Глава 22. Кочечум.
К концу девятого дня вышел к Нижней Тунгуске. На ней я когда – то провел целых полгода, а вверх по течению, километрах в ста, проживал Владимир Иванович. Сейчас он у сына в городе, а к весне обещал вернуться назад. По моим планам выходило, что на обратном пути явлюсь у его зимовья, и стану ожидать с ним встречи. Путь дальше лежал вниз по реке, и, к моему удивлению, вдоль берегов дорога была изъезжена всяким зимним транспортом. Еще на подходе к реке я продолжил сомневаться в своей затее, и сейчас, стоя на гладкой и утоптанной трассе, задумчиво всматривался вдаль. Пока еще можно вернуться, или уйти по реке. Но не ступал выше этого поворота Нижней Тунгуски, и меня неудержимо влекло вдруг открывшееся в этих краях любопытство, иначе бы давно уже переселился на равнины, или уехал на восток. Вчерашний путь к реке оказался простым, видимо, местные боги заманивали меня в свою ловушку, а так случалось ни в первый раз. Как и ожидал, Альфа старалась вовсю, наверное, сознаваясь в своей измене, и в первые дни я старался жалеть ее, и больше часа не запрягаться. Да и с ночевками проблем не случилось, лишь дважды пришлось коротать сон в палатке. Теперь же все будет иначе, через пару переходов уйду от реки вправо, а там все земли новые и неизведанные. Если двигаться таким же темпом, то потрачу еще не менее десяти дней. Знаки на карте, и описания неведомого автора, конечной точкой определили мне место среди двух белков, у извилины неведомой реки в виде вытянутой восьмерки. Условным знаком была прописана каменная ниспадающая насыпь, случившаяся, видимо, после древнего землетрясения.
Неожиданно на исходе следующего дня началось похолодание, а значит нужно успеть до темна оборудовать лагерь. Завтра к полудню уйду с реки, так показывали мне карты. Их было две, одна подробная, свернутая в восемь частей, с ручьями и даже указателями высот, другая – географическая, из путеводителя по Сибири. Ртутный компас, подаренный мне однажды водными туристами, безошибочно вел меня пока на северо – восток. В снегу выкопал до камней яму и выложил лапником, а сверху поставил армейскую мини-палатку и почти на пол-высоты обложил пластами снега. Подстилка и накидка из оленьих шкур спасали в любую стужу, да и Альфа всегда ночевала под боком, если что – обогреет хозяина. Ужинал всегда плотно, и жидкости почти не пил, чтобы не выстужать ночью жилище по случаю. Но в этот раз не удержался, и заварил травы, что – то голова приболела, наверное, давление в этих широтах случилось меньше обычного. Перед тем как заснуть, еще раз в свете керосиновой горелки прошелся по карте. Будет практически невозможно найти отмеченное место, река и камни скрыты под сплошным снежным покрывалом. Но если там что и есть, то по опыту знал, что местные духи явят мне свои указатели. Альфа свернулась рядышком в клубок, и я накинул на образовавшуюся ко сну компанию оленью шкуру. В палатке чуть ниже нуля, а под одеялом намного теплее. Я приучил себя в зимних походах просыпаться через каждый час, и по выдыхаемому воздуху решался, что делать дальше. Если температура опускалась за двадцать градусов – разжигал огонь.
Устье притока Нижней Тунгуски случилось с полыньей. Зеленая вода местами замирала в причудливых формах, а там, где ее потоки не смогла еще сломить стужа, в глубине играла стайка мелкого ленка. Я невольно залюбовался неожиданной картиной, вот бы закинуть снасти, да не было в поклаже. Это был Кочечум, и вдоль него лежал мой путь. Я ни разу еще не ходил по узкой и быстрой зимней реке, и, не понаслышке, знал, что таковая затея хранит в себе коварную опасность однажды провалиться в воду. Но другой тропы не наблюдалось – свежевыпавший по берегам снег поглощал меня по пояс, а сани увязали в снегу. Температура сегодня опустилась за тридцать градусов, и это состояние природы настраивало меня окончательно на ход вдоль реки, и однажды прорубленный лед случился толщиною в ладонь. Где – то там, у самого ее истока лежит то самое плато, о котором мне открылся заблудший ученый. И по его словам – это место не раз пролетали вертолетчики – нефтяники, рассказывая, что наблюдали даже летом две шапки снегов на острых гольцах. Чем дальше я удалялся от Тунгуски, тем меньше становилось снегов, растительность по берегам вдруг уменьшилась в размерах, а Солнце в своем движении неподвижно висело в одной точке. Я слышал про лесотундру, но не ожидал так быстро выбраться на нее. Видимо, это был лишь ее малый затерявшийся кусок, а впереди меня еще поджидают и горы, и непроходимый лес.
Как ни старался приглядывать, но на пути вдоль почти оголившегося притока случилось происшествие с Альфой. После упряжки я отпускал ее в свободное движение, и в этот раз, на самом подъеме в небольшую гору, она пропала из виду. Уклон оказался небольшим, и местами просматривался потрескавшийся лед. Видимо, я ступил на пороги, которые выпирали из воды, сверкая на солнце кристаллами застывшей влаги. Собачий лай сверху заставил меня ускориться, и через минуту моему взору предстала удивительная картина. Альфа, припав на передние лапы, описывала своим задом причудливые фигуры, а перед ее мордой в стойке расположилось белое и незнакомое мне существо. Завидев меня, оно сделало через собаку прыжок, и в том же духе продолжило свой ход подальше от непрошенных гостей. Я перебрал в памяти виданных лесных обитателей, и остановился на одном – горностай! Очень редкий встречный, и как он столкнулся с Альфой? Она и не думала его преследовать, а на ее, также белом, носу проявились капельки красной влаги, значит - схватка была проиграна. Я поспешил набросить на нее упряжку, от греха подальше, всякое может случиться при забегах по такой пересеченной местности. Как тогда с Шерханом, жаль было пса, Владимир Иванович возил его к ветеринару, но усилия оказались напрасными. Представшая перед нами замерзшая река случилась в виде причудливой формы ледяного катка. Я снял лыжи, и продолжил свой путь таким легким и свободным пешим ходом. Сани скользили без каких-либо усилий, и только лишь лапы пса временами уезжали друг от друга, видимо, в который раз рассказывая местным обитателям о неудачном пришествии зверя собачьей породы.
Солнце висело в двух градусах над горизонтом, и его прямые лучи, казалось, прокалывали насквозь мое левое плечо. Тишина была неописуемая, даже холодный вечерний воздух хранил в себе молчание, а глади замерзшей воды не было и конца. По берегам просматривались редкие сосны и серые околки березняка. Только там мог случиться наш приют, и я пристегнул лыжи. Альфа уже изведала окрестности и кружила в отдалении. Небольшая возвышенность среди сосен могла служить защитой от возможной поземки, а густые заросли кустарника послужат долгожданной периной в палатке. Но очередным удивлением в новых берегах, на месте пологого холма, явилось, присыпанное снегом, то ли укрытие, то ли древнее погребение. Нечто подобное приходилось встречать уже в тайге, и лесные люди обходили их стороною.