Казацкая шашка

               
Рассказ из сборника "Водка энд Беларус консулэйт".

               
После тяжёлых, голодных военных и первых послевоенных лет жизнь в деревне Селидовка, что затерялась среди бескрайних оренбургских степей на берегу безымянной речки, стала налаживаться. У колхозников теперь хватало хлеба до нового урожая, они больше не сидели на одной проросшей картошке и квашеной капусте до самой середины лета. Бабы на полях уже не мучились с едва тянувшей плуг исхудавшей клячей. Появились трактора, самую тяжёлую работу делал мотор. Люди снова обзавелись домашней скотиной, почти полностью пошедшей под нож во время войны, и молоко с маслом доставались теперь не только маленьким детям. Но жилось пока ещё очень бедно, и по весне многие сдирали солому с крыш, чтоб было что пожевать главной кормилице семьи —  корове. Корм, конечно, не калорийный, но помогал животным протянуть до буйных майских трав. Вот и стояли всё лето избы с огрызками своих соломенных шапок, темнея посеревшей от времени и дождей дощатой обрешёткой, стояли пугающе печально.  Без привычного соломенного покрытия дом, как отощавший человек без одежды, ведь кроме защиты от дождя и холода солома придавала избёнкам хоть какую-то аппетитную пышность и внешнюю законченность. А так чернели среди деревни голые крыши, и редкие степные ливни пробивали хилую конструкцию жилищ, заливая водой нехитрый скарб селян.
Косте ещё не исполнилось и четырнадцати лет, когда он пошёл работать учётчиком в тракторную бригаду. Отец оставил семью ещё до войны, а матери одной тяжело было тянуть хозяйство и растить двух детей. Работа оказалась нетрудная, но ответственная.  Машинно-тракторная станция выделяла колхозу технику и механизаторов, они своё дело делали, но порой хитрили, требовался учёт и контроль. Иначе трактористы норовили завысить объём сделанной работы, за которую колхоз платил МТС и без того немалую натуроплату. В Костины обязанности как раз и входил замер обработанного участка. В Оренбуржье люди селятся у воды, а поля вокруг могут простираться на десятки километров, порой Косте приходилось проделывать немалый путь до места. Поэтому, придя из школы, он перекусывал на скорую руку, делал письменные домашние задания (устные в школе перед уроком быстренько прочитывал) и убегал к колхозной конюшне.  Ему выдавали лошадь с бричкой, дальше путь лежал к полю, где в тот день работали трактористы. Там он шагами измерял обработанный кусок участка. Главное было не сбиться со счёта — поля ровные и большие, трактора за день успевали сделать много. Потом — записать в блокнотик подсчёты, а в правлении их сверят с цифрами, полученной от трактористов. Впрочем, те быстро убедились в честности паренька и уже не заморачивались сами с вычислениями.
Так и трудился Костя уже второй сезон, начинал в апреле и заканчивал в октябре, когда прекращались все полевые работы, и землю прихватывали первые заморозки, а воздухе временами кружили белые мухи. Ему, как обычному взрослому колхознику, начисляли трудодни, по которым в конце года, после сбора урожая, рассчитавшись с государством и МТС, колхоз расплачивался, в основном, зерном или мукой. Костя гордился тем, что помогает матери, он чувствовал себя совсем взрослым, хотя ничто мальчишеское ему было не чуждо. Ещё прошлой осенью, освободившись от своих дел, он с удовольствием участвовал в детских играх. «Казаки-разбойники» почти ушли в прошлое, их заменили «Наши против немцев». Конечно, фашистом никто не хотел быть, играли по очереди. Вместо оружия брали палки, из дерева строгали игрушечные ножи, мастерили подобие автоматов.
Однако на шестнадцатом году жизни пришло осознание того, что такие забавы ему, большому уже парню, кормильцу семьи, не с руки: пора взрослеть.  А так хотелось побегать с соседскими мальчишками, покричать «ура!», «пострелять» из самодельного игрушечного ружьеца, что ещё стояло за печкой, помахать сабелькой. Только несолидно это как-то. Да и времени не хватало, в будние дни возвращался он поздно, а по воскресеньям и в доме дел полно. Дров впрок наколоть, баню протопить, помыться, а ещё читать он любил. Книжек в школьной библиотеке немного, но Костя находил и там кое-что интересное, больше всего ему нравились «Три мушкетёра» и «Пятнадцатилетний капитан». Читая, он живо представлял себе картины дуэлей и сражений, захватывающие морские путешествия, бушующие штормы, нещадно треплющие судно и смелого юного шкипера, взявшего в трудную минуту судьбу многих людей в свои руки.
