Кто-то спутал
и поджёг меня, ариведерчи:
не учили в глазок посмотреть,
и едва ли успеют по плечи:
я разобью турникет...
(Земфира)
" - Не верю своим глазам!..А где
колокольня Джотто?
- Это не в Риме, это во
Флоренции."
(Fellini, "Dolce Vita")
The fish will cautch that nibbles
at every bait.
(Любопытная рыбка скорее попадётся
на крючок, англ.пословица, буквально:
рыбка будет схвачена, если кусает каждую наживку)
31 о к т я б р я, с у б б о т а.
Ч е м о д а н - в о к з а л - С о б о р.
Все это произошло из-за Алёны, которая обозвала меня "дебилом"- то есть ей можно безнаказанно обзываться только потому, что она - инспектирующая медсестра, а мне - нет?
Тем более, что я никого не обзывала, а просто, после слов Алёны моей подопечной, фрау Герлинде Бендер, о том, что ей осталось потерпеть несколько дней, пока меня заменят на другую, "liebe Pflegerin"*1, не сдержала радостных эмоций и, воскликнув "Ура! Ура! Ура! Я еду домой, какое счастье!", побежала, весело напевая, наверх собирать чемодан, - поняв, что с Pflegedienst "Comitumom" *2, полгода державшим меня в плену с людвигсхафенскими старушками, расстаюсь навсегда, и можно, хоть на немного, вдохнуть воздух свободы, - представьте мою радость!
Тогда Алена и обозвала меня "дебилом", да и до того, во время своего приезда, сидя за накрытым (между прочим, мной) гостинным столом с Герлиндой, всячески меня чмырила и абьюзила:"Ты тут живешь на всем готовом, ты приехала сюда только ради денег и т.д.!" - привет Роз-Мари из Вальдемса, от которой я впервые услышала подобные обвинения, но, повторенные от многих людей во многих вариациях за время жизни в Германии, они как-то перестали меня задевать. - И после всего этого я должна была продолжать сидеть в их компании?
Ну конечно, сама Алена приехала в Германию исключительно с благотворительной целью помогать несчастным больным старушкам, и, разумеется, за чисто символическую плату. Поэтому она раз в две недели делала на своем "бмв" объезд подопечных "Comituma", нагоняя страх, тоску и уныние как на них, так и на нас, подчинённых ей Pflegerin.
Это был ее стиль, меня совсем не вдохновоявший, - до нее ни с Мари, ни с Катей, ни с Татьяной, ни с Элиной, ни даже с новоиспечённой мусульманкой Жанной в клетчатой арафатке (латышской русской, вышедшая в Германии замуж за мусульманина) у меня почему-то проблем не возникало. Со всеми этими инспекторшами я имела ровные дружеские отношения, как и с самой шефиней "Comituma" Элизабет Фрайтаг, - хотя с последней и не без трений, тем не менее.
Впервые Железная Алена появилась у меня полтора месяца назад, на квартире Никелей в Людвигсхафене, где, не поздоровавшись, сразу прошла на кухню, с высокомерно-кислой миной дотошно обследовала холодильник, полки шкафчиков, списки лекарств, таблеток, их наличие в разделенной перегородками по дням стеклянной коробочке и т.д. При этом к моей подопечной Альвине, лежачей бабушкой с лицом растолстевшего темноволосого ангела с картины Боттичелли, она даже не зашла поздороваться, хотя та была вполне в состоянии поддержать односложную беседу на уровне 5-летнего ребенка.
Какие-то текущие вопросы задавать Алёне тоже было бесполезно, она их игнорировала и, не сказав вам ни "Auf Wiedersehen!", ни "Tschuss!", все с той же недовольно-кислой миной уезжала.
Вот такой бессеребренницей была Алена. С ходячими больными она, впрочем, снисходила до разговора, и Брунгильда-Термоядерный Одуванчик (как я про себя окрестила Герлинду, ибо ее психика, несмотря на хрупкость, обладала удивительной стойкостью), в этом смысле была для нее находкой, так как могла, тоном несчастной птички, жаловаться на свою жизнь часами, - это было ее нормальным состоянием, причём о ее диагнозе, дцп, меня никто не предупредил, и я в первый же день вспылила, назвав её "капризной" и объявив, что я только сиделка и "её психологические проблемы решать не собираюсь", откуда и пошли все её обидки на меня, закончившиеся моим сегодняшним увольнением.
