Поэтому нашёл турку, отмыл её от паутины и поставил на плиту.
Вскоре кухня наполнилась чарующими ароматами. Я подумал, что было бы здорово, если бы она проснулась и зашла именно в этот момент, но она не проснулась и не вошла. Я даже тихонько заглянул в комнату, чтобы убедиться, что она спит. Она спала. Вне всяких сомнений.
Тогда я нашёл поднос. Старый, с трещиной. Им явно не пользовались очень давно. Протёр, поставил тарелку с яичницей, сделал два бутерброда с маслом и две чашки кофе с молоком. Молоко при этом кончилось. И всё приготовленное принёс в комнату.
Аромат кофе будил её минут десять.
- Привет, - сказала она.
- Доброе утро! Кофе рискует остыть!
Она села на диване, уже не стесняясь открытой груди. Попробовала яичницу и бутерброд. Я взял кофе и присел с ней рядом.
- Вкусно? – спросил я.
- Божественно! – она проглатывала кусочек за кусочком. – А что в чашке?
- Кофе с молоком.
- От него очень сильно давление повышается…
- От одной чашки?
- Мне мама запрещает.
Я серьёзно посмотрел на неё.
- В таких случаях обычно спрашивают: «Деточка, а сколько тебе лет?», но я буду умнее. Я не буду спрашивать у женщины про возраст. Для начала меня интересует имя.
Теперь я посмотрел на неё вопросительно. Она перестала есть и испуганно уставилась на меня.
- Мы провели ночь вместе, хотя даже не знаем имён друг друга…
Возникла пауза. Я тактично немного подождал, чтобы она привыкла к такой мысли, после чего представился:
- Артём.
- Аня.
- Деточка, а сколько тебе лет, что мама запрещает тебе пить кофе?
- Двадцать три.
- Восемнадцать.
- Ты студент? – спросила она.
- Разумеется. А ты ведь уже должна была закончить?
- Я аспирантка.
Она взяла кофе и разом выпила до дна.
- А как же мама?
- А ещё есть?
- Понял, не дурак. Дурак бы не понял.
Я забрал её пустую чашку на кухню, помыл, потом сообразил, что нет молока. Я вернулся к ней комнату. Она была уже одета в домашний халат. Яичницу и бутерброд не доела.
- Нет молока, - сказал я. – У чёрного совсем другой вкус.
- Я сейчас, - сказала она и ушла в ванную.
Я допил свой кофе, съел свой бутерброд и прикончил остатки яичницы с колбасой. Она вышла из ванной и села рядом со мной на краешек дивана.
- Что дальше? – спросила она.
- А что ты хочешь?
- Я не знаю. А что я должна хотеть?
- Хочешь, мы будем вместе?
Я думал, что она будет думать. Будет долгая пауза. Но она ответила сразу, как будто на опережение, и тут же подняла глаза.
- Да!
- Мы иногда будем видеться в универе, а иногда и вне его стен. Я буду приезжать к тебе сюда, увозить куда-нибудь, а потом провожать. Как тебе?
- Мне нравится!
- Я чего-то не договорил?
- Да.
- Договори ты.
Она вдруг резко забралась на диван, схватила меня за руку и потащила к себе.
- Ты меня ещё сегодня не целовал…
Я что-то хотел ответить. Не успел.

Глава 5. Победы

Все ждали финального свистка.
Да, бегали по полю, били по воротам, отбирали, пасовали, но ждали финального свистка. Даже судья ждал. Это не объяснить так просто, но это было понятно. За время этого ожидания Зверь, выйдя на замену, успел сравнять счёт. Но всё равно все ждали финального свистка.
А вот и он.
Я аплодирую всем сразу и приемлемому результату. Иду к центру, чтобы традиционно поблагодарить соперников за игру и чувствую, как на меня все смотрят. Свои - боязливо, стараясь, чтобы не заметил, чужие - ухмыляясь, думая про себя: «Вот придурок!».
Мы строимся, кричим «за хорошую игру ура-ура-ура» и расходимся.
Меня тянет побежать за бровку поля, к сидящему на скамейке запасных Максу, но я сдерживаюсь, сплёвываю и медленно иду за бутылочкой с водой и полотенцем к воротам. Подождёт. Все подождут. И я подожду.
Все обычно идут в раздевалку. Но не сегодня. Мои застыли вокруг Макса и смотрят на меня. Чужие собрали свои вещи и стоят у выхода, ждут. Я забираю возле ворот бутылочку, отвязываю от сетки полотенце. Полотенце перекидываю через левое плечо. Бутылочку беру в правую руку. Иду к своим. По пути пью из бутылочки. Вижу, что даже зрители не расходятся и ждут.
Я подхожу к своим.
- Ты как, Макс? – спрашиваю я.
- Нормально, - отвечает Макс, придерживая пакет со льдом у распухшего правого глаза.
- 1:1, - говорю я. – В следующей игре нам обязательно нужна победа. Тогда мы выйдем из группы. Ты нам очень нужен.
- Я в игре, - улыбается Макс.
Я протягиваю ему руку. Он пожимает её.
Мои в восхищении и в приподнятом положении духа улыбаются. Соперники стирают с лиц ухмылки. Зрители показывают на нас пальцем. Кто-то фотографирует. Мы всей командой идём в раздевалку. Все. Вместе.
- Все живы? – кричит нам судья.
- Всё отлично! – кричу я в ответ и в доказательство своих слов поднимаю большой палец. Мои гордо идут рядом.
Знаете, что случилось?
У наших ворот был угловой. Борьбу вверху мы проиграли. Мяч отлетел от толпы прыгнувших, врезался в правую от меня штангу, ударился об стоящего, но не принимавшего никакого участия в эпизоде Макса и упал мне в ворота.
Понимая, что мяч будет засчитан, я рухнул на колени. Прозвучал свисток, все двинулись к центру поля. Макс достал из сетки мяч и нёс его к центру. Я поднялся с колен и врезал ему с правой руки точно в его правый глаз.
Удар оказался сильным. Макс отлетел метра на два, распластался, как в голливудском боевике. Я, ещё не соображая, что сделал с Максом, но понимая, что мы проигрываем, отвернулся и плюнул за пределы поля. За минуту возле лежащего Макса собралась толпа, а я ещё переживал своё горе. Я даже не помню, кому именно сказал выходить на поле вместо Макса.
Травмированного мной игрока отнесли на нашу скамейку запасных. Там им занялась медсестра, а игра продолжилась в весьма странном ключе. Все бегали по полю и сворачивали шеи только за тем, чтобы посмотреть, что происходит с Максом.
Я же совершенно об этом не думал. Я смотрел на поле и хотел только одного: сравнять счёт. Именно для этой цели я выпустил со скамейки запасных скучавшего там Зверя. И Зверь рьяно бросился в бой. Запоров для порядка пару реальных шансов, он всё-таки счёт сравнял.
А уже потом произошло всё то, что я вам описал.
Макс сидел в раздевалке с лиловым распухшим глазом и улыбался. В следующей игре он был готов грызть землю ради победы. Потому что только победа позволит нам продолжить играть дальше в одной команде. А вкус этой самой победы он уже почувствовал. И этот вкус ему понравился.
* * *
Я сидел в зеркальной столовой и пил чай из бумажного стаканчика. Со мной за столом сидел Зверь.
- Что ты хочешь увидеть у географов?
- Нам против них играть навылет. Есть возможность подготовиться к игре с ними. Хочу ей воспользоваться.
- Я тебе так всё скажу. У них всё просто: отдай мяч Сане и отойди в сторону. А Саня профессионально занимался в какой-то футбольной школе. С ним мы ничего не сделаем.
Я вздохнул, сделал глоток чая и посмотрел на Зверя.
- У этого Сани пять ног, две головы и семь рук?
- Нет, - засмеялся Зверь.
- Тогда почему мы с ним ничего не сделаем?
Зверь задумался. Посмотрел в стол. Потом на меня.
- Хотя, может, ты что-нибудь и придумаешь…
Мы помолчали.
- Хочешь, я с тобой поеду, чтобы не скучно было?
Вот. А когда я ему сообщил, что хочу съездить и посмотреть на игру наших соперников по четвертьфиналу, он пять минут своей жизни посвятил придумываниям шуточек в мой адрес. Правда, я не останавливал поток его красноречия и пил чай, но всё же…
- Это как хочешь, - сказал я. Моя фраза поставила его в тупик. – У меня ещё пара будет. Ты как?
- Я уже всё!
В столовую вошла Аня. Она меня не видела. Я слишком долго провожал её взглядом.
- Это Анна Вячеславовна, - сказал Зверь. – Аспирантка Каблукова.
- А ты откуда знаешь? – спросил я.
- Она у нас на прошлой неделе этого упыря заменяла. Это был лучший семинар по зарубежке за последние полгода! У тебя же тоже Каблуков ведёт?
- Нет, у нас Кягаль.
