Сборник «Белгородская черта». Блеск и нищета. 4.0
(в начало)
«Повесть о граде Курске» или «Чюдеса Пресвятой Богородицы Курския»
Продолжим чтение вышедшего в Белгороде «Сборника статей по истории «Белгородской черты» № 7 (2022), по итогам Всероссийской научно-практической конференции, под редакцией В.М.Жигалова, А.И.Папкова, Е.В.Шварева.
«Повесть о граде Курске» как исторический источник» к.и.н. А.В.Зорина (Курск), когда я пробежал её глазами, показалась обычной научной статьёй, вроде всё нормально, только разудалая критика автора-монаха «Повести», видимо, слегка задела: она была без всякого снисхождения. Прочитал второй раз — и вспомнил древнегреческую легенду о риторе, которому заказали речь для выступления в суде. Заказчик прочитал подготовленную ему речь, остался доволен и расплатился с ритором. На следующий день он возвращается к ритору и говорит ему, что дома перечитал текст во второй раз, и нашёл много противоречий, а прочитав в третий раз, пришёл в ужас: его речь в суде может быть обращена против него! На что ритор ответил: «А сколько раз вы будете говорить эту речь в суде?»
В общем, Зорин обвиняет безвестного автора в недобросовестном переписывании всяких историй из разных «житий», со всей строгостью науки, так что можно строго подойти и к самому Зорину. Хочется защитить несколько безымянного автора.
«Литературный памятник, известный под условным названием «Повесть о граде Курске», представляет собой важнейший источник по истории Курского края, который использовался в работах историков и краеведов, начиная со второй половины XVIII века, - начинает свою речь Зорин, и далее сетует, что ранние авторы как правило «механически» переносили сведения из него в свои работы. Развитие исторической науки привело к более критическому взгляду на источник, «тем не менее все исследователи признают его значимость».
Еще историческая наука очень беспардонно относится к доставшемуся ей историческому наследию. В примечаниях после статьи даётся оригинальное название этого «литературного памятника»: «Чюдеса Пресвятой Богородицы Курския», - вот главная тема безвестного монаха, всё остальное, «о зачале града Курска» и прочее - отдельные главы, но поскольку «прочее» больше всего интересует историков, они меняют оригинальное название «Чюдеса Пресвятой Богородицы Курския» на условное «Повесть о граде Курске», и считают это само собой разумеющимся, что они имеют право на такой произвол.
«Духовный источник» историки рассматривают как «исторический источник», наверное, это можно делать, но можно ли менять оригинальное название? Ведь это влияет на восприятие материала, сам Зорин относится к «Повести» как к исторической хронике. Монах будучи в «духе», то есть под влиянием «духа святого», пишет как бы по велению «духа святого», у писателей это называется писать «по вдохновению». Это всё равно, что «Войну и мир» Льва Толстого назвать «Походом Наполеона на Москву», и критиковать как исторический источник.
Научные методы и легендарные события
Поражает обвинительный уклон наших исторических исследователей, при этом один историк приводит исследования другого историка как неоспоримые, убедительные доказательства. А.В.Зорин приводит исследования А.И.Раздорского, который ранее уличил автора-монаха в том, что он неправильно сообщил о разорении Курска «ординским царем Батыем» в лето 1237 года: «монголы никак не могли разорить Курск в этом году, поскольку в декабре 1237 разорили первый русский город на их пути Рязань». Заметим, что «ординский царь Батый» - это много точнее «монголов» Раздорского, которые были совсем не «монголы» в своей массе.
Другой аргумент Раздорского: «Кроме того, Курск упоминается летописями даже спустя десятилетия после «Батыева нашествия» (1275), однако, и Рязань, хотя и на новом месте, тоже упоминается спустя десятилетия после своего разорения в 1237 году. Как с этим быть, в таком случае?
Заметим, что мнение Раздорского о первом разорении Рязани - это общее мнение нашей историографии, известное всем со школьной скамьи, но вряд ли его можно приводить в данном случае, здесь надо бы привести выписки их летописей, что Рязань была первым городом, разорённым Батыем, или другие летописные обоснования, а не школьные аргументы. Если в летописях не говорится о разорении Курска летом 1237 года, это ещё не доказательство его не разорения. Вообще, Курск находился тогда тоже на восточной границе Древней Руси.
К 1290/91 годам, по современной датировке, Зорин относит рассказ безвестного автора о борьбе курских князей с баскаком Ахматом, в контексте этого «татарского разорения» говорится о «явлении Пречистыя Богородицы образа из кладеця», что «повлекло в дальнейшем появление в церковной литературе точной даты этого обретения — 8 сентября 1294/1295 года. И опять ссылается на Раздорского:
«Как убедительно показали исследования А.И.Раздорского, данная датировка является произвольной и совершенно безосновательной». Чья датировка является произвольной: автора или церковной литературы? Что можно говорить о точной датировке, если говорится о «явлении Богородицы» в контексте событий? А может быть, историк Раздорский хочет просто уесть «церковную литературу»? Какое вообще дело историкам до церковных событий? При этом мнение «церковной литературы» на их «открытие» не приводится.