Ровно через полчаса после отъезда Алёны по домашнему телефону раздался звонок шефини "Comituma" Элизабет Фрайтаг.
- Сейчас к вам приедет полиция, разбираться, почему вы так вели себя с бабушкой, - деловито сообщила мне она, тогда как я медленно столбенела
с телефонной трубкой в руке:
- Как я себя вела?..
- Вы ее оскорбляли, кричали и топотали, как слон!
-...Это вам Алена сказала?
- Да. Они составят протокол происшедшего и будут смотреть, что с вами делать дальше.
Повесив трубку, я медленно приходила в себя: я оскорбляла Герлинду-Термоядерный Одуванчик? - да бросьте! - Кричала я не на нее, а в воздух, и не угрожающе, а радостно. Алена же, в лучших традициях немецкого стукачества, передала Элизабет свое видение произошедшего. Ну-ну. Окей, я была согласна, что вела себя "эмоционально несдержанно", и, ладно уж, готова была извиниться перед этой м*дачкой, мол, извини, коллега, но ты была не права. Но вызывать полицию - это уже zu viel!
Решение созрело мгновенно, и чемодан я начала собирать весьма кстати (разумеется, не чтобы ехать домой, ещё чего), - есть шанс успеть смыться отсюда до приезда полиции. Я вспомнила, как в прошлый раз, когда меня перевели от Никелей к фрау Бендер, - на свои деньги брала такси от Людвигсхафена до Руххайма, и горько рассмеялась - вот она, благодарность!
- Не пора ли уже привыкнуть, что немцы и благодарность - понятия несовместные? - хихикнул из-за спины озорной кобальд, вечный спутник моих путешествий по Германии, соскочивший с магнитофонной ленты моего последнего учителя немецкого Сан Саныча Куклова. Я называла его то Корамбо, то Людвигом-Люсьеном, то Хельмутом, как сейчас (ведь у хорошего ребенка много имён).
- Пора, пора, и что мне теперь делать, sagen mir Sie bitte? - в отчаянии вопросила я, срывая одежду с вешалок и судорожно запихивая ее в местами облезлый, с одним стертым колесом, золотой чемодан, прошлогодний презент от семьи контрабандистов Забойченко.
- Как это что? Ты что, забыла Андрея Бурова из Италии, помощника пекаря в римской булочной с сайта 27ru.com? Или ты не прожужжала мне все уши об "Италии маминой мечты" и сутки, проведенные в Пизе, не считала лучшим воспоминанием контрабандистского периода? - отозвался Хельмут.
- Ну считала, но как-то стрёмно - одной в Италию?
- А я? - обиделся кобальд.
- Может, сначала в Гамбург попробуем? - перебила я его, - Ирина Филиппова ещё весной дала мне телефон Натальи, которая занимается там уборкой.
- Ирина Филиппова, - хмыкнул Хельмут, - тебя уже "устроила" в мае в гастхаус к латышскому проходимцу Штайну - ты что, забыла? У страха короткая память? Да и этот мангеймский "Comitum" тебе подогнала тоже она!
- Во-первых, "Comitum" был бы не так уж и плох, разбирайся Элизабет чуть лучше в людях, - там хотя бы шел рабочий стаж. А, во-вторых, если никому не верить, то надо домой возвращаться, а мне как-то пока не хочется, - задумалась я, продолжая поспешную упаковку вещей, которых в итоге набралось на коффер, рюкзак и пакет с обувью, - и потом, есть разница в цене билета, до Гамбурга или до Рима?
- Разница в цене билета, разница в цене билета, - передразнил мой занудный тон кобальд, - ты что, какая-нибудь меркантильная Алёна?..
Так мы с ним препирались, пока я прощалась с Герлиндой, объяснив ей ситуацию, на что та отреагировала, как всегда отрешенно-безразлично, будучи на своей волне. Выходя из ее кукольно-образцового домика, - уффф...успела! - садясь в машину подобравшего меня на безмятежной деревенской улице Руххайма и отвезшего до остановки 4-го трамвая местного жителя, и даже в трамвае, который шел через Людвигсхафен до мангеймского хауптбанхофа.
Насчёт цен на билет я была ушлая. В тот вечер пятницы 31 октября, - вот вам и Хеллоуин во всей красе с ведьмой Алёной и ее заявлением в полицию, - я села в автобус до Кельна, просто потому, что на другие направления автобусов уже не было.
