Из записок ветерана морской пехоты США
Полную версию см. на Литрес
Елеонский В. Ван Тхо - сын партизана: повесть. М., 2018.
Мне было всё равно куда ехать, лишь бы ехать, поскольку со своей очередной пассией я поссорился окончательно и бесповоротно, а на должности инструктора-подрывника в учебном центре по подготовке новобранцев в свои тридцать лет явно засиделся. Человек по своей природе кузнечик, не я это заметил, ему вечно чего-то не хватает и вечно хочется куда-нибудь прыгнуть, без сожаления покидая насиженное уютное место, залитое нежными солнечными лучами. В один прекрасный момент, прыгнув далеко-далеко, он намертво влипает в болотную грязь. Что ж, сам напросился!
В один такой прекрасный день я вдруг решил, что все, с меня хватит, я совсем запутался в отношениях с моей, казалось бы, суперпритягательной подругой, постоянно невпопад реагируя на её взбалмошное поведение. Мне смертельно надоели нытье, которое по какому-то странному совпадению почему-то всегда звучало в самый интересный момент в постели, а также лунные перепады настроения и доходящая до смешного ревность.
Неожиданные слёзы, причина которых, как правило, оставалась неизвестной (догадайся сам!), глупые детские капризы и безобидные, по её неподлежащему критике мнению, шалости, – всё это, в конце концов, было способно свести с ума.
В мирной жизни релаксацию я не получил (может быть здесь кроется причина всех войн?). Мозги были загажены капитально, я решил вновь почувствовать свободу от вязких как жидкая глина отношений и, если можно так сказать не без иронии, немного морально отдохнуть.
Короче говоря, когда предложили Вьетнам, никаких вопросов я не задавал и молча подписал контракт. Впрочем, те, кто вопросы задавали, вразумительных ответов всё равно не получали.
– Необходимо помочь своим опытом вьетнамскому правительству, его терроризирует разветвленное коммунистическое подполье, поддерживаемое из-за рубежа, а все подробности узнаете на месте, – устало повторял одно и то же измученный кадровик.
В январе шестьдесят девятого года, едва я прибыл в Сайгон, выяснилось, что Соединенные Штаты не просто содержали здесь базу для оказания военной помощи местному правительству против коммунистов, а были сами вовлечены в эту полномасштабную, хотя и не объявленную официально войну. Произошло именно то, чего так стремился избежать покойный Джон Кеннеди.
Ситуация балансировала на грани фола, офицерский корпус нес ужасающие потери, должности командиров взводов и даже рот всё чаще занимали недоучки, которым вешали сержантские лычки на погоны и прибавляли жалованье, лишь бы было кому вести солдат в джунгли на нескончаемый поиск врага. Уровень образования, моральные принципы, методы воздействия на личный состав этих парней, а в отдельных случаях их тёмное прошлое, вызывали много вопросов, однако начальство закрывало на всё глаза из-за катастрофической нехватки командных кадров.
Американские подразделения всё чаще вымещали месть за погибших товарищей на местном населении. Во многом это было связано с тем, что коварный враг растворялся среди местных жителей, и его не так-то легко было распознать. Днём он копается с мотыгой на рисовом поле, а в сумерки ставит мины-ловушки неподалеку от американских военных лагерей. Куда легче было просто стереть с лица земли проблемные вьетнамские общины озверевшим от потерь и нескончаемой войны солдатам, поощряемым своими малоквалифицированными и не всегда морально устойчивыми командирами, пришедшими на должность вовсе не за заслуги, а только лишь потому, что ставить больше было просто некого.
Всё можно сделать чисто. Война всё спишет, а серьезное расследование проводить никто не будет. Так они наивно полагали.
Первым звоночком стала резня в Сонгми в марте шестьдесят восьмого, о которой узнал весь мир, несмотря на то, что командование не желало лишней огласки. Тогда солдатам было приказано уничтожить вьетнамскую деревню, в которой давно замечали повышенную активность партизан. Разведка сообщила, что жителей предупредили наши активисты, и они покинули свои дома. В действительности многие не ушли, а трудились на рисовых полях и занимались домашним хозяйством.
Далее произошло невообразимое. Вместо того, чтобы разобраться и выяснить, где скрывается враг, командир приказал уничтожить всю общину на корню. Перед этим двое американских солдат подорвались на самодельных минах во время высадки с вертолетов, и это только подлило масла в огонь. Стариков, женщин и детей расстреливали как куропаток, а тех, кто спрятался дома или в поле, вывели к водоканалу и убили из пулеметов. К чести наших солдат следует сказать, что в убийствах и насилии участвовали не все, а лишь некий костяк из тридцати человек, сплотившийся вокруг командира роты, но от этого, конечно, не легче.
В результате погибло около пятисот беззащитных мирных жителей. Точную цифру до сих пор не может назвать никто.
