Бомж и Душа

Амалия Тупикова
Оглавление:
1. Бомж
2. У метро
3. Душа
               



Глава 1

Бомж

Тому, кто не хочет изменить свою жизнь
помочь невозможно.
Гиппократ

         В тот день я засиделась за дома.  Надо было закончить главу.  Потом готовила еду, потом все ели. Потом снова за компьютер. Потом послушала своих любимых блогеров-комментаторов, которые обсуждали моих любимых блогеров, и наконец-то заметила, что уже  настал вечер. Вспомнила, что обещала заехать к подруге. Быстро собралась и вышла. Не было еще и девяти, но на улице уже стемнело. Ноябрь вдруг смилостивился, и температура подскочила с нуля градусов до плюс восьми. Теплый ветер приятно обдувал лицо. Пешеходы спешили. Ехать надо было на Братиславскую, несколько остановок по прямой.

         Неожиданно все домашние, вдруг, включая и меня, решили вдруг разъехаться кто куда. Квартире предстояло несколько месяцев стоять пустой, а цветам погибать. Этого я допустить не могла и решила отдать их в добрые руки моей подруги. На время. Для этого и поехала в тот вечер к ней. Пристроив у нее два горшка с цветами и попив чайку, быстро засобиралась обратно.

         Несмотря на поздний час, пешеходов на улице меньше не стало. Я шла неспеша, наслаждаясь проделанной работой и теплым вечером. Взгляд упал на ковыляющего впереди бомжа. Он не шагал, а именно ковылял в сторону метро и появился на моем пути вдруг и будто неоткуда.

         Этого, что внезапно возник впереди меня, я узнала.  Видела его не раз около станции. Судя по всему, дела у него шли все хуже и хуже. Палку, появившуюся у него в руках месяц назад, он уже заменил на костыль, без которого не мог не только передвигаться, но и стоять. Возраст его назвать было непросто, но старым он не выглядел. Казался лет сорока. Место, в которое он устремился, находилось у входа в подземку с внутренней стороны, за прозрачными дверьми. Это была его рабочая точка. Стоял он чаще молча, с протянутой рукой. Грязный, нечесаный и бородатый, но на удивление высокий и плотный, возможно, от многослойности надетых на него одежд. Длинные волосы, свисающие ниже плеч, свалялись в естественные дреды и наверняка являлись прибежищем вшей. Лицо его было гладко и имело на удивление ровный, но нездоровый цвет от бесконечных употреблений внутрь разной гадости.

         Несколькими неделями раньше я видела его, просящего милостыню на ступенях, ведущих в метро. Он стоял на площадке, разделяющей два лестничных марша, опершись на палку одной рукой. Другая рука, согнутая в локте, похоже, уже плохо работала. Редкие жители, спешащие по своим делам, быстро проходили, даже не посмотрев в его сторону. Брезгливость, раздражение, презрение, но чаще всего равнодушие было на их лицах.
 
         Кого-то эти опустившиеся люди своим видом возвращали в девяностые годы, когда попрошайки и бомжи заполонили город и подземки. А возвращаться, даже мысленно, в такое прошлое не хотелось. Для современных детей и подростков бомжи и вовсе являлись или ископаемыми экспонатами палеонтологического музея, или привычными неодушевленными декорациями мегаполиса. Не исключено, что в детстве некоторых из них даже пугали бездомными, как исключительным злом вроде бабы Яги.  Молодежь чаще просто не замечала их или смотрела так же, как на голубей, гнездившихся под навесом у входа в метро и стерегущих хлебные крошки. Бывало, что сердобольные девушки совали им денюжку и торопливо уходили. Все относились к ним по разному, но при их приближении отступали назад, как от средневековой заразы.

         Вслушиваться в слова попрошаек особого смысла не было. Всем известно, что им надо. Конечно, деньги. Вот и я, слыша издалека бормотание и видя фигуру просящего, не пыталась вникнуть в смысл его слов и тем более разглядывать его. Бомж стоял и просил. Его голос, тихий и бесстрастный, призывал прислушаться. Терпеливо, без эмоций, сосредоточенный на чем-то более важном для него, чем все, что его окружало в этот момент, он с трудом, но ровно и четко выговаривал слова: «Подайте, пожалуйста, подайте, пожалуйста». Казалось, что он понимал тех, кто проходит мимо него, будто еще совсем недавно был на их месте.