Общение со сверстниками и детьми помладше проходило у Кости обычно по дороге в школу. До неё идти почти четыре километра, в самый райцентр. Дорога, по сути, отсутствовала. Просто с весны до зимы шли между вешек, вбитых в землю, чтобы люди не заблудились на почти ровной, слегка поднимавшейся к горизонту степи. Зимой вешки заметал снег, тогда тащиться по сугробам в одиночку становилось страшно даже взрослым. Дети же привыкли ходить в школу гурьбой в любое время года. Так и не страшно, и веселей, можно пошалить малость по пути, и побалагурить, случаи всякие рассказать или какую книжную историю. А зимой к тому же бывало задували сильные ветра, да так, что тех, кто помладше с ног сбивало. Тогда старшие становились в круг, запускали мелкоту вовнутрь и такой вот тевтонско-рыцарской «свиньёй» двигались в сторону посёлка, высматривая по сторонам знакомые ориентиры: то холмик небольшенький, то одинокое деревцо, бог знает каким-то чудом выросшее среди полей.
Собирались на краю деревни, возле кладбища, там же поджидали и кривушинских ребят. Соседняя деревня со смешным названием —  Кривуши —  расположилась на другом берегу речушки. Тамошний народ ходил в город через Селидовку, два берега реки соединял деревянный мостик, который раз в пять-десять лет сносило весеннее половодье. Тогда у кривушинских для связи с внешним миром оставались только несколько лодок. Но в тот год вода пощадила переправу, и детишки с левого берега без проблем добирались до места встречи. По одному, по двое подходили школьники, и, когда собиралось человек пятнадцать-двадцать, двигались в путь. Потом подтягивались другие дети, собиралась новая компания. То же самое происходило на обратном пути, большими группами возвращались домой юные жители двух деревень из школы. Назад идти ещё веселее: уроки кончились, в протопленном доме ждёт еда.  Конечно, надо и взрослым помочь по хозяйству или в колхозе, но затем придёт черёд привычных детских развлечений.
В один из тёплых майских деньков Костя, вернувшись с занятий, как обычно нашёл в чугунке ещё тёплую кашу, положил себе и сестрёнке, быстро поел и сел за уроки. Всё как всегда, обычный распорядок обычного дня. Задали немного —   ещё не пробили настенные часы четыре часа, как он закрыл за собой дверь —  начинался рабочий день, пора лежал на конюшню.
Там Костя запряг в бричку старого коника по кличке Удалой. Его настоящего имени никто не знал, распределили в колхоз как трофейного, году в сорок шестом. Уже тогда это был не первой молодости красавец, и колхозный конюх, инвалид войны, но большой шутник дал коню такое звучное имя, видимо, смеха ради.
Удалой медленным шагом тащил бричку на дальнее поле. Пешком Костя, может, дошёл бы и быстрее, но ему ещё придётся попрыгать по свежей пашне, поэтому он предпочитал полулёжа править конём, смотреть в голубое небо, искать взглядом край степной дали и мечтать. Какой же послевоенный мальчишка не представлял себя верхом на резвом скакуне или за рычагами неуязвимого для врага танка, в кабине скоростного самолёта? Это куда как интереснее и красивее, чем торопить усталого от жизни колхозного трудягу.
Вот и поле. Трактора только уехали, из-за невысокого холмика доносился рокот их моторов. Костя ловко соскочил с брички, оставив Удалого покормиться молодой травкой у самой кромки вспаханной земли, и приступил к делу. Самое трудное в его работе —   правильно, без ошибок, посчитать шаги —  степные поля просторны. Поэтому юный учётчик выработал свою технологию: дойдя до пятисот, втыкал в землю припасённый длинный колышек и начинал отсчёт с нуля. Потом по количеству этих меток, видных издалека, вычислял общее расстояние. Плохо только, что больше четырёх вешек не разглядишь, а в плохую погоду и третью не всегда увидишь. Тогда паренёк считал всё до конца обработанного участка. Вначале пытался для быстроты опускать сотни, вспоминая их только с началом следующей, так счёт совпадал с его шагом, но, запутавшись пару раз, стал выговаривать цифры полностью, хоть это и тормозило работу.