Причина неудач американской миссии и деградации армии произрастала вовсе не из-за превосходства коммунистической идеи над идеалами западной демократии, как о том трубила официальная пропаганда просоветского Северного Вьетнама. Просто коммунисты не считались с потерями, имели практически неисчерпаемый людской ресурс, а их солдаты воевали не за деньги и прибавку к пенсии. В условиях ужасающей бедности, когда люди едят траву и древесную кору, а чашка риса – это целое состояние, местные парни были весьма довольны, имея всего лишь крышу над головой, полноценное питание и возможность безнаказанно грабить ненавистных американцев, которых с подачи просоветских комиссаров, многие из которых учились в Москве, чуть ли не каждый второй вьетнамец с пятилетнего возраста считал виновником всех мировых бед и своей законной добычей.
Немаловажную роль играла также восточная психология, согласно которой в смерти совершенно нет ничего страшного. Она всего лишь избавление от бремени кармы, в которой неизбежно запутывается почти каждый человек при жизни, чем дольше живёт, тем больше запутывается, и потому кончина является всего лишь новым перерождением с новыми, ранее неизведанными возможностями.
Такое мировоззрение чуждо среднему западному человеку. В жизни столько удовольствий, и от неё следует успеть получить всё. Как можно ею так запросто разбрасываться, западному обывателю совершенно непонятно. Продать жизнь по контракту в крайнем случае можно, но от этого будут либо дивиденды при жизни, либо в случае гибели семья получит значительную компенсацию, причём не только в виде денег, но и положения в обществе. А погибать за уродливый памятник, который в лучшем случае поставят на братской могиле, нет, это выше всякого понимания! Может быть, именно в этом кроется причина того, что затяжные войны, неизбежно связанные с колоссальными потерями, западные армии никогда не выдерживали, восточные же, напротив, не только выдерживали, но и проявляли в них невиданную выносливость и стойкость, несмотря на ужасающие жертвы.
Местные подпольные военные руководители умело применяли партизанскую тактику, которая была хорошо известна ещё со времен вьетнамских королей и благодаря которой ни одна европейская колониальная армия не смогла взять вьетнамскую территорию полностью под свой контроль. Партизаны или «чарли», как мы их называли, делали внезапные вылазки, после чего в буквальном смысле растворялись в джунглях.
Помимо всего прочего, они получали непрерывную материальную помощь из Северного Вьетнама, который мечтал свергнуть прозападный режим в Сайгоне и взять под свой коммунистический контроль всю вьетнамскую территорию. Львиную долю этой неоценимой помощи составляло мощное и в то же время неприхотливое и простое в обращении советское оружие, шедшее во Вьетнам эшелонами через территорию коммунистического Китая, однако официальный Ханой упорно отрицал этот общеизвестный факт.
Все перечисленные нюансы я узнал позже, а пока что полковник Макнамара, пожилой человек без единого седого волоса на коротко стриженой голове, сухой и крепкий, как трость, принял меня по-отечески, но разговор был коротким.
– С подрывным делом сталкивался, Хоткинс?
– Приходилось.
– Читал о твоих подвигах в личном деле. Годится!
Меня назначили заместителем командира взвода, а командиром был штаб-сержант Нудс, который пришёл на эту должность не так давно как раз из-за нехватки офицерских кадров. В октябре прошлого года лейтенанта Макмилана разорвало на куски миной и заменить его было просто некем.
Нудс мне понравился сразу своей основательностью и рассудительностью. Что бы не случилось, он был предельно спокоен и умело спускал на тормозах оторванные от жизни указания начальства, которых, к сожалению, было немало. Внешность этого примечательного парня была довольно колоритной. У него было округлое, как блин, светлое улыбчивое лицо, прозрачные, как хрустальное горное озеро, голубые глаза и телосложение борца-тяжеловеса.
К моменту моего приезда от взвода Нудса остались рожки да ножки, и из Штатов прибыло очередное пополнение, с которым мне пришлось возиться. Неплохие ребята, все как на подбор атлеты баскетбольного роста, однако слабо приспособленные к полевым условиям и совершенно не имеющие сил отказаться хотя бы на короткое время от тихих житейских радостей – ледяной Кока Колы, пухлого Биг Мака и горячей девчонки.
Запугивания командования, что, мол, по Сайгону бродят тяжелые венерические заболевания, и в случае заражения парней не лечат, потому что такое не лечится, а отправляют гнить на необитаемый остров, причём домой сообщают, что они погибли в бою, на них особо не действовали. А для того, чтобы понять, почему не действовали, надо было хоть один раз побывать в сайгонском борделе.
Ребята полюбили меня сразу, потому что я с подсказки Нудса часто отпускал бедолаг в город, иначе учёба наша просто застопорилась бы, а моя задача состояла в том, чтобы общую военную подготовку, которую они получили в Филадельфии на трехмесячных курсах, трансформировать в навыки, пригодные для ведения войны во вьетнамских джунглях. Я как сержант спецназа с многолетним опытом проведения особых операций в индийских джунглях, кубинских горах и шут знает, где еще, в целом неплохо представлял, что требуется привить за четыре недели адаптации. Им предстояло противостоять не каким-то там бандам, а серьезной силе, при этом следовало остаться в живых, а в Штатах, несмотря на то, что почти все учебные центры специализировались на подготовке новобранцев к вьетнамской специфике, тем не менее, львиную долю обучения составляли муштра и вдалбливание военных церемониалов.