Как убедительно сообщает нам сам Зорин, автор был весьма образованным человеком: « В первой главе своего повествования «О граде Курск яко бе из давних лет» он приводит сведения о Феодосии Печерском, прямо заимствованные из его жития в Киево-Печерском Патерике», это ему ставится чуть ли не в вину: заимствовал! Или цитировал? А далее он заимствует из «жития Петра», но неправильно, ошибочно соотносит основные события в рассказе о митрополите Петре Московском, Иване Калите и московском храме Успения Богородицы, в то время как историки (опять Раздорский со товарищи) соотносят этот фрагмент «жития Петра» с Волынью (река Рать под Курском якобы перепутана автором с рекой Ратой на Волыни).
Современным исследователям виднее, но их вывод: «Автор не располагал никакими самостоятельными сведениями о древнейшей истории края (Курского. - В.К.), и поэтому вынужден был черпать их исключительно из доступной ему житийной литературы, невольно или сознательно включая откровенно ошибочные утверждения», - говорит о том, что ему вменяют непорядочность, духовному лицу — наши светские историки. Хотелось бы знать, что по этому поводу думают историки церкви? Но их забыли спросить, их мнение не приводится. С другой стороны, что значит «самостоятельные сведения о древнейшей истории»? Самостоятельные сведения и сегодня можно только с потолка добыть.
Далее Зорин приводит «сведения из житийной литературы» о «рыльском князе Шемяке», о приключениях «священника Боголюба», и уверен, что за «Шемякой» «явно скрывается князь рыльский и Новгород-Северский Василий Иванович Шемячич, поэтому эти сведения относятся к началу XVI века».
«Приключения» иерея Боголюба (Боголепа) — его «пленение татарами, поджог часовни во время набега, неволя в Крыму, освобождение послами московского князя — следует отнести к числу типичных событий на южном порубежье XVI-XVII веков», - продолжает Зорин, а между тем перед нами предстаёт героическая история, которая называется «приключением»: «дым Часовни» для историка — это «приключение».
Эксперты профессор Дмитрий Багалей и анархист Нестор Махно
Далее наш историк приводит из «жития» «приключения некоего Малюты, укрывшегося от татар в ветвях дуба... довольно обыденную для пограничья историю, всего лишь причастную к чудотворной силе иконы Знамения». И тут он «вспоминает интересное наблюдение Д.И.Багалея, отметившего, что «Повесть», хотя и говорит о запустении страны после татарского погрома, «свидетельствует также о том, что край не обратился в совершенную пустыню, что люди, бродившие тут, «прибытка ради своего зверей и мёда, выходили «из градов, из Рыльска и иных». «Населённость Курского края в XIV-XV веках в последнее время подтверждается и археологическими памятниками», - заканчивает свою мысль Зорин.
Мы приведём другое интересное наблюдение харьковского профессора русской истории Д.И.Багалея, сделанное им в 1918 году во времена Украинской народной республики: «Весь так называемый Новороссийский край — это есть старое гнездо запорожцев, и был заселен первоначально исключительно запорожцами... наконец, пара слов о Харькове. Не только Харьков, но и все другие города современной Харьковской губернии, все слободы, все хутора — результат и продукт украинской колонизации». Багалей легко перечёркивает свои предыдущие труды по русской истории и публикует новый: «Харькiв, як украiньске мiсто».
И мы понимаем, кого имел ввиду Багалей под «людьми, бродившими по Курскому краю после татарского погрома», но понимает ли это Зорин? В любом случае он говорит о «населённости Курского края в XIV-XV веке», может быть, следуя советской концепции академика Тихомирова о «слабозаселённости» Дикого Поля «беглыми крестьянами». Но буквально в следующем абзаце Зорин приводит место из «Повести» о «возобновлении Курска» в 1596 году, в конце XVI века:
«Царь Федор Иоаннович... повелеша от древних лет запустению от богомерзкого царя Батыя преданны град Курск град обновити и множество людей заселити... на курском прежнем городище повелел град устроити и нарещи его по прежнему именованному Куреск, и из окрестных тамо градов изо Мценска, Орла и изыных градов многими обитатели наполнити повеле».
Куда же пропала «населённость Курского края», узренная Багалеем и Зориным? Нет никакой «населённости» и в документах о постановке других русских городов Диком Поле в конце XVI века. Наши историки не могут удержаться от своих идеологических романов, хотя для этого нет никаких оснований, саму «Повесть» они объявляют «житийной», недостоверной, но, когда это им нужно, тут же на неё ссылаются. Вот такие у нас историки.
В Курский край до середины ХХ века входил и Белгородский край, после революции 1917 года, 10 апреля 1918 года Белгород занимают германские войска, в их обозе прибывает украинская власть из Киева (УНР), где пребывал тогда в качестве виднейшего исторического авторитета Багалей, и первое, что она сделала — начала насильственную украинизацию в административных и учебных учреждениях, прислала «повитовых старост», перевела на украинский язык всё делопроизводство в Белгороде.
