**************************************************И днем и ночью кот ученый
**************************************************Все ходит по цепи кругом;
**************************************************Идет направо - песнь заводит,
**************************************************Налево - сказку говорит.
**********************************************А. С. Пушкин. «Руслан и Людмила».
Если сейчас кто посмотрит на меня, навряд ли проведет параллель с уважаемыми научными работниками. Доцентами с кандидатами. А зря. Зря… Когда-то и мы… рысаками были. Даже в научных конференциях участвовали. Всесоюзных!
А все началось с политэкономии, по которой нужно было написать реферат ещё в первом семестре. Их темы и фамилии преподавателей вывесили на доске объявлений, у кафедры. Нужно было выбрать, что понравилось, подойти к соответствующему преподавателю и доложить: мол, имярек такой-то готов к написанию.
Ну, народ и выбирал себе. Что-то типа «Топор, как средство производства. Проблемы отсутствия малой механизации в лесной промышленности (критический анализ на примере Р. Раскольникова)». Или «Наличие прямой (или обратной) корреляция между длиной хвоста животного и надоями. Сравнительная эффективность лосиных и коровьих молочно-товарных ферм». Я же решил взять себе что попроще. Из таких тем больше всего мне приглянулась «Лесная рента». Коротко и со вкусом. Зато никаких ссылок на решения 25-го съезда КПСС.
В общем, выбрал тему, согласовал её с преподавателем и почапал в студенческую библиотеку. Но… Как ни странно, там про лесную ренту ничего не оказалось. И тогда меня направили уже в научные фонды. Целый день я там проковырялся. Всю их картотеку перешерстил вдоль и поперек. Но единственное, что смог найти, это тонюсенькую, станиц на тридцать, методичку Уральского лестеха, которая так и называлась «Лесная рента».
Скорее всего, меня это и спасло. Если мои однокурсники начинали от Адама и Евы, штудируя непреходящие ценности первого тома «Капитала» Карла Маркса, и через второй и третий тома плавно переходили к решениям 25-го съезда, а потом уже… То у меня… Тридцать станиц! Часть из которых была занята наглядной схемой отличий абсолютной ренты от относительной. Так что через неделю я уральскую методичку знал так, что эта рента у меня от зубов отскакивала. И на защите реферата у меня никаких проблем не было.
Отчитал я свой доклад, получил промежуточный зачет и допуск к экзаменационной сессии, да и думать забыл про эту лесную ренту. Я-то забыл. А вот кафедра политэкономии, как это уже через полгода выяснилось, - нет.
Апрель уже заканчивался. Майские праздники на носу. А после них – зачетная неделя и весенняя сессия. Как вдруг… вызывают меня в деканат. «Помнишь за свою ренту? Если забыл – вот, лично тобой написанный реферат. Нам с кафедры политэкономии передали. И при этом очень тебя положительно характеризовали. Пятерку по экзамену автоматом хочешь?»
Ха, что за глупый вопрос? Кто автомата по экзамену не хочет? Да ещё если и с отличной оценкой! А что для этого от меня, собственно?!
Да, в принципе ничего. Ты же у нас в СНО (Студенческом научном обществе) состоишь? Как нет?! Уже. Состоишь. Вот удостоверение. С синей гербовой печатью и подписью ректора. А вот выписка из приказа.
В общем, так. Вот тебе твой реферат, удостоверение, выписка, два билета на самолет (туда и обратно). А вот командировочные. Здесь распишись. Срочно дуй в общагу. Зубную пасту, щетку в сумку… Да, и галстук не забудь. Как нет? Ладно, рубашку возьми поприличнее. Желательно глаженную. Костя…Не задавай глупых вопросов! Девчонок попроси, они погладят. И не отвлекайся. Времени у нас мало. Через три часа у тебя уже рейс на Львов. Из Пулково. На Львов, на Львов! В этом году на базе их лесотехнического института проводят всесоюзную отраслевую студенческую научную конференцию.
Слетаешь во Львов. На экономической секции отчитаешь свой доклад и вернешься. А тут тебя уже пятерочка по политэкономии будет дожидаться. И допуск к весенней экзаменационной сессии. Ну, а мы, где надо отчитаемся, что принимали участие во всесоюзной отраслевой студенческой научной конференции. Ну, что тут ещё думать?! Давай. Расписывайся, получай деньги.