- Нина Владимировна! – засиял Зверь. – Добрейший души человек! Но Каблуков её выживет…
- Почему?
- Каблуков уверен, что за экзамен можно ставить только одну оценку «отлично», а все остальные сколько угодно…
- Так пусть сам так и ставит, - перебиваю я его.
- Ты не знаешь, кто такой Каблуков? – хитро щурится на меня Зверь.
- Нет, не знаю, - признаю я.
Зверь улыбается. Нам пора, и мы уходим из столовой. Уходя, я оглядываюсь в поисках Ани. Не вижу.
После семинара спускаюсь по винтовой лестнице в компании двух Маш и Оли из своей группы. Аня поднималась нам навстречу. Одна. Увидев меня, она опустила ресницы в пол и покраснела как рак.
- Я догоню, - сказал я девчонкам, резво развернулся и поднялся на второй этаж. Она шла в библиотеку. Это не вызывало у меня сомнений.
Анна Вячеславовна появилась передо мной спустя секунд десять. Пылающая, оглядывающаяся по сторонам, словно воровка с кошельком денег, украденным только что. Она уронила книгу, которую держала в руках, на пол, обвила тонкими руками мою шею и, привставая на цыпочки и склоняя голову на бок, подарила мне нежный неожиданный поцелуй.
- Приезжай ночевать сегодня ко мне, - попросила она.
Я был так ошарашен и поцелуем, и приглашением, что смог что-то соображать только тогда, когда остался совершенно один, и даже стук её каблуков не доносился до меня.
* * *
Я первый раз оказался в подъезде, в котором ночью не горели лампочки. Темно. Хоть глаз выколи. Пробираясь на ощупь, я клял себя, что не спросил у неё телефон. В правой руке держал красную розу. Поднялся. Вроде бы здесь. Нет, точно здесь. Свечу телефоном. Нахожу кнопку звонка и аккуратно нажимаю. Жду.
- Кто? – слышу из-за двери испуганный голос. С нотками смелости, но испуганный женский голос.
- Я, - говорю я. Признаться, совершенно  был не готов к каким-либо вопросам. Почему-то считал, что мне должны были открыть дверь. Хотя, действительно, щёлкают замки и дверь открывается. В проёме двери стоит Аня. Она в халате и ночнушке. Со взбитыми и скомканными волосами, округлившимися глазами и чуть-чуть приоткрытым от удивления ртом.
- Ты?! – выдыхает она.
- Ты вроде приглашала, - оправдываюсь я.
Она пропускает меня. Я захожу и протягиваю ей розу.
- Это тебе!
- Спасибо…
Она стоит с розой в руках и не знает, что делать дальше. Я разуваюсь, снимаю куртку и рюкзак. Куртку вешаю, рюкзак оставляю на полу, рядом с обувью. Всё это время она стоит как статуя, и, по-моему, даже не дышит.
- Что-то не так? – спрашиваю я.
- Нет, всё хорошо, - говорит она и впервые улыбается. Я начинаю её узнавать, и понимаю, что она ещё не освободилась от сна. Я подхожу к ней вплотную.
- Что-то не так, - говорю я. – Я вижу. Скажи мне.
Она улыбается, потом смеётся и отступает на шаг.
- Что? – не понимаю я, но тоже улыбаюсь в ответ. Не могу не улыбаться.
- Я решила, что ты уже не придёшь…
- Почему? – искренне удивляюсь я.
- Сейчас второй час ночи…
Я застываю в недоумении.
Точно! А чего я ожидал? Что она должна была делать во втором часу ночи? И куда я вообще пёрся? О чём думал?
- Я немного потерял время, - оправдываюсь я. – Надо было съездить, посмотреть матч географов… Нам с ними играть, и надо хорошо подготовиться… Они очень серьёзная команда, но у нас есть определённые шансы… Я думал… Я посмотрел их матч, они сегодня играли… А уже потом я думал… Сидел в Маке, рисовал схемы, думал над тренировками… У них там шестой номер очень серьёзный… Я думал…
Она вдруг разразилась таким весёлым, звонким смехом, что у меня не осталось никаких сомнений, что она проснулась окончательно.
- Что? – спросил я, глядя, как она заливается смехом и сгибается чуть ли не пополам.
- Что?! – спрашиваю я, улыбаюсь и радуюсь, что ей хорошо.
- Ты прости, - говорит она. – Я вообще не понимаю, что ты мне сейчас говоришь…
Я замираю.
- А, ну да…
А откуда она должна всё это понимать?! Я идиот? Я идиот!
- Я не знаю, как тебе объяснить…
- Не надо, - улыбается она. – Я всё равно не пойму!
Она светится. Потом показывает мне взглядом на розу.
- А с ней что делать?
- Она твоя. Что хочешь, то и делай. Не нравится – выбрось.
- Мне нравится. И мне никто никогда не дарил розу. Поэтому я не знаю, что с ней делать.
Чётко, доходчиво, точно. Я идиот. Надо собраться.
- В вазу надо поставить, - пытаюсь исправиться я.
- А если нет вазы?
- В бутылку или банку.
- Хорошо.
Она стоит и не двигается с места. Но улыбается мне.
- Я ещё что-то забыл? – уже как-то обиженно спрашиваю я.
Она улыбается и долго-долго кивает, не двигаясь с места.
Я наконец соображаю и, притянув к себе, целую.
- Теперь всё так?
Она кивает.
- Я в душ, а потом к тебе.
Она кивает и ластится ко мне как кошка. Я не могу уйти.
- Не закрывайся в ванной, - говорит она и ускользает с розой в руке на кухню. Я ухожу в ванну. Раздеваюсь, включаю душ и забираюсь под горячую воду. Она оказывается со мной почти сразу же. Опутывает ласками и поцелуями. У меня шумит в ушах и кружится голова.
- Слушай, - говорю я, с трудом соображая что-то помимо её ласк. – Я не знаю твоего номера телефона…
- А я твой, - парирует она.
- Я поделюсь, - улыбаюсь я.
- А я – нет.
- Почему?
Она отстраняется. Вода льётся на мою макушку и ручейки с головы не дают мне нормально на неё смотреть.
- Я разбила сегодня телефон, и теперь звонить мне бесполезно.
- А что случилось?
- Да один урод пообещал приехать, но долго не приезжал. Из-за этого я разнервничалась и запустила телефоном в стену.
Я развернул нас так, что под водой теперь оказалась она. Впился в её рот.
- Я куплю тебе новый.
- Если ты не приедешь ко мне, я его разобью.
- Я учту.
Она прижимается спиной к кафельной плитке, тянет меня к себе, цепляется за шею и опутывает ногами. Она дышит открытым ртом, шумно вдыхая и выдыхая, сжимает меня тонкими руками, впиваясь в мою кожу почти детскими пальчиками. Как бы сильно она не сжимала меня в своих объятиях, она не может причинить мне боль. Даже её ногти, совсем небольшие, не крашенные никаким лаком, лишь оставляют еле заметный след. А она впивается в меня изо всех сил, но от этого больно только ей. И я это чувствую. Чувствую, как ей больно и как ей хочется, чтобы я почувствовал не боль, а её наслаждение. И я чувствую. И дышу вместе с ней. И держу её в своих руках, чуть сжимая, потому что ей так нравится.
Она выдыхает, опускает ноги, становится на пол ванны. Чуть отстраняется от меня, улыбается. Не как обычно, а безумно. Улыбка расплывается, как будто Аня пьяна. Я наклоняюсь к ней, лоб в лоб. Не могу сказать, улыбаюсь ли я или стою просто так.
- Можно ещё? – спрашивает она.
Я выключаю душ, беру полотенце.
- У тебя только одно?
- Мне хватает, - пожимаете она плечами. Она немного разочарована, что я не ответил на её вопрос.
- А говоришь, что ждала меня…
- Я посчитала, что только меня тебе будет достаточно.
- Всё правильно.
Я легко беру её на руки и вот так, мокрую, отношу на разложенный диван. Целую с упоением. Губы, шею, плечи, маленькую грудь. Она забирается пальцами в мои волосы и теребит их.
- У меня в тумбочке… - шепчет она.
- Что в тумбочке? – не понимаю я.
Она тянется и из ящика тумбочки рядом с диваном достаёт пачку презервативов. Садится на диване, поджав ногу, и поправляет упавшие на лицо волосы.
- Я купила сегодня… с ними вроде бы безопаснее…
Я открываю упаковку и отрываю от ленты один квадратик.
- Вообще у меня с собой есть, - говорю я. – Но у меня классические. А ты что взяла?
- Клубничные.
Я даже в темноте вижу, как она краснеет.
- Почему клубничные? – спрашиваю просто так.
- Если ты захочешь орального секса, - говорит она и краснеет так, что аж светится в темноте.
- Вот это поворот! – восхищаюсь я. – С помощью интернета готовилась?
Я не смеюсь только потому, что боюсь её обидеть. Но смех разбирает. А я сдерживаюсь.