И лишь когда приземистый купол мангеймского вокзала скрылся в осенних сумерках, а, через час, в них же растворился франкфуртский бусбанхоф, я второй раз облегчённо выдохнула и отправила уже бывшей шефине смс следующего содержания:"Уважаемая Элизабет! Извините, но я вынуждена была покинуть Руххайм по независящим от меня обстоятельствам. Надеюсь, что Вы найдете фрау Бендер хорошую сиделку, а мне выплатите деньги за октябрь".
Реакция на смс от фрау Фрайтаг последовала минут через пять, но была она, мягко говоря, неадекватной происшедшему, если учитывать всегдашнюю сдержанность моей бывшей шефини, приятной, миловидной дамы лет шестидесяти. Элизабет назвала мой поступок "подлым" и сыпала яростными проклятиями в мой адрес, обещая, что поднимет на уши всю полицию Германии, что, попав у них в "черный список", я уже нигде не смогу найти работу! Сначала я оправдывалась в ответ, потом перестала. Кобальд же только похихикивал, читая из-за моего плеча нашу смс-перепалку:
- Заметь, о зарплате за октябрь - ни слова! Теперь ты поняла, что нам опасно оставаться в Германии?
- Пусть засунет эти деньги Алёне в одно место, - отозвалась я и набрала номер гамбургской Reinigung-фирмы, который мне дала латышка Айя, домработница фрау Фрайтаг.
Айю прокатили в Гамбурге с работой на заводе почти в то же самое время, когда меня морочил в лейпцигском гастхаусе ее соотечественник Штайн, - с той небольшой разницей, что Айя отдала деньги за свое трудоустройство, и отработала бесплатно две недели, а я - денег Штайну не давала, и отработала у него всего лишь одну неделю. А так все - один к одному, и любимая присказка работодателей-"наперсточников":"вы плохо работаете, вы нам не подходите".
По гамбургскому телефону мне ответила женщина, назвавшаяся Натальей, и сказала, что да, работа у них есть, а вот жилье я должна буду искать сама. Мы договорились, что я перезвоню ей по приезде в Гамбург.
- Может так и лучше - самой искать жилье? - спросила я у задремавшего на соседнем кресле под укачивающее движение автобуса спутника.
- Ага, а на какие деньги? - отозвался он. И был прав, в "Comitume" мне платили 700 евро в месяц, копить я не умела, кроме того, платила за квартиру в Эстонии, и с прошлой получки у меня осталось не больше 450 евро. Получка же за октябрь, как я поняла, мне не светит.
Кроме того, я не особо хотела идти в уборщицы. За четыре года работы в странах Европы мне хотелось, какого-никакого, но "карьерного роста", хотя бы вырасти до помощника пекаря в римской булочной!
И я решилась, набрав номер Андрея Бурова с 27ru.com, сайта, который штудировала весь последний месяц по вечерам, пока Термоядерный Одуванчик в соседней комнате с отрешенным лицом смотрела душещипательные мелодрамы.
Голос у помощника римского пекаря был приятный и рассудительный, и мы договорились, что я позвоню ему, как только куплю билет до Рима.
- Ну вот, а ты боялась! - одобрил мой звонок Хельмут, и глаза его загорелись, - о белла Италия, я мечтал о тебе всю сознательную жизнь!
- Как-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, нет? - засомневалась я, - а вдруг он меня обманет?
- Вдруг-вдруг...А вдруг твоя разгневанная шефиня действительно пустит по нашему следу всю немецкую полицию? Нам это надо ваще?
- Va bene, - наконец, сдалась я под его напором, - едем в Рим, ведь все дороги ведут в него!
И тоже удобнее устроилась на сиденье и погрузилась в полудрему, в которой мне грезились ясное итальянское небо, пышная зелень, фонтаны, стройные белые колонны, роскошные виллы, увитые розами и виноградом и лёгкий дымок Везувия на туманном горизонте голубого моря..все, как вы любите...kennst du das Land, wo die Zitronen bluhn, im dunklen Laub die Gold-Orangen gluhn? ein sanfter Wind...ну и so weiter...
В Кельне автобус остановился где-то на окраине в полной темноте, - это не был его конечный пункт, но куда именно он ехал, я не помню. Я знала в Кельне лишь ж/д вокзал и Кёльнский собор рядом с ним, - и это все, - и спросила у бегущего по пешеходной дорожке в трико и фуфайке немца, как туда добраться. Оказалось, что идти довольно далеко.