А-аа... Деньги?! Так это ж просто здорово. Где расписываться-то?!
* * *
Вот так я и оказался во Львове. И язык, который не только до Киева, довел меня до главного учебного корпуса Львовского лестеха. Там уже работал оргкомитет по встрече прибывающих на научную конференцию, где мне и дали направление в одно из общежитий института: «Вот, держи. Комната такая-то. Там у них одно место должно быть свободно». И ещё через полчаса я уже был в студгородке.
Из Питера улетал в осенней куртке, деревья совершенно голые стояли, даже почки не набухли. А тут… Все зеленое. Теплынь. Окна во всех общежитских корпусах – настежь. И из каждого из них несется: «Учкудук, три колодца. Защити, защити нас от солнца»… Такое ощущение, что студенческий Львов просто помешался на этой песне. Только в одном из окон она закончится, тут же начинается из двух других. Сопровождаемый ею, я и добрался до нужного мне корпуса. А там и комнату нашел, в которую мне направление дали.
Захожу, а народ как раз ужинать собрался. На столе стоит огроменная чугунная сковородка с жареной картошкой. И по всей комнате – аромат свиных шкварок, лука… Мне кивают на свободный стул: «Шо став, як не ридный? Сидай, вечеряты будемо».
И как только я присаживаюсь, народ переглядывается между собой и один из парней достает из стоящей рядом со столом тумбочки приличный по размерам толстостенный штоф темно-зеленого стекла. Тут же, как по мановению волшебной палочки, на столе оказывается несколько стопочек, по количеству сидящих за ним, включая и меня.
По запаху разливаемого понимаю, что в штофе хороший, настоянный на травах самогон. Но думать уже некогда. Стопки подняты со стола: «Ну, будемо здорови!». «Будемо!». Чокаемся и я, следуя примеру остальных, опрокидываю содержимое стопки в рот. И только когда оно проскакивает дальше, обжигая гортань и уже приятным жаром согревая пищевод, понимаю, что это – первач, да ещё и очень приличной, градусов под семьдесят, крепости. Но не подаю вида, нюхаю неведомо как оказавшийся у меня в руках кусочек хлеба, и, как все, тянусь своей вилкой к сковородке, накалывая на неё все аппетитное картофельное богатство по максимуму. Жую, глотаю и, только после этого, осторожно выдыхаю. Поднимаю глаза от стола и… Понимаю, что все, проверка на вшивость пройдена. Я уже свой в этой, доселе совершенно неизвестной мне компании. Которая потихоньку оживает, начинает разговаривать и задавать традиционные для начального этапа знакомства вопросы – кто таков, откуда и каким ветром?
А уже после этих, традиционных вопросов, и моих ответов на них, тот из парней, что сидел напротив, ткнул пальцем мне за спину и сказал (естественно, на украинском, но, чтобы не утомлять читателя, перехожу на русский): «Ну-ка, посмотри, никого не узнаешь?!». Оглядываюсь, смотрю.
Оказывается, позади меня на стене висит, как это принято нынче говорить, постер какого-то нового, неведомого мне ещё советского фильма. По центру - группа бородатых мужиков в немецких кепи и со шмайсерами в руках или на груди, а по углам - изображения плетней, хат под соломенными крышами и испуганные женские мужские и подростковые лица, выглядывающие из-за заборов.
- Кого? Вот этих мужиков? Да не, парни… откуда мне? Если там Леонова, Ланового, Янковского… Так я сразу бы. А этих артистов… Не, не знаю.
- Ха, да каких там артистов! Вглядись внимательно. Что, так и не узнал?!
- Да нет, парни. Откуда?! Не знаю я этих артистов. Наверное, ваши, украинские знаменитости?
- Тю, дурной… Да какие же это знаменитости? Это ж мы!! Вот, смотри!
