Вчера уже не помню, по какому поводу (вот он, проклятый склероз) взял в руки свою трудовую книжку, в которой довольно много записей, открыл её и увидел знакомый почерк кадровика городской клинической больницы № 11 Стрельника Григория Васильевича. До этого у меня не было трудовой книжки, хотя я временно работал в детском садике дворником в студенческие годы, а также грузчиком на холодильнике и в рыбном порту, но там никаких трудовых книжек мне не заводили. Потом было три года службы в должности начальника медицинской службы подводной лодки Тихоокеанского флота, где мне не требовалась трудовая книжка и даже паспорт, мне их заменял военный билет, в который были вписаны должность и номер войсковой части. Его-то я предоставил кадровику больницы, куда устроился работать врачом-рентгенологом после увольнения в запас. Конечно, был и диплом об окончании Хабаровского медицинского института по специальности лечебное дело, и паспорт, до этого три года пролежавший дома.
Но прежде чем подать кадровику эти документы, мне пришлось походить по кабинетам должностных лиц. Случилось это в начале сентября 1974 года, когда у меня закончился законный отпуск, предоставленный мне после увольнения с флота. Первый кабинет, куда я зашел, был кабинет заведующего кафедрой рентгенологии профессора Александра Владимировича Розмарина. Его все так называли, хотя его настоящее имя и отчество были Шмуль Волькович. Он был типичный еврей с характерным для этого народа говором. Именно с ним я договаривался за полгода до этого по поводу трудоустройства после увольнение в запас. Розмарин исполнял обязанности главного рентгенолога края на общественных началах. Он пообещал место работы в краевой клинической больнице, и даже сводил к главному врачу больницу А.В.Автухову, который обещал взять меня на работу.
Но за полгода много воды утекло. Вернулась с мужем из Одессы моя сокурница Лена Анциферова, ставшая Розмарин, невестка профессора, работавшая врачом-гинекологом, и захотела работать врачом-рентгенологом. И Розмарин устроил её на то место, которое обещал мне. Об этом я узнал немного позднее, когда начались курсы первичной специализации, на которых я и встретил Лену. Пока же Розмарин извинился, что обещанное мне место занято, и при мне позвонил внештатному главному рентгенологу города Хабаровска Филимонову Эдуарду (увы, опять склероз подвел, отчество запамятовал, вроде Григорьевич) и узнал, в какой больнице есть вакансии врачей-рентгенологов. Их было немного, но Филимонов порекомендовал мужчине, к тому же уволившемуся в запас морскому офицеру, поехать в городскую больницу № 11, где есть вакансия в стационаре. Остальные вакансии были в поликлиниках. Вот туда я и поехал.
Хотя городская больница № 11 носила название клинической, т. е. на её базе были кафедры терапии и хирургии медицинского института, который я окончил, но это были кафедры педиатрического факультета, и я на них не учился, так как был на лечебном. Но я знал, где находится больница, так как однажды ездил туда навещать заболевшего дядю. Добираться туда из центра города, где я жил с семьей в кооперативной квартире своих родителей, живущих на севере Хабаровского края, можно было на автобусе 33-го маршрута, который останавливается прямо у больницы, или на трамвае 1-го маршрута, но в таком случае надо было еще минут 10-15 идти пешком до больницы, расположенной недалеко от самой большой в городе ТЭЦ-1, дым из труб которой был виден со всего города.
Я дождался автобуса, чтобы не заплутать при поездке на трамвае, и доехал до остановки «11-я больница». А дальше, как говорится, язык до Киева доведет. Так я дошел до рентгенкабинета стационара и спросил Лазаркевич Людмилу Станиславовну. Эту фамилию мне назвал Розмарин, он знал всех заведующих в городе и большинство в крае, не зря он был главным рентгенологом. Сотрудница в белом халате завела меня в небольшую комнату, где стояло 2 стола и сидели мужчина и женщина в возрасте, лет на 15 старше меня. Я поздоровался и представился, сказал, что меня направил Розмарин. Женщина встала, поздоровалась со мной за руку и назвала себя — Людмила Станиславовна. А её коллега был врач-рентгенолог Янишевский Станислав Богданович. Она сказала, что обо мне звонил ей Филимонов и она уже знает, что я уволенный в запас военно-морской офицер. Стала расспрашивать, где живу, есть ли семья и какие есть увлечения. Я все честно рассказал — женат, трое детей, живу в квартире родителей. Видимо, и мой внешний вид и тон, с которым я вел беседу, а также тот факт, что я являюсь кандидатом в члены КПСС (меня приняли накануне увольнения в запас), понравились Лазаркевич, она позвонила главному врачу, чтобы узнать, когда она может принять нас. Главный врач была на месте и была готова поговорить с желающим устроиться на работу врачом.