- Да, - отвечает она. - А как ещё?
И вдруг кричит:
- А как я ещё могу?! На меня вообще никто никогда из парней не смотрел! Ни один! Никогда! Я на выпускном в школе танцевала и дрожала вся как мышь, потому что меня мальчик впервые за талию обнимал!
Она кричала совсем не своим голосом, захлёбываясь слезами, путаясь в волосах. Смех мой пропал, сглотнулся, и я ещё не осознавал, что наделал.
- А тут ты! – продолжала она. – Капитан футбольной команды, разбрасывающий пятикурсников как котят! Блистающий на всех семинарах и коллоквиумах! Когда ты идёшь по универу, все девочки опускают реснички и из-под них подглядывают за тобой! Это к тебе, чуть только ты позвал кого-нибудь из них, они бегут, улыбаясь от уха до уха!
Она выдохнула и обессиленно прижалась к стене спиной. Закрыла лицо руками, скрывая бесшумные слёзы.
- Я не только в интернете готовилась, - обессиленно уже шепчет она. – И про Юлю с Леной знаю, и про Машу. И про Вику слышала…
- Вика небылиц наплела, - зачем-то говорю я.
- А Маша? – спрашивает она и убирает от лица руки.
- А про Машку кто рассказывал?
- Ира из деканата.
Я не знаю никакой «Иры из деканата». Тем более не знаю, что она могла рассказать про меня и Машку.
- Машка не в моём вкусе! И после подъезда такое наплела! Она там такую историю выдумала, будто я неделю за ней ходил и слюнями капал, и вот она снизошла до меня! Свершилось! И теперь мы с ней будем вместе во веки веков! Аминь, можно сказать!
Я как-то не очень думал, что говорю.
- Вот именно, - говорит Аня и обессиленно смотрит на меня. Слёзы ещё текут по её щекам. Она изо всех сил пытается собраться. «Маленький храбрый воин,» - думаю я.
- Маша, - медленно говорит она. – Блондинка с ростом метр восемьдесят и третьим размером. Которая и краситься умеет, и одевается по моде. У неё одни трусы стоят дороже, чем весь мой гардероб. Маша, которая каждую неделю делает и маникюр, и педикюр. А раз в две недели ходит в солярий. Она ведь и в сексе толк знает, верно?
Я как-то теряюсь. Не обсуждаю я такие вопросы…
- А я? Зачем тебе понадобилась такая серая мышка как я?! Что же мне делать, если ты мне снишься и мерещишься днями и ночами?! Чем я могу тебя прельстить?! Да тебе со мной и показаться-то позорно будет! Мне лучше и рядом не ходить…
Она вдруг перестаёт стесняться своих слёз и своей обиды. Она стоит на коленях передо мной на застланном диване и вышептывает мне всю свою боль, умоляюще прижимая тонкие руки к груди:
- Я до смерти боюсь ночей. Особенно, когда возвращаюсь с универа. А тут ты! Смелый, резкий! Прибежал. «Пойдём!» Залез в машину, привёз меня. Поцеловал в губы, поднял на руки как пушинку. Я думать не могла, что в душе можно заниматься любовью. Что это так сладко. Что потом можно заснуть вместе, а, проснувшись, выпить кофе с молоком и съесть омлет. Веришь, я пробовала потом сделать кофе и омлет. Ты делаешь самый лучший кофе с омлетом!
Она вдруг замирает. В один миг перестают течь её слёзы.
- Я видела фильмы, где герои говорят друг другу «я хочу тебя». Я всегда думала, что это только про секс. А вот теперь знаю, что неправильно они говорят. Я вот хочу тебя, но хочу целиком. Всё хочу. Поцелуи, объятия, твою спину и руки. Ухмылку губ, смеющийся взгляд. Омлет, кофе и молоко. Хочу, чтобы ты заснул и проснулся рядом со мной.
Она отстранилась обратно к стене и спрятала лицо в ладонях.
- И всё? – спросил я.
* * *
Тренировка в манеже подходила к концу.
Все уже устали, с трудом передвигали ноги, но старались изо всех сил. Это потому, что победы сил прибавляют. Поражения убавляют, победы прибавляют. Всё просто и логично.
- Стоп! – кричу я. – Закончили!
Все останавливаются и тяжело дышат. Все пахали изо всех сил. Никто не делал себе поблажек. Футболки мокрые насквозь, хоть выжимай.
- А теперь приготовились к ещё одному упражнению!
Внимательно слежу, как они все удивлены. Зверь кривится уголком рта и сплёвывает, Макс вдыхает и выдыхает изо всех сил, собирая их остаток где-то у себя в груди, Бор вытирает со лба пот.
- Все к линии ворот! – кричу я. – Сели на корточки! Приготовились бежать на скорость до противоположных ворот и обратно! Пришедший последним отжимается сто раз! Считать буду я!
Удивлённые, они бредут к старту и садятся на корточки. Смотрю, кто из них кроет меня сейчас матом, но не нахожу. Все мысли только о том, как быстрее добежать до противоположных ворот и обратно.
- Быстрее! – кричу я тем, кто ещё не занял позицию на старте.
- Внимательно слушать мою команду! – надрываю я глотку до крайней степени жёсткости. Все замерли и приготовились. Готовы рвануть из последних сил. А те, у кого нет и этих сил, готовы их сейчас откуда-то достать.
- Приготовились!
Все глаза устремлены к противоположному краю поля. Я стою в центральном кругу и снимаю перчатки. Я вижу всех своих подопечных, а за боковой линией поля вижу трибуны, где сидят, ожидая своих парней, девушки.
- В раздевалку шагом марш! – тускло командую я и иду в раздевалку.
Кто-то рванул при звуках моего голоса, кто-то в недоумении застыл. Несколько секунд все растеряны. Бегуны останавливаются, остальные смотрят друг на друга. Потом начинают смеяться. Кто-то согнувшись, кто-то показывая на бегунов пальцем, а кто-то обессиленно рухнув на землю и немного булькая.
Я иду в раздевалку и улыбаюсь. Не останавливаюсь и не смотрю по сторонам. Просто иду, опустив голову. И улыбаюсь. Я наслаждаюсь всем тем, что происходит. Как они приходят в себя и обсыпают меня шутливыми проклятиями. Этим жутко приятно наслаждаться. Такой сахарный туман наслаждения.
И вот сквозь этот сахарный туман я вижу, как на трибунах появляется Аня. Она идёт в синей куртке (уже довольно прохладно) и кутается в длинный шарф. У неё влажные блестящие глаза, в которых отражается, как в воде, её прыгающее от волнения сердечко. Тонкие пальцы с трудом гнутся и, просовываясь в дырки вязаного шарфа, пытаются в нём найти опору.
С меня слетает сахарный туман. Я иду к раздевалке и чувствую, как моё сердце уходит в пятки.
Поднять ли на неё глаза? Кивнуть или пройти мимо? Как сделать так, чтобы она почувствовала здесь и сейчас мою поддержку?
Я не знаю.
Я поднимаю глаза, улыбаюсь и киваю ей.
Она идёт к остальным девчонкам. Находит в себе силы поправить волосы и кивнуть мне в ответ.
Я скрываюсь в дверях раздевалки, как будто ухожу в бомбоубежище.
Это для меня она Аня. Я первый курс. А здесь есть люди со всех курсов, почти со всех групп. Мог быть и кто-нибудь из аспирантов, умей он играть в футбол. А так здесь был Макс, славный Макс, которого я пригрел за гол от штанги, который ходил вместе с ней на дополнительные занятия по английскому языку. И там она была Энн. Энн в узких очках и со стопкой учебников и тетрадей. Энн, которой тяжело давались согласования времён, но она очень старалась. Здесь была третьекурсница Нина, которая писала у Каблукова курсовую, а помогать ей писать бралась моя Анна (вот так полным именем Нина обращалась к ней). Здесь был Бор, который как-то приезжал к Александру Фёдоровичу и видел, как Аня, пытаясь сдать нормативы по бегу, умоляла нашего преподавателя поставить ей - «дохлячке» - этот несчастный зачёт по физкультуре. Здесь, наконец, был пятикурсник Зверь, для которого она и вовсе была Анной Вячеславовной, преподавателем, которая проводила семинар.
И никто из них до сих пор не понял, зачем ОНА сюда пришла.
Не все заметили наши улыбки друг другу. Те, кто заметил, переглядывались с другими, словно спрашивая: «Ты видел?». На этот вопрос не все отвечали утвердительно. Некоторые начинали сомневаться, уж не померещилось ли? А те, кто не видел, смотрели вокруг и спрашивали остальных: «А что было-то?».
Но ничего не было.
А если было, то никто не мог объяснить, что же это было.
В раздевалке я подошёл к шкафчику, разделся и достал принадлежности для душа.
- Ну ты и устроил! – влетел в раздевалку ничего не заметивший Макс. – Ну наколол! Ввек не забуду!