Такой подход лично у меня не вызывал особых вопросов, – наверное, действительно невозможно научить выживанию в тридцатипятиградусной жаре при влажности почти сто процентов, когда кругом болота, полные разных сюрпризов, и не только в виде мин-ловушек, но также опасных бактерий, вирусов, насекомых и пресмыкающихся. Для выживания в таких условиях парням следовало родиться во Вьетнаме. Тем не менее, кое-что усвоить всё-таки удалось, я зря времени не терял, методично занимаясь с ними.
Скоро адаптация закончилась, и наступил апрель, который я запомнил на всю жизнь. Полковник Макнамара дал нам первое задание. Для меня и всего нашего вновь сформированного взвода оно оказалось первым и последним.
Нас высадили с вертолёта на какой-то безымянной высоте, и мы оцепили квадрат близ болот Хо, чтобы эвакуировать сержанта-сапера Джеральда Хоупа. Оказалось, что я знал этого парня лично, года три назад мы встречались с ним по службе в горах Пакистана.
Как сообщил полковник, сапер Хоуп должен был заминировать Крысиные норы – достаточно крупную подземную базу вьетконговцев, которая как заноза располагалась где-то на границе с Камбоджей и наряду с другими такими приграничными базами обеспечивала бесперебойное функционирование тропы Хо Ши Мина, по которой, как я говорил, партизаны Юга получали всё необходимое из Северного Вьетнама – от оружия, лекарств и продовольствия до пополнения личным составом.
Конечно, Крысиным норам, которые должен был уничтожить Хоуп, было далеко до Ку Чи, которые рыли еще в сороковые годы в пригороде Сайгона [только недавно я узнал, что в тоннелях Ку Чи общей протяженностью около двухсот миль постоянно находились шестнадцать тысяч человек, это был настоящий подземный город со своими госпиталями, родильными отделениями, клубами, кинозалами и казармами]. Тем не менее Крысиные норы позволяли действовать достаточно крупным партизанскими силам, входили в зону ответственности нашей дивизии, и именно этот воспаленный аппендицит в животе нашего соединения следовало вырезать как можно скорее, поскольку только таким образом можно было спасти многие жизни наших солдат и мирных жителей, фактически оказавшихся у партизан в заложниках.
Два миллиона добровольцев, охранявших свои деревни с оружием в руках, свидетельствовали, что далеко не все жители Южного Вьетнама исповедовали учение дядюшки Хо и жаждали коммунистического рая, как о том непрестанно трубили средства массовой информации в Ханое. С другой стороны беднейшие слои населения, которых было гораздо больше двух миллионов, видели в учении Маркса, Ленина и Хо Ши Мина спасительный свет и наивно полагали, что коллективный пролетарский труд избавит их от тяжелых жизненных проблем. Коммунисты использовали бедняков как орудие в достижении своих целей, а главной их целью были вовсе не расцвет личности и всеобщее благосостояние, а банальный захват ресурсов и обогащение новой номенклатуры, то есть власть, власть и ещё раз власть.
Если вы слышите зажигательные лозунги о всеобщей свободе, равенстве и братстве, не верьте и знайте, – вслед за ними придет очередной тип, мнящий себя Наполеоном Бонапартом, разбрасывающий населению подачки и требующий взамен неисчислимых жертв. Вот она – реальная стоимость идеологии коммунизма. Да видно по-другому история не движется, и многие сразу вспоминают пресловутую роль личности в истории. Только вопрос, – а кто и где находит эту самую подходящую сильную личность, кто промывает ей мозги очередным философским учением, и, главное, кто затем финансирует её, – как всегда остается без вразумительного ответа.
Сутки мы прождали в условленном месте, однако Хоуп не появился и на связь не вышел. Надо было срочно убираться из этого во всех отношениях отвратительного места, чтобы организовать крупномасштабную операцию по спасению сержанта, выяснить, успел ли он заложить взрывчатку в Крысиные норы и так далее, а с нашими силами там нечего было ловить, однако Нудс совершенно неожиданно для меня закусил удила. Он вёл себя так, как будто решил одним нашим взводом перебить всю вьетконговскую армию.
Вся моя симпатия к нему растаяла как утренний туман под лучами палящего вьетнамского солнца. Ужас холодной змеей подступил к моему сердцу, и вовсе не от того, что кругом нас поджидал невидимый, коварный и безжалостный враг, к этому я давно привык со времен моего прежнего участия в разных горячих точках. Холодея, я вдруг стал подозревать, что у нашего командира что-то с головой, и начал всерьез опасаться, что он непременно заведёт нас всех в могилу. Теперь только я, кажется, начал понимать, почему до этого его взвод неизменно нес катастрофические потери.
Мои неприятные подозрения вскоре подтвердились, но это отдельная история.
20 августа 2018 года