А со множеством вещей ещё и тяжело, и я бросила у дороги пакет со старой обувью, переодевшись в сапоги и сунув кроссовки в коффер, и только тут обнаружила пропажу мобильного, оставленного на сиденье в автобусе.
Хорошо ещё, что в нем стояла немецкая симка, а эстонская, с большинством нужных номеров лежала в рюкзаке.
Через полчаса пути я очутилась на освещенной огнями витрин центральной улице, не помню названия, - и шла по ней, то и дело раздавая милостыню наглым попрошайкам, что смешило моего кобальда:"Розина, нам самим впору просить eine kleine Spende"! *3
Дойдя до моста через Рейн и немного полюбовавшись на величественный вид широко текущей во тьме реки со светящимся Колесом обозрения на правом и подсвеченным Собором на левом ее берегу, я обнаружила, что мост через нее закрыт в ремонтные леса и строительную пленку, и поковыляла через узкий проход, дребезжа по деревянному настилу чемоданом, на другой берег.
У трамвайной остановки силы оставили меня, и я взяла такси, хотя до вокзала оставалось каких-нибудь двести метров.
И в этот раз в знании Кельнских достопримечательностей я не продвинулась дальше Собора и ж/д (он же авто-) вокзала, зато весьма расширила свое представление о самом вокзале, его режиме работы, зале ожидания, магазинах, кафе и прочем, проведя ночь на немногочисленных жёстких скамейках вместе с болгарином Панчо.
Маленький и кругленький, лет пятидесяти, похожий из-за бритой головы и больших, добрых карих глаз на плюшевого медвежонка, Панчо, как многие болгары, хорошо говорил по-русски и даже какое-то время прожил в Москве, но сейчас крепко "осел" в Кельне, - если можно так назвать его беспризорно-пооубогемное существование в этом городе.
В Болгарии, как он рассказывал, у него был собственный большой дом, жена и дети, а тут он подрабатывал, играя на органе в какой-то пригородной церкви. У него, впрочем, был аккордеон, который недавно украли. Весь он был обвешан мешками со всяким нужным и ненужным барахлом, из которых, проникшись ко мне внезапной любовью и доверием, то и дело выуживал для меня какой-нибудь подарок: потертую шкатулку, цветастый платок. В грустно-комических разговорах с ним я скоротала ночь, а с утра пошла решать свои и его дела.
Панчо жаловался мне на турка, который бил его прошлым вечером по голове, - Панчо боялся, что у него теперь сотрясение мозга, - но идти в полицию подавать жалобу он тоже боялся, и я пошла с ним вместе.
Панчо неважно говорил по-немецки, с турецким у него было куда лучше, и я, как могла, объяснила дежурному полицейскому со скучающим взглядом, что случилось с Панчо. Но он хотел услышать показания от самого Панчо. По случайности, в отделении оказалась немка, тоже немного говорящая по-турецки, и переведшая дежурному слова болгарина. Впрочем, тот записывал их с таким неспешным видом, что было ясно: это просто формальность, никакого позавчерашнего турка он искать не собирается, - да и где бы он его нашел?
Панчо немного расстроился, и я купила в "Бургеркинге" завтрак, один на двоих, чтобы его утешить. Потом пошла покупать новый телефон и билет на автобус до Вены. Панчо, узнав о том, что я уезжаю, а не остаюсь с ним насовсем жить на "вокзале для двоих", обиделся и куда-то ушел, вместе со всеми своими мешками.
Я же позвонила с нового телефона Андрею Бурову, сказав примерно, когда приеду в Рим и пошла в Starbucks cafe, коротать время до отхода автобуса.
Ближе к 6-ти вечера Панчо появился и пожелал мне доброго пути, а я ему - вылечиться от сотрясения головы и вернуться домой в Болгарию.
2 н о я б р я, п о н е л ь н и к.
К а ф е "М о ц а р т".
В Вену мы прибыли ранним утром и, надо же, - вокзал там тоже был на ремонте, и я снова катила чемодан по узкому, покрытому инеем боковому деревянному проходу. Было довольно холодно, я надела шапку и первым делом отправилась искать хауптбанхоф, - мне казалось, что на поезде добираться до Рима быстрее и удобнее, чем на автобусе.