И сегодня, после четвёртой вешки он вёл безостановочный счёт. Губы шевелились:
 — Пятьсот сорок пять, пятьсот сорок шесть, пятьсот сорок семь, пятьсот сорок восемь, пятьсот сорок де…, —   Костя остановился, он отчётливо увидел впереди слева что-то тускло поблескивающее в отвале земли, —   пятьсот сорок девять, пятьсот пятьдесят.
Приметив место, на котором он прекратил считать, Костя подошёл ближе к странному предмету, наклонился и попытался выдернуть его из чернозёма.  Находка не хотела так просто вылезать из свежей пашни, но слегка раскачав и ухватившись двумя руками, Костя вытащил её.
 — Ба! Да это какая-то сабля… в ножнах, —   пробормотал он, очищая предмет от земли и рассматривая его внимательно. 
Ну и находка! Не удержавшись от восхищения, громко воскликнул:
 —  Вот так штука!
Ничего подобного он ещё в жизни не видел! Какое-то представление о внешнем виде этого оружия он получил только из книжных картинок и из кино, которое раз в неделю показывали в маленьком зале в правлении колхоза. Игрушечные, деревянные сабельки мальчишки сами строгали из досок, но сейчас он держал в руках настоящую! Костя вынул саблю из ножен и рубанул воздух —  вжик, ещё раз —  вжик, и ещё, и ещё.  Восторгу не было предела! Правда, клинок и металлические накладки на обшитых кожей деревянных ножнах местами поржавели, кожа тоже кое-где порвалась, но Костя знал точно, что с этими проблемами он справится. «Ерунда, дело поправимое!» —   сказал он сам себе и, не выпуская из рук ценную находку, пошёл доделывать работу.
Домой ехал быстрее, Костя всё подгонял Удалого. Тот, нехотя, но всё же ускорил аллюр, иногда с удивлением оборачиваясь в сторону своего кучера, явно не понимая, почему сегодня его так гонят. А юному вознице просто хотелось поскорее заняться своей саблей.   
Мать, когда увидела, с чем сын явился в дом, охнула, но ругать не стала, только наказала и ему, и сестрёнке никому не говорить, а то ещё беду накличут —  всё же холодное оружие. Костя кивнул в знак согласия и ещё раз внимательно рассмотрел найденную вещь. Коррозия довольно сильно поразила металл, но, тем не менее, её можно было снять.  В сарае у Кости имелось рабочее место —   прибитая к стене дощечка на подпорке, там он раньше мастерил себе деревянные ружья и ножи. Стулом служил ящик из-под водки, выпрошенный у продавщицы сельпо.
Сначала попробовал стереть верхний слой ржавчины обрезком кожи. Кое-что удалось удалить, но основная часть работы была впереди. Тогда он начал тщательно протирать саблю разрезанной напополам и обмазанной на срезе хозяйственным мылом картошиной. Такой способ он уже использовал для своего ножика. Но на нём время от времени появлялся только налёт окисленного металла, а клинок в некоторых местах аж бурыми пупырышками покрылся. «Ничего, —   говорил паренёк себе, —   тут нужно только терпение!».
Обильно протёртую картофельно-мыльным средством саблю Костя оставил лежать до утра, а утром повторил операцию. И так каждый день: вечером протрёт, намажет этой смесью ржавый металл и оставит на ночь, потом снимет аккуратно образовавшийся налёт и снова намажет, вечером —  опять то же самое. Постепенно ржавчина исчезала, и клинок стал приобретать божеский вид. 
Теперь пришёл черёд приводить в порядок ножны, кожа на них не только порвалась в одном месте, но и в других держалась, как говорится, на соплях. Клея в магазине не видели с довоенных времен, хозяйственное мыло-то появилось не так давно. Но Костя не унывал, он сварил клей из картошки и ржаной муки, для такого дела мама не пожалела грамм 70-80 ценного продукта.  Вымыв как следует ножны и вычистив забившуюся между кожей и деревом грязь, он сделал надрезы в проблемных точках и начал тонким слоем наносить ещё тёплое варево на деревянную основу, сразу прижимая кожу двумя руками. Подержав минут пятнадцать «вылеченный» участок, переходил к другому. Больше всего хлопот доставил порвавшийся кусок, он никак не хотел распрямляться, но Костя одолел и его.
