Леди и джентльмены

 

(глава из книги "Эфир интуиции)

В 1856 году британские войска, во много раз превосходящие русские, спешно покидали Севастополь. Нельзя было более оставаться в городе, в котором от неизвестной болезни гибнут без войны десятки людей в день. Сестра милосердия Флоренс Нойтингейл спасала вытащенных с полей сражения английских солдат  от ран, а в госпиталях они умирали от какой-то кишечной инфекции.
  -Томас, быстрее, отплываем, корабль ждёт! Что ты там возишься? - спросил Джон.
 - Да сейчас, только гармошку вот уложу.
  И он в спешке, но с заметной любовью, уважением к инструменту, который доставлял ему столько радости в перерывах между боями, укладывал вещь в чемодан-футляр. Он нашёл гармонь на развалинах, когда с Чарльзом шёл через окопы и увидел что-то блестящее в пыли. Своими басами она напоминала ему орган  собора.
  Джон уже перепрыгнул в лодку к их кораблю и стал помогать другу перешагнуть тоже, но в тот момент, когда одна  нога Тома ощущала  уже деревянный край лодки, а другая оставалась ещё на причале, лодочник надавил на весло, и лейтенант едва успел встать назад, на ступеньки.
 -Ты что делаешь, с ума сошёл, Чарльз? Подожди!
А с корабля уже кричали:
 - Отправление! Отдать швартовы… Эй, на лодке, быстрее!

   Томас Болдон - высокий молодой человек с фигурой пловца, со шрамами на лице, анг личанин из графства Эссекс. Сейчас, перед отъездом, он вспоминал, как в июне 1855 года, в числе других восемнадцатилетних, он прибыл в казарменную церковь Колчестера – бывшей столицы Англии, чтобы перед походом на Севастополь приобщиться к молитвам получить напутствие. В порту стояло тогда много кораблей, а рядом, у ограждения – толпящиеся провожающие. Наученные горьким уроком балаклавской бури 1854 года, когда погибло невиданное количество – более пятидесяти кораблей вместе с экипажами и с зимним обмундированием для армии, родственники новобранцев потихоньку шумели, недоумевали, почему их ребята не хотят брать тёплой одежды, «шарфов, носков» в столь дальний поход. Но… раз командир сказал, значит - не надо.
  Джон тогда подошёл к Тому за табаком – самым лучшим: его дядя брал его в Лондоне, на Бонд-стрит.
 - Том, ты успел повидаться с Шарлоттой? - спросил он, набивая трубку.
 - Сейчас должна прийти… Ведь обещала же проводить… Времени уже мало остаётся, -  ответил, всматриваясь вдаль, Том.
  Джон уже увидел, как Шарлотта - красивая брюнетка в сером твидовом жакете поверх белоснежной шёлковой блузки с небольшим свёртком - спешит к ним, и, отходя в сторону, подбадривал друга:
 - Ну, настроение у тебя хорошее, боевое! За мной – анчоусный релиш к пиву!
 
  А у Тома, на самом деле, в глазах мелькала какая-то тревожность.
    Провожающих было слишком много, чтобы увидеть среди них любимую девушку, но сквозь шум Том уловил её голос, и его лицо просветлело. Девушка только успела отдать другу свёрток с тёплыми вязаными носками и провизией, как услышала мощный звук: сигнал возвещал об отправлении корабля. Высоченные, стройные мужчины в морской форме быстро, по команде построились и направились к паруснику-пароходу. Том лишь подержал её руку в своей, когда она трогала его лицо, и сказал:
  - Шарли, милая, скоро вернусь, вот увидишь, сходим, как и договаривались, в Челмсфорд, послушать тот орган в храме! –
   И исчез в толпе.
 - Томми, береги себя, я буду ждать! – крикнула, смахнув слезу, Шарлотта, но он услышал только обрывок фразы.

    Вспоминая всё это, Том потрогал щёку, на которой теперь был шрам от того разорвавшегося ядра. В течение всего этого времени они переписывались с Шарлоттой, она рассказывала об Эссексе, он – о войне, природе Балаклавы и Севастополя. Что 21 августа они прибыли в Балаклаву в 2 часа дня, и что без сомнения, Балаклава - самое любопытное место в мире: невозможно увидеть вход в гавань, пока не окажешься в радиусе 50 метров от нее. Затем требуется два поворота, и перед вами - весь длинный и узкий канал (длиной около 1/4 мили, но шириной не более 100 ярдов)! «Леандер», 54-пушечный фрегат, был поставлен на якорь рядом со скалами, и там было достаточно глубины, чтобы спустить самое большое построенное судно! Том также писал, что город - не что иное, как самые пустынные руины.
  Одно его письмо очень взволновало Шарлотту - Том говорил о своём ранении, о том, что из 40 человек разорвавшимся  снарядом ранило только его – осколки порезали голову, лицо и изранили колено…
 Штурм Большого Редана (Третьего Бастиона) под командованием сэра Уильяма Кодрингтона 8 сентября не удался, и британские войска были отброшены. Потери были большими - более 2000 человек убитыми и ранеными. Но через десять дней, после боя под Малаховым Курганом, Томас написал, что отправился в Севастополь с Чарльзом Брауном через окопы, затем через овраг, где были сделаны быстрые атаки. Они заметили, что на протяжении 150 ярдов у русских были укрытия как минимум для 200 человек. Затем они отправились на Большой Редан, который, безусловно, был совершенно неприступным, там были бомбоубежища. Как видно из этих слов, Тому было интересно писать подробности о подготовке русской армии, и он признавал, что инженеры противника были намного выше обычных. Также, что русские наблюдатели превосходно управлялись посредством подъемов по парапетам, были полностью защищенными с помощью габионов. Однако… Как бы ни писал он о любопытных, защищающих от мушкета дверях или ружьях, сам тип русского гладкоствольного оружия был устаревшим со времён войны 1812 года, и превосходство в этом британской армии, оснащённой нарезным оружием, было очевидным...
 
  Упомянул Том в письме и о затопленных кораблях. Сначала написал о результатах атак, разрушениях и собственной разведке, о том, что доки русских были безупречны и никак не повреждены, совершенно новые, но, поскольку они были бесполезны, их нужно было взорвать. И далее – о великолепном виде на затопленные корабли и гавань - часть мачт отлично была видна над водой.  А об английских кораблях, затопленных Балаклавский ураганом, он тоже думал.
   Посетив с другом Георгиевский монастырь на мысе Фиолент, лейтенант написал Шарлотте, что храм красиво нависает над морем и построен на перпендикулярной скале в 150 футов. Также, что это - самое красивое место, пока не было разрушено «военными удачами». Они там съели огромное количество зеленого инжира из сада, послушали пение и чтение молитв монахами, которые выглядели необычно грязными и слишком молодыми, чтобы быть монахами. Том писал, что сам Монастырь построен на месте храма Аполлона - старейшего в Европе, и он высказал предположение, что часовня Святого Георгия была основана каким-то англичанином, и у входа он заметил  картины и статуи святого с драконом.

 …Шарлотта с интересом читала письма и всё спрашивала о ранении Тома в лицо и ногу. Но он писал больше о восхитительной природе или об их победах. В одном из писем девушка рассказала, что у них открывается часовая фабрика и она пойдёт туда работать.
 …Январь 1856 года…Корабль в Севастополе взял курс на Константинополь, а Джон всё искал друга:
 - Вы Тома не видели? Том успел со своей гармошкой или нет? Он в этом корабле? А когда следующий?
 - Не знаю. Вряд ли будет ещё корабль – столько людей сейчас забрали, а там – эпидемия, оттуда бежать надо.
 - Как же так?...Мальчишки где?
  -  В каюте полковника, в порядке.
 …Том в темноте неплотно закрыл щеколду футляра, и гармошка в самый неподходящий момент плюхнулась в воду. Он начал заново упаковывать инструмент, но ждать его никто не собирался. В вечерней дымке он увидел лишь еле светящиеся огни его, о ужас, уходящего корабля! Из-за  своей любви к музыке он опоздал буквально на минуту и возмущался, стоя в воде:
 
  - Эй, на корабле!? Стоп, чёрт побери!
 Но трап был уже убран, и Том с огорчением пошёл дожидаться рейса в порту. «Всему виной моё ранение», - сокрушался Том; он даже стал более замкнутым с тех пор. В самом деле, колено в самый неподходящий момент могло вдруг не сгибаться. К тому же, длинный шрам на правой щеке уменьшал угол «бокового» зрения. Глядя в зеркало, Том боялся, узнает ли его, такого изменившегося, любимая Шарлотта? И проводил пальцами по израненному лицу, вспоминая её прикосновение.
 Глубокой ночью, увидев в тумане колыхающийся обоз, он услышал стоны  раненых на нём и жестом попросил добросить его до ближайшего постоя.  Ответили кивком головы. Лошадь шла тихо, а потом вдруг понесла, и Том, видя, что дело худо, стал давать лошади команду, но лошадь не понимала его английских команд, потому что это была русская лошадь, и обоз был с русскими ранеными. Пока русская сестричка Даша Севастопольская делала перевязку другому матросу, обоз потихоньку укатила непослушная лошадь, и по пути в него и сел солдат с чемоданом-футляром. Что поделаешь - конец войны…
      