Спустившись на первый этаж и пройдя по длинному коридору буквой Г, мы оказались в небольшой пристройке к основному зданию больницы, где располагался кабинет главного врач и некоторые хозяйственные службы. В приемной секретаря не было, видимо, ушла куда-то. Поэтому Лазаркевич приоткрыла дверь и спросила: «Можно, Людмила Николаевна?» Раздался голос «Можно» и мы вошли.
Кабинет главного врача был довольно просторный. За столом с небольшим приставным столиком сидела одного возраста с Лазарквич и примерно одной с ней комплекции, т. е. довольно крупная и полноватая, женщина. Она пригласила нас в Лазаркевич сесть за приставной столик и начала меня расспрашивать. Перечень вопросом был примерно такой же, как у Людмилы Станиславовны. Потом она выслушала мнение Лазаркевич, которая сказала, что не возражает против моего приема на работу. Потом главный врач сказала мне, что по установившемуся в городе порядку я должен буду поехать в городской отдел здравоохранения к заведующей Шетенко Ларисе Степановне и получить там визу. Она сказала, что Шетенко в прошлом была заведующей поликлиникой в 11-й больнице и не будет возражать против приема на работу бравого офицера. После этого дала мне лист бумаги и ручку, и продиктовала текст заявления о приему на работу в больницу. Потом поставила на этой бумаге свою подпись и с ней отправила в городской отдел здравоохранения. Добавила, что она сама переговорит с Шетенко по телефону, так что поездка будет простой формальностью
Но это оказалось не совсем так. Я без проблем доехал до горисполкома, нашел отдел здравоохранения и попал в кабинет Шетенко. Она была в курсе, Яковлева сдержала слово и переговорила с ней. Но увидев бывшего начальника медицинской службы подводной лодки и к тому же кандидата в члены партии, Шетенко решила предложить мне альтернативную работу — заведующего поликлиникой. Но я отказался, заявив, что совершенно не знаю гражданского здравоохранения и к тому же имею очень небольшой опыт руководящей работы. Шетенко немного поуговаривала меня, но так как я отказывался, поставила свою подпись на моем заявлении о приеме на работу в городскую больницу № 11.
У нас был уговор с Лазаркевич, что я приеду в больницу № 11 на следующий день к 8 часам, так как пока съезжу в горздравотдел, рабочий день рентгенолога закончится. Поэтому я поехал домой, сообщил жене, что меня берут на работу и с завтрашнего дня я буду уже сотрудником городской больницы № 11.
Утром я был уже у кабинета с табличкой «Отдел кадров». Он, как и кабинет главного врача, главного бухгалтера, заместителя главного врача по АХЧ, бухгалтерии, кассы и вещевого склада находился в одноэтажном здании пристройки. В кабинете был пожилой полный невысокий мужчина. Бросалось в глаза отсутствие пары зубов на верхней челюсти спереди слева. Я протянул ему заявление о приеме на работу со всеми подписями и стал ждать реакции. Он посмотрел на бумагу и спросил, какие у меня есть еще документы. Я дал ему паспорт, военный билет, диплом о высшей образовании и партийный билет. Кадровик не торопясь все просмотрел, сказал, что я могу идти в рентгенкабинет и не ждать, когда он все оформит. Отдал мне партбилет и сказал, что мне надо подойти к секретарю первичной партийной организации Гриншпуну Иосифу Самуиловичу и представится. Тот скажет, когда очередное партийное собрание, на котором мне надо присутствовать. На этом наша первая встреча и первый разговор с Григорием Васильевичем закончилась. Я пошел работать. К обеду в кабинет зашел Стрельник и отдал мне все мои документы, которые я у него оставлял.