Последним этапом была чистка металлических накладок на ножнах. Костя хотел, чтобы они блестели. Для этого он брал кусок войлока и, растерев на металле часть варёной картофелины, принимался усердно тереть. Каким эффективным и многофункциональным средством оказалась обычная картошка! Эта процедура тоже заняла немало времени. Кроме того, клинок всё-таки сохранил часть своих рубящих способностей, и один раз Костя едва ни отсёк себе палец.  Но он был вознаграждён за свои старания. После двух недель упорного труда, сабля выглядела почти как новая, только кожа ножен выдавала возраст оружия. Теперь можно было испытать её в деле. Костя попробовал, и, хотя оружие явно нуждалось в заточке, веточки крошились хорошо, а большего он и не ждал.
Отреставрированная сабля стала для него больше, чем простой игрушкой. Костя не только забавлялся с ней, рассекая на мелкие кусочки ветки. Каждый раз, поупражнявшись таким образом, он аккуратно вытирал её ветошью и любовался тем, как блестит сталь при свете керосиновой лампы. Потом врождённая любознательность потребовала выяснить, какие воины могли использовать такую вещь. В библиотеке райцентра он вычитал в энциклопедии, что его находка, скорее казачья шашка, а не сабля, потому что у неё отсутствовала предохраняющая руку в бою гарда —  казаки не дрались на саблях, как польские паны, а рубили с седла сверху вниз.
Между тем наступило лето, окончились занятия в школе, их сменили обычные для этого сезона крестьянские дела —  прополоть огород, окучить картошку, задать корм двум поросятам и курам. Оставалось время и на игрища последнего лета детства, в следующем году Костя заканчивал восьмой класс, и девятый пока опять не обещали. В райцентре других учебных заведений не имелось, а он хотел учиться и стал задумываться о том, что делать дальше.
Постепенно шашка, спрятанная на чердаке, ушла на второй план, показывать её Костя, памятуя о наказе матери, никому не хотел, опасался: прознает участковый и отберёт. Да и мать ворчала постоянно, боялась, что сын что-нибудь разобьёт или, не дай Бог, кого поранит своей страшной штуковиной. Так и пролежала она большую часть лета в укромном месте.
Но в один из сентябрьских дней, придя с работы, Костя не выдержал и снова достал шашку.  Опять хотелось покромсать какие-нибудь ветки. Дома нельзя —  садовые деревья наперечёт, за них даже налог платят.  Тогда Костя, спрятав шашку под фуфайку, направился к деревенскому кладбищу, там в этот час никого не могло быть, зато росли бесхозные деревья. Нарубал вдоволь: и сверху, и слева, и справа, и тонкие совсем прутики и ветки потолще. Там же, под старым, расколовшимся на две части, заброшенным надгробьем прошлого века, он припрятал своё оружие —  чего таскать шашку через всю деревню!
Вот и стал Костя по утрам выходить из дома чуть раньше —  намахается, настрижёт веток с берёзок, и на другой конец кладбища, к точке сбора детей. О своей тайне он вообще никому не говорил —   шашка хранилась не в доме, потерять боялся. Он так полюбил свою недетскую игрушку, что иногда засовывал её под фуфайку и шёл на уроки. В райцентре, почти по дороге к школе жили родственники. Костя иногда заходил к ним водички попить. Теперь стал забегать чаще и по пути прятал шашку в сарае, а после школы таким же манером забирал.
Прошла короткая осень, наступила долгая зима, а с ней и холода. Деревню замели метели, дорогу тоже. Вешки исчезли под толстым слоем снега. В школу шли по санному следу, примерно повторявшему летнюю дорогу, но и он иногда пропадал.  Окоченевшие на степном ветру дети приходили на занятия, и долго не могли взять в руки перо. Часто болели, а тут ещё скарлатина. В деревне началась эпидемия, большая часть школьников слегла с температурой и на уроках не появлялась. Всё меньше и меньше становились группки, собиравшиеся у кладбища. Если раньше шли в школу человек пятьдесят из двух деревень, то в эти дни едва набирался десяток. Каждый день недосчитывались кого-то ещё.