   Когда повозка упала в кювет, лошадь, очевидно, повредила ногу, кто-то из раненых вскрикнул, кто-то испустил последний дух. Некоторые с помощью Тома, с трудом, но смогли выбраться.
    Так Том попал в плен…
  …Джон вышел на палубу, вдыхая свежий ветер, который был тёплым, несмотря на январь: корабль преодолел успешно весь путь на юг по Черному морю и на запад - прошёл пролив Босфор, обогнул Грецию. Глядя на светло-зелёные, с голубым, волны Средиземного моря, Джон даже не представлял, как он будет объяснять Шарлотте, куда подевался Томас. Он надеялся, что друг доберётся следующим барком и, скорее всего, сейчас уже плывёт за ними…
   
   Два пленных русских мальчика - Соловьёвы Николка девяти лет и Гришаня – семи лет, тоже стояли у борта. Старший смотрел на всё весьма недружелюбно, исподлобья принимал еду и поглаживания по голове, а младшему нравилась и фуражка-бескозырка, и «подтянутые дяденьки» вокруг. Мальчишек оберегает полковник Бригг, но сейчас они вышли на палубу и смотрели туда, куда показывал Джон. Это было совсем другое море, и они вспоминали, как оказались на корабле:
- Что же ты не сказал, что они зовут нас к морю не рыбу удить, а садиться на корабль? - спросил Гришаня.
- Да мне только на паруса хотелось посмотреть, штурвал порулить, а они взяли, и отплыли вдруг.... вместе с нами, – говорил, насупившись, Николка. Они любили в свободное время спуститься к скалам и порыбачить в небольшой бухте. Дети из семьи староверов, они всегда на лето приезжали в
монастырь - погостить и помочь дяде, отцу Иннокентию. Но в 1854 году, когда началась война, монах сказал им:
 - Сейчас вам нельзя уезжать домой, пока оставайтесь здесь.   Будете помогать в стройке – подвозить на тележке камни.
 Мальчики имели красивые голоса и пели дискантом в монастырском хоре, пекли на углях их любимую картошку, приносили наловленную рыбу на кухню трапезной.
 - Потом рыбку посолят, подвесят в полотняный мешочек, и она будет на ветру вялиться, - с улыбкой говорили им монахи.
   
  Но когда французские, турецкие и английские «дяденьки с ружьями» пришли в монастырь, выходить за пределы Монастыря им запретили. Вреда от военных никакого не было, турецким матросам запрещалось заходить в Монастырь в чалмах.
  Кто-то из них выловил после той страшной бури 14 ноября 1854г. английскую повреждённую бочку с тёплой одеждой и рукавицами. А на другой день, когда «подарок» из моря англичане сушили на солнце, то оказалось, фуражки без козырька после сушки сильно уменьшились, и их со смехом надели на русских мальчиков. После шторма тогда весь берег был усыпан щепками от разбитых кораблей.
  Ничего похожего не помнили даже старожилы. Николка ещё 12-го, когда они с Гришаней в келье проснулись ночью от света в окошко, видел, что было тихо, ясно, луна освещала море и окрестности Монастыря и храма. А 13 ноября всё небо затянуло тёмно-свинцовыми тучами, птицы метались в разные стороны с беспокойным криком, вокруг летали сухие листья и ветки.
  И вот 14-го уже рано утром страшный ураганный ветер с дождём и градом обрушился на Балаклаву, то и дело странно менял направление, гнал волны величиной с горы. Море превратилось в кипящий котёл белого – именно белого - цвета. На поверхности была пена, а с неба, казалось, со скоростью света летела острая мельчайшая ледяная крупа. На берегу чугунные казаны и сковороды летали в воздухе как бумажные голуби, и спрятаться от этого урагана было невозможно! Французские и турецкие солдаты  покидали свои лагеря, убегая в поисках укрытия в скалах в разных направлениях. Только англичане стойко держали позиции. Но страшный ветер разбивал об острые камни корабль за кораблём – вершины французской и турецкой инженерной мысли, экипаж за экипажем – цвет британской аристократии. Новейшие парусники сталкивались друг с другом, цепляясь за снасти, команды с палуб смывало гигантскими волнами в морскую пучину, всё, всё уничтожала буря!!!
     Гибель десятков высокотехничных судов с экипажами 14 ноября 1854 года англичанами была приравнена к проигранному морскому бою.
     Союзники использовали Монастырь под жилые помещения, были заняты своими делами, и монахам издалека была видна их весёлость, реже – огорчения после поражений. Подходить к линии берега было запрещено.
   Младшему из мальчиков - Гришане - было так жаль тех красивых кораблей с матросами, уничтоженных стихией, а Николка не слишком отчаивался от
случившегося, потому что видел во всём веление Бога.
   Младшего даже растрогали слёзы одного офицера, который держал шарф из той прибитой к берегу бочки и плакал в него – видимо, вещь напомнила ему о погибших в шторме товарищах, кораблях…
   
  Но постепенно офицеры становились всё веселее, а Гришаня не понимал, что смех этот - от их побед на реке Чёрной, на героическом Третьем Бастионе, Малаховом кургане,  в Севастополе...
 - Hey, boy, what's your name? (Эй, мальчик, как тебя зовут?) – спросил как-то весёлый англичанин Гришаню, похлопывая его по плечу и фуражке.
- That’s lovely hat on your head! It suits you! Where did you get it? (Замечательная шапочка, тебе идёт. Где ты взял её?)
 Гришаня отвечал, что эту шапочку ему дали во-он те дяди, и такую же получил его брат Николка.
-Nickolka? Nickolka. This is wrong! Come here! (Николка? Это неправильно! Поди сюда!). - И англичанин жестом позвал Николку поближе:
- Your name is Nickolas. Nickolas! Two brothers with beautiful English hats. You look like two real gentlemen! (Тебя зовут Николас. Николас! Два брата в красивых английских фуражечках. Вы выглядете, как два  джентльмена!)
    На следующий день вечером отец Иннокентий, осеняя себя крестным знамением, тихонько говорил мальчикам:
 - Не стоит слишком много разговаривать с постояльцами. На днях в Корабельной было жуткое, тяжелейшее сражение. А когда наши матросы отступали, наш монах Савинов пришёл к ним на корабль и геройски стал их подбадривать большим крестом и иконой. Он пел своим могучим басом, и матросы, поражённые его голосом и молитвой, вставали, шли на французов и с Божьей помощью много уничтожили…А Савинов, хоть и его крест раскололся от вражеского снаряда, и сам он был контужен, даже не хотел уходить на перевязку! Он погиб вместе с ними.
 - Ка-ак жалко его! А почему этот монах пошёл воевать? – спросил Гришаня.
  - Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Императора – Царя-батюшки, во имя адмирала Ушакова – нашего благодетеля, купца Абрикосова, который помогает нашим госпиталям… Ну ничего-о!.. Отроки, идёмте ко сну. Завтра в саду полно работы - сломано много веток на инжире, да и после бури памятники до сих пор не поправили.
  Николка смотрел серьёзно на Иннокентия и спрашивал:
 - А папа когда приедет за нами? А можно, мы сами? Найдём тропу - лесом, по Бахчисарайской дороге? Мама будет плакать. А у них там, севернее, -  тоже война?
  Иннокентий смотрел на него с глубокой грустью в глазах. Он знал, что в рядах армии  сейчас - смятение из-за кончины царя  - Николая Первого,  и это не улучшит положения наших в войне. И он подумал: «Позиции России уязвимы именно с суши, а не с моря… Да…Хоть и брат Вениамин ждёт сыновей,  отправлять их пока нельзя». И лишь перевёл разговор на другую тему:
 - Среди разбившихся кораблей у них мощный, новейший парусник «Принц» с золотом на борту для выплаты жалованья морякам.
 - И нашли потом это золото? - спросил Николка монаха.
 - О нём ходило много слухов, потом ныряло много разного народу, но…. Похоже, своё золото англичане потом нашли-таки, ведь поиски ведутся всеми, кроме них.
 - Значит, вот эти дяденьки очень богатые? – спросил Гришаня, показывая в сторону  иностранных постояльцев.
  - Золото – это зло, Гришаня, никогда не стремись иметь его, потому что это - презренный металл, и он приносит много несчастий! – ответил Иннокентий.
 - А наша церковь покрыта почему-то золотом…- вдруг заметил Николка.
  - Во-от - на куполах, или на иконе, алтаре – это другое дело – не опасно, главное – чтобы не в руках, - ответил, растерявшись, монах Иннокентий.


