Ничего уже не говорят сердцу пыльные старые фотографии детства, смутно глядящие сквозь стекло книжного шкафа. А ведь в них - вся прожитая жизнь, от младенческого вздоха и крика, первых радостей и болей до самых ярких, вздымавшихся на пик счастья и горя. Да и сами события, порождавшие эти чувства, забылись, покрылись патиной усталости. Ещё недавно полные трепетных чувств безучастно смотрят из глубины времени точно чужие, почти бесцветные снимки остывшей жизни. Нет того мальчика со смеющимися глазами, с лукавыми ямочками на пухлых щеках, сидевшего когда-то с зажатым большим кожаным утёнком подмышкой перед аппаратом фотографа - Ленд-лизовским подарком богатых заокеанских союзников. «Аршин Мал-алан, хожу по дворам». «Старьём берьём». «Точу ножи-ножницы». Нет, конечно, и того мастера, бродившего по переулкам, детским садам и школам. Они существовали и тогда, несмотря всю на строгость государственных законов, не поощрявших частную инициативу. Впрочем, кажется, уже существовали артели таких вольнонаёмных мастеров.
Сколько таких мелькнувших мгновений! Потускневших снимков прошлой жизни! От них остались только тени. Да и они бледнеют с каждым прожитым днём. Бесцельное, всё пожирающее жерло времени, как сказал бы Державин, бесшумно заглатывает все звуки и краски прошлого. Его нет. Оно прошло, кануло в равнодушную вечность, не знающую ни человеческих чувств, ни мыслей, ни планов. Среди бесчисленного множества миров, что такое человек, всё муравьиное сообщество ему подобных, сама Земля, как только ничтожно малая точка световых колебаний, незаметная на тепломере Вселенной?