В то утро после ясной и морозной ночи подул сильный ветер, поднимая в воздух лёгкий, неслежавшийся снег, низкие облака прижались к поверхности земли, было холодно, совсем не хотелось никуда идти. «Бр-р», —   пробормотал Костя, высунув нос во двор. Но накануне в клубе показали «Повесть о настоящем человеке». Там старший лейтенант Мересьев полз по снегу восемнадцать дней.  И Костя, упрекнув себя в минутной слабости, одел тулупчик с шапкой и открыл дверь. Студёно, отворачиваясь от ветра, он снова и снова вспоминал картину воздушного боя эскадрильи Мересьева: «Вот полетать бы так на краснозвёздном самолёте, давишь на гашетку, и дымит немец! Ну ладно, зато у меня шашка есть!» Как всегда, паренёк сначала направился на кладбище. Там, у развалившегося надгробья, он хорошо вытоптал снег, и хотя сегодня утром снова припорошило, чужой человек мог задаться вопросом —   почему это сюда кто-то ходит? Костя подошёл к месту и внимательно осмотрелся вокруг. Так и есть, с другой стороны кладбища к надгробью вели следы, они упирались в могилу! Там человек потоптался и, видимо, потом обошёл могилу.
Костя подбежал к своему тайнику, наклонился к щели, в которую засовывал шашку, поводил пальцами внутри. Ничего. Ещё поискал, ещё. Пусто, ничего не было! Холодный пот выступил на лбу: «Украли шашку!». Он присел на отвалившийся от старого надгробья кусок. «Кто же это мог сделать? Кого чёрт принёс в этот заброшенный уголок кладбища? Неужели меня кто-то выследил и упёр мою шашку?»  Костя молча сидел, ветер, хоть и более слабый среди кладбищенских деревьев, яростно хлестал его по лицу. Две крупных слезы покатились из уголков глаз, но не вьюга их вышибла, а обида. Досадно было, жалко шашку, обидно за собственную глупость, ругал он себя, не стесняясь в выражениях. Надо было хранить ценную вещь на чердаке! 
Время шло, пора двигаться к месту сбора ребят. Он поднялся и тут же снова присел от неожиданности, его вдруг осенило: это же он сам вчера утром пришёл с другой стороны, ему нужно было перед школой забежать в правление!  Как ошпаренный вскочил с места:
 — Значит, никого тут, кроме меня, не было! Значит, шашка должна быть там!
Он опять наклонился, присел на одно колено, и, сняв варежку, начал тщательно ощупывать тайник.   
 — Что-то не то, —   сказал он себе и в то же мгновение понял —  то ли от мороза, то ли ещё от чего-то, трещина в камне увеличилась и стала глубже, —   ну-ка, давай, посмотрим, —   прохрипел паренёк, просовывая руку глубже.
И точно, пальцы его наткнулись на что-то твёрдое.
 — Она! —   радостно вскрикнул Костя и принялся выковыривать шашку.
Получилось не сразу, несколько минут, обдирая до крови пальцы о камень, он вытаскивал завалившееся в узкую щель сокровище.  Наконец, оружие удалось извлечь. Немного попортилась кожа ножен, но ничто не могло затмить радость обретения уже утраченного достояния.  Костя рубанул воздух пару раз, засунул оружие под тулупчик, после таких эмоций расстаться с ним он уже не мог, и побежал по проторенной им же тропинке к краю кладбища.
Там увидел только свежие следы на снегу, судя по всему, ребята ушли в школу. Видать, подумали, что скарлатина и его уложила в постель.  «Придётся идти одному! —   подумал Костя и тут же засомневался, а, может, не стоит. —   Зима, вьюга начинает завывать, пустынная степь, скажу дома, что опоздал, все ушли без меня». Он на мгновение представил себе, как здорово прислониться к жарко натопленной с утра печке. Но опять вспомнился вчерашний фильм и обессиленный лётчик, несмотря ни на что ползущий к своим. «Нет, мне уже шестнадцать лет, а я как маленький, боюсь один идти в школу, надо идти!» —   Костя двинулся по следам товарищей.