Три года военной службы с жесткой субординацией сказались на мне. Я и до этого был дисциплинированный и обязательный человек, но служба укрепили меня во мнении, что приказ начальника обязателен для выполнения. Потом со временем я понял, что это не так на «гражданке». Но Стрельник был образцом дисциплины и в этом давал достойный пример для всех сотрудников больницы. Мы с ним через несколько лет стали весьма плотно работать на ниве общественной работы, и я неплохо его узнал. Оказалось, он бывший военный, тоже занимался кадровыми вопросами, не имея высокого воинского звания, поэтому уже давно на пенсии. Член КПСС еще со времен службы в армии. Есть квартира недалеко от больницы, живет один. Военная пенсия при его звании и выслуге лет не очень большая, да и должность начальника отдела кадров тоже не относится к высокооплачиваемым. Так что Григорий Васильевич не мог сорить деньгами, жил очень скромно. Очень обязательный и дисциплинированный человек, который обладал к тому же разборчивым почерком в отличии от большинства почерков у врачей.
Я не буду писать о своей работе, об этом можно прочитать в сборнике «Воспоминания дальневосточника», но вот немного о наших контактах с Григорием Васильевичем напишу. Через год коммунисты первичной партийной организации больницы приняли меня в члены КПСС, а еще через два года, проверив меня на различных партийных поручениях, избрали меня секретарем партийного бюро больницы. Почему не партийной организации, а партбюро? Просто наша первичная партийная организация была весьма большой, в разное время доходила до 80 членов. Помимо работающих в больнице, в неё входило несколько членов партии, пенсионеров, живущих в окрестных домах. И для руководства такой большой организацией избирается коллективный орган — партбюро. Количество членов партбюро зависит о членов партии, у нас было 7 членов партбюро.
О том, что меня, самого молодого по возрасту и стажу пребывания в партии человека собираются избрать парторгом, я знал. Сарафанное радио в преимущественно женском коллективе работало лучше интернета. Так как обычно отчетно-перевыборное собрание проводилось в конце августа, в последний четверг, я взял отпуск с учетом вернуться из него после партсобрания. Думал, что без меня меня не женят. Но коммунисты, и в первую очередь действующий парторг участковый врач Елисеева, которая тяготилась общественной нагрузкой, меня переиграли, они просто перенесли отчетно-перевыборное собрание на сентябрь. И мне не удалось отвертеться от общественной нагрузки.
Вернувшись из отпуска и узнав, что мне светит перспектива стать парторгом больницы, я стал думать, кого бы хотел видеть членами партбюро. Есть два человека, которые по должности должны быть в бюро — главный врач и председатель профкома. Еще один человек тоже желателен в его составе — председатель комиссии народного контроля. Именно в качестве последнего я был в предыдущем составе бюро. Так что надо подумать, кто бы мог заменить меня в народном контроле и ввести в состав бюро. Мне нравилась врач-гинеколог Ермолаева, очень активная женщина. Своим заместителем я видел только Бацунову, бывшего главного врача больницы, ныне пенсионерку, врача-рентгенолога, авторитетного в больницу человека, председателя совета наставников. Именно она мне сказала о том, что меня собираются выбрать парторгом. И тогда же я сказал ей,что если это случится, она должна стать у меня заместителем. Екатерина Даниловна, с которой мы работали в одном отделении и которая в свободное время давала мне уроки организации здравоохранения, уважительно ко мне относилась и согласилась стать мои замом, на которого возлагается организация политзанятий и политинформаций во всех отделениях больницы. И тогда же я решил предложить ввести в состав бюро Стрельника. Он должен будет принимать партийные взносы, так как всегда на месте, и вести протоколы заседаний партийных бюро. Уж у такого человека с этим все будет в ажуре. А это важно. Уплата членских взносов коммунистами — святая обязанность каждого члена КПСС. А так как наша партийная организация относится к крупной, то должна сдавать протоколы партийных собраний и партбюро в краевой партийных архив. В отделе кадров есть пишущая машинка, и Григорий Васильевич может всегда найти время отпечатать протоколы в 2-х экземплярах, чтобы один сдать в архив, а второй оставить у себя.
В КПСС был принцип демократического централизма, и у мнению первого лица всегда прислушивались. Так что все мои предложения на партийном собрании и организационном бюро прошли и с тех пор мы с Григорием Васильевичем очень плотно контактировали и весьма плодотворно работали.