Купив билет на вечерний поезд, стоивший 60 евро, и, позавтракав пиццей в вокзальном бистро, - я же еду в Италию, ешкин кот! - я отправилась гулять по Вене, в центре которой вообще-то ещё ни разу не была, только проездом: аэропорт-Майдлинг-чемодан, - когда, два года назад, сбегала в Англию из цепких лап нюрнбергской "туалетной мафии" (надо сказать, неудачно).
Осмотрев собор Святого Стефана, высотой и причудливой статью похожий на Кельнский, но из более светлого камня, увильнув от высокого брюнета в брыжжах, буфах и шляпе с перьями, пытавшегося мне вручить билет в Венскую оперу, я увидела знакомое название "Кафе Моцарт", и поняла, что если я не отмечусь в этом знаменитом кафе, жизнь будет прожита зря!..
Вовнутрь "самого старого венского кафе", как утверждалось в сноске о достопримечательностях карты Вены, взятой на хауптбанхофе, - я лишь заглянула, едва оценив тонкие изгибы и нежные подвески хрустально-золотых люстр, бледно-зеленые листья на обивке мебели и уютных оттоманок, скучно-современных посетителей, - интересно, как часто здесь бывал Моцарт, при его-то бедности и вечных долгах? - подумала я и предпочла вернуться на улицу под белый тент в виде большого цветка, за маленький светлый столик.
Площадь называлась Альбертина-платц. Я понятия не имела, кто такая эта Альбертина, надеясь, что пропавший с утра и неожиданно появившийся напротив меня в черном квадратном кресле Хельмут просветит меня на сей счёт. Куда там, кобальд сразу воткнулся в меню и торжественно провозгласил:
- Хочу "легендарный Apfelstrudel со взбитыми сливками" и "кофе меланж с густой молочной пенкой, увенчанной шоколадным скрипичным ключом"!
- Вот не ожидала я от тебя, mein Schatz, подобного снобизма, - обломала я его, - во-первых, Apfelstrudel, если он не приготовлен Алоизом Кауфманом из Сен-Вайта, есть не стоит. А, во-вторых, мы, как ты знаешь, стеснены в средствах: у нас всего 300 евро, 300 из которых мы должны отдать по приезде в Рим Андрею Бурову, за посредничество в трудоустройстве. Итого: заказываем обычный кофе, normal, или, по-английски, regular, и самое неприхотливое пирожное.
- Ах, так! - серые глаза Хельмута потемнели от гнева и стали почти, как у Моцарта - карими, с одним косящим в сторону, - он и подошедшего к нам черно-белого, лоснящегося от любезности и самодовольства брюнета-официанта с бабочкой смерил этим бешеным взглядом и стукнул по столу пластиковой подставкой с салфетками, - хорошо что оставаясь при этом незримым для последнего, как и для двух-трёх посетителей за соседними столиками, огражденными увядшей зелёной изгородью, забранной в тонкую металлическую сетку.
Наш скромный заказ обошёлся нам в 10 евро, но, когда означенный самодовольный брюнет с бабочкой нам его доставил и не спеша разложил на скатерти, мы забыли о ссоре, умиленно разглядывая кофе в белой чашке на именной салфетке, с розочкой взбитых сливок, приложенный к нему полный блестящий кофейник, и белый изогнутый сливочник. В корзинке из фольги красовалось слоистое пирожное, - не помню названия, лишь вкус шоколадного бисквита и вишен.
- А, кстати, Розина, - насытившись, повеселев и восстановив былые телепатические способности, обратился ко мне Хельмут, - Моцарт умер в 1791 году, а это кафе открылось только в 1794-м. Так что он здесь, увы, не бывал! - и, вытерев губы, он победоносно швырнул в меня фирменной салфеткой, - но промахнулся, и та приземлилась на лысину солидному господину за соседним столиком, медитирующему за бокалом красного вина.
- Как так? - удивилась я, виновато улыбнувшись на сердитое "was passiert?" старикана и двинув кобальда ногой под столом, - а где же маэстро пил кофе?
- Ты что, вправду поверила, что это кафе - самое старое в Вене?
- Но тут так написано! - тряхнула я картой Вены.