И дружно повскакивав со своих мест, становятся у стены. Рядом с постером…
Оказывается, зимой у парней была практика. Где-то под Ужгородом. Естественно, пока они там были, бриться было излишней роскошью. Вот они поотращивали себе шикарные бороды и усы. А тут объявление в местной районке. Мол, кинематографистам, что снимают художественный фильм о том, как в первые послевоенные годы наши боролись с отрядами УПА (Украинской повстанческой армии), требуются статисты. Просмотр желающих принять участие в съемках тогда-то и там-то. Парни и пошли по объявлению. От нечего делать. А режиссер, как увидел их таких бородатых и фактурных, чуть ли не на главные роли поназначал…
Вот так, за общим разговором, и проходил тот вечер. Как вдруг… Бац, и в комнате погас свет. На мое резонное предложение о том, что надо бы сходить, посмотреть электрощиток в коридоре. Может, пробки выбило. Если что, так я почти готовый горный электромеханик… Разберемся!
На мое предложение мои новые друзья только рассмеялись. Какой электрощиток?! Это по всему студгородку, по всем общежитиям, централизованно свет выключили. Режим. Отбой. Спать надо ложиться.
Да какое спать? А если мне завтра курсач сдавать, а у меня ещё чертеж не готов?!
Ничего страшного. Через два часа свет так же, централизованно, включат. Если кому-то надо, встанет и пойдет в учебную комнату. Чертить, учить, готовиться к сдаче курсового или экзамена…
- Ну, парни, у вас тут, во Львове, и порядки!
- Да в прошлом году нового ректора назначили. Вот, решил поднять дисциплину. С этого учебного года ввели. Отбой - это ещё цветочки. Утром посмотришь: общий подъем будет. И как звонок прозвенит – быстренько оделись в спортивное и все… Все, без исключения. На трехкилометровый кросс.
- Да ладно, парни. И вы что ли – тоже?!
- А как же. Все. Все без исключения.
- Да бросьте. Ладно я, молодо-зелено. Но вы-то! Четвертый курс! Плюнули, перевернулись на другой бок и спите дальше после подъема. Кто что с вами сделает? Вы уже в плане выпуска!
- Ага. У нас так один пятикурсник… Послал всех лесом и не встал на пробежку. Всё. Нет его уже в институте. Отчислили.
- Отчислили? Пятый курс?! Ну, у вас тут вообще… Жесткие правила.
* * *
Как парни и сказали, часа через два свет дали. Через сон слышал, как один из них встал, оделся и ушел. Похоже, в учебную комнату.
А утром, после звонка, мои новые друзья дружненько вскочили, быстро надели спортивные трико, кеды и выбежали из комнаты. А ещё через какое-то время в неё зашло человек пять. Один мужчина уже в возрасте, видимо, от администрации, остальные – мои ровесники. Может, чуть постарше. Похоже, студсовет.
- А это что такое?! Почему лежим? Болеем? Показывай справку из медпункта!
- Да нет у меня никакой справки. Откуда я знал о том, что у вас тут бегать надо. Вот, реферат взял, а кед и спортивного костюма… Ну, не положил в спортивную сумку!
- А… Этот - из тех! Которые на конференцию приехали!
И, даже не извинившись, что разбудили и подняли, вышли из комнаты. Ну, а я тоже встал, достал свои мыло, зубную щетку, пасту и пошел в умывалку.
А что ещё делать, если разбудили?!
* * *
Как я прочитал свой доклад – не помню. Но, видимо, неплохо я его, если автомат по политэкономии все-таки получил.
А вот культурная программа, что организовали мои новые друзья, запомнилась очень хорошо.
В первый же день, прихватив пару девчонок-однокурсниц, они повели меня в какое-то львовское кафе. «Кавярню», по-местному. В кавярню, мол, обязательно надо. Типа, вся Европа пьет тот кофе исключительно благодаря Львову.
Давно это было. И осадили как-то турки город. Неимоверной силой. Да так плотно обложили, что и мыши не проскочить, чтобы сообщить основным австрийским силам о том, что помощь нужна. И незамедлительно! Припасов, в т. ч. пороха, ядер, немного и длительную осаду Львов, который тогда ещё Лембергом был, не выдержит.
Всех, кого посылали, чтобы такую весточку основным силам подали, турки переловили, и, в назидание осажденным, тут же, в пределах видимости с крепостных стен, поперевешали. И что делать? Желающих пробраться через турецкий лагерь, чтобы напрасно голову сложить, больше, вроде бы, и нет.