Он зашёлся приступом хохота.
- Знать будете! – весело отозвался я и исчез в душевой.
Я мылся дольше обычного. Под душем успели помыться почти все. Мы о чём-то болтали. Помню, что радовались тому, что прошли географов. Вспоминали моменты матча и радовались, что у нас всё получилось. Оделись, а потом направились на улицу, где нас ждали девчонки.
Они стояли толпой. Аня чуть в стороне, пальцы по-прежнему судорожно цепляются за шарф. Девочки смущены и не понимают, что она здесь делает. Футболисты не смущены. Они устали, им сейчас пофигу, что она здесь делает. Однако Зверь замечает её и громко кричит:
- Здравствуйте, Анна Вячеславовна!
От этого приветствия ей хочется провалиться под землю, сгореть до тла, как-нибудь исчезнуть. Она не знает, как ей сейчас быть.
Я подхожу и, наклоняясь чуть вбок, целую её в сухие горячие губы. Незаметно беру её за локоть, выпутываю пальцы из дырок шарфа и заставляю взять меня под руку. Она улыбается изо всех сил, а я чувствую, как бьёт тяжёлым колоколом её трепетное сердечко.
Мы идём одной большой компанией.
Я чувствую, как по нам прокатываются штормовые волны будущей университетской сенсации. Чувствую без неё. Она переживает это отдельно.

Глава 6. Одним касанием

Идёт семинар по моему любимому предмету – зарубежная литература. Разбираем «Илиаду» - один из моих любимых текстов античного периода. Я великолепно готов: прочитал всё, что можно было найти в нашей библиотеке. Передо мной тетрадь с выписанными положениями для этого семинара. Остаётся 10 минут до конца.
Я зол, как собака, у которой только что отобрали кость.
За столом преподавателя – аспирантка Анна Вячеславовна. Тихо, уверенно и спокойно она ведёт занятие. Рассказывает уйму того, что и я мог бы рассказать. Одна только история про Генриха Шлимана чего стоит! Вот она у меня в тетради! С точными цитатами и датами. Со ссылками на источники и фразы разных учёных.
Но ОНА меня не видит. В упор. Игнорирует, будто меня здесь нет.
Каблуков привёл её в начале занятия и сказал, что она будет у нас сегодня заменять.
Заменила, ничего не скажешь!
А за считанные минуты до конца Каблуков является снова.
Все встают. Я тоже. Нехотя, но поднимаюсь. На рефлексе поднимается и Анна Вячеславовна.
- Садитесь, садитесь! – напевно говорит Каблуков. – Уважаемые студенты, у меня есть для вас новость, которая определит в определённой степени вашу дальнейшую судьбу…
Все напряжённо замирают, а он словно подкрадывается к Ане, всё ещё стоящей около стола, и кладёт ей на плечо руку. Как будто спрут, опутывающий свою жертву.
- Не пугайтесь, милые мои, не пугайтесь! – шаманит он, улыбкой и взглядом усаживая в стул Аню.
- У нас только что было заседание кафедры, и Нина Васильевна, к моему огромному огорчению, приняла решение оставить свою должность… Даже не дожидаясь окончания семестра… Н-да… Очень печально!
Интонация его прыгает вверх и вниз, он говорит то басом, то фальцетом. Только что не пищит. И держит руку на плече Ани. Свои мерзкие маленькие толстые пальцы.
- В этой связи было принято решение доверить вас молодому перспективному преподавателю, - он выразительно перевёл взгляд с нас на Аню, - коим является Анна Вячеславовна.
Он сделал паузу. Улыбнулся ей, а потом нам.
- Оставшиеся четыре семинара, а в экзаменационную сессию и экзамен, проведёт у вас именно она. Надеюсь, к подобному решению все отнесутся с пониманием. На этом сегодняшнее занятие, думаю, можно завершить!
Он улыбается.
Урод.
Мразь.
Тварь.
Размазать его довольную рожу по ближайшей стенке. Но я понимаю. Что сейчас я не в футбольной раздевалке. Это там всё просто и чётко. А здесь я бессилен. Здесь я собираю вещи, вежливо говорю «до свидания» и покидаю кабинет. Занятие проходила на втором этаже, поэтому я отхожу к перилам. Намерен подождать, пока Каблуков наговорится с Аней за закрытой дверью, а потом выяснить у неё, что же происходит. Рядом со мной тут же пристраивается Светка. Красивая, шустрая девчонка с двумя коротенькими косичками до плеч. Худенькая и симпатичная.
- Что-то наша новая тичер тебя игнорит, - замечает она. – Странно! Мальчиков обычно любят!
Понятно, она не в курсе.
- Не знаю, - буркнул я.
- Хочешь разобраться?
Я не отвечаю. Понимаю, что сейчас все видели, что я хочу разобраться.
- Я слышала, вы в финал вышли?
- В полуфинал. Спешишь.
- Физики от вас в ужасе, я слышала! – гордо заявляет она. Бросает себе в рот жвачку и протягивает мне. Я угощаюсь.
- Чего это они?
- Мой друг из физиков говорит, что ты просто гений! Я тебе сейчас дословно вспомню… Он, ну в смысле ты, ну ты понял, из доходяг реалский мадрид сделал!
- Мадридский Реал, - поправляю я.
- Что?
- Мадридский Реал.
- А что это?
- Команда такая. Чемпионы всего, чего только можно.
- Значит, он тебя похвалил?
- Получается, что так.
- Круто, Тёмка! Если в финал выйдете, то я приеду за тебя поболеть!
Я не знаю, как мне на это реагировать. Никак не реагирую. Светка целует меня в щёку, а потом, улыбаясь, стирает след губной помады у меня на щеке.
В этот момент открывается дверь, и выходят Упырь и Аня. Он уже её не обнимает, но идёт рядом и улыбается. Она прижимает к себе какой-то журнал. Слушает его и кивает.
- Анна Вячеславовна, можно с вами поговорить?
Каблуков медленно поворачивается и осматривает меня сверху вниз. Не знаю, что конкретно он во мне оценивал, но он прощается с Аней и оставляет нас двоих посреди пустого коридора.
- За что?! Почему ты и слова не дала мне сказать?!
Аня поднимает на меня глаза из синего льда:
- О чём вы, Артём?
- Я о семинаре, Ань! Прекрати всё это, пара уже закончилась!
Я хочу взять её за руку. Она отступает на шаг.
- Вы забываетесь, Артём! Возьмите себя в руки!
- А то что? – зло цежу я сквозь зубы.
Лёд немного дрогнул, но всего лишь на секунду.
- Перед вами преподаватель кафедры зарубежной литературы. Зовут меня Анна Вячеславовна, а не Аня! Примите это к сведению!
Я застываю.
- Как вам будет угодно, Анна Вячеславовна! – делаю мушкетёрский жест невидимой шляпой. – Надеюсь, в следующий раз вы не откажете своему верному студенту в праве на слово на вашем высокопревосходительственном занятии!
- Прекратите паясничать, - говорит она и хмурит брови. – И сотрите со щеки губную помаду…
* * *
С финальным свистком биологи хватаются за головы.
И я их понимаю: весь матч вести игру, забить гол в самом начале, обстучать все штанги и перекладины и пропустить на последней минуте! А если ещё взять и общую статистику игры (её ведут резервные судьи), то они пропустили тот единственный мяч, который летел в их ворота. А теперь серия пенальти, дополнительное время у нас не предусмотрено.
В этой игре я пропустил мяч, огромное количество раз мне просто повезло, и я ничего не смог придумать в плане тактики, как мне удавалось это в прошлых играх. Но, когда после свистка, мы все собираемся в центральном кругу, на меня восторженно смотрят и поздравительно хлопают по плечам.
Знаете почему?
Это я перед угловым, после которого последовала наша разящая атака, посмотрел в глаза своих и сказал:
- Витёк и Бор поменяйтесь флагами. Бор, перед тобой немного уставший игрок. Поддави его, добавь силы! Витёк, а ты побыстрее своего будешь! Давайте, парни!
И в ответной атаке Витёк обогнал своего оппонента, прострелил, а Бор замкнул.
Если вы думаете, что Витёк очень быстро бегает, то вы ошибаетесь. И его соперник на фланге бегал быстрее. А соперник Бора был мощнее.
Зачем я тогда своим сказал те слова?
Все ждали от меня чуда. Все верили, что я способен его сделать. Вот представьте: я стою в воротах, а на меня смотрят все полевые игроки широко раскрытыми глазами и ждут. Ждут, что я сейчас скажу что-то такое волшебное, и всё случится как в сказке. А теперь представьте меня: я ещё перед игрой продумал семнадцать способов ведения игры против биологов. Серьёзно продумал, по мелочам просчитывал. И я не предполагал, я знал, что у нас нет шансов, если сами биологи не допустят ошибку. А тот матч они играли без ошибок. До последней минуты вообще не одной не сделали. Но мои считали, что у меня всё равно есть козырь в рукаве. Тогда я и сказал им эти слова, которые просто так пришли в голову, без всякого плана.