- На заборе тоже написано, - пожал плечами Хельмут, - разумеется, каждая кофейня хочет, чтобы ее считали "самой старой в Вене". На самом деле, в Вене и Париже кофейни появились практически в одном году, а именно - в 1686-м: знаменитый "Прокоп", основанный сицилианцем Франческо Прокопио деи Кольтелли в Париже, и, - только не падай! - украинским казаком, дипломатом, разведчиком, сыгравшим значительную роль в снятии турецкой осады в 1683 году, Юрием Кульчинским, в Вене. Именно он, по легенде, обнаружив мешки с зелёными зёрнами в брошеных бежавшими турками пожитках, пустил их в дело и приучил венцев пить кофе. Поляки, правда, считают уроженца Самбора Львовской области Кульчицкого, поляком, но то таке...
- Не ожидала от тебя столь обширных познаний в области истории, mein Schatz! - снова удивилась я.
- Так что не исключено, что маэстро был завсегдатаем именно "Zur blauen Flasche" пана Кульчицкого, на Домгассе, заказывая, по настроению, то кофе с круассаном, то что-нибудь покрепче.
- Ещё скажи, что круассаны придумали украинцы!
- Warum nicht? - кобальд остановился наперевес с крученой серебряной ложечкой, которой выгребал остатки пирожного из фольги, - круассан - это же рогалик, по-итальянски он так и называется cornetto и делается из сдобного теста, в отличие от слоёного у французов, продиктованного, видно, вечным страхом их женщин за свою фигуру.
- Ну да, что же будет с моей фигурой в итальянской булочной? - испугалась я, - а, впрочем, плевать, лишь бы найти работу! Спасибо пану Кульчицкому, но нам пора спешить, если мы хотим увидеть в Вене ещё что-то, кроме кофе по-венски, - подытожила я, и, поскольку официант все не появлялся, прошла в двери кафе, чтобы оплатить заказ.
Но только мы обогнули белое нарядное здание с "Моцартом" в бельетаже и оказались перед конной статуей у шестиугольного пандуса музея Альбертина, - названного так именно в честь восседавшего на коне эрцгерцога Альберта фон Заксен-Тешен, собирателя художественной коллекции и основателя музея, - а вы думали, в честь какой-то женщины? - ага, сейчас, - как нас остановил русский гид в потертой курточке у автобуса "Hop on hop off".
По всем знаковым местам Европы эти тёртые товарищи шестым чувством угадывают и отлавливают в пёстрой толпе туристов бывших соотечественников, - но, поскольку заняться до вечера мне особо было нечем, а билет стоил всего 20 евро, я заплатила и послушно влезла в уже наполовину полный автобус.
Лишь только он тронулся, как тайна дешевизны билета стала ясна: экскурсия по Вене проводилась в надеваемых на уши крупных черных наушниках, на панели которых можно было выбрать один из четырех языков. Я подключилась было к русскому, но женский голос бубнил так монотонно-занудно, да ещё и с ошибками, что я вскоре переключилась на немецкий, - тут хотя бы была практика языка.
Впереди меня сидела семейная пара украинцев, типичных селян среднего возраста, с шестью сумками и авоськами на двоих, - должно быть, тоже слушавших экскурсию по-русски, если вобще слушали, - казалось, они смотрят в окно лишь из вежливости, всю дорогу не переставая говорить между собой.
Правду сказать, в тусклом свете осеннего дня бывшая имперская столица особо не впечатляла: белый камень дворцовых зданий, колеблющихся между классицизмом и бидермейером, вытянутые по линейке улицы, плацы и голые парки,с поздними вкраплениями Сецессиона. Даже весёлый разноцветно-волнисто-разнооконный дом Хундертвассера показался мне каким-то унылым.
Пересеча по одному мосту Дунай, мы быстро объехали остров с Телебашней, несколькими небоскрёбами - бледной копией Лондон-сити, - наушники что-то пробубнили про Торговый центр Миллениум, - и тут же возвратились по другому мосту к задворкам Парка развлечений Пратер, где "Hop on hop off" остановился, а шофер, ни сказав ни слова, вышел.
Мы, пассажиры, тоже было вышли размяться: кто направился в видавшую виды забегаловку (скорее, ради ее wc, чем ради нее самой), кто, как и я, к расположенной вдоль набережной реки лавочкам с сувенирами, - сумками и кепками "I love Venna", бесформенно-безразмерными, грубой вязки кофтами и шарфами, подхватываемыми сильным порывом ветра.
Все это наводило такую тоску, - вкупе с подозрением, что у владельцев лавочек и бистро был договор с фирмой "Hop on hop off", - что уже через пять минут всем захотелось обратно в автобус, но он все не приходил.