Через Белгород тем летом проезжает профессор от анархизма Нестор Махно, он оставил об этом воспоминания: «Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование фиктивных «украинцев», которые народились из-под сапога немецко-австро-венгерского юнкерства...» После революции в Германии, немецкие войска уходят из Белгорода 20 декабря 1918 года, украинские власти сбежали на несколько дней раньше.
Нестор Махно родом с Гуляй-поля, под Запорожьем, и этот запорожец знает, что «украинцы» - фиктивные, а кто тогда профессор Багалей? А кто тогда Зорин, приводящий «интересные наблюдения» фиктивного «профессора» Багалея о Курском крае? Мы приведём профессора кафедры русской исторической географии Воронежского отделения Московского археологического института Введенского, в своей статье (1925) о Курском крае он пишет нечто противоположное: «Спорные территории к моменту появления здесь в XVII веке украинских переселенцев принадлежали Российскому государству и были освоены населением русских сторожевых городков".
Введенский недвусмысленно пишет о «сторожевых городах», то есть о сторожевом войске на Белгородской черте, об «освоении» им пустого Дикого Поля, поэтому он «не интересен» Зорину, как и другим нашим историческим исследователям?
Феномен исторического «хамелеона»
Далее Зорин приводит отражение в «Чюдесах Пресвятой Богородицы Курския» событий Смутного времени 1612 года, похода гетмана Сагайдачного в 1618 году, указуя на многия ошибки и неточности автора, «риторические упражнения которого наглядно демонстрируют церковную учёность автора, но не имеют прямого отношения к описываемым им событиям, при передаче которых он дал волю своему литературному мастерству». Не романисту Зорину упрекать церковного автора в литературном произволе, но он уже не помнит, что автор пишет о «Чюдесах Богородицы Курския», а не историческую хронику.
Однако следующую главу «Чюдес»: «О пришествии Вишневецкого и о победе его» в ходе Смоленской войны (1632-1634) Зорин признаёт имеющей «большую историческую значимость»: «События излагаются автором подробно и красочно, эта глава является наиболее достоверной, автор хорошо знает обстоятельства похода вражеских войск, отсутствуют здесь и фактические ошибки». А ведь только что Зорин обвинял автора в «литературном мастерстве», в фантазёрстве. Но...как только автор совпадает с нашими историками, он превращается в достоверного и обстоятельного.
Далее Зорин приводит отдельные чудеса «иконы Знамения», которые с разным успехом историки привязывают к «реальным историческим событиям». О набеге крымских татар на Коренную пустынь и о чудесном спасении её монахов (1632 или 1640), о проходе войск крымских царевичей через Комарицкую волость и заступничестве Богородицы за Курский уезд (1637 или 1645). Что здесь интересно: историки ошибаются и извиняют себя, а вот автора за такие же ошибки не извиняют.
«В дополнительных главах ряда списков «Повести» чётко датируются военные действия Белгородского полка против татар и черкас в 1660-1662 годах, они отличаются большой конкретностью, и явно писались по горячим следам», - заканчивает свой обзор «Повести» Зорин. Вот об этих действиях ББП, после Переяславской рады Богдана Хмельницкого в 1654 году, хотелось бы узнать подробнее. Зорин в деталях приводит походы «вражеских войск» Сагайдачного и Вишневецкого, и ничего не говорит о походах своих войск, спасибо, хоть упомянул. Кстати, эти действия Белгородского полка всё не попадаются на глаза, а в том, что читаешь об этих событиях, полк, если и упоминается, то вскользь.
Заканчивает свою статью историк Зорин разносом автора «Повести», «с большой вероятностью лица духовного звания»: «Нехватку местного фактического материала автор смело восполняет компиляцией фрагментов из других произведений, копируя текст целыми страницами. Целью автора было прославление местной святыни, в связи с этим точность исторических сведений являлась для него делом второстепенным». Просто капитан-очевидность, но с обвинительным уклоном. Это называется «историческое исследование»....
История как наука
На своих критиков со стороны историки обычно обрушиваются: вы нам не верите, а мы же наука! Да, не верим: мы тоже наука, хотя и не историческая, и знаем, как должны доказываться «научные» утверждения: отнюдь не ссылками на «интересные наблюдения» и на подобные же «научные исследования».
Как можно верить на слово историку Раздорскому, когда сталкивался с ним по другим поводам, когда он утверждает, что белгородский краевед Ю.Шмелёв «домогался» сразу двух академиков, Д.С. Лихачёва и Б.А.Рыбакова, и сумел обоих охмурить? И на этом основании он выстраивает свои исторические концепции.
Вторгаясь в церковную историю, в "Чюдеса Пресвятой Богородицы Курския" , будьте добры привести мнение историков церкви на ваши опусы, а то ведь получается, что один историк ссылается на исследования другого историка, судя по всему, его хорошего знакомца, - это называется вообще-то не наукой, а круговой порукой, если не привлекается мнение третьих лиц.
(продолжение следует)
Виктор Каменев
18.01.2023