Жутковато одному в пути, куда ни глянь —  кругом лишь белая гладь, ни людей, ни лошадей, даже птицы куда-то попрятались. Только дорога, слегка присыпанная свежим снегом, немного выделялась на фоне заснеженной пустыни. Косте вспомнилась позапрошлогодняя история, когда взрослый мужик из Кривушей заблудился в сильную пургу и замёрз насмерть. «Так то в пургу, тогда бывает вообще ничего не видно!» —   утешал он себя. Но всё равно неприятное ощущение полного одиночества посреди белых снегов упорно давило на сознание. К тому же вьюга постепенно перешла в метель, уже не редкие снежинки впивались в лицо, а целые снежные заряды барабанили по щекам. Чтобы сменить мысли и согреться, Костя достал шашку, и хотя в руке у него была не шпага, он остановился и, сделав выпад вперёд, совсем как в одном фильме, который он смотрел в районном доме культуре, крикнул, подражая Д’Артаньяну: «Защищайтесь, сударь!».  Воображаемый поединок длился несколько минут, он взбодрил Костю и согрел его замерзавшее тело.
Спрятав под тулупчик шашку, Костя продолжил путь, оставалось меньше половины. Скоро появится видные издалека ориентиры —  телеграфные столбы, ведущие в райцентр. На душе стало легче, даже было досадно за самого себя, чуть не струсил, а ведь почти взрослый парень.
Костя уже разглядел первый столб, выраставший из-за встречного холмика, когда почувствовал что-то неладное. Какое-то непонятное ощущение сковывало его тело, сердце замирало будто затянутое в тиски, не давая нормально дышать. Если бы он верил в сверхъестественные вещи, то решил бы, что предчувствует беду. Но он никогда не слушал стариковские россказни про нечистую силу, ведьм, домовых, шестое чувство и всякую такую ерунду.  Тем не менее, Константин остановился и огляделся вокруг. И не зря, какими-то неведомыми, тайными способами организм оповестил его об опасности. За ним, метрах в двадцати рысью бежали волки. Их было немного, всего трое. Но он-то один!  Костя побежал, хотя знал, что от волка не уйдёшь, Однако всё же рванул что было мочи, страх оказался сильнее рассудка. Но даже на бегу он чувствовал погоню, волки нагоняли, они были уже совсем рядом. Тогда он остановился и резко повернулся к ним лицом.
Хищники сначала замедлились, но вскоре продолжили преследование, пытаясь охватить человека с трёх сторон. Они уже не бежали, а шли, оскалив острые зубы. Один чуть спереди, и ещё двое, ненамного отставая от него. Кричать, звать на помощь бесполезно, рядом никого нет, никто не услышит, и силы были явно неравны, один против троих, но тут Костя вспомнил про своё оружие и, расстегнув верхнюю пуговицу зипуна, вытащил его. Затем придерживая левой рукой ножны, а правой схватившись за эфес, быстро достал шашку и начал угрожающе размахивать ей. Клинок со свистом рассекал снежный занос рядом с дорогой и поднимал целое облако снега. Впечатлённые такой картиной хищники опять остановились, сверкание металла в руках человека поубавило им прыти, но от этого намного легче не стало. Ведь стоило лишь повернуться спиной, как волки бросятся на свою жертву, не взирая ни на что. От человека их уже отделяло всего метров восемь-десять.
Тогда, оставаясь лицом к волкам, Константин начал пятиться назад, в сторону райцентра, Было очень неудобно, один раз он даже упал, поскользнувшись на снегу. Его преследователи сразу воспользовались этим и едва не накинулись на парня, пока он, оправившись от такой осечки, снова не замахал своим оружием, даже не встав полностью. Со злости он едва не запустил шашкой в самого ближнего волка, но вовремя остановился, сообразив, что даже, если ранит одного, то останется полностью беззащитным перед двумя другими. Тем не менее, его отчаянный жест подействовал на хищников, они чуть-чуть отошли, на более безопасную для человека дистанцию —   оттуда они уже не могли мгновенно подскочить, чтобы вцепиться в него клыками. «Ага, боитесь!» —   крикнул Константин и сделал ещё несколько ложных замахов. Волки отступили ещё на пару метров. «Так-то!» —   торжествуя, сказал преследуемый и, делать нечего, продолжил движение спиной вперёд.
Он шёл, оступаясь, поскальзывался, но больше не падал. Если бы обернулся, то увидел бы проступившие сквозь белую пелену первые поселковые дома.  Но он не мог себе позволить такой роскоши, всё внимание было приковано к трём парам хищных глаз, сверкавших даже в отсутствие малейшего лучика солнца. «Не получите ничего, гады, подохнете от голода!» —   зло крикнул он своим преследователям, хладнокровно ждавшими от него всего одного неверного шага. 