И это сработало.
Не знаю как, но сработало.
И вот теперь у нас самый реальный шанс выиграть турнир. Шанса ещё реальнее не будет никогда. Все собираются в круг и смотрят на меня.
- Пенальти три, - говорю я. – Сейчас надо определить троих бьющих. Предлагаю так: Зверь, Бор и Макс.
Я умолкаю. Мой выбор не случаен и продуман заранее. Хорошо продуман. Отработан на тренировках. У меня в голове ещё две комбинации бьющих. На всякий случай. Сейчас, например,  кто-то из бьющих может отказаться.
Нет, не отказываются.
Я иду к судье и капитану соперников.
- Орёл или решка? – спрашивает меня судья.
- Орёл, - говорю я.
Судья подкидывает монету. Та сверкает в воздухе и приземляется орлом вверх.
- Они бьют первыми, - говорю я.
Соперники выбрали ворота.
Судья ставит меня на линию ворот, предупреждает, чтобы я не сходил с неё до удара. Устанавливают мяч. Мой соперник не смотрит мне в глаза. Бьёт в правый нижний угол, куда я и прыгаю. Удар сильный и чёткий. Если бы я не решил перед ударом куда прыгать – не взял бы. А так вытащил.
Зверь забивает.
Второй бьющий будет бить в тот же угол. Понимаю это, как только вижу его глаза. Не знаю как, просто вижу. Забираю этот мяч намертво и держу его в перчатках. Поднимаю глаза и вижу Бора.
Тот позеленел. Ему плохо. Он понимает, что его удар должен сейчас всё решить.
- Нет! – кричу я. - Нет!
Я снимаю перчатки.
- Бить буду я!
Все озираются по сторонам, но не спорят. Бору вообще плохо.
Я плохо бью пенальти. Это ещё мягко сказано. Но тогда не надо было бить их десяток. Нужен был один. Я бы сказал «единственный». Передо мной был высокий парень, правша. Он всю игру простоял просто так. Ноги у него должны были хоть немного, но затечь. Поэтому я отправил мяч в левый нижний от него угол. Был бы он пониже ростом – взял бы. Был бы он в игре, а не просто стоял бы – тоже взял бы. Был бы он левшой – опять взял бы. Но, уверяю вас, будь он левшой маленького роста с абсолютно размятыми и разогретыми мышцами, я бы всё равно забил.
Такие моменты бывают раз в жизни.
Такие моменты надо забивать.
Поэтому я забил.
А потом ревел, размазывая сопли.
Потому, что нервы кончились. Всё, пусто было совсем. Ничего не осталось. Даже кубок уже без эмоций поднимал. Всё там выпустил, на поле. Когда лежал в самом низу пирамиды из беснующихся футболистов.
Незабываемое ощущение!

Глава 7. Праздник

В Москву пришла зима. Белые хлопья закружили с неба, ртуть в градусниках всё неохотнее и неохотнее ползла вверх. Небесная канцелярия всё раньше и раньше выключала свет. Около входа в универ зажглись электрические фонари. Была пятница. Меня немного пошатывало. Поэтому я шёл медленно, очень медленно. Если бы сегодня был выходной, то вообще бы никуда не пошёл. Лежал бы дома. У Макса. После вчерашнего отмечания победы до дома я не доехал. Очнулся уже у Макса. Тот в универ поехал к первой паре, я – ко второй. Но первую пару я не прогулял. Её просто не было.
Вообще пятница – довольно лёгкий день. Две лекции – по современному русскому языку и международной художественной культуре – и один семинар по зарубежной литературе. На лекциях я настраивал себя на механическую работу, а вот с семинаром будет сложнее. Надо будет отвечать Анне Вячеславовне.
Честно: легко называю её Анной Вячеславовной. Даже в мыслях.
Меня легко догоняет Варя.
- Привет! – говорит она, всматривается в меня внимательнее и расплывается в улыбке.
- Сильно заметно? – спрашиваю я.
- Да, - кивает она и на десяток секунд задумывается. – Если бы побрился, то было бы немного лучше!
Да, можно было побриться. Согласен, серьёзный промах.
- Тебе воды надо побольше пить… А что вчера было?
- Мы финал выиграли…
- Ой, правда? Я тебя поздравляю!
Она обхватила меня одной рукой, притянула к себе и смачно чмокнула в щёку.
- А кубок дали?
- Да, завтра отвезу Александру Фёдоровичу…
- А шампанское из него пили?
- Да, - киваю я.
- А вам прям там наливали? Сразу после игры?
- Нет…
- В раздевалке?
- Нет…
- А шампанское кто покупал?
Я бы ей сам сейчас все подробности рассказал, но я не успеваю вставлять в её трещоточную речь хоть что-нибудь кроме простейших междометий. Это раздражает, и от этого сильнее болит голова.
- А что-нибудь кроме шампанского пили?
- Да…
- А девчонки с вами были?
- Да…
- А из нашей группы кто-нибудь был?
- Да…
- Светка?
Если ты и без меня всё знаешь, зачем задавать столько вопросов?
- Да…
- Она мне звонила в три часа ночи! Хвасталась, как она среди всех вас гуляет! Она ведь не приедет? Я знаю, что вы все к Максу завалились! Ты, скорее всего, один приехал?
- Не знаю…
- Максик тоже наверняка поехал! Он мальчик дисциплинированный!
Мы подошли к дверям универа.
- Давай в столовой посидим, ты мне всё расскажешь?
Я как-то был не очень рад подобной перспективе, начал думать, как бы отвязаться, но моё мнение Варе уже не было нужно. Мы сдали наши куртки в гардероб, и, как бывалые прогульщики, взяли в столовой два чая.
- Чья была идея устроить гулянку? – нетерпеливо задала вопрос Варя. Я сделал глоток чая.
- Ничья. Само собой получилось…
- Но начали с шампанского?
- Да. Все как-то решили, что из кубка надо выпить шампанского. Всей большой компанией отправились его искать…
- А на часах сколько было?
- Не знаю.
- Где нашли?
Варя и без меня довольно много знает. Скорее всего, Светка рассказала. Немного зная Светку, скажу, что половина рассказанного – довольно большое художественное преувеличение. Варя это понимает. Поэтому сейчас с моей помощью будет устанавливать истину.
- Не знаю. Бор притащил две бутылки, когда мы сидели во дворах на другой стороне дороги.
Варя заулыбалась.
- Так вот откуда не только шампанское! Бор где хочешь алкоголь найдёт!
- Мы сначала выпили шампанское. Причём, как полагается, из кубка. Но шампанским ведь не согреешься…
- И вот тут появилось…
- Появился. Коньяк.
- И вы сидели во дворах и пили?
- Мы перемещались от одного двора к другому. Нашли в этих дворах много маленьких магазинчиков, где покупали разный алкоголь. Каждый по своему вкусу.
- То есть начали смешивать?
- Там уже параллельно было…
- Светка много намешала?
- Это надо Костяна спросить…
- Это со второго курса тёмненький?
- Да.
Варя не скрывала своего удовлетворения от моего рассказа, улыбалась и совсем забыла про чай.
- А потом?
- Потом начали думать, кто куда уезжает. Кому-то такси взяли, кто-то на метро успел…
- А Анна Вячеславовна была?
Я чуть было не поперхнулся.
- Брось, Тёма! Я тысячу раз слышала, как она к тебе на тренировку приезжала!
- Это было один раз…
- То есть сейчас вы не вместе?
- Нет.
- Это как-то связано с тем, что ты студент, а она препод?
Мне кажется, Варя несколько увлеклась. Без всякого зазрения совести она задавала те вопросы, которые ей были интересны, и не собиралась думать о рамках приличия.
- Не важно. У неё своя жизнь, у меня – своя.
- Тёмочка, не злись! Дурочка она! Никогда не понимала таких баб, как она! Ведь её к тебе тянет, у неё голова в твою сторону поворачивается сама собой, она, когда тебя видит, даже дышать ровно не может, но понтоваться будет изо всех сил!
- Варь, давай без этого?
- Хорошо, всё! Умолкаю!
Варя рассмеялась и подняла руки вверх. Тут из-за моей спины фурией вылетела Алина. Каким-то невероятным движением она поставила рядом с собой стул и села рядом со мной.
- Где Боря? – чётко спросила она, даже не думая здороваться или замечать Варю.
- Ну, - начал я вспоминать – у Макса он не остался…
- Я знаю, что он поехал драться с тобой!
Честно говоря, я помню не всё торжество, посвящённое победе, но вариант с дракой сразу показался мне каким-то бредом.
- Не знаю…
- Вы дрались?
Она спрашивала чётко и холодно. Я думаю, так допрос вели в подвалах КГБ с особо опасными преступниками.