  … После Ла-Манша стало прохладнее и был заметен плотный туман - от Гольфстрима. Корабль входил в холодное, неуютное Северное море. Но солдаты весело разговаривали, раскраснелись после бутылки джина. Видя, что мальчики приуныли, полковник Бригг сказал Николке:
  - Эта фуражка тебе идёт, как настоящему солдату. Будешь служить в армии! Николка махал головой отрицательно, показывая, что не согласен. А Гришаня слушал всё с интересом и улыбался. Джон, держа какой-то небольшой предмет на металлической застёжке, спросил его:
  - Приедешь к нам в Челмсфорд? Вот смотри – это тебе на память, - и передал ему красивое пёрышко с наконечником для его фуражки на бортик. - Приедешь – вместе порыбачим! У нас рыба-то - во-о какая!
 
 …В Керчи, разграбленной к тому времени союзниками, но безопасной от эпидемии, пленный Том помогал везти, а затем и - разгружать убитых соотечественников, укладывать их в гробы. Когда он смотрел на их увечья, то уже и плакать не мог, ведь он осознавал, что его участь - не cамая тяжкая. Англичанин слушал рассказы о том, что солдаты его страны продавали местному населению их же захваченные дома, поскольку при входе в город иноземцев люди в страхе убегали! И Томас предположил, что деньги могли брать за новые постройки.
   Однажды утром он слышал разговор, хоть и не до конца понимал речь врачей, стоящих в стороне. Два патологоанатома - один плотного телосложения, а второй – высокий, худой, -  сначала искали что-то снаружи больницы, потом - внутри неё, потом считали и сверяли что-то по спискам.
    Они озабоченно говорили о случившемся:
    - Если не ошибаюсь, вчера утром в углу, во-он там, был труп женщины-военнослужащей, видно, из санитарок. А сегодня там, как будто, труп парня с пробивающейся белой бородой и усами. А куда она делась, сестричка-то, я не знаю, - говорил плотный врач.
 -  Так и девчонок много переодевалось в солдат, и шли воевать. А иногда – и наоборот – парни шли в санитары. Мне приходилось и другое слышать: говорили, в одном морге труп ушёл, - рассказывал другой врач.
 - Вот как?
- Да. То ли впал в летаргию, то ли был без сознания, а ночью пришёл в себя и ушёл. Своими ногами. Из тюрьмы, знаешь ли, и не так убежишь. Ну - или
из плена.
 - А-а…Я вспомнил. Однажды и у меня покойная выглядела женщиной, а присмотрелся на следующий день, то оказалось, что мужик небритый…На войне была коком, картошку да кашу готовила, песни пела... Пел.
   К этому разговору двух врачей, вдруг, перекрестившись, присоединился гробовщик:
  - Находили и могилы разрытые, и гробы пустые. Видно, похороненный не был умерши -вот и смог, вылезти-то. Прости меня, Господи!
  - Война, брат, война, будь она проклята... – сказал плотный врач.
  - Да, Севастополь - весь в телах, здесь, в Керчи – значительно меньше, но тоже не успевают хоронить, - ответил ему на это высокий врач-патологоанатом.
   
 Слушая их, Том соотносил жесты, слова, мимику говорящего и постепенно ловил себя на мысли, что в основном уже понимает русскую речь. Работал Том в плену строителем. За его музыкальность, игру на той самой гармошке и весёлый нрав его полюбили такие же, как он, пленные англичане, французы.
  Однажды девушка – керченская красавица итальянского происхождения - подпела ему, когда он пел «Санта-Лючию», и не удержалась – нежно поцеловала его. Том был счастлив, ведь она напоминала ему его Шарлотту. Он узнал попозже, что отец девушки, Вениамин - начальник, он и похлопотал сначала о смягчении наказания, а потом и вообще - о снятии вины с Томаса – очень работящего, честного парня. Мать девушки была из итальянцев, старых римлян, живших в Керчи ещё с 12 века, отец - из староверов и разорившихся дворян. Он терял зрение, то и дело всматриваясь вдаль на дорогу, как будто ожидая кого-то.
  Юлия полюбила Тома, не посмотрела ни на его хромоту, ни на порезы на лице, которых он так стеснялся. Через месяц сыграли свадьбу, а через год родился Еремей.
  Жили все вместе они не богато, но дружно, помогая друг дружке во всём.
   1861… Однажды Том заметил грустное выражение лица у Юлии, и сказал:
 - Джулия, не огорчайся, мы сможем построить себе свой дом.
   И он рассказал, что когда они с Джоном торопились из опасного Севастополя на корабль, на причале у него из футляра плюхнулась в воду не гармошка, а небольшой кисет с английскими золотыми монетами.
 - С разрушенного  «Принца»?
   - Ну конечно! Нас же набирали из числа первоклассных пловцов, спасателей и ныряльщиков, чтобы мы всё золото с того затонувшего корабля собрали и вернули в Англию.
  - И ты украл себе чуть-чуть?
  - Нет, что ты, мы ведь клятву давали! Просто разбросанные на дне, далеко  вокруг корабля, монеты собирали. Джон вообще сумел набрать полный кисет, а у меня – лишь монет тридцать набралось.
  - И ты его не нашёл тогда в воде, когда корабль ушёл?
  - Нашёл, и припрятал – закопал в одном месте... – с каким-то сомнением говорил Том.  – Правда, сейчас там уже стройка идёт,может, и нет уже моего припрятанного мешочка…  Давай попробуем с тобой съездить?
 - Вряд ли малыш позволит, и на родителей Ерёмку неудобно оставлять. Попробуй сам поехать поискать, может быть, и найдётся твой мешочек золотыми монетами. И тогда мы сможем дом построить, - ответила, улыбнувшись своей красивой улыбкой, Юлия.
   

   Том приехал в Севастополь в то самое место, где спрятал 5 лет назад мешочек, завёрнутый в тряпку. Он запомнил тот серый камень, который как будто торчал из скалы.
 «А! Вот он!» - вскрикнул Том и осёкся – не услышал ли его кто-нибудь? Порт уже начинал строиться, была расчищена и выложена камнем пристань. Он решил пойти туда вечером. Несколько раз поднимался, спускался, глядя на камень, узнавая поросшие кустарником очертания, ходил вокруг, пока не убедился, что это то самое место, и что он не будет заметен. Ночью он уже прекрасно ориентировался, откопал ножом от корней проросшей травы ямку, а потом лопаткой - тряпку, нащупал в ней мешочек. Всё было цело-невредимо. Он возвращается с добычей.
   …Как-то вечером, Вениамин услышал знакомые шаги и голос: это брат Иннокентий приехал к ним из Севастополя. Вениамин обрадовался и удивился, что он был один, но брат был серьёзен:
 - Прости, я всё осмотрел, звал их, искал при уходе англичан и французов из обители. Но нигде не нашёл…
Они оба заплакали. Держа друг друга за плечи, наклонив головы, два взрослых  мужчины, один - в монашеской одежде, другой -  в рубахе и сюртуке  - некоторое время не могли говорить. Потом Вениамин спросил:
 - Да… Беда…У вас там – груды камней, холера, разруха?
 - Ужасно. Повсюду – камни, горе. Но люди - какие же наши люди герои! Адмирал Нахимов – невероятно смелый человек! Как он повёл корабли на Синопе! Как разбил турок – за два часа, с минимальными потерями! Бесстрашный - в Севастополе шёл в бой на вершину габионов, заражая своим примером матросов! А Истомин - дворянин… А Лазарев, Корнилов, все – за землю русскую, за Севастополь кровь свою проливали, корабли топили – чтоб враг не прошёл! Говорят, полегло больше ста тысяч... Царство небесное им - рабам Божьим – матросам и солдатам, всем, кто смертью храбрых голову свою сложил, - с рыданиями в голосе, осеняя себя крёстным знамением, говорил Иннокентий…
 

  …На часть найденного золота с английского корабля Том и Вениамин выстроили дом, в нём позже родились ещё трое детей. Несмотря на любовь близких, сам старинный город и жаркий климат Керчи тяготил Томаса Болдона, привыкшего к дождям и туманам. Но не только поэтому, а также из-за общей послевоенной атмосферы… Он взял фамилию отца Джулии – Вениамина Соловьёва.
 1864... Их старшему - Еремею было уже около восьми лет, когда семья с четырьмя детьми решила переехать на Волгу:
 - Там и климат попрохладней, много лесов, грибы, простор, рыба, -рассуждал Том-Тимофей, как его прозвали на русский манер.- Пойми, Джулия, англичанин – это, прежде всего, - рыбак, моряк, покоряющий новые земли.
   И, упаковав багаж, они отправились барком в северном направлении по Азовскому морю, затем на речном корабле - по Дону и Волге.
  Но Тому-Тимофею не суждено было доехать до цели: пересадки, простуда, на корабле он заболел. Их английское золото было надёжно припрятано, чтобы не вызывать интереса в дороге, но не спасло бы даже оно:из-за отсутствия нужных медикаментов ему ничем не смогли помочь, и он скончался от малярии на границе Волгограда и Саратова.
  Его быстро похоронили в посёлке, где судно пристало к берегу для высадки пассажиров. Пока у семьи ещё не было крыши над головой, помогали местные сельчане, а  потом Джулия смогла правильно распорядиться оставшимися деньгами, им помогла деревенская церковь, и за лето в деревне вырос новый добротный дом. Здесь они начали жить, обустроили небольшой участок. Еремей становился главным в семье и заботился о младших братиках и сестрёнке, поправлял могилу отца. Дисциплина у него была на .первом месте.
 