         Я поравнялась с ним. Его речь, обращенная отдельно к каждому редкому прохожему, стала отчетливо слышна. Что-то меня в ней насторожило. Наличных у меня в кошельке не было. И уже миновав его и продолжая  подниматься по ступеням вверх, я вдруг почувствовала, что он просит вовсе не денег. Что-то в его голосе меня будто насторожило. Рядом с ним на каменном полу на бумаге лежал нарезной батон и флакон с соком. Бомж просил, чтобы проходившие мимо подали ему продукты, лежащие у его ног. Сам он уже не мог ни нагнуться, ни присесть. Эта функция в его организме отмерла. Когда я это поняла, то вернулась. Подала ему булку и сок. Рукой с костылем он прижал флакон к груди и той же рукой взял булку, чтоб кусать ее. Захлестнуло чувство жалости и вины. Я ничем не могла ему помочь. Ему предстояло на одной ноге стоять всю ночь, сшибая копейки. Я постаралась побыстрее забыть о случившимся. И забыла. Я оказалась трусом, ничем не лучше других. Я ушла. На душе было гнусно.

         Для чего эти  несчастные появились? Для чего существовали во все времена?  Их редко обижали, изредка уничтожали, но никогда не спасали. Этот спектакль длиться много столетий, наверняка даже тысячелетий, вызывая разные чувства в сердцах людей и, возможно, не давая им очерстветь окончательно. 

         А теперь я иду, и снова появился передо мной. Тот самый, что просил подать булку. Он стал совсем плох за тот месяц, что я его не встречала. Не шел, а ковылял. Совсем как в фильме об оживших мертвецах. Правой рукой он кое-как удерживал костыль, на который опирался. Левая рука была сильно скрючена и окончательно обездвижена. Согнутая, она напоминала по форме лебедя, замершего, окоченевшего и  скрючившегося почти на уровне его подбородка. Левую, согнутую в колене ногу он почти волочил, опираясь с трудом только на мысок неестественно вытянутой ступни. Трудно, медленно, но он шел к своей цели, к метро, на свой ежевечерний промысел.

         Я обогнала его, затем остановилась. Опять подкатила жалость. В темноте я нащупала чудом уцелевшую в сумке бумажную сотню. Вернулась к нему и, поняв, что ему даже нечем взять у меня деньги, сунула бумажку в оттопыренный карман его замусоленной кожанки. Он сказал мне «спасибо». Голос у него был тихий, ровный и смиренный. Я пробежала взглядом по его лицу. Конечно, он был не стар. Но он был будто мертв. Он точно был мертв. Живые так не живут. Это невозможно. Разве может живой человек по собственной воле сам себя так казнить?

         В темноте, в свете ближних витрин, его лицо напоминало полустертые бесстрастные образы, что смотрели на меня с облупленных стен опустошенных древнерусских храмов. Подсвеченные в церковных сумраках лучами из окошек-бойниц, лики на них выражали спокойствие и внутреннее величие. Темное, как будто обветренное временем и копотью лампад, лицо бомжа выражало смирение и бестелесность.
 


Глава 2

У метро.

А ангел заплакал и отошел.
Ф. М. Достоевский, Братья Карамазовы               

         На Братиславской я бывала часто. Ездила к подруге всегда на метро и всех бомжей, пробавляющихся у входа, узнавала. Одни и те же фигуры и лица давно примелькались. У них была своя тусовка, состоящая из нескольких человек. Старейшины этого формирования, одетые в неопрятную одежду с чужого плеча, постоянно терлись рядом со входом в подземное царство. В теплое время в основном наверху, у входа. В холода - внутри, спасаясь от ветра, или совсем внизу, где было и вовсе тепло. Они, если еще не насобирали денег и были относительно трезвы, стояли у входа и с энтузиазмом обсуждали насущные для них вопросы. Редко спорили, но без драк. Казалось, что у них было много внутренних проблем и неотложных вопросов, в том числе и организационных.  Например, куда поставить новеньких попрошаек, еще вполне чистеньких и работающих под студентов. Как распределить «хлебные» точки и в какое время заступить на посты. И наконец-то как распределить доходы, чтоб не спровоцировать мятеж в своих рядах. И еще обязательно наказать нарушителей, наложив на них штрафные санкции. В общем, обычная организация труда. Все как положено. Те, что уже заработали и успевали «подлечиться» в «рабочее время», были не в состоянии стоять уже даже на коленях. Они просто лежали без чувств на лавочке перед входом в метро. Если лавочка была занята, а до ближайшего газона, находившегося в десяти метрах от них, добраться было невмоготу, они засыпали рядом с лавочкой на асфальте, под ногами у прохожих. Тот, что был с костылем, появлялся ближе к вечеру и всегда стоял в метро, опираясь о стену. В конце дня он, скорее всего, трезвел и выходил на промысел, опираясь на свою «третью ногу» - костыль.