- Я такого не помню… Нет. Вряд ли…
- Тогда где он?
- Я сам с трудом до универа доехал…
- На вашей пьянке Оля была?
- Какая Оля? – спросил я.
- С третьего курса, шатенка с голубыми глазами, - вмешалась Варя. – У неё зелёный рюкзак.
Девушка с зелёным рюкзаком была. Точно помню.
- Я не знаю никакой Оли…
Алина вздохнула. Опустила голову вниз и несколько секунд смотрела в стол.
- Алин, мы не дрались. Всё будет хорошо. Он проспится и приедет!
- Да, - кивнула она мне и исчезла также внезапно, как и появилась.
- Классно погуляли! – светилась от счастья Варя.
* * *
С гулянкой мы явно что-то переборщили. Пьяного, еле стоящего на ногах Макса, как я узнал перед семинаром, не пустил в универ охранник. Причём не только не пустил, а ещё вызвал наряд полиции, который оформил его по всем правилам. Теперь его почти наверняка отчислят.
Бор, как выяснилось минут через десять после допроса, устроенного Алиной, ночевал у Светки. Алина выяснит это завтра, или, в самом лучшем случае, послезавтра. Что будет, прогнозировать не берусь.
Я более-менее пришёл в себя как раз к семинару Анны Вячеславовны. На середине этого семинара в аудиторию вошли Александр Фёдорович и Евгений Александрович, которого мы всегда называли просто по фамилии.
- Добрый день! – змеиным шипением поздоровался Каблуков. – Кто здесь Скворцов?
Я поднялся со своего места. Александр Фёдорович не поднимал на меня глаз и стоял с мраморным лицом.
- Поздравляю вас с победой, молодой человек! – сказал Каблуков, ехидно улыбаясь Александру Фёдоровичу.
- Спасибо, - буркнул я.
- Что ж вы так скромничаете, Скворцов? – он направил на меня своё внимание. Лучше б я сдох.
- Мы же не олимпиаду по зарубежной литературе выиграли, - сухо ответил я.
- У него ещё и чувство юмора сохранилось, - Каблуков опять посмотрел на Александра Фёдоровича.
- Артём, - сказал Александр Фёдорович, тщательно выбирая слова. – Тут случилось весьма неприятная ситуация с Максимом…
- Позорная ситуация! – тут же вставил своё замечание Каблуков.
- Не знаешь ли ты, где остальные мальчики? – упавшим голосом задал свой вопрос Александр Фёдорович.
Если бы мы сейчас стояли в коридоре, физрук бы Каблукова убил бы. И закопал прям там же, где и убил. А так просто стоял и пытался сделать вид, что Каблукова не существует.
- Ваше омерзительное поведение совершенно дискредитирует наш университет! – вдруг взорвался Каблуков. – Не стоит забывать, что все присутствующие здесь, в скором времени будут являться интеллигенцией нашей страны! Мы будем творить историю нашей Родины! И что вы делаете?! Как вы себя ведёте?!
- А что случилось? – попытался я разыграть из себя дурачка.
- Что случилось?! – взвизгнул Каблуков. – То есть вы сейчас будете делать вид, что не знаете, что случилось?!
- Про Максима я слышал, - осторожно сказал я.
- Прекратите валять дурака, молодой человек! Перед вами стоят два преподавателя! И вы сейчас вылетите из этого учебного заведения, как пробка из бутылки!
- Евгений Александрович, - аккуратно перебил преподавателя зарубежки физрук. – Максим ведь вам сказал, что капитана среди них не было…
- А вам не стоит подсказывать студентам такую информацию, Александр Фёдорович!
На миг все замолчали.
- Впрочем, его это не спасёт, - галантно завершил своё выступление Каблуков. Он поправил галстук и обратился ко мне, сияя, как начищенный медный таз:
- Итак, где вы были, Артём?
Я понимал, что шансов выбраться из этого капкана нет никаких. После этой пьянки нас всех отчислят. Меня – сегодня. Всех остальных – когда проснутся и явятся в универ. Для мальчиков это будет особенно чувствительно – нас всех теперь ждёт казарма, а не библиотеки с читальными залами.
- После победы мы решили отпраздновать, - начал я. – Хотели, чтобы всё было как в больших футбольных турнирах. Знаете, когда команда побеждает, в кубок наливают шампанского?
Каблуков ехидно смотрел на меня.
- И вы налили шампанского?
- Да. Мы купили его в супермаркете на противоположной стороне улицы от корпуса на Юго-западной…
- Допустим.
- Налили в кубок и сделали по паре глотков. Так делают футбольные команды…
Я посмотрел на Александра Фёдоровича. Скрестив на груди руки, он смотрел в пол.
- Дальше, - нетерпеливо потребовал Каблуков.
- Где кубок? – перебил меня Александр Фёдорович.
Я растерялся.
- Где сейчас кубок? – требовательно спросил Каблуков.
Именно этот вопрос был моей смертью: кубок находился в квартире Макса. А это значит, что я пил вместе со всеми.
- Кубок находится у меня дома, - сказала Анна Вячеславовна. – Не понимаю, зачем он понадобился вам прямо сейчас, но я могу привезти его сразу после окончания семинара.
Она сказала всё это очень тихо и спокойно.
- У вас?!
- Артём приехал уже за полночь. Один. С кубком. Возможно, пил шампанское. Учитывая, что от Юго-западной до моей квартиры ехать что-то около часа, то в 11 он должен был оттуда выехать. За час он вряд ли мог допиться до бессознательного состояния, съездить к Максиму, где-то ещё подраться и сделать всё то, что ему приписывают.
Анна Вячеславовна встала и смотрела прямо в глаза потерявшему дар речи Каблукову.
- А вы… - как-то вопросительно сказал Александр Фёдорович.
- Мы решили, что не стоит наши отношения делать достоянием общественности. Всё-таки я преподаватель, а он студент. Но поскольку требуется доказать, что Артём невиновен…
Александр Фёдорович закивал, с трудом сдерживая улыбку. Каблуков смотрел на Анну Вячеславовну налитыми кровью глазами и, казалось, был готов задохнуться от того, что сейчас услышал.
- Прошу прощения, что вторглись посреди занятия! – чуть ли не радостным тоном извинился Александр Фёдорович и, взяв под локоть онемевшего Каблукова, вывел преподавателя зарубежки за дверь.
Я и Анна Вячеславовна стояли. Остальные сидели. Было слышно, как трещит электричество в белых лампах на потолке.
- Садитесь, Артём! Давайте я быстренько подведу итог, а то времени совсем не осталось, - защебетала Анна Вячеславовна, посматривая на левое запястье.
* * *
Анна Вячеславовна подвела итог, потом всех отпустила. Моя группа, удивлённая, ошарашенная, освободила кабинет словно сквозняк. Я успел только подняться из-за парты. Анна Вячеславовна сидела за учительским столом. Смотрела на меня. Сообразив, что мы остались в кабинете вдвоём, я сел за парту, как сидел всё занятие.
- Ну и чего ты тупил? – спросила она.
- В смысле?
- Фёдорович же тебя уже практически вытащил.
Я молчал.
- Скажи хоть что-нибудь, - потребовала она.
- Что? – спросил я.
- Ты издеваешься?
Она посмотрела на меня в упор.
- Почему ты молчал?
- Когда? – честно не понимал я.
- Ты же главный мозг вселенной! В какой бы корпус я ни приехала, на какой бы факультет ни зашла, везде слышу, что ты гений! Что нет тебе равных! Что на матчи с филфаком надо билеты продавать, так умно играет эта команда под твоим руководством! А сейчас что было?!
- Спасибо, Анна Вячеславовна…
- На хрена?!
- Я не понимаю вашего вопроса…
- Фёдорович тебе подсказал…
- Я не понял! – крикнул я. – И сейчас не понимаю! Что не так?! Что я должен был сделать?!
- Кубок, придурок! Кубок! Он тебя зачем о кубке спросил?!
- Не знаю я!
- Скажи, что кубок у тебя дома – всё!
- Что «всё»?!
- Тебе ехать домой больше часа! Как ко мне! И всё! Не было тебя нигде, и ни в чём ты не участвовал!
И тут до меня дошло. Александр Фёдорович действительно сделал гениальную подсказку. Кубок. Я капитан. Я повёз кубок домой, поскольку Фёдоровича уже на факультете нет. Дома подтвердят всё, что я попрошу подтвердить. Народ тоже с пониманием отнесётся и скажут, что меня с ними не было.
Я схватился руками за голову.
- Сейчас мне надо народу позвонить…
- Не надо.
- Почему?
- Варя позвонит и скажет им всё, что им надо будет сказать о тебе.
- Варя?
- А кто у вас главный информатор?
Да, опять она права. Варя сейчас эту новость по всему универу распространит. Лучше любых СМИ.
- Что теперь делать?
- Ничего.
Анна Вячеславовна собрала свою сумку, закинула её на плечо и направилась к выходу. Я сгрёб с парты всё в свой рюкзак и догнал её у лестницы.