   ...В России проигранная Крымская война с  последующим Парижским мирным договором стала ревизией, пересмотром всех сфер жизни, во всех направлениях начался прогресс. В мире начали создавать механизмы предупреждения о надвигающихся погодных переменах – этому поспособствовала страшная Балаклавская буря 1854 года. А в августе 1859 года была зафиксирована мощнейшая вспышка на Солнце, равной которой до сих пор не случилось, и тогда все телеграфные приборы Земли дали сбой. Не связаны ли с ней и все предшествующие этому явлению планетарного масштаба события? Ведь они были своего рода предчувствием человечества:  своему нелогичному агрессивному поведению люди не находили объяснения, продолжали делать ошибку за ошибкой. После того, как Император Николай Первый просчитался в отношении союзников - Англии и Франции, объединившихся с Османской Империей, - война превратилась в затяжную череду бессмысленных потерь, сам он скончался. И сказанные   позднее слова Императора Александра Третьего только о двух союзниках России – армии и флоте -  навсегда вписаны в историю.
 
… Поколение за поколением, Соловьёвы создавали семьи с хорошо знакомыми людьми, как и советовал им старообрядец-дед. Эта традиция староверов обеспечивала им рождение детей от здоровых, проверенных семей. Приобщение к крестьянскому труду, наблюдение за природой развивало их интуицию, запрет на аборты способствовал приросту населения, дети росли в труде сызмальства. Но… староверов, поставляющих стране здоровые гены, не любили, неудачи преследовали их, они, как отверженные, жили на окраинах.
 И перед Первой мировой войной 1914 года о своей главной цели - получении статуса купцов Соловьёвым пришлось забыть.
   Внуки и правнуки  Тома росли не похожими  на русских: кто-то высок ростом – в английского  прадеда, а кто-то вспыльчив характером и смугл лицом – в итальянскую прабабушку. Пели каждое утро каноны и псалмы в церкви, в которой внук Еремея Игнат постепенно стал настоятелем.
   
 1918… После Октябрьской революции Феофан, сын Игната, женился на Елене, необыкновенно тихой, послушной девушке, сначала жили богато, но потом в невзгодах.  Во времена жестокого раскулачивания они бежали на поезде и шхуне в Каракалпакию, там было не так голодно и не слишком опасно. Из   девяти  уцелело у них семеро детей - дочь Таисия и шестеро мальчишек.  А вернувшись из Средней Азии, трудолюбивый крестьянин с внешностью дворянина Феофан выращивал в Заволжске овощи, продавал, чтобы прокормить семью. Вместе с дисциплинированностью был щедрым - угощал по осени яблоками и грушами всех соседей.
  Таисия вся была в отца – начальник, командир: топала при ходьбе по полу.       Английский консерватизм часто проявлялся в ней – не любила новшества, настаивала на своём мнении, но была пытлива к знаниям, книгам. Любимым её предметом в школе была география, а авторы – Стивенсон, Жюль Верн, И.Тургенев, А. Пушкин.
  1930-е…. О генах в семье говорили мало, сказались сталинские времена стуков в дверь ночью, репрессии Тая лишь запомнила фразу отца, Феофана Игнатьевича:
  - Мы из дворян, дочка, хоть и из разорившихся. У нас всё известно в роду обо всех. Кроме одного мальчика  - он пропал в далёкие времена, в войну.
 При этом не уточнялось, в какую войну, и постепенно перестали упоминать о двух пропавших. Много говорить в их семье было просто запрещено, а тем более - о давней Крымской войне, и даже слово «английский» произносилось без всякого тепла, только - с уважением к качеству товара.
  Мимика лица Таисии была не слишком подвижной, своего румянца на белых щеках она стеснялась, лишь, чтобы развеселить родных, она нарочно морщила несколько раз переносицу, поднимая околоносовые складки. Обожала музыку, особенно - низкие глубокие звуки баяна
  Ещё в школе учителя хорового класса, слушая её голос, советовали Тае серьёзно учиться музыке. Она обладала сильной интуицией, чувствовала не только людей, но даже события на расстоянии… В послевоенные годы она вышла замуж, родила 3 детей, но выжили только две девочки.
               
                2
 Англия,  1866…Шарлотта ещё долго после возвращения Джона надеялась, что и её Том вернётся. Но вестей от него не было, и она решила посвящать больше времени работе на новой часовой фабрике. Когда Джон приходил за готовыми изделиями – мелкими деталями, чтобы развозить их по мастерским, она замечала его взгляды, как будто случайные - прикосновения.  Она знала, что давно нравилась ему и вскоре ответила на его предложение выйти замуж.
 …Жили они довольно крепко, весело. Вместе с младшей сестрёнкой Тома,  пятнадцатилетней Элизой, втроём ездили в лес на лошадях, собирали ягоды, рыбачили на канале. Если женское «население» попросит что-нибудь к празднику, Джон откуда-то находил деньги, чтобы порадовать Шарлотту и Луизу украшениями или новой красивой одеждой.
     Однажды он предложил им съездить в Лондон к старому другу – полковнику, усыновившему двух русских мальчиков. Покашливая, Бригг встретил их на террасе своего дома с улыбкой:
  - О, как я рад! Ну, что ж – прошу вас, миссис Шарлотта… А… Вы, мисс? Элиза Болдон? Очень приятно, проходите… Как погода в Челмсфорде, как добрались?
  -  Благодарю Вас, сэр, всё хорошо, был небольшой дождь, но ветер с востока разогнал тучи. Сейчас ясно. – Джон говорил, глядя на такого постаревшего и уставшего Бригга, опирающегося на трость: со времени возвращения из крымского похода прошло уже более десяти лет, а раны давали о себе знать, и у полковника развивалась эмфизема после нескольких воспалений лёгких.  От волнения он говорил с частым вдыханием:
 - Да…Восточный ветер… Наша Восточная кампания… Подготовка к ней была, всё-таки, недостаточной, а местами – спонтанной… Боже мой – из
 Болгарии привезли с собой холеру в Крым…Столько умерло! И Севастополь… показал такие зубы!.. А какая буря…Страшно! Такие потери…Погибли лучшие сыны нации! И во имя чего? Почему-то были уверены, что русские подготовлены плохо. А они так дрались!  Отважный народ!
  -  О, сэр, одно слово  - стояли за город насмерть! И сколько наших полегло, да… А Вы знаете, сэр, я слышал, и флотские говорят, что наше руководство  было в нерешительности, вплоть до самого Севастополя думали, что отменим наступление…
 - Да, Изабелла об этом писала в дневниках, - заметил ему на это полковник, - до чего смелая женщина! На лошади одна или с отрядом, делала десантные вылазки для обследования территории неприятеля. И возвращалась на корабль с донесением о степени подготовки противника. С учётом того, что на корабле каждый день умирало по одному-два джентльмена, она в Варне была уверена, что началась эпидемия и поход отменят. Но это были только предположения. Ведь им так был нужен этот полуостров и главный порт - Севастополь!
   