         Навязчивой их компанию назвать было нельзя. На прохожих они не обращали никакого внимания, пребывали в своем мире. Для них существовали только они сами и им подобные. К окружающим они относились также, как и окружающие к ним - с безразличием. Они их попросту не замечали.  В периоды своей бодрости стояли на своих позициях и негромко, но вполне членораздельно и осмысленно произносили фразы, пробуждающие в прохожих сострадание.

         Я пошла своей дорогой, но мысль о калеке не давала мне покоя. Подумалось, что встреча была не случайна. Этот человек, бомж, попрошайка и пропитой инвалид, был моложе меня и моложе порядочно, как минимум на пятнадцать лет. Что с ним произошло? Почему он не смог сопротивляться. Почему похоронил себя заживо. Ведь не так давно он был семнадцатилетним юношей. У него были мечты. Почти у всех юношей бывают мечты. Когда и как произошло с ним это ужасное превращение. Кто столкнул его в эту пропасть или он шагнул туда добровольно? А еще раньше он был розовощеким карапузом. Агукал, улыбался. Как потом из душистого младенца, пахнущего молоком, он превратился в грязного и вонючего бомжа? Кто допустил это ужасное превращение? У него была мать. Что это за женщина? Что было у нее в голове? Что вложила она в его мозг вместе со своим молоком? Смирение? Непротивление злу? Лень? Тягу к красивой жизни? Равнодушие к себе и окружающим? Виновата ли она в этом. И кто виноват? И что с этим теперь делать?

         Незаметно для себя я пришла к двум извечным вопросам для русского человека: «Кто виноват и что делать?» Существуют ли ответы на них? Какие уж тут ответы. Это вопросов возникало все больше и большие. Главный вопрос: «Почему их никто не спасает?» больше всего не давал мне покоя. Ведь существуют же в нашем обществе богатые и сильные люди, «сильные мира сего», которым сам Бог велел спасать таких, как бедолаги у метро. Если им наплевать на этих пропойц, то почему бы не попробовать спаси хотя бы свою душу? Хоть будет для них «луковка», чтоб «в озере огненном» уцепиться было за что ( опять по Достоевскому). Но в метро они не ездят, а из проносящихся мимо автомобилей, калек да бомжей не разглядеть.

         В природе не бывает ничего лишнего. Каждой птичке своя веточка. Люди - часть природы. У бомжей своя ниша. Все имеет свой смысл. В чем смысл появления этих людей, опустившихся на самое дно жизни? Кому и зачем, не считая тех, кто собирает с них дань, нужны бомжи и бездомные попрошайки? «Какое древнее слово – «дань»! А ведь дожило до наших времен неспроста», - подумала я. Может иной, глядя на них, чувствует себя не таким уж несчастным и обездоленным? Я шла и искала ответы.

         В тот вечер, когда я была практически у цели, то есть подошла к метро, случилось непредвиденное – у меня отлетел каблук. Пришлось присесть на лавочку рядом со входом и попробовать исправить ситуацию. Бомжей, на мое счастье рядом не было.  Пытаясь исправить повреждение, я в отчаянье поняла, что ситуация безнадежна и придется вызывать такси. Штырь на котором держался каблук, отсутствовал. Я стала озираться вокруг, пытаясь разглядеть  на земле что-нибудь напоминающее его. Долго ли, коротко ли это продолжалось, но через некоторое время я увидела доковылявшего до метро бомжа, того самого, которому я сунула в карман сотку. Доковыляв до меня, он протянул руку к моей туфле. Я интуитивно отпрянула, но в то же время увидела в его руке штырь от моей туфли. Невероятным образом он не только нашел его, но и изловчился, чтобы нагнуться и поднять.

         Я отдала ему туфлю, он, с трудом, но в тоже время ловко придерживая туфлю на лавке, вставив в нее штырь и, насадив каблук, изо всех силы ударил этим «бутербродом» об лавочку, сжав обувь двумя, плохо действующими руками. Каблук встал на место и он поставил мой башмак на скамейку. Тогда настала и моя очередь сказать ему «спасибо».

         Спустившись вниз и пройдя через стеклянные двери, я  обнаружила в пустом холе метро еще одного бомжа. Старый дед с бородой и торчащими в разные стороны седыми космами, в потрепанном пальто - один из членов их бригады, стоял скрючившись на коленях и, опираясь на палку, жалостливо просил подаяния. На долю секунды показалось, что я попала в другое измерение, в глубину не только подземки, но и веков. Подать ему было нечего и, я прошла мимо.