Но… нашелся-таки один. Он раньше в турецком плену был. И хорошо их язык выучил. Оделся он турецким купцом. Мол, я свой, снабжением занимаюсь. Оделся и ночью выбрался за крепостные стены. Прошел турецким лагерем и… Через какое-то время добрался до основных сил. Там, как узнали, что Лемберг в опасности, со всех сил припустили к городу. Турки, осознав, какие силы по их душу идут, осаду сняли и точно так же, быстро-быстро, подались в свою Туреччину. Да так быстро, что под крепостными стенами Лемберга побросали много всякого добра.
На радостях от такой славной победы, главный в городе начальник вызвал к себе того самого, который турецким купцом переоделся, и пообещал ему все, что захочет. Тот и попросил у него отдать ему все мешки с кофейными зернами, что турки под стенами Лемберга побросали. А тогда в Европе ещё ничего про кофе не слышали, как его варить не знали. Удивился главный городской начальник, зачем этому человеку такое барахло, но… Вольному воля. Раз хочешь, - забирай. Мне такой сущей ерунды совсем не жалко.
А этот мужичок взял те мешки, смолол зерна и стал кофе варить. Сначала во Львове. А потом, когда этот напиток народ распробовал, в Вене. А уже после неё и по всей Европе. Мешков-то с кофейными зернами турки много при своем бегстве подо Львовом оставили.
Вот так, благодаря этому мужичку и Львову, появился в Европе кофе. Поэтому здесь кофе – самый правильный, настоящий. Побывать во Львове и не выпить чашечки кофе… Нет, нельзя. Неправильно это.
Мы и пошли первым делом в какую-то замечательную львовскую кавярню. Попили кофе. Я, правда, никогда не был особым ценителем этого напитка. Кофе, как кофе. В общем, в чем особенность львовского кофе (кавы) я тогда так и не понял.
* * *
А вот два других львовских музея, в которые меня сводили мои новые друзья следующими днями, мне запомнились.
Ну, Арсенал, понятно почему. Какого там только оружия не было… Начиная от обычной каменюки, на которой запеклась кровь первобытного человека, до современного стрелкового вооружения. Особенно меня поразили винтовки первой мировой войны. Кроме нашей мосинки и немецкой винтовки Маузера… И японская Арисаки, и австро-венгерская Манлихера, и английская Ли-Энгфилда, американская Спрингфилда! Было на что посмотреть!
А музей народной архитектуры и быта в Шевченковском гаю (роще)?! Это вообще, что-то с чем-то. Я там целый день провел. Местность холмистая, поросшая лесом. Поднимаешься на один холм, а там гуцульский хутор. И если не торопиться. Походить, посмотреть, потрогать руками старые строения… Смотритель обязательно обратит на тебя внимание и расскажет, как на таких хуторах делают настоящую гуцульскую брынзу.
Спустишься с этого холма, поднимешься на новый, тот, что рядом, а там… Уже хутор другого региона, другой смотритель. Который, опять же, если не торопиться, расскажет тебе свою, не менее занимательную историю о тех домах и строениях, за которыми он присматривает.
* * *
В общем, улетал я изо Львова и до автобуса, что шел в аэропорт, провожали меня четыре человека. И каждый из них написал в моей записной книжке свой адрес. Не студенческой общаги, который я и так за эти несколько дней назубок выучил, а домашний. Своих родителей. С телефонами.
Звони, мол, Костя, приезжай. Будем рады. Найдем, что тебе ещё показать. Не менее интересное, чем то, что ты уже посмотрел.
Но… Не позвонил я. И не приехал. Через полтора года призвали меня. И там, в учебке, кто-то приделал моей записной книжке ноги. Наверное, прельстившись тем, что помимо адресов, у меня там были записаны краткие биографии многих наполеоновских маршалов. Ланна, Нея, Мюрата, Массены…. Каждый солдат носит в своем заплечном ранце маршальский жезл. Вот, сыновья крестьян, бочаров, мельников… А кем стали?!
Так или иначе, но ушла от меня та записная книжка. С адресами четырех парней, с которыми когда-то, на несколько дней, свела меня судьба. И сколько прошло лет, больше я их никогда не видел. А вот память… Добрая, теплая память о них, как ни странно, осталась.