  Полковник с Джоном ещё поговорили о той тяжёлой Восточной кампании, но недолго. К ним присоединились два хорошо одетых молодых джентльмена - Николас и Грэг. Полковник Бригг дал Николке и Гришане  свою фамилию. Джон был так рад их видеть, что не уставал говорить и играть с ними, и Элизе тоже было весело с ними. За ужином полковник шепнул Шарлотте:
 - Вот я наблюдаю, Шарли, как вы с Джоном хорошо живёте, а Ваша мисс Лайза так понравилась Грэггу…
   Шарлотта была рада словам полковника Бригга, хотя и грустила по брату Элизы – Томасу, он ей всё ещё продолжал сниться. Однажды на рынке в Бореме она увидела абсолютно седого хромающего человека и взглянула ему в лицо. Но он поспешил скрыться, подняв воротник. Шарлотта обошла ряд с другой стороны, чтобы он оказался идущим ей навстречу. Она вскрикнула «Том!», увидев шрамы под бородкой у этого человека в сером пальто. Но как-то на Тома он не был похож. Да что говорить – уже 10 лет прошло…
    1875… Когда Грэгу-Гришане Соловьёву-Бригг было около двадцати пяти лет, полк кавалерии, где он служил, пригласили на церемонию королевского награждения, и присутствующая в числе зрителей Элиза Болдон увидела его в полной амуниции. Это было невероятно красиво – золотые упряжки лошадей, блестящие начищенные кожаные сапоги, металлические детали и пуговицы на чёрном кителе и фуражке - всё сияло вместе с трубами и фанфарами военного оркестра. Элиза не удержалась, чтобы после концерта не сказать ему об этом.
 

  - Грэг, а тебе не кажется, что к твоей чёрной форме очень подходит мой белый шарф? – улыбаясь спросила она, когда позже они сидели в кафе.
   - Мне кажется, что мне подходит не твой шарф, а мне подходишь ты, милая Лайз, – тихо сказал Грэг и поцеловал её.
   Придя вечером домой, он сказал приёмному отцу, что хочет жениться на Элизе.
   После их свадьбы старый полковник Бригг однажды заболел, сник и вскоре скончался. Грэг оставил службу в армии, стал инженером связи, и после женитьбы он - Гриша Соловьёв-Бригг взял фамилию жены - Болдон.
   Русские гены проявлялись в них и в любви к картошке, и в смелости, честности, и в большой любви к музыке: они пели, посещали церковь,
специально ездили слушать орган большого собора в Челмсфорде. Но о связи семьи с Россией говорить было принято лишь вполголоса. И когда на открытой летней сцене оркестр играл симфонию русского композитора Чайковского, Болдоны заслушивалась этими чарующими звуками, и ещё долго потом Грэгг, Элиза и дети находились под впечатлением от той прекрасной музыки.
  Широту русской души в них останавливали гены бесконечной экономии и расчётливости, принятой в Англии.   
 
1889…Ещё до начала девятисотых годов Болдоны услышали о судьбе офицера специальных сил Николаса Бригга – брата Гришани. Николка погиб, спасая людей с загоревшегося и тонущего на Темзе корабля, и тогда пропали без вести и погибли почти все пассажиры и экипаж...
 

   1914….В Первую Мировую войну всем приходилось не сладко, и семья Болдонов – не исключение. В восточной Англии- в Эссексе- люди очень любознательные, любили читать газеты, журналы, книги новых и старых мастеров Слова.
 На улицах Лондона стоял сильный смог, и копоть от печей, растапливаемых углём, оседала на стенах зданий. Сидя у камина, у англичан в те годы было принято, молча прочитав грустные новости из газет, говорить больше о смешных историях Чарльза Диккенса и Бернарда Шоу.
 В 1920-х годах стали появляться любительские театры, и семья Болдонов часто посещала спектакли по Шекспиру, Голсуорси.
   Проявляли они и актёрский талант. Однажды маленький Стевен Болдон – внук Грэгга-Гришани театрально-громко объявил родителям:
 - А вы знаете,  что в военном оркестре в Челмсфорде не хватает трубача? Пустите меня туда учиться!
 Он овладел не только профессией инженера-часовщика, но и музыканта – хорошо играл на трубе и ремонтировал духовые  инструменты. Но больше всего его привлекали мелкие детальки разных  часов.
  1943. Стевен работал на часовой фабрике, а когда началась Вторая Мировая, заболел туберкулёзом. После госпиталя его обязали работать на оружейном заводе. Однажды он увидел там очень красивую девушку - её большие сверкающие карие глаза как будто загипнотизировали его с первого взгляда:
  - Ты очень похожа на мою бабушку – Элизу, у неё на старой фотографии – такие же блестящие глаза, как у тебя!
Через месяц он предложил ей руку и сердце.
   
   После войны были трудные времена: Стевен видел, как жене не просто уследить за тремя дочерьми, двое из которых – двойняжки. Но никто не оставался без улыбки в его присутствии – прирождённый актёр, он просто сыпал шутками, танцами и песенками.
               
               
                3
.1987…..Витька приехал из Воронежа немногословный, холодный, на вопросы жены, удалось ли сдать экстернат, отвечал вяло, нехотя, мол, сдать-то сдал, но дадут ли офицерское звание – неизвестно. В семье военного – прапорщика Виктора - давно ждали этого события, так как квартирный вопрос в восьмидесятые годы стоял остро, мешал мирному сосуществованию, а жильё быстрее давали офицерскому составу. В гарнизоне вообще обстановка становилась  какой-напряжённой. Сама отрасль - морская авиация - новая и очень эффективная, дающая наблюдение и превосходство над авианосцами противника, все служащие и офицеры ходили в морской форме. Россия,наученная опытом Крымской войны,нарастила с таким видом флота свои арсеналы, и была хорошо защищена и с моря, и с суши. Однако желающих разрушить это спокойствие оказалось немало, и в мире стали поговаривать о всеобщем разоружении. Да, обстоятельства всегда сильнее планов и мечтаний людей.
 - Сейчас… политики… договариваются о сдерживании любого вооружения– слишком много оружия создано. Поэтому многие воинские части будут расформировываться, - оправдываясь, говорил муж.
 -Ты имеешь в виду наш гарнизон? – спрашивала Катя.
 - Базу гарнизонную  пока оставят, - ответил Витя, - а вот другие большие части, похоже, будут уничтожаться.
   В это невозможно было поверить и Катя смотрела на Витю,  как на сумасшедшего. В нём действительно изменилось многое – вместо прежней деликатности, любви и нежности в обращении с женой появилась жёсткость,  грубость. Но особенно заметно это стало после этого трёхмесячного экстерната: в его голрсе стали мелькать  нотки безысходности и обиды:
 - Да, я вот такой -  средний, и я не изменюсь. Я никуда не хочу стремиться, хочу слиться с природой, наслаждаться солнцем, морем, лесом, воздухом, и не надо от меня требовать большего! - Витя и в самом деле был под впечатлением от курса в Воронеже, от тех новостей, которые им там сообщили: многие воинские части, даже военные училища  сократят…
  Нельзя сказать, что Катя не понимала, что в её жизни всё складывается вовсе не так, как в судьбе Джейн Эйр или Консуэло, её сознание было приведено в чувства более поздними примерами в литературе – грустным, но таким вневременным Чеховым и современными романами И. Шоу, В. Кунина. Но идеалы вечной любви, надёжности в отношениях, преданности - жили в ней. Наверное, этот свет держит любого человека на Земле.
  - То есть, семья для тебя, пусть и нет у нас детей – это ничто? И все твои обещания и клятвы в преданности – пустой звук? - спрашивала мужа Катя, и драматические линии отпечатывались на её лице. Она уже давно заметила, что маска разочарованности на лице человека появляется задолго до события.
 

  В её жизни после переезда из отчего дома в Заволжске печальная линия губ проявлялась всё отчётливее. Воспитанная в семье матери с генами староверов-дворян и отца-фронтовика, Катя ради мужа и сохранения их любви, семьи, оставила и дом, и одинокую маму, и перспективный карьерный рост в добротном учреждении. Витины родители – люди прижимистые, что было абсолютно чуждо маме Кати – Таисии Феофановне, она сразу была против своего зятя – Виктора. И через два года после свадьбы из-за «счетов» родителей с обеих сторон в молодой семье стало доходить до развода. Они решили уехать в другой регион – в столь полюбившийся обоим украинский Крым, где служили высокопоставленные родственники Кати.  Они предложили пожить её Виктору у них, пока Катя не рассчитается с работой в Заволжске.
  Однако в воинской части, куда его порекомендовал родственник со статусом, Витька, хоть и не конфликтовал, но и не развивался. Кате на новом месте работы было сложно – её столичному образованию завидовали, завуч с директором «съедали» её, потому что боялись, что талантливая специалист «подвинет» их с места. Муж, как мог, поддерживал её во всех интригах женского коллектива. Но главная надежда была на его экстернат и открывающиеся при этом возможности. И вот…
  Такое большое разочарование стало последней каплей в череде других случившихся событий  для обоих этих красивых людей. Восемь лет брака становились обузой, и Екатерина приняла решение развестись...
 