         Этот отдаленный микрорайон Юго-Восточного округа, как и метро, где у входа тусовались бомжи и бродяги, начал застраиваться не так давно. В 1996 году открылась станция и жизнь закипела. Глобальное заселение в окрестностях метро началось в самом конце девяностых. Бомжи появились позже. А тогда они были еще молоды, а некоторые даже и юны. За двадцать с лишним лет они успели спиться, опуститься, постареть и  сбиться в небольшую мирную шайку опустившихся бродяг. К ним примкнули и более молодые, еще недавно вполне здоровые, начинающие алкоголики и, возможно, даже наркоманы. Последние выбрали себе имидж студентов - спортсменов. За плечами у них постоянно висели небольшие рюкзачки. Одеты они были тоже соответственно. Поначалу, несколько лет назад, еще вполне прилично. Но за годы попрошайничества у метро и постоянных возлияний они пообносились, припухли и выглядели уже не свежо. Настолько не свежо, что их легенда про студентов-спортсменов уже не прокатывала. К тому же эти бывшие юноши начали молниеносно стареть. Прямо на глазах. С каждым днем все больше отекая, темнея лицом и изнашивая свои спортивные одеяния. Они начали сливаться со своими рюкзаками в одно целое, превращаясь в серые бесформенно-грязные массы.

         Справедливости ради надо сказать, что в назойливости их компанию обвинить было нельзя. К прохожим они не приставали, ждали добровольной милостыни.

         Чем вам не параллельные миры? Чем не средневековье? В одном пространстве существуют вышки пять Джи, высокоточные ракеты, еще что-то, почти из области научной фантастики  и люди, выходящие на охоту каждый вечер, чтоб добыть себе пропитание и деньги, попрошайничеством. Преследующие одну цель, ставшую целью их жизни - забыться, а не выжить. Они уже давно мертвы.

         Нишу, которую они заняли в нашем обществе, остальные им с удовольствием предоставили. Все это, у метро и в других грязных закутках города, изо дня в день происходит на глазах у прохожих, которые давно ничему не удивляются. На Руси калеки, бездомные и нищие обычно собирались на папертях церквей. Там, куда целенаправленно стекались толпы верующих. Теперь таким местом стало метро. Правда, нет паперти. Вместо нее заплеванный асфальт и лавочка, на которой они спят, утомившись от щедрот людских. Рядом с метро строится храм. Перекочуют ли бедолаги туда, когда он будет передан в руки православной церкви? Вот вопрос. Где больше будут подавать? У метро или около храма? Где многолюднее и щедрее паства? Где человечнее? В разверзнутых вниз вратах подземки или в строении, похожем на космический корабль, устремленный куполами ввысь?



Глава 3

Всяк правду ищет,
но не всяк ее творит
Русская народная поговорка               
               
Душа

         Похоже, что души, такие же разные, как и мы, это мы. Мы в ответе за них, строго, каждый за свою душу и они зависят полностью от нас. Выведем ли мы свою душу на светлую солнечную поляну или заведем все дальше и дальше в дремучий темный лес, где будем блуждать вместе с ней до конца? Они, души, можно сказать, в наших руках. Одни, как улитка в своем закрученном домике прячутся. Другие, как шелкопряд в коконе, бесконечно трудятся и крутятся, и крутятся. Другие, вовсе истончают и изнашивают ее, душу, как старое пальто, переходящее из рук в руки нескольких поколений. Бессмертная, для тех, кто верит в ее существование и безнадежно загубленная, неверующими. Какой ей быть в миг прощанья с нами – зависит только от нас. Не поддающее счету время, парящая в бескрайних высях и давно знающая секрет вечного двигателя, наша душа открывает свои секреты только тем, кто относиться к ней бережно. Верь, не верь, а она есть. Приходит час прощанья, и она, не требуя никаких доказательств своего существования, покидает тело, не сказав даже «до свидания», не обнадеживая скорой встречей. Она свой срок отбыла. Ей тоже надо отдохнуть. Она уноситься в бесконечность, высматривая оттуда очередное пристанище для себя. Возможно, ждет назначения «сверху». Не исключено даже, что ожидая его, томиться в призрачной очереди.

         На всех ли хватает душ? Откуда берутся бездушные люди, которых мы проклинаем, ненавидим, обходим стороной, а порой хотим растерзать? Это те, кого по какой-то причине обделили душами. Скорее всего, им просто не досталось, и они ни в чем не виноваты.

