Милая, искромётная, лёгкая в движении женщина, прозванная мной Дамой с Собачкой, пересекала наш маленький перелесок, влачимая вперёд по сугробам своей крошечной собачонкой. Я не знаток собачьих пород, но мне показалось, что в этом нервном животном проглядывал и йоркширский терьер, и мальтипу, и петербургская орхидея.
Моё первое знакомство с прелестной Людмилой, возрастом так примерно 75 и сильно плюс, во дворе нашего многоквартирного дома советских времён носило эротический характер, так как сидящим на лавочке бабуленциям эта нимфа рассказывала о своём молодом любовнике с подробностями, ошеломившими даже меня с таким недостатком, как
40 плюс. Одна из старушек с интересом внимала рассказчице и было понятно, что все эти премудрости так далеко закопаны в её глубокое прошлое, что критически воспринять настоящий рассказ она была не в силах. Когда вся компания покатывалась со смеху над незадачливым любовником лет на 30 моложе рассказчицы, эта старушка с внимательными выцветшими глазками и губами в ниточку, ненамного превосходящая годками Даму с собачкой, а может, даже и не догнавшая её по возрасту, удивлённо присутствовала, запоздало имитируя смех.
Дама с собачкой, по имени Людмила, прониклась ко мне неожиданно тёплым чувством. По её просьбе мы обменялись номерами телефонов, несколько раз она приглашала меня то в театр, то ещё куда-то, но я отказывалась под разными предлогами: чаще – в связи с занятостью, но иногда и по объективным причинам: меня не было в городе.
Однажды после наступления Старого Нового года её звонок застал меня врасплох. На самом деле этот день был абсолютно свободен, никем и ничем не занят. Старый Новый год мы с мужем встретили не бурно, а спокойно: проплясав часиков до трёх и выкушав бутылку коньяка, но проспав до обеда, стали опять бодры и веселы, и я согласилась на предложение Дамы.
***
– Спектакль дневной! – колокольчиком журчал её нежный, слегка хрипловатый голосок.
Мы двигались через перелесок к станции метро. Дальше шёл отрывистый монолог из предложений, почти не связанных друг с другом:
– Мы уже в 20 часов будем дома.
Вы не были в Геликон-опере?
Это же бывшая усадьба Шаховских-Глебовых-Стрешнёвых на Большой Никитской!
Мне ещё Тузика прогулять нужно перед сном.
Боже мой! Как хорошо, что я взяла с собой коньяк и закусить!
Его волшебная струя
Рождала глупостей немало,
А сколько шуток и стихов,
И споров, и веселых снов!
Хотя это к коньяку не имеет никакого отношения!!! – она продолжала, а её глаза сверкали и лучились от сиюминутных, видимо, чувств.
Я, настроенная на старческие воспоминания о прошлой жизни пожилого человека, что всякий раз и происходит с незнакомыми людьми, особенно в пути, оторопела от искромётности и содержательности беседы, хотя это был скорее спич.
– Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Ай да Пушкин, ай да молодец!!!
Вы любите Пушкина? – без пауз и жестов продолжила она и тут же сама ответила:
– Кто ж его не любит!
– Покровское-Стрешнёво тоже связано с Глебовыми, – я попыталась образовать диалог, но не успела закончить, как она продолжила:
– Да, конечно! Да что там далеко ходить.
Дашкова Настасья Михайловна здесь пару годков проживала.
Боже мой! Как же!
Антон Павлович Чехов, ОДИН, в этих стенах, смотрел свою Чайку.
История движется рядом с нами по Большому Кисловскому переулку.
Ах, кислые щи! Ах, квас родной! Грозный Иоанн наш дорогой! – Минутная пауза заполнилась её небольшой остановкой. Она, крепко державшая меня под руку, отстранилась и внимательно всмотрелась в моё лицо:
– Прелестно! Мы с вами хорошо сохранились! Наша задача пройти без билетов!
Суетливой походкой она устремилась к молодому человеку у входа и с нежностью вручила ему удостоверение. Удивлённый парнишка, а все помощники и координаторы в фойе демонстрировали стройные мужские тела, облачённые в черные костюмы, черные рубахи и ярко алые бабочки вместо галстуков, осветил фонариком содержимое корочки. Я заглянула через плечо Дамы с собачкой и прочитала: «Крандиевская Людмила Эдуардовна. Актриса мим».
– У вас просрочено удостоверение, – категорически произнёс билетёр. – Вам надо к администратору!
– Нет, мне не надо к администратору, – тихо промямлила Людмила, подняла руку и позвала стоящего вдали чёрного джентльмена. – Славочка! Привет!
Подбежавший Славочка что-то прошептал броненосцам на входе, и нас пропустили.
– Это со мной, – небрежно произнесла Людмила. – Сейчас разденемся в директорском гардеробе, чтобы потом не толкаться, зайдём в отдельный туалет для персонала, чтобы опять же не толкаться, и наша главная задача – занять места под лестницей. Там сядем. Это лучшие места. Нужно их не прозевать. В этом месте музыка идёт прямо к тебе навстречу. Здесь самая хорошая слышимость. Весь восторг именно здесь, в этом месте! Чудесно! Чудесно! – неутомимо приговаривала она.
Миновали звуковой водопад с искрящимся полумесяцем и сбились со счёта, любуясь ёлками разного размера. По-разному наряженные, они напоминали нам, что ещё праздник, ещё не закончился новогодний драйв, ещё крещение Господне впереди.