Уже даже невозмутимые украинцы начали проявлять признаки волнения, как появился мой беспечный кобальд в надетой задом наперед красно-белой кепке "Austria" (зуб даю, он купил ее не в этих жалких лавочках, а спер из моего позапрошлогоднего чемодана) и начал всех успокаивать, объясняя, что Fahrer тоже человек и имеет право на получасовой обеденный перерыв.
И, действительно, автобус наконец вернулся, к вящей радости замёрзших пассажиров, благодарных уже за то, что их не бросили на окраине незнакомого города.
А в шесть часов вечера я уже сидела в плацкартном купе с молодым, симпатичным немцем, ехавшим в отпуск в Ареццо, где его ждала то ли девушка,то ли друзья, я толком не поняла.
Должно быть, тирольские Альпы мы проезжали ночью, потому что в сером свете утра за окном поезда мелькали лишь одинаково неказистые, - что каменные, что деревянные, - серые здания на фоне смутных холмов. Поезд остановился и мой попутчик, пожелав мне удачи в новой работе, вышел.
Я же стала готовиться ко встрече с Римом и Андреем Буровым: умылась, причесалась, слегка накрасилась и вытащила из чемодана цветасто-голубой шарфик, недавно купленный в мангеймском "Кике".
3 н о я б р я, в т о р н и к.
В е ч н ы й г о р о д.
1
Т а к с и д о Ф ь ю м и ч и н о.
Не помню, какая на мне была куртка, но шарфик, как мне кажется, подходил по цвету к Вечному городу, который у меня всегда ассоциировался с голубым, зеленоватым, золотым, - и, когда я вышла на длинный, грязноватый перрон вокзала Термини, в солнечное и теплое утро, лёгкий бриз развевал его, а бывшая шефиня Элизабет с ее нелепыми смс-угрозами казалась уже такой далёкой и нереальной...
На перроне был кофейный автомат, и, выпив кофе из маленького пластикового стаканчика, с булочкой-бриошем, упаковку которых я взяла с собой из кухни Герлинды (впрочем, я и покупала их там сама для себя), я отправилась на встречу с будущим работодателем.
Увидев на главном выходе у стеклянных дверей вокзала большую пластиковую скульптуру пятнистой черно-белой коровы, погладив и поприветствовав ее, я подумала, что это - неплохой ориентир для места встречи, и сказала позвонившему мне Андрею Бурову, что жду его "У Коровы".
Я заметила его легко поднимающимся по лестнице подземного перехода станции метро, высокого молодого человека лет тридцати пяти, в джинсах и светлой куртке, со светлыми, рыжеватыми волосами, бледной кожей и невыразительным, ускользающим взглядом светло-серых глаз, который должен был бы меня насторожить, если бы я не была озабочена тем, чтобы произвести на него благоприятное впечатление, - ведь после истраченных на венские "развлечения" 60 евро у меня оставалось лишь 240, тогда как мы ещё по телефонному разговору в Германии договорились о 300-х, как плате ему за мое трудоустройство, - и меня настигли запоздалые угрызения совести.
Андрей, между тем, рассказывал мне о себе, - он, мол, родом из Днепропетровска и в Италии уже 5 лет, - о моей будущей работе, - мол, женщин там стараются не нагружать физически, в основном тяжести таскают мужчины, - о хозяине Марчелло, придирчивом, но добродушном, типичном итальянце и так далее.
"Я сам у него одно время работал, но теперь нашел другое место, и только помогаю другим в трудоустройстве". "Вот ключ от комнаты, где Вы будете жить с соседкой-румынкой, она сейчас в отъезде", - и молодой человек протянул мне старый почерневший ключ, вид которого мне не показался подозрительным. Как и то, что булочная Марчелло находится в пригороде Фьюмичино, там же, где и аэропорт, - о чем я, конечно, знала, но мне было не до того, меня мучила вина и стыд за потраченные деньги.
Но я надеялась, что он меня простит и позволит отдать их потом, с первой получки, или Марчелло, например, выдаст аванс. (Почему-то мне казалось, что в Италии все должно быть, как три года назад в Чехии: авансы, постоянная работа и беззаботность).