  После развода квартира осталась в распоряжении Кати.  Виктор объяснял так:
 - Я же виноват, значит, квартира и мебель - тебе. Из бронированных комната исключена: некто Абдулин с Дальнего Востока уже  десять лет как забронировал её, но  не подтвердил и потерял бронь.
 Некоторое время спустя Виктор рассчитался с армией вообще, и переехал в другой город из этого перспективного гарнизона. Катя плакала в подушку, переживала, что столько лет ожидания не подтвердились никакими результатами. Очевидно, слёзы эти были и предчувствием того, что муж снова подведёт её, и Катя лишится крыши над головой. Похоже, в наше время сдерживать своё слово могут только истинные джентльмены...
 
   Весной 1991 года Катя получила несколько приглашений – одновременно  из Швеции и Дании с предложением выйти замуж - с одной стороны, и приглашение по работе с повышением в столице – с другой. Она очень удивилась красочным конвертам в своём почтовом ящике, но потом вспомнила: «Ах да, полгода назад, на курсах, коллега достала газету с адресами мужчин-скандинавов, желающих познакомиться для создания семьи с русскими женщинами… Так это она и выслала мой адрес? Надо же!».
  Последующие внезапные события в жизни Кати можно воспринимать лишь в соотнесении с начавшимся разрушением страны.
   О термине «слово джентльмена» она не раз читала в английской литературе, но не знала, что это достояние страны, юридический термин,  действующий по сей день в Англии. То есть люди воспитаны таким образом, что доверяют друг другу серьёзные бумаги, скрепляя это всего лишь словом и рукопожатием! Без каких-либо печатей! Каким же надо быть честным, заработавшим себе авторитет не одним десятком лет, чтобы твоему слову человек верил, как самому себе! Этот эталон воспитания настоящего английского джентльмена не выходил у Кати из головы.
   Придя в себя от разных неурядиц, она задумывалась о переформатировании системы образования – причине всех несчастий общества. Она была уверена, что склок в коллективах было бы гораздо меньше, и знания - прочнее, если бы акцент в школьном обучении был сделан на красоте, на эстетике – живописи, музыке, хореографии, предметах духовного образования. С обязательными отчётами в виде конкурсов, концертов, викторин. Соревнование будет мотивировать, концерты - дисциплинировать, воспитывать ответственность, усидчивость, и родители с удовольствием послушают выступления своих детей как отчёт, результат учёбы.
 «Мы как нация сделали много в области культуры, но не привили этику отношений, - думала Катя. - Срочно нужно разрабатывать предмет «Этика, основы психологии, религии и эстетики. Может быть, и воровать будут меньше».
   

   С этими мыслями о создании своей школы в августе Катя поехала в Москву, чтобы встретиться со шведским инженером, получившим её адрес в брачном агентстве. Он – серьёзный сорокалетний человек с 2-мя детьми, восторженно отзывается о её фото, увлечениях и её специальности. Но не довелось состояться этой встрече, ведь то было 19 августа 1991 - день госпереворота. Швед даже не въехал в страну.
  С девяносто первого года всё стало меняться на глазах: появилось предпринимательство, общество бурлило новостями о скором обрушении цен. В подтверждение Витькиных слов о ликвидации воинских частей, упорно ходили слухи о расформировании Флота, что наиболее знающая, продвинутая часть гарнизона называла чистой воды предательством:
 -  Крым и Черноморский Флот никогда не может быть сдан, ни при каких обстоятельствах, только вот власть прочитает учебник истории, и всё наладится, всё будет хорошо! Крым постоянно является привлекательной точкой для Запада. Аппетиты их растут с каждым днём! Буквально недавно – лет шесть тому назад, все говорили, что в гарнизон и полк приезжали американские лётчики и всё душевно сфотографировали, все самолёты и базы. Почему, зачем, кто это разрешил? Это же нельзя было делать!
  «Снова – образование!», - думала,слушая это,  Катя.
  И так жаль было смотреть на молодых лейтенантов, прибывающих в гарнизон после лётных училищ, они растерянно смотрели по сторонам…
   1992….Менялись деньги, закрывались целые предприятия, учителям прогнозировали жизнь пекарей.
    Однажды, когда закрывались магазины «Галантереи», знакомая завмаг Марина пригласила её зайти присмотреть себе что-нибудь из ликвидируемого товара. Катя открыла знакомые двери и удивилась невиданной картине: вся галантерейная мелочь была поднята с полок на стекло витрин, откуда-то шёл очень приятный знакомый запах. Повернув голову, она поняла, что невероятно свежий запах источала небольшая коробка, плотно набитая ампулами с лавандовым маслом. И она спросила:
 - Сколько стоит масло?
- 3 карбованца.
  - Одна ампула?
 - Нет – вся коробка.
   Быстро выйдя из магазина с такой увесистой и дёшево доставшейся коробкой, Катя ощутила всё счастье двухсот ампул лавандового масла.
  После этих лавандовых ванн она со временем почувствовала заметное улучшение здоровья:  кроме лечения бессонницы, лавандовое масло имеет массу целебных свойств: нормализует кровяное давление, дыхательную систему, убивает микробы.
   После телепередач и череды сериалов о счастливой жизни девушек, ставших принцессами, большинство женщин в 90-ые переживали только разочарование от мужчин. И в гарнизоне подобные случаи были не редки.
    Как же убедить людей сдерживать слово, хранить ценности, на которых и держится мир?

                ***
 … Хелен Болдон – стройная невысокая англичанка из графства Эссекс, брюнетка с белоснежным лицом и румянцем на щеках, в 1979 году решила поехать в отпуск за границу и купила путёвку. В Москве ей, хорошему музыканту от природы, трубачу военного оркестра, было счастьем послушать симфонический концерт в Московской Консерватории. Вообще, её ощущения были невероятно радостными, а всему виной - музыка П.И. Чайковского, рассказы А.П. Чехова, так трогавшие её сердце. Ей давно хотелось побывать на родине этих гениальных людей - в СССР - увидеть просторы  страны и также посмотреть  вершину Кавказа - Эльбрус.
  После знакомства в России с живой симфонической музыкой и балетом,  посетив советские театры, по приезде домой Хелен купила набор стерео-пластинок с произведениями  русских композиторов и собрание сочинений русских писателей-классиков. Звуки фортепиано и русской  балалайки преображали её ещё в школе, а после поездки продолжали звучать в её сердце.
   После четырёхлетнего курса «славянской филологии» в Университете, Хелен в колледже преподавала драму. Здесь и началась её любовь к Чехову. Его небольшие пьесы было легко и увлекательно ставить с учащимися.  Когда она столкнулась с разным переводом пьес, то поняла, что ей просто жизненно необходимо изучать русский – такой интересный язык.
  И уже в пост-советские  90-ые она снова приехала в Россию, на курсы русского.   
  И везде Хелен отвлекалась на это внутреннее тёплое ощущение "музыки" русского языка. Чехов помог ей встретить в её любительском театре мужа – Дик великолепно играл самых элегантных чеховских персонажей.

         

    1992.. . В гарнизоне Катя не сомневалась, что откроет школу нового типа воспитания с привитием этики отношений с детства, «школу гармонического развития», школу юных леди и джентльменов. И в сентябре зарегистрировала в налоговой службе, как и многие в те времена, своё предпринимательство.
  …На открытие пришло много народу, звучала классическая музыка, было
 много цветов, читались стихи и поздравления, благодарили директора, решившейся на такой поступок - открытие новой частной школы. Название было столь привлекательным, что Кате показалось, сам Принц Чарльз заинтересовался такой школой и приехал в Крым, правда, встретиться с ним, разумеется, не удалось. Это её друзья распространили информацию в никому тогда ещё не знакомом Интернете, и интерес к школе и её руководителю так вырос. Катя понимала, что одной ей поднять такую школу будет невозможно, нужны спонсоры, хорошие кадры.
  На должности преподавателя английского она видела свою лучшую подругу Светлану, муж которой был человеком весьма предприимчивым. Его называли красавцем, но Катя не находила в нём ничего особенного, кроме копны красивых, с проседью, густых волос. Однажды он пришёл к ней домой поговорить о «Школе», и Катя обрадовалась, что наконец-то прояснится, почему же его Света тянет с ответом.
  Все его советы по организации школы были обсуждены, вино закончилось, а Сергей и не собирался уходить. Он говорил:
 - Ты слишком рано начала заниматься такого рода школой, общество надо готовить, к тебе придут только дети богатых, и ты будешь петь под их дудку, а не они - под твою. А пока ты должна подождать.
 - Сколько? Год, два, или, может быть, пять? И что мне – закрывать сейчас школу? – спросила Катя.
  - Ну что-о-о-о ты! Для того, чтобы все действительно созрели, надо подождать хотя бы лет десять, пятнадцать.
 «Может быть, это у него такое ухаживание, что же он хочет?» – подумала Катя, когда часы показывали «одиннадцать» и представила картину, как она у лучшей подруги уводит мужа. Даже если она и слышала, что они со Светой жили не очень дружно, она ни-ко-гда бы не пошла на это. Ей стало противно и ближе к полуночи она вежливо предложила рассерженному Сергею поторопиться домой. Что это было? Торг? Шантаж?
  А через несколько дней Катя взяла на работу учителем английского жену лейтенанта, выпускницу «Ин-яза».
   