Портрет княгини Шаховской неприязненно взирал на нашу театральную суету. Взгляд с портрета Бориса Александровича Покровского в молодые годы не был так суров, как у Евгении Фёдоровны Шаховской, и я вставила предложение в монолог Дамы с собачкой:
– Мой любимый театр Покровского раньше был на Соколе, мы там часто…
Я не успела закончить, Людмила продолжила:
– Да, да! Тут почти музей! Вещи Марии Каллас, Марио Дель Монако, всё передано в дар. Святое место. Кого только из великих тут не бывало!!!
Почти каждый из прекрасных принцев в чёрном с алыми бабочками на шее здоровался с Людмилой. Только эти двое, что стояли у входа, оказались не охваченными её обаянием и шоколадками, которые она щедро раздавала.
В зале со старинными артефактами, покоящимися на полу под стеклом, Людмила подплыла к высокому красавцу из этой же серии в чёрном и пропела высоким контральто:
– Напомните мне, прелестный Димочка, сколько кровей течёт в ваших жилах? – она мило улыбнулась, а он, не смущаясь, заученно выпалил:
– Еврейская, армянская, грузинская, осетинская!!!
– Запомни, голубчик: еврейская самая оперативная, результативная и производительная! – и тут прозвенел первый звонок.
Людмила почти полетела в зал занимать места под лестницей, увлекая меня за собой. Завернув за кирпичный короб, мы обнаружили на ступеньке под ним уже двоих сидящих.
– Боже мой! Чуть не опоздали! – воскликнула Людмила, извлекла из расшитого цветными нитками китайского рюкзака две тряпочные сидушки из гобелена, обшитые по краям кружевами, и мы водрузили свои попы на ступеньку рядышком. Людмила облегчённо вздохнула. Зал медленно наполнялся. Мимо нас почти пронесли под руки пожилую даму, где-то точно мелькавшую на экране телевизора. Молодой мужчина, поддерживающий даму, получил от Людмилы шоколадку со словами:
– Димочка, дорогой! С праздниками!!!
– Спасибо, Людочка, и вас также!!
Пожилая дама уставилась на неё и произнесла:
– И ты здесь!?
– Кто эта бабушка? – с удивлением спросила я.
Вообще-то это был день моих удивлений, и он ещё не закончился.
– Какой-то профессор Гнесинки, – ответила рассеянно Людмила, – я забыла её фамилию!
Народ прибывал. Почти все ступеньки возле нас были заполнены, не говоря о мягких красных креслах зала под именем Игорь Стравинский.
– Уважаемые дамы и господа! Выключите, пожалуйста, звук вашего телефона и посмотрите на звёздное небо над головой. На нём расположены звёзды точно так, как они смотрели на нас в день открытия театра, – голос диктора замер.
Опера началась.
***
Посещая бесконечные концерты солистов и хоров в этом чудесном январе, я никак не ожидала такого ошеломительного впечатления от происходящего на сцене, но главное… голоса! Стройные молодые люди, женщины и мужчины, овладели мной до самого сердца, до мурашек по коже, до отбитых в аплодисментах ладошек. Но это, как говорится, ещё не всё…
В антракте Людмила потащила меня в буфет, и дальнейшее действо, почти как на сцене, довело меня от смеха чуть ли не до икоты.
Занимая центральный столик в буфете, на глазах у праздничной публики лёгким движением руки Людмила извлекла из рюкзака кожаный цилиндрик, расстегнула крошечную молнию, и на свет выпали две серебряные рюмочки. Недолго думая, она наполнила их коньяком.
– Я сейчас, секунду, – она метнулась к стойке, где большая толстая очередь рокотала в предвкушении, и тут же вернулась с двумя чашками кипятка. Затем вложила мне в руку бутерброд с ветчиной и прошептала:
– За победу нашу и за МИР!
Мы чокнулись и выпили.
– Что это? – спросила я, поперхнувшись. – Это не коньяк!
– Закусывай, закусывай! – проворковала она суетливо. – Коньяк, коньяк, с добавками! Приобретёшь бодрость духа, грацию и пластику!!! Когда-нибудь расскажу, что тут добавлено!
Она бросила в чашки растворимый кофе, неизвестно откуда достала крошечную бутылку с молоком. Добавила в напиток и продолжила:
– До чего же я люблю Верди!
Соседний столик после расширенных глаз покатывался со смеху и дружелюбно поднимал свои бокалы, наполненные шампанским, вместе с нашими стопариками.
Бал Маскарад, как известно, закончился убийством графа, но, дорогие мои, когда гости на балу стали появляться в масках, а маски изображали Ксению Собчак, Ангелу Меркель и иже с ними, а потом, перешагивая через мёртвое тело ещё поющего графа, они бежали есть торт и присягать новому фетишу, я потеряла дар речи!
***
Ценности и грехи всегда вечны: Вера, Надежда, Любовь, предательство, измена, зависть и убийство, как финал ненависти. Что ни фантазируйте, а надежда умирает последней…
Премьера этой оперы состоялась давно, аж в 2013 году, а для меня она была вчера, на Старый Новый год.
Около нашего дома Людмила спросила, не составлю ли я ей компанию по прогулке Тузика, но я, переполненная эмоциями, объяснила ей, что дома меня ждёт мой любимый Тузик, и что я очень ей благодарна за вечер, то есть день, короче – за ВСЁ.
Но, скажу вам честно, это был не коньяк. Уснуть я смогла только часа в четыре ночи. Голос Ивана Гынгазова в образе графа Риккардо звучал в моём сердце до самого утра!