- А ты? – спросил я.
Голова гудела.
- Вы. Простите, соображаю плохо. Вы. Конечно же, Вы…
Она шла вниз по ступенькам, которые винтом уходили вниз.
- А что я?
Она почти бежала. Или у меня всё плыло, и мне трудно было быстро перемещаться по ступенькам. Поэтому я молчал, смотрел под ноги и старался успеть за ней.
- А я…
Она вдруг резко остановилась. Я чуть не влетел в неё и остановился рядом.
- Я уже помечтала… Что ты придёшь около полуночи… Ко мне… Можно с каким-то там кубком…
Она шмыгнула носом. Постаралась стать ко мне спиной.
- Можно пьяным, когда на ногах не стоишь, можно после драки, не важно выиграл ты или проиграл, можно после Маши, Вики, Юли… Светы…
Она упала на колени, прислонилась к стене и, пряча от меня всхлипы и слёзы, уронила сумку.
- Ань…
Она дрожащими руками подняла сумку. Смогла её расстегнуть, найти платок, высморкаться и начать вытирать слёзы.
- Я тебя провожу, - сказал я.
Мы спустились вниз. Она ушла в туалет. Я взял свою куртку в гардеробе и ждал её. Прошло минут десять, может быть пятнадцать. В куртке было жарко, и я вышел на улицу. Сел на лавочку. Было довольно холодно, начинало темнеть. Я спрятал руки в карманы. Через какое-то время пошёл снег. Усилился ветер.
Она не выходила.
Я стал прикидывать, не могла ли она ещё как-то покинуть здание. Совсем бредовая идея, но тогда мне так не казалось. Её номер телефона я так и не взял. Для уверенности достал свой телефон и пролистал номера. Нет, не взял.
Она вышла, когда уже порядком стемнело. Снег так и не прекратился. Ветер дул в сторону метро, ровно и сильно. Она не спешила, сразу же накинула капюшон. Поэтому не заметила, как я оказался рядом.
- Значит, нам есть, о чём поговорить? – сказал я.
Она отшатнулась.
- Я думала, ты ушёл.
- Нет. Нам надо поговорить.
- Простите, Артём. Я позволила себе непонятно что.
Я молча шёл рядом.
- Не надо, - сказала она.
Я взял её за руку. Она попробовала вырваться. Первый раз дёрнула довольно сильно.
- Что ты от меня хочешь? – спросила она.
- Посиди со мной в Маке, - попросил я.
- Хорошо, - ответила она.
Мы зашли в Макдональдс перед самым метро. Столик стоял в самом углу. Лучше не придумаешь.
- Что тебе взять?
- Это не имеет значения.
- Хорошо.
Я взял кофе и картофель-фри с соусами. Она предпочла смотреть в окно.
- У меня есть проблема, Анна Вячеславовна, - сказал я. – Одна девушка попросила меня называть её на «вы».
- Не вижу проблемы, Артём. Называйте её на «вы».
- Она для меня особенная девушка.
- У неё три глаза? Семь рук? Двенадцать пальцев?
- Нет. У неё грудь первого размера, она любит заниматься любовью в душе и покупает клубничные презервативы.
- Что тут необычного?
- А ещё она старше меня. Она очень умная. Ей нравится, как я готовлю кофе и омлет.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Необычно в ней то, что рядом с ней я тупею, классно готовлю кофе, омлет и, скорее всего, что-то ещё, мне нравится её грудь и нравится заниматься с ней любовью в душе… Ну а с клубничными презервативами, наверное, что-то можно придумать!
Она рассмеялась, хотя явно дала себе установку держаться строго. Взяла бумажную салфетку и поднесла к глазам.
- У меня есть один знакомый, - сказала она.
- Он предлагал перейти на «вы»?
Она отрицательно завертела головой.
- Он необычный.
- У него три глаза, семь рук и двенадцать пальцев?
Она улыбнулась и сделала глоток кофе.
- Нет, он действительно необычный.
Она развернулась и посмотрела на меня в упор.
- Он может сделать со мной всё, что угодно.
- Вот так вот взять и сделать всё, что угодно?
В её глазах не было слёз. Она кивнула и стала есть картошку.
- Абсолютно!
- Например, изобразить петуха посреди Макдональдса?
- Легко!
Она резко встала и оглушительно прокукарекала. Потом села. Я чувствовал, как в нас впиваются взгляды. Аня сидела напротив меня и ела картошку. На меня не смотрела.
- Так, - сказал я, чтобы почувствовать, что со мной всё хорошо. – И в чём проблема?
- Хочешь, я повторю?
- Нет, - поспешно ответил я и на всякий случай приготовился схватить её руками.
- Может, погавкать? Или помяукать?
- Нет, я понял.
Она перестала есть картошку и сделала несколько глотков кофе.
- Как тебе моя проблема?
Она смотрела на меня в упор, всем своим видом показывая, что ждёт ответа. И будет ждать столько, сколько будет нужно.
- Ань, я хочу нормально поговорить.
- Я вся внимание!
Она подняла руки, как будто сдаётся. Но очень нервно. Чувствовалось, что она на грани.
- Я хочу вне универа называть тебя Аней, - сказал я. – Хочу приходить к тебе. Хочу приготовить тебе кофе.
- Называй хоть тазиком. Приходи, когда захочешь. И твой кофе лучше, чем эта коричневая жижа.
Я взял её руки в свои.
- Я не хочу, чтобы ты меня боялась.
Я склонился к ней так, чтобы мы касались друг друга лбами.
- Я тебя всё равно буду бояться, - сказала она.
- Почему?
- Вот ты сейчас говорил и говорил, а я сижу и не знаю, что мне дальше делать.
- На этом месте ты должна меня поцеловать, - сказал я.
- Слава Богу, что ты знаешь!

Глава 8. Ничего не понял

Я сидел на кухне, удобно устроившись на стуле, и учил пятнадцатый билет экзамена по зарубежной литературе. Помимо моих конспектов на столе было ещё два учебника, ручка, карандаш, ластик и чашка уже остывшего кофе. Сонная Аня с растрёпанными волосами, щурясь, зевая и медленно и невпопад двигаясь, открыла дверь. Она зашла, налила себе в чашку воды из графина, сделала пару глотков. Потом подняла голову и посмотрела на тикающие часы, которые располагались немного выше моей головы.
- Третий час ночи, - сказала она. Я смотрел в тетрадь и никак не отреагировал на её слова. Она поставила чашку на стол, за которым сидел я, и опёрлась на него руками.
- Какой билет учишь?
- Пятнадцатый.
- Ты был на всех семинарах и лекциях, ты прочитал все произведения. Скажи мне честно, что ты делаешь?
- Учу пятнадцатый билет.
- Ну и зачем?
- Хочу сдать экзамен на оценку «отлично».
Она вздохнула. Потом подошла и села около моих ног.
- Иди спи, - сказал я ей. – Ещё около часа я буду учить.
- Я мешаю? – спросила она.
Я посмотрел на неё. Она сидела, уткнувшись носом мне в бедро.
- Нет. Но тебе учить ничего не надо, ты можешь спать.
Она подняла на меня глаза.
- Тебе учить тоже ничего не надо, - сказала она. – Но ты не идёшь спать.
Я закрыл тетрадь и сел рядом с ней.
- С этого места поподробней, - потребовал я.
- Прости, если обидела…
- Нет! – потребовал я. – Закончи свою мысль!
- У меня нет мыслей…
- Не ври мне! Говори, что там у тебя!
Она закрыла лицо руками и вдруг заревела.
- Да что случилось-то? – растерялся я.
- Я дура, - сказала она, всхлипывая. – Я пойду спать!
- Да что случилось-то?! – прикрикнул я.
- Прости, прости меня, пожалуйста!
Дрожащими руками она заскользила по мне. Уткнулась в моё плечо и стала целовать.
- Да скажи мне, что случилось?!
- Ничего, ты меня, дурочку, прости…
Я обнял её и ждал, пока она наплачется и нацелуется. Минут пять она успокаивалась.
- Ну что? – спросил я. – Что случилось?
- Я заснуть без тебя не могу…
Я нахмурился.
- Есть конкретная причина?
- Нет.
Мы просидели обнявшись ещё пару минут.
- Скажи, пять лет – это много?
- Ты это к чему?
- Просто ответь мне: пять лет – это много?
- Да, наверное… Смотря для чего…
- Мне вот хорошо, - вдруг сказала она. – У меня молодой человек – победитель футбольного турнира, отличник, красивый, сильный, на пять лет меня моложе… А каково тебе?
Я расхохотался и выпустил её из объятий.
- Что? – спросила она. – Я задала серьёзный вопрос!
Я посмотрел на неё.
- Хочешь, я проиграю турнир?
Она задумалась.
- Хочешь, завтра получу «неуд»? Подстригусь налысо? Чтобы ещё такое сделать?