         Существуют различные версии путешествия душ между небом и землей. Согласно одной, душа постоянно рвется «вверх» в своем стремлении стать более совершенной. Окончательная ее цель – дойти до уровня Бога и никогда уже не возвращаться на грешную землю. У этой версии есть один большой недостаток. Ведь получается, что самые лучшие души улетучиваются с поверхности Земли безвозвратно. А землянам опять достаются не совершенные. Работайте, мол, трудитесь люди, улучшайте свои души. И отпускайте. Навсегда. Неблагодарный какой-то труд получается! Без отдачи. А человечеству ведь как хочется, чтоб все было по справедливости. Поработал – получай! Каждому, как говориться, по труду.

         Вместе с осознанием процесса пришла ко мне тревога, конечно же не за себя – вдруг кому-то не достанется души. А если этот кто-то твой близкий? Жизнь сахаром не покажется. И еще очень любопытно, как там у них наверху происходит распределение. Это случайность или осмысленный выбор самой души? И вообще, хотелось бы знать, кто процессом руководит!

         Еще одна версия - нескончаемый круговорот душ в бесконечности, расчлененный на закольцованные циклы. Тут надежды, конечно, побольше, что без качественной души не останешься.  Но тоже не все так гладко, как бы хотелось. Кому какая душа достанется, неизвестно. Тоже несправедливость получается. Какое-то Колесо Судьбы. Одно хорошо - цикличность и кружение оставляет души навсегда с нами. В любом случае они обязательно возвращаются на Землю, в новое тело. Перевоплощенные, обновленные, но узнаваемые нами. Похоже на Секонд хенд? Пожалуй, но если это не так, то где инкубатор? А кто привык в бутиках одеваться, так те раздетые уходят. Остальным - что достанется. Вселяются души, в зависимости от уровня, предписанного им, в разные существа. Эти существа человек посмел поделить на одушевленные и не одушевленные. Это была ошибка неосведомленных.  А в небесной канцелярии считается, что и живые существа, и неживые имеют душу, даже те, у которых нет рук, ног, головы и других человеческих странностей. Души вселяются в людей, растения, животных, минералы и, страшно сказать, в различные предметы. Например, в вазу с цветами, которая стоит у тебя на столе. Душу может иметь и старый дом, и потрепанный плюшевый медведь, заброшенный в чулан. Неплохо бы не забывать об этом и относиться с уважением к окружающей среде.

          Согласно этому сценарию, души, бесконечное количество лет мечутся то по восходящей, то по нисходящей. «Обнуляются», и пошло по новой. По кольцу кружат. Очень похоже на лотерею. То ли восходящую, устремленную вверх, к Богу поближе вытянешь, то ли нисходящая душа на тебя с небес сверзиться. Кому, как повезет. Лотерея честная. Наперсточников там не держат, чай не на Земле. Совсем без души остаться тоже мало шансов, но они конечно есть. Честно говоря, мне вторая версия больше, как теперь говорят, зашла. Но, какую версию не возьми, все равно получается, что на всех душ не хватит. Не шагреневая кожа, на всех не растянешь. Вот и шатаются среди нас тела.

            А впрочем, вовсе и не шатаются, а даже очень неплохо устраиваются на Земле некоторые их них. Только завидовать не надо. Кому то душу вложили, а кому то что-то другое преподнесли.  Даже блоха просто так не подпрыгнет. Для чего-то нужны и бездушные, выходит. Функция у них наверняка какая-то есть, тайная. Потому как некоторых вещей, имея душу, совершить не отважишься. Встречаются среди них воистину люди мерзкие, но тоже, видно,  для чего-то нужны. Это они, бездушные, проходя мимо бомжа, лежащего на грязном асфальте у метро, непременно пнут по нему ногой. Или даже плюнут в него. В детстве бездушные мучали братьев наших меньших, а потом и того хуже. Этим они вызывают гнев и возмущение у других людей, имеющих душу, заставляя их порою оглянуться и увидеть то, на что те, возможно, и не обратили бы внимание при других обстоятельствах. И еще на то, что добру неплохо бы иметь крепкие кулаки.

             У всего на земле свое предназначение. Так и бомж исполняет свою роль. Функция у него тоже своя есть. Как лакмусовая бумажка, дает он ответ на вопрос: а есть ли у тебя душа? Возможно, для этого и стоит у метро, как некий контролер, проверяющий входные билетики. Но знай, это не бесплатно! Ты не в церкви. Это там мне, однажды, выдали свечку «за так», ввиду поломки терминала и отсутствия в моем кармане наличных. Минимальная цена такого знания – монетка, которую ты кладешь в его протянутую руку. И если ты скажешь, что тебе этого не надо, и ты все про себя давно уже знаешь, то не будь слишком самонадеянным, не забудь одну простую истину о том, что часто кажущееся мы выдаем за действительность. А равнодушно проходящим мимо, хочется сказать: «Спасите свои души!»