Властелин тридесятого материализовался из ниоткуда (крайне сложная техника, к которой он прибегал редко), стащил кота Баюна за шкирку с цепи и нырнул вместе с ним опять в никуда.
Очутившись в этом самом нигде, кот прежде всего принюхался. Пахло кожей, кофе и шоколадом. Потом кот приоткрыл глаза (если вы не знали, то знайте: у котов, неожиданно схваченных за шкирку, глаза сощуриваются автоматически) и огляделся. Это была не комната, и вообще не помещение, ибо стен не было. Вместо стен в некотором отдалении, неизмеримом в обычных котовьих (и человечьих) мерах длины, клубился предрассветный туман. Прямо перед Баюном наблюдалась композиция из очень дорогой испанской мебели: два гнутых кресла, обитых красноватой кожей (по благородному цвету гвоздей становилось ясно, что креслам было, по меньшей мере, триста лет) и кофейный столик, украшенный лаковыми фазанами и травами (вероятно, подделка под китайский). На столе стоял серебряный кофейник, две чашки веджвудского фарфора на двух веджвудских же блюдцах, хрустальная ваза с настоящими бельгийскими трюфелями из трех видов шоколада, серебряные сливочник и сахарница и пара ложечек.
— Что стоишь, приземляйся, — указал Кощей на одно из кресел.
Кот сел, налил без спросу себе в чашку чистых сливок и очень деликатно, совершенно без брызг, принялся лакать.
— Ты того, — нервно спросил Кощей. — Ничего не замечаешь в последнее время?
Баюн пожал плечами.
— Как-то тревожно и вообще, — протянул бессмертный старик и положил в рот конфету целиком.
Кот кивнул.
— Вот и я замечаю. Поговорим с тобой о том — о сём, о природе там, или о новой ступе для бабы-яги... Вернусь к себе, и уже время пройдёт, как гляну в серебряное блюдечко, что там наливное яблочко показывает, а там... — Кощей отправил в рот еще один трюфель. — Реклама новейших ступ последнего поколения с особо выгодными условиями для приобретения в государственную собственность. — Властелин тридесятого вздёрнул бровь. Кот прекратил лакать сливки.
— Думаете, вашество? — Понизив голос, спросил он.
— Подслушивают, — также почти шёпотом констатировал Кощей.
— Ясное дело, подслушивают. — Согласился кот. — А кто?
— Вот, в этом-то и вопрос. Кто осмелился меня?.. самого?..
— Дурак какой-то, — решительно ответил Баюн. — Больше некому.
Кощей повёл носом: он-то знал, что есть кому, и знание это было не утешительным. Но показывать подчиненному, что он обеспокоен, маг вне категорий не стал. И кофе со сливками они допили, обсуждая, приобрести ли бабе-яге новейшую ступу последнего поколения на особо выгодных условиях или вредная старуха обойдётся.