Мы вышли на ту сторону вокзала, где была стоянка такси и туристических автобусов, перед большой, пыльной и загазованной площадью с фонтаном далеко в центре. Шум, гам, толпа снующих туда-сюда людей, рев моторов, - и тут, наконец, я решилась сообщить Андрею, что отдам ему не все обещанные деньги.
Он рассердился не на шутку:"Я же Вам сказал - 300 евро за услугу!" - "Ну извините, я не рассчитала, но я Вам обязательно отдам все, с первой же получки, или попрошу аванс!" - начала я ныть. "Ну хорошо, - смягчился он, - тут недалеко банкомат, снимите, сколько сможете".
И я, удрученная своим проступком, пошла в указанном им направлении и сняла в банкомате все деньги со своего счета, оставив лишь около 10 евро наличными в кошельке. Получив их, мой посредник подобрел. "Пойду договорюсь с шофером, чтобы отвез Вас на место", - "А Вы со мной не поедете? А как же я найду это место?" - "Найдете, я ему объясню", - уверил меня Андрей и подошёл к стоящему недалеко пожилому таксисту в бежевой кепке, с темными глазами навыкате и редкими седыми кудрями и бакенбардами, заговорив с ним по-итальянски.
Я же стояла рядом, в недоумении, почему нельзя доехать до Фьюмичино на автобусе или электричке, зачем обязательно на такси, - но, может быть, ему виднее. И тут Андрей обратился ко мне:"Постойте здесь, я пойду вперёд, узнаю, вдруг там будет дешевле..." - и двинулся вперёд, к стоявшим впереди машинам такси, и так и затерялся среди толпы. А я продолжала стоять и ждать непонятно чего, пока меня не стукнул в бок невесть откуда взявшийся кобальд:"Эй, тебе не кажется, что нас развели, как деревенских простаков на ярмарке?" - "А ты, как всегда, вовремя!" - ответила я, и он озадаченно-виновато умолк.
Я же в отчаянии подошла к тому самому таксисту в бежевой кепке, с которым только что разговаривал мой "посредник" и спросила по-английски, знает ли он, куда мне ехать. "Вы хотите во Фьюмичино, в аэропорт? - доброжелательно переспросил он, - это будет стоить 50 евро!" - я посмотрела на него, как Мастрояни на купающуюся в фонтане Аниту Экберг или, скорее, как Кабирия на ограбившего ее ухажёра, и только безнадежно махнула рукой, поняв, что кобальд прав - нас развели, как немецких лохов (к тому же - редкостных снобов)!
Хельмут же вовсю разорялся и запустив в ни в чем не повинного таксиста кепку "Austria", рвал на себе волосы:"Бонджорно, синьор Марчелло, хозяин булочной, где не перегружают женщин физическим трудом! Привет тебе от днепропетровского Остапа Бендера, замечательного бендеровца и героя Украины! Комедия дель'арте в чистом виде! Феллини перевернулся в гробу! Джульетта Мазина хохочет до слез! И заметь, он сразу позаботился и об обратной дороге - такси до Фьюмичино! Ну мы и аршлохи!" - "Ну хватит уже! Сами виноваты! - прервала я, наконец, поток его желчи и сарказма, смешанного с рессентиментом (хотя такого слова тогда ещё не знала), - сами будем и выпутываться..."
2
"В о з ь м и с е б я в р у к и, д о ч ь с а м у р а я..."
Сначала я отправилась в отделение полиции, находящееся в конце перрона, но мой ломаный английский был не лучше английского итальянских карабинеров и, мало что поняв из моих жалоб и обвинений, они отправили меня по via Einaudi до площади Республики, сказав, что там находится центральный офис Полиции и, может быть, там мне помогут.
С собой у меня была карта Рима, приложенная к путеводителю на немецком языке, купленному по уценке в мангеймской "Thalii", но я вдруг поняла, что идти в центральный офис не имеет смысла, - там мне помогут не больше, чем в полиции Термини и чем избитому болгарину Панчо в полиции Кёльнского хауптбанхофа. Никто не будет искать в Вечном городе какого-то "героя Украины", никому он нафик не упёрся, как и я со своей наивностью, чтобы не сказать - глупостью.
И вернулась на Термини. Поднялась на второй этаж "Макдональдса", открыла ноутбук, но подключиться к wi-fi мне не удавалось.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
*1 милую, приятную сиделку Pflegen - буквально - ухаживать (нем.)
*2 служба по уходу (нем.)
*3 маленькое пожертвование.