Она улыбнулась.
- Я поняла, не надо.
- Иди спать, я скоро приду.
Она поднялась. Я тоже поднялся, облегчённо вздохнул, сел за стол и был готов погрузиться в учебники и конспекты.
- Тём?
- Да?
- А когда ты закончишь учить, ты прямо сразу ляжешь спать?
- Да, - ответил я, вообще не понимая последнего вопроса.
- И у тебя совсем-совсем сил не останется?
- А что надо сделать? – туплю я.
- Захотеть меня. Сможешь?
* * *
Я уже знал, что в кафе она меня позвала, чтобы расстаться.
- Привет! – я сел напротив неё.
Она сидела с чашкой остывшего кофе. Волосы собраны в хвост, аккуратно подведены глаза, губа немного бледнее, чем обычно. На ней новый свитер. Чёрный, облегающий. От плеча до плеча красуется белая буква V.
- Артём, я много и серьёзно думала, прежде чем решилась на этот разговор с тобой.
Это я знаю. И тому есть несколько причин.
- Я тщательно проанализировала всё то, что произошло с нами…
Во-первых, приехала твоя мама. Это она привезла тебе свитер, в котором ты сейчас сидишь. Ой, что она тебе сказала, когда узнала, что диссертация не помеха личной жизни.
- Если оценивать наши с тобой отношения рационально, то у нас нет будущего. Думаю, что ты это понимаешь…
Дальше десять минут подробного разбора какой-то рациональной мути. Авторство принадлежит её маме. Это неинтересно, можно не вслушиваться.
- Нельзя не вспомнить и про социальное положение каждого из нас…
Во-вторых, тебя разнёс  Каблуков, который набросился на тебя за то, что ты поставила мне «отлично» на экзамене. Варя рассказывала. А Варя в таких случаях не ошибается.
- … и если не затягивать всё это надолго, то нам лучше прекратить подобные отношения.
В-третьих, ты не веришь, что я тебя люблю.
- Артём, я надеюсь, ты меня понимаешь?
Ты смотришь на меня синим льдом. Я понимаю, что твоя рациональность мешает тебе верить. Вот футбольной команде рациональности не хватало. Я им сказал поменяться флангами, и в глубине их глаз не сверкнуло ни единой искорки, что меняться флангами бесполезно. Даже наоборот. Вот если бы в ту же минуту понабежали бы их семьи в полном составе и сказали: «Это абсолютно бесполезно!» и тут же привели им сотню аргументов почему это бесполезно, они бы, выслушав, поржали бы и поменялись бы флангами.
- Что ты думаешь?
Она делает глоток остывшего кофе и ждёт. Она боится. Она знает, что я могу взять её за руку и сказать: «Пошли их всех куда подальше!» И она их пошлёт. Точно знаю, что пошлёт. Но она рациональна. Она подготовилась к этому разговору. Она отрепетировала его. Перед зеркалом. Дважды.
А теперь я должен решить, что произойдёт дальше.
- Ты права.
Синий лёд остаётся в её глазах.
Я поднимаюсь и ухожу.

Глава 9. Не отпускает.

Никого из футбольной команды не отчислили. Варя действительно всем позвонила и всё рассказала. Каждый придумал отговорку, а потом мы все сходили в деканат и написали бумагу, в которой попросили за Макса. Мне кажется, что всем в деканате стало легче, когда появился шанс никого не отчислять. Поэтому всё дело замяли.
В следующие четыре года наша команда однажды прошла групповой этап. Не сами, конечно. Мы заняли третье место, но кто-то из двух первых использовал «подставу». То есть человек на факультете не учится, но на поле появился. За такое команду снимают с соревнований, как только это обнаруживают. Обнаружили после группового этапа. Мы вышли в четвертьфинал, где достойно проиграли. И все следующие годы мы достойно проигрывали.
Зато я стал спокойнее.
Я перестал драться, кричать, что-то там требовать. Тренировки всё больше и больше стали походить на дружеские посиделки, и все были довольны.
Учёба стала даваться мне сложнее. Хотя, по правде сказать, я стал меньше уделять ей времени. А на третьем курсе устроился писать в районную газету разные заметки. На пятом курсе я прошёл собеседование в спортивном издании и меня взяли на полноценную работу. А когда я закончил университет, то смог подрабатывать ещё и публикациями в других спортивных изданиях.
Жизнь моя приобрела форму в меру успешного человека.
Анна Вячеславовна осталась на кафедре зарубежной литературы. Я видел её, когда учился. При встречах мы здоровались, как это положено бывшим ученикам и преподавателям.
Она перестала носить уродующие её кофты. Я видел её в белых блузках. Она научилась пользоваться лаками и ходила с распущенными шикарными волосами, в которых блистали разные заколки.
Всё ушло. Ушло, но не отпустило меня окончательно.
* * *
У меня была назначена встреча по поводу выхода в печать моей статьи. Обычная встреча. Я пришёл в условленное кафе, заказал чай и что-то к нему. Мой собеседник задерживался и, ожидая его, я думал, глядя в окно.
- Здравствуйте, Артём Александрович!
Мне протягивает руку высокий худой мужчина в тёмно-синем костюме, белоснежной рубашке и в синем с отливом галстуке. Я улыбаюсь, пожимаю ему руку, приветствую.
- Прошу прощения, что заставил ждать…
Я жестом демонстрирую, что всё нормально.
- Я внёс в вашу статью несколько изменений. Вы ознакомились?
Я ознакомился. Более того: я детально изучил эти изменения. Если статья будет напечатана в том виде, в котором хочет этот урод, то я буду выглядеть полным идиотом.
- Мне кажется, что некоторые изменения, которые вы внесли со своими помощниками, могут исказить смысл…
- Артём Александрович, нас интересует объём. Только в целях необходимого объёма мы сократили вашу статью. Мы позволили себе удалить третий и четвёртый абзац, поскольку там содержатся доказательства вашей идеи, а вся идея представлена без искажений!
Всё самое главное в этой статье – это третий и четвёртый абзац. Всё остальное можно сокращать, перефразировать, убирать. Выводы без доказательств – верх идиотизма. Этот тупой урод никак не хочет это понять. Но после публикации дебилом буду выглядеть я.
- Я бы хотел сохранить информацию третьего и четвёртого абзацев, - сказал я. – Возможно, я мог бы переделать материал…
- К сожалению, у нас поджимают сроки.
Он замолчал. Мне предстояло сделать выбор: дать в печать статью в том виде, в котором она переделана этим придурком и получить свой гонорар или отозвать свою работу.
- Артём Александрович, я понимаю, что вы, как истинный профессионал расстроены, но в знак уважения к вам и признания ценности вашей работы редакция готова увеличить ваш гонорар за эту статью вдвое. Что скажете?
Что я скажу? Мы все работаем за деньги.
- Хорошо, печатайте!
Он улыбнулся.
- Артём Александрович, а вы не узнаёте меня?
Я ещё раз посмотрел на него. Неприятный тип.
- Нет, а мы где-то встречались?
- Да, правда, это было лет пять тому назад. Не вспоминаете?
Нет, не помню.
- Когда-то мы вместе выиграли футбольный турнир.
Я узнал: передо мной сидел Бор. Худощавый, выхолощенный, в дорогущем костюме и галстуке. От него пахло безумно дорогой туалетной водой, а на запястьях сверкали позолоченные запонки.
- Тогда вы были совершенно непримиримы! – он сиял голливудской улыбкой. – Сейчас вы уже более сговорчивы. Видимо, время научило вас заключать перемирие.
Я сидел в ужасе. То, что со мной происходило последние несколько лет, было кошмаром. А то, что было тогда на первом курсе – прекрасной сказкой. Никто не верил в меня, когда я встал в ворота нашей команды. Никто не верил в меня тогда, когда я стал капитаном. Но я не обращал на это внимания, шёл вперёд, упорно доказывая всем и вся, что в этом мире возможно всё.
Когда же я потерял эту свою силу?
И вот сейчас, сидя перед ухмыляющимся Бором в кафе, я вдруг осознал.
Когда-то передо мной сидела Аня. Так же как и все, она не могла поверить, что я её люблю. И я, разозлённый и обиженный, не захотел ей это доказывать. Поэтому ушёл. Тогда я заключил это глупое, полное всех самых низких мотивов перемирие.
И с тех пор заключаю это перемирие постоянно.
- Я закурю? – спросил Бор. Потом улыбнулся.
- Что это я спрашиваю, как будто через два часа тренировка?
Он рассмеялся и достал пачку сигарет и зажигалку.
- Ты не куришь? – спросил он.
- Нет. Не переношу табачный дым.
Он пожал плечами, достал сигарету и щёлкнул зажигалкой.
Перемирие.
Я должен сидеть и смотреть, как он курит. Потому что лет пять тому назад согласился на перемирие.
Он на это надеется.
Он улыбается и выпускает дым вверх.