  1993.…  Штат школы разрастался, с основной работы ей пришлось уволиться. Добавились предметы по подготовке к вступительным экзаменам в институт, приглашены опытные, крепкие репетиторы.
 Спонсоры, среди которых многие были из агро-отрасли, помогали по-разному. Учитывая те сложные времена, когда, чтобы выжить, всё продавалось и перепродавалось, один из них привёз огромнейший, полный мешок семечек подсолнечника, необыкновенно крупного, и Катя попросила поставить его временно на балкон.
  Приехав через неделю вечером из командировки, она услышала странные звуки в квартире, но так устала, что после душа с лавандой крепко уснула. Когда же среди ночи она почувствовала, что по ней кто-то лёгкий быстро перебегает, она вскочила и включила свет. Какой кошмар! Это была мышь! Понятно, что мешок с семечками привлёк их внимание! На следующий день она пришла домой с мышеловкой. Ближайшей же ночью была поймана одна мышь, затем – вторая, третья, и конца этому не было видно. А ведь ей некогда было заниматься мышами, в гарнизоне она встречала то представителя СМИ, то нового преподавателя, то улаживала дела с налоговой, обдумывала концепцию взаимоотношений со спонсорами.
 - Будете ли Вы открывать филиалы? Как будет выглядеть диплом об окончании «Школы юных леди и джентльменов»? Будет ли отдельное здание? – спрашивали они.
   На все эти вопросы Катя отвечала утвердительно, лишь дипломатично добавляла: «В будущем».
 

   Но мыши исчезли в один день, раз и навсегда, вместе с мешком: внезапно в школу не пришло несколько учеников из офицерских семей.
 - Расформировывают, задерживают зарплаты, - печально, со слезами на глазах сказала одна из пришедших родительниц.
- Полк? – спросила Катя.
 - Нет, - Флот!
 - Как – весь Флот??? Никому не нужны военные, моряки? Ничего себе! Давайте распустим все полки, откроем все границы, поставим на прикол все корабли! Зачем тогда нужны были все жертвы в страшных войнах за территории в течение всех лет существования? И теперь этот подвиг прадедов и отцов – забыть? Что за времена настали? – возмущалась Катя, задыхаясь от негодования.
  В её школе теперь начнутся большие проблемы, поскольку произойдёт отток учеников из-за неуплаты. Семьи военных в гарнизоне стали постепенно уезжать.
  Новость  в военном городке всех сбила с ног. Учителя-репетиторы хоть и не остро нуждались в деньгах, но их взгляд, в котором можно было прочесть и вопрос, и упрёк, и насмешку, теперь у Кати был перед глазами. И она решила рискнуть – поехать, как и все, с подругой в Москву - продать этот мешок семечек и остатки того самого лавандового масла, чтобы заплатить зарплату учителям – такое было время!
 Ранним утром, на вокзале, когда они с подругой взбирались по ступенькам вагона, она так надеялась, что никто её не увидит с этими мешками, но, как назло, какая досада! Рядом проходил Сергей, муж Светланы. Он постарался помочь им с грузом, и поезд быстро отправился.
   Поездка оказалась весьма успешной, Катя вернулась домой с пачкой денег для учителей, раздала им зарплату, поехала в районную налоговую. Там ей начали внушать, что налог в пенсионный фонд нужно платить регулярно и с отчётами не задерживаться. Наслушавшись упрёков, она шла и шла вперёд -не теряла оптимизма открывать филиалы.
  1994. Но внезапно приключилась новая беда. Спонсор, серьёзно относившийся к её бизнесу, перестал выходить на связь, как и многие в те времена - имел, очевидно, проблемы. Мирились и ссорились они не в первый раз, но сейчас пришлось решать - терпеть и дальше его исчезновения, или расстаться, хотя и у неё чувство к нему было тёплое.
 И из-за того, что личная жизнь могла только помешать в становлении её школы для детей гарнизона, она пошла на разрыв.
  На следующей же неделе Катя поехала зарабатывать на зарплаты учителям её школы.
   
…Северный люд – особый, понимает с полуслова. Люди, приехавшие  сюда за непростым рублём, знали, что на квартиру они заработают честным, своим трудом – воровать им не придётся. Здесь платят за суровость климата, в котором приходится жить и работать. Утром Катя убегала на свои презентации, видя перед глазами тот взгляд пожилой учительницы-репетитора: «Школа юных леди и джентльменов, говорите? Частная?..».   
   Новоявленная коммивояжёр уставала: семинарами о музыке и запахах за неделю зарабатывала столько, сколько делают за месяц.
Возвращалась домой самолётом, привозила деньги коллективу, отчитывалась в налоговой, пробегала по урокам, чуть отдохнув, снова уезжала.  Фактически, она стала спонсором своей же школы.
   1996. На Севере её ждали: кто-то - натуральных эфирных масел, потому что перестал верить антибиотикам и  приобрёл аллергию на лекарства, а кто- то -  её сеанса релаксации. Работая с северянами, она всё больше проникалась глубоким уважением к этим людям и восторгом их смелостью первопроходцев, большинство из которых были ленинградцы и москвичи.
     И однажды, после одного из семинаров на газово-нефтяном заводе, юристы и кадровики сказали ей:
 - Катя, Вы понимаете, что изобрели новый метод воздействия?  Вы должны запатентовать его.
  Когда Катя приехала с Севера домой, то нашла в ящике письмо с рекомендацией явиться в районную администрацию по поводу нерентабельности её предприятия – «Школы юных леди и джентльменов»...
 

   Она подъезжала к райцентру в поезде для предстоящего разговора и вспоминала, как три года назад, на заре своего предпринимательства, в обеденный перерыв, в таком же поезде везла устав на  перерегистрацию. Утро и день до обеда она провела в неимоверных заботах и бегах по поиску распечатки текста устава, нужно было успеть это сделать именно в тот день  квартала, и она боялась опоздать с обеденного перерыва на основной работе, поскольку уехала между первой и второй сменами.
  И вдруг в поезде ветер из открытого окна, за тридцать километров от дома, донёс запах пригорелых рёбрышек, тех, что она оставила разогревать себе на завтрак в 7.30. и в спешке и заботах о распечатке не выключила!!! Посмотрела на часы: «12.30.! Это пожар. Вот до чего довела меня такая жизнь! Но я же не могу сжечь квартиры соседей!», - Катя была вне себя от ужаса и беспомощности. Бледная, она смогла выскочить из поезда только через 10 минут на станции и вдруг - редчайшая удача! - увидела знакомую, которая тоже спешит в налоговую. Та всё быстро поняла и предложила сама помощь с уставом! А сейчас надо было спасать дом, соседей, бежать через весь посёлок на трассу, голосовать любую машину - возвращаться, возможно, на пепелище!!!
     Водитель всё понял с полуслова. Подъезжая… к своему… дому, Катя, затаив… дыхание, смотрела на свои… окна, на дверь… подъезда. Она удивилась, что нет ни пожарных машин, ни дыма, а открывая дверь, не увидела копоти. Неужели это всё ей показалось??? Но… через метр от входной двери она почувствовала тот самый запах горелых рёбрышек, а на кухне обнаружила чёрную от копоти кастрюлю с обуглившимися рёбрышками, газ горел на минимальном уровне! С облегчением вздохнув, Катя побежала на работу, вечером принесли Устав, всё было в порядке. Только волосиков седых у неё прибавилось в тот день немало. И кто, как и почему вовремя сообщил ей о возможном пожаре? Какое существо запахом, на большом расстоянии от дома подсказало ей, что надо срочно вернуться домой, а не на работу?
 А сейчас, после 4 лет существования школы, ей предлагают обсудить слабую рентабельность школы? Катя колебалась, стоит ли идти и доказывать необходимость сохранения, более того – официальной поддержки такой школы? Да сказали бы «спасибо», что человек, женщина – взялась за это, прививала их детям знания о красоте поступков! Это адская работа! Идти в администрацию, конечно же, не хотелось, и после тяжёлых раздумий над всеми «за» и «против» она закрыла Школу…   
               
