Обычно ее седая голова, перевязанная бледной косынкой, покоилась на двух расчехленных подушках. Поначалу я возвращал наволочки, но она скоро их снимала и прятала в черную пузатую дамскую сумку, которая всегда находилась в изголовье. Она регулярно делала ревизию своего «беременного» саквояжа, извлекая и укладывая тряпицы, платочки, шнурки, веревочки, намотанные на плотно свернутые фасовочные пакеты нитки, старые газетные вырезки. «Все это дорожное», - отвечала она мне, и я не вмешивался в затяжной и значимый для нее процесс. Она была одержима отъездом на поезде в родные дальние края, из которых ее привезли несколько лет тому назад по причине возрастных изменений психики. Переезд в отдельную квартиру, в которой долгие годы она гостила, нянчила внучек, был воспринят положительно. "Это мне знакомо", - говорила она, осматривая полки с книгами и стены. Однако вскоре, никого не предупредив, бабушка слиняла. Ее искали по всем московским вокзалам. Но она, купив два билета, запутала след. К счастью до сестры, которая слезно приглашала ее в гости, путешественница добралась без приключений. Погостив три месяца у "кровинушки", она неожиданно сбежала и оказалась в психиатрической больнице. Беглянку вернули по месту постоянного проживания. Она, попросив у дочерей прощенья, успокоилась. Очередное обострение случилось в начале мая. На этот раз она далеко не ушла – полиция перехватила ее недалеко от дома и, задав пару наводящих вопросов, отвезла в местную «дурку» (в которой на тот момент была вспышка вируса). Возвратившись через два дня на родной диван, неугомонная теща спала двое суток. (Оставалось догадываться, чем ее так эффективно залечили.) После этого случая я подселился в свободную комнату, и у меня началась новая жизнь. В хорошую погоду я водил ее на природу и наблюдал, как она разговаривает с травами. «Эй ты, носатый, дай нам еще пожить», - иногда вглядывалась она высоко в небо. В ненастные дни она стояла у окна и считала редких прохожих. Заметив школьников, она оживлялась и, проводив их теплым взглядом, переключалась на позитив. Она живо проводила собрания, субботники, принимала экзамены, углублялась в чтение газет, «буксуя» на одном абзаце, перебирала предвыборные агитки. Она легко вычисляла популизм и как-то, изучая биографию кандидата, сделала оговорку по Фрейду, заменив первую букву у слова "лидер". Она часами говорила сама с собой, переставляя с места на место столовую посуду. "Девчонки придут, доедят" - объясняла она свои старания.Изредка, не глядя в окно, размышляла о погоде: «…день ровный, тучки уйдут, они на одном месте не живут, солнце никуда не закатывается, оно с нами…» Поначалу я уточнял, каких девчонок она будет угощать остатками супа, но, не добившись вразумительного ответа, оставлял ее в покое. Она же часами продолжала свою игру. Зачастую, когда я возвращался из магазина, она ждала меня у дверей, с порога ошарашивая, что к ней приехали какие-то подруги-студентки и их нужно срочно проведать. Бывало, что ей требовалось что-то передать маме, навестившей ее в мое отсутствие. Порою просьбы были настолько настойчивыми, что я выводил ее на улицу, и мы вместе искали гостей. «А, сколько, мамаша, вашей маме лет, если вам уже 84», – озадачивал ее я. Она начинала "путаться в показаниях" и однажды наплела, что у нее несколько мам. Со временем она приплюсовала к близким родственникам несуществующего брата, а младшую дочку стала называть другим именем и перестала идентифицировать ее как дочь. Однажды она призналась, что к ней, когда она шепчется с полузакрытыми глазами на диване, прилетает маленький человечек, садится на краешек стола у изголовья и разговаривает с ней ласковым голосом. Лица его она не видит. "А рога у него есть",- поинтересовался как-то я. Она не подтвердила мои предположения. Поразмышляв полчаса-час, она снова собиралась на свидание или в дальнюю дорогу, запихивая в саквояж истерзанное ее руками покрывальце, дорожную чашку, намертво привязывая к ручкам кроссовки. Ночью она искала выход из вагона, лестницу на верхний этаж, гремела посудой, лихорадочно собирая ее в узлы, доставала из шкафчика все кастрюли, наполняла их водой и ставила на плиту, жарила яблоки, называя их картошечкой. В такие моменты мне нужно было быть на чеку, отчего я спал как часовой в караульном помещении. Она же могла бодрствовать по две ночи подряд. Утром она обязательно не могла отыскать правый или левый носочек, тапочек, косынку, ворча, что ее опять обворовали. Всякий раз, подключаясь к поискам, я удивлялся ее способностям прятать вещи (как-то я насчитал около десятка оставшихся без пары носков)...
(2023 год, январь)