И дождались! Внезапно правая нога Кости ударилась о торчавший из-под снега камень, он пошатнулся, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, удержался, не упал, но выронил шашку! Она сделала какой-то замысловатый пируэт в воздухе и воткнулась в сугроб метрах в трёх от Кости. Волки слегка отпрянули, испугавшись причудливого полёта клинка. Это и спасло его, он мгновенно рванулся в сторону опешивших волков, намереваясь выхватить своё оружие из снега раньше, чем те очухаются от внезапного замешательства.  И получилось! Хотя один из хищников успел прийти в себя и почти подбежал на расстояние последнего броска до жертвы, когда Костя, схватив шашку, неистово замахал ею перед приблизившейся мордой. Волк сразу отпрянул назад, поближе к своим товарищам по охоте.  Он всё время двигался чуть впереди двух других, наверное, считался, если не вожаком стаи, то уж точно главарём этой троицы. Положение было восстановлено, волки держались на допустимом расстоянии, а Константин, не сводя глаз со своих преследователей, продолжил движение к посёлку. Только, проходя мимо злосчастного камня, удивлённо посмотрел на него, не в силах понять, откуда он взялся на ровном месте.
На первый урок он опоздал, но учитель его даже не поругал. Одно то, что дети приходили в такую погоду из отдалённых деревень, не позволяло взрослым делать им внушения. О случившемся Константин ничего никому не рассказал, даже друзьям, он по-прежнему хранил тайну шашки. Мама тоже не узнала про этот случай, он не хотел, чтобы она лишний раз волновалась. Но теперь, всякий раз направляясь в школу, Константин брал своё оружие. Так и шёл, спрятав его под тулупчиком. Даже когда эпидемия окончилась, и они снова ходили большой компанией, он не расставался с шашкой по дороге в райцентр. Она окончательно перестала быть игрушкой, забавной вещицей для рубки веток, а превратилась в его сознании в настоящий боевой клинок. Ведь страшно было подумать, что бы случилось, не завались тогда она поглубже в щель. Да заигрался бы всего лишь с ней дольше обычного, а потом второпях припрятав под надгробье, побежал бы к опустевшему месту общего сбора. Опаздывать и идти одному ему уже приходилось.  Но тогда ещё стояли осенние дни, и волки были не такие голодные…
Окончилась зима, растаял снег, Константин ещё иногда брал с собой шашку, но под лёгкой одеждой её стало труднее прятать. Поэтому в начале мая он снова перенёс свою самую ценную вещицу в дом и закопал в соломе на чердаке. Вечерами, когда темнело, выходил по старой памяти во двор порубать заранее приготовленные ветки. Но вскоре и на это времени не осталось: прибавилось работы в поле, а в школе начались экзамены, которые Константин хотел сдать на пятёрки и четвёрки. Чтобы продолжать обучение, надо получить хорошие оценки по всем предметам. Только так примут в другую школу, в другом месте, далеко от дома —   в райцентре никак не могли семилетку полностью преобразовать в среднюю школу, вот и в тот год так и не открыли следующий, девятый, класс.
Но Константину повезло —   мамина сестра, обосновавшаяся в Керчи, согласилась взять племянника. На кого учиться после десятилетки Константин уже начинал понимать —  кроме «Повести о настоящем человеке» он посмотрел довоенную ещё картину «Истребители» и почувствовал, что небо начинает его притягивать. Окончательное желание стать лётчиком пришло позже. В Керчи однажды приятель уговорил его съездить на попутках на военный аэродром. К самолётам их, конечно, близко не подпустили, но один вид взлетающих тяжёлых бомбардировщиков заворожил десятиклассника, и решение было принято.
Только один раз ему удалось приехать на каникулы в Селидовку и подержать в руках своё оружие. Потом мама завербовалась на работу на Украину, и они с сестрой, собрав вещи, покинули родную деревню. Шашку так и оставили на чердаке, везти её через полстраны мать побоялась, хотя Константин очень просил. Но долго горевать по шашке не пришлось.  Детство закончилось, вместе с ним ушло в прошлое всё, что с ним связано. А шашка навсегда осталась в его памяти, она, эта бесценная находка, не только спасла его, но и оказалась мостиком в новую, взрослую, жизнь. Правда теперь место стального клинка в его сердце заняла другая страсть —   самолёты.   
Рассказ из сборника "Водка энд Беларус консулэйт". Его можно найти на платформе "Литрес".