Когда пристройку к основному зданию, где сидел главный врач и другие хозяйственные службы пришлось снести, нам домоуправление выделило первый этаж в жилом доме, куда перевели хозяйственные службы. главному врачу выделили совсем маленький кабинетик в основном здании. Раньше мы заседания партийного бюро проводили в просторном кабинете главврача, теперь же даже вместить всех членов бюро в кабинете было невозможно. Поэтому мы решили в выделенных помещениях первого этажа жилого дома сделать большой кабинет, где можно будет проводить и заседания партийного бюро, и местного комитета больницы. Так и сделали. К этому времени в отделе кадров больницы появился еще один человек, и Григорий Васильевич смог часть своего рабочего времени уделять партийным делам. Решили вопрос и с освобожденным от другой работы председателем профкома, рабочее место которой было в этом помещении.
Мне, как парторгу, это было удобно. Все же для меня партийная работа была общественной нагрузкой и весьма обременительной. К тому же я стал уже заведующим рентгеновским отделением, причем самым большим в крае, где было 42 сотрудника, и отделение было разбросано по большей части Индустриального района — стационар и две территориальные поликлиники, в которых было четыре рентгеновских и два флюорографических кабинета, работавших в 2 смены, а один кабинет — круглосуточно. К тому же я, чтобы обеспечить свою большую семью, еще дежурил в травмпункте врачом-травматологом и совмещал работу врачом эндоскопистом, т. е. работал на 2,5 ставки. Так что вы меня понимаете, уважаемые читатели, что помощь, оказываемая мне Григорием Васильевичем, была весьма существенной. Он имел время побеседовать с коммунистами, посетить тех старушек, кто не работал в больнице и был прикреплен к парторганизации, взять у них партвзносы и узнать о здоровье, а потом все рассказать мне. Он же печатал протоколы партийных собраний, написанные секретарями, как правило врачами с их неразборчивым почерком. Так что протоколы заседаний партийных бюро больницы, которые он писал сам, для него напечатать было проще простого.
Через несколько лет я участвовал в Хабаровском доме политпросвещения на двухдневном семинаре для секретарей партийных организаций учреждений здравоохранения. Выступала перед нами и сотрудница краевого партийного архива. Она сказала, что считает сдаваемые в партархив документы партийной организации 11-й больницы образцовыми. А это была заслуга Григория Васильевича, который их печатал, систематизировал, сшивал и оформлял в соответствии с требованиями архива. Скажете, мелочь? Нет, все годы советской власти архивам придавали большое значение, в том числе и первичных партийных организаций. Помню даже большое здание краевого партийного архива.
Когда я перешел на работу в краевую больницу на должность главного рентгенолога края, а Григорий Васильевич ушел на пенсию окончательно по состоянию здоровья, я во время посещения родной 11-й больницы зашел к нему домой. Для него это было так неожиданно, что он, увидев меня, даже расплакался. Посетовал, что сейчас партийная работа в больнице не такая активная, как была при нас с ним, его никто не навещает дома, а он с большим трудом ходит на партсобрания и не всегда регулярно из-за недомоганий.
Я захватил к нему кое-что из продуктов и небольшой сувенир. Мы посидели с ним довольно долго. Он успокоился и мы говорили о больнице, о моей новой работе, о ситуации в стране с этой «горбачевской перестройкой». Я уходил от Стрельника с тяжелым сердцем, выглядел он очень неважно. Одутловатость лица и отеки свидетельствовали о сердечной недостаточности. О том, что он умер и его хоронили за счет средств больницы, узнал много дней спустя после смерти. А вот Екатерину Даниловну Бацунову я проводил в последний путь, уже будучи первым заместителем отдела здравоохранения Хабаровского крайисполкома. Я всегда буду помнить своих коллег по работе в 11-й больнице, где началась моя карьера врача на «гражданке».
Попытался найти в своем личном и архивах врачей из 11-й больницы в «Одноклассниках» фотографию Григория Васильевича, но увы. Он был скромным человеком и не любил фотографироваться. Да еще отсутствие зубов смущало его, но он так и не собрался поставить себе мост на верхнюю челюсть. Так что на заставке фотография фасадной части здания стационара больницы.