              4
 …2000.  В Институте Роспатент у эксперта  Катя получила  консультацию. Как оказалось, она действительно разработала новый психологический метод. Случайно нашлись родственники, подсказавшие, что сделать на тот случай, если кто-то попытается без неё использовать её Ноу-хау..
  После долгого периода напряжения она почувствовала свободу, получила авторское свидетельство и патент на изобретение, переехала в город. Катя стала путешествовать, посетила впервые Европу. Узнавала мир, встречала многих замечательных людей, изучала научные детали об истории происхождения ароматов и о психологии их восприятия.
    Летом, как всегда, приезжали гости. Однажды филолог из Заволжска попросила передать сувениры её сокурснику, директору, в Музей. Это был исключительно знающий, интересный человек, и вместе они продолжили беседу в музейном палисаднике. Цветущий май щекотал нос мириадами оттенков лёгких, свежих весенних ароматов. Рассказ директора о его работе, о сложностях музейной жизни впечатлил Катю своей искренностью, и она предложила музею для улучшения бюджета сделать арома-композиции по мотивам произведений искусства для усиления пропаганды творчества писателя, художника, архитектора. Запах создаёт ассоциативную цепочку с местом, с процессом чтения или рассматривания. Однако, директор настоятельно рекомендовал  именно Кате сделать это для музея. Пришлось согласиться. Но от идеи - до реализации прошло немало времени.
..
   2005…Свои презентации Катя проводила в самое прекрасное время года – бархатный сезон, когда золото осени уже близко, а горы ещё хранят летнее тепло. Несколькими англо-язычных туристов очень заинтересовались её темой. Это были поклонники русской литературы, музыки и живописи. Среди них была и пара из Оксфорда, и семья директора Музея  из Бата, и профессора из Бостона; очень много любителей русской литературы было из Германии и Голландии.
 Со многими из них Катя завязала дружбу-переписку, а с миловидной филологиней из Англии они даже поболтали об общей теме - учениках, студентах, об агрессивности современной молодёжи и о любви к театру, к русской музыке.
  Дама была очень привлекательной брюнеткой с большими, блестящими чёрными глазами. С ней они договорились встретиться через полгода, на следующей конференции.
  Письма англичанка писала не слишком эмоциональные, но к докладу   готовилась. Не в силах перевести свой текст, она задумала не просто приехать на конференцию, а после аэропорта остановиться у Кати,  чтобы она помогла ей с переводом доклада.
  Во время работы над ошибками Катя смотрела на англичанку Хелен и замечала в лице гостьи что-то общее с Таисией - её матерью: круглое лицо, форма подбородка, линия перехода ото лба к носу, форма зубов. Позже она также заметила у неё такие же, как у Таисии, массивные коленные суставы. Когда Катя была в своей комнате, она услышала её громко топающий шаг.
«Как же так – ведь такой тип походки был только у одного человека на земле», - думала Катя – моей мамы»…
  Но с гостьей надо было репетировать ударения в её докладе.
 

  2009 …После конференции, выпив в кафе шампанского, иностранка вся просто лучилась счастьем от успешного выступления. С Катей они вспоминали их смешные моменты перевода:
   - «Когда я пИсала этот доклад,…»!
 - Не пИсала, а писАла.
 - А почему это? А можно тогда сказать опИсала?
 - !!!
   Следующим летом  английская филолог пригласила Катю в Англию. Перед отъездом в другую страну Катя зашла в церковь, чтобы поставить свечи: себе - о путешествии и здравии. Когда писала «за упокой», подумала, что надо и бабушке с дедушкой поставить, ведь и их кровь течёт в её жилах –бабе Елене и деде Феофану. И на другой день, в Москве, в Храме Христа Спасителя, она вспомнила, что и в честь своей подруги, пригласившей её погостить в Англии, она может заказать записку «О здравии».
- Да, но только имя измените, вот это - у католиков, а у нас вот это – проще, - сказали ей в церковной лавке.
И Катя увидела с удивлением, что написала в записочке о здравии имя своей бабушки – «Елена».
 
….2011…Хоть это и второй Пекин по количеству народа, Лондон не потерял своей прелести и уюта. Поразительно, как во всём чувствуется  забота Королевы о народе! Боже мой - везде всё свободно и быстро, всё доступно. Народ Елизавету тоже любит, и даже боготворит – Катя с Хелен видели изображения с её портретом везде - и на сувенирах, и на эмблемах. Однажды даже видели фигурки Королевы, с укоризной качающей рукой, выполненной в китайских традициях.
 Вестминстерское аббатство и Тауэр были намного красивее, чем на картинках – своими деталями в архитектуре. Кате было интересно посмотреть на крупнейший в мире алмаз и «живых» бифитеров – одетых в форму и медвежьи шапки английских солдат старой традиции. Городок Гринвич с отметкой Нулевого меридиана был весьма уютным и очень интересен географу-филологу Хелен.
   В Британском музее и Национальной галерее Катя была искренне удивлена масштабу бесплатных экспозиций, а в Гайд-парке - новшеству – «птице-терапии»: множество зелёных попугаев прилетает к вам на ладошку, если вы раскрываете её, и они начинают поклёвывать, а потом садятся на голову, щекотят вас клювом и делают лапками "массаж" - просто детство!
Интересный, удивительный диалог состоялся в Лондоне между  Катей и Хелен. Видя неимоверной красоты архитектуру полукруглых улиц, ведущих к площади Пикадилли, обилие капитальных памятников, Катя заметила подруге:
 - Какой красивый город, какая добротная архитектура, созданная, очевидно, доброжелательными, добросовестными людьми! Правда, местами, уже подпорченная…
- Катя, конечно, - подпорченная! Культуры нам явно не хватает! Мы ведь, в отличие от вас – России, делали деньги, в то время, как вы делали культуру.
   Но на следующий день ещё большее удивление ждало Катю.
  В Колчестере Православная церковь оказалась бывшей казарменной для уходивших на Севастополь британских войск! Настоятель подарил буклет, в котором было написано невероятное, и это было признанием великой страны: «… Крымская война была самой кровопролитной, неподготовленной и ошибочной»…
 Для Кати это было потрясением последних лет! Она решила во что бы то ни стало, сообщить об этом в Крыму, молодёжи! Студенчество, молодые суворовцы, все должны знать это. Но вспомнив времена образования школы в гарнизоне, она решила, что начинать надо с родителей, а им информацию могут дать авторитетные организации, хранящие документы. Мысль невозможно остановить: «Значит, архив!» И уже мысленно строила план разговора с Епархией и начальником архивов Крыма. Можно даже устроить обмен документами между архивами Англии и Крыма! А для этого она попросит Хелен сходить в главный военный архив Эссекса.         
     На обратном пути в поезде Хелен увидела, что подруга несколько загрустила и решила развеселить её. И Катя буквально лишилась дара речи: Хелен безо всякой улыбки подняла несколько раз околоносовые складки и сделала «рожицу» точно так же, как это делала мама Кати. Как же Хелен могла узнать секрет метода Таисии смешить людей, если они никогда не виделись?
  Вопросам не было и конца…
   Но Катя постепенно стала догадываться. Она поняла, что то горячее, и даже безоглядное стремление создать в гарнизоне школу держащих своё слово честных, порядочных людей навлекло последующие события, связанные с Англией. Также и интуиция, переходящая от матери и прабабушек, бессознательно зовёт поступать именно так.
  Благодаря той прекрасной идее и краткой реализации школы английского типа воспитания в военном гарнизоне Катя стала и автором метода релаксации, и увидела мир, и создала редкий сувенир  аромакомпозиций, и совершила в итоге обмен документами между двумя странами-участницами в Крымской войне! Кто-то специально не дал ей уехать в Швецию, как будто только потому, что она в гарнизоне уже составляла программу Школы гармонического развития для детей! Столько трамплинов дал тот военный городок, в котором поселялись, накапливались, как и везде, лучшие кадры со всего Союза!
    Точно такие же догадки осеняли и англичанку Хелен Болдон, находившую особое тепло в русском искусстве и языке. Катя спрашивала её:
  - Ты знаешь своих прадедушек и прабабушек? Могли они быть русскими?
 - Н..не знаю… Мой отец – англичанин, он происходит от бельгийцев, давным-давно бежавших в Англию во времена гугенотских войн,
- отвечала Хелен.-Правда, недавно моя сестра-двойняжка сделала ДНК экспертизу и среди генов у неё обнаружились норвежские.
 
  По приезде в Крым Катя показывала гостям фотографии своих приключений в Англии. В тот момент у неё были её родственники, и они заметижли, что эта женщина напоминает им Таисию Феофановну.
 - Очень похожа, - сказал брат.
 - Невероятное сходство! Вот посмотри, улыбка – копия тёти Таисии,-  сказала сестра.
Вот так люди проходят мимо своих родных братьев и сестёр. И лишь встречи с искусством помогают им узнать об их родстве.