22.
Бухгалтер наблюдал поверх пенсне, как Трубадур спускается по лестнице. Отсюда, из-за стола, казалось, что смиренная жертва добровольно погружается в воронку могильщика. «Утонув» в проеме лестницы по плечи, Трубадур улыбнулся, кивнул на прощанье и скрылся за изгибом стены.
Бухгалтер глубоко вздохнул, дотянулся до анкеты со вторым ответом и – с листом в руке - откинулся на спинку кресла. Глянул через мутные стекла и поспешно снял пенсне с носа. Этот атрибут, пенсне, был ритуальным, как и нарукавники, как и карандаш за ухом. Так повелось испокон, никто из Бухгалтеров и не думал нарушать традицию.
Таблетки, которые Храм распространяет через Лекарей, в то время еще не были столь совершенны. Если с возрастом слабели глаза, то помогать им нужно было при помощи вот таких стекол в оправе. Первый хозяин Анкетной башни наполнил жизнью Радужную Стену и Ворота, да вот не догадался выпросить абсолютное здоровье – не о том думал, формулируя ответы на три вопроса. Вот и носят теперь пенсне все Бухгалтеры в память о самоотверженности первого. Кому, как не Жрецам, знать о силе и значении ритуала? Но ритуальные атрибуты носят только при посетителях. Традиция не заставляет читать сквозь мутные стекла в полутьме кабинета, если Бухгалтер остается в одиночестве.
Без пенсне читать стало легче, буквы обрели четкость и сложились в слова. Всего несколько строк. Лаконичное личное счастье.
«Счастье – когда не больно, когда не голоден, когда одет. Когда есть вода, самогон, монеты, таблетки Лекаря. Когда имеешь женщин, не имея при этом проблем. Когда есть имя, профессия, дорогой человек рядом. Когда никто не нападает, когда не страшно, когда в безопасности и сам, и дорогие тебе люди. Когда есть дорога, но знаешь, зачем и куда идешь».
Простенько. Сколько же таких анкет прошло через его руки? Пастухи, Купцы, Шлюхи, Жены всех профессий. Читал Бухгалтер совсем скудные ответы. В одно предложение. Или в несколько, но состоящих из одного слова: «Еда. Бабы. Пойло». Читал поэтические повествования про райские кущи, духовный свет, горние выси. К первым относился со статистическим равнодушием, к последним – с настороженной жалостью.
Нет, не было и не могло быть четких инструкций по пользованию Воротами. Никто не знал механизм действия Радужной Стены, никто не понимал условия пропуска, никто не смог бы объяснить нюансы тонкой настройки, описать процесс перехода. Не Храм создал Стену и Ворота, Храм лишь предсказал сам факт их появления, Жрецы рассчитали место на карте обитаемых ошметков мира.
Однако была несомненная связь между вопросами короткой анкеты и пунктом конечного назначения при переходе. По сути, Ворота были сложным устройством перемещения в пространстве, времени и в каких-то еще неведомых слоях Вселенной. Жрецы называли эти размытые дали «модусом представления». Ответы посетителей выполняли функцию заданных параметров – три точки в системе координат. Тот, кто задал все три параметра, получал возможность активировать устройство, шагнув за линию Радужной Стены. Далее Ворота изымали оператора из данного мира и перемещали в тот, что соответствовал заданным параметрам.
Бухгалтер перечитал определение Трубадура. Куцый ответ, для такой-то профессии. Бухгалтер ожидал оживших историй, легендарных подвигов, неземной красы гурий, мифических локаций и волшебных приключений. Собственно, Трубадур описал такое счастье, какое уже имеет в Городе: все те же «еда-бабы-пойло» плюс «дорогой человек рядом».
Наверняка Любу имел в виду. Неординарная женщина, эта Люба. Город ей тесен, а Ворота сама закрыла для себя. Бухгалтер помнил этот злой пронзительный взгляд и жестокие решительные строки дефиниций. Нет ей теперь хода за Радужную Стену. Ждут ее там муки нестерпимые да смерть небыстрая.
Помнил Бухгалтер и Стервятника – вот в той же жилетке, в которой в эту ночь приходил Трубадур. И оттопыренный карман помнил, из которого торчала рукоять Вольфа. Как помнил в этой жилетке Сапожника, Стеклодува, Химика – всех тек, кто когда-либо попадал под Любины чары. Правда, Вольф появился только в кармане Стервятника, до него решительные мужчины приходили с ножами разного качества и разной длины.
Зачем Люба повезла своего нового избранника на Кладбище? Вольфа оставить? Бухгалтер улыбнулся и открыл верхний ящик письменного стола. По дну ящика покатились пистолетные патроны – восемь штук. Барабан он тогда разрядил, а револьвер вернул Стервятнику. Мог бы отобрать, но Люба же вместо Вольфа другую пакость притащит. Того же Пашу, например. Лучше пусть будет револьвер, чем пульсар. Перестраховалась Люба, полной коробкой патронов запаслась в этот раз. И задачу новому своему избраннику пока еще не озвучила. Но озвучит, обязательно озвучит. В третий визит нужно быть осмотрительным.
Был в ответе Трубадура «фактор размытия». Последняя строчка, про дорогу. Вот что связывало Любу и Трубадура – ощущение незавершенности. Шли они в Город, искали, пришли да не нашли. Вечные странники. Трубадур почти полвека равнину топчет, а все ему мало. Не приемлет его душа покоя. Противоречивая душа. И дорогу ему, и цель подавай. Если цель обозначена четко («знаешь, зачем и куда»), то рано или поздно ты ее достигнешь. И тогда – прощай, дорога. Бухгалтер попытался представить себе тот рекурсивный ад, в который могут забросить Ворота незадачливого соискателя, и ужаснулся. Предупреждал же Трубадура: отвечай осторожно. Нет, все на тяп-ляп, черканул сдуру, с похмелья, забрал золотые и – доволен.
Так и чери у Ворот – задали параметры неверно, вот и оказались не по адресу. Написали, сказали, подумали – или как там у них нужно задавать параметры? – вот и получили беззаботную жизнь в практически пустом мире в окружении единомышленников, таких же нерадивых искателей счастья. Мечта сбылась. Теперь ломятся назад.
Кто знает, из каких неведомых слоев пришли на равнину чери. У Ворот по вечерам собираются пять разновидностей: пиявки, меховщики, жерди, пузыри и прыгуны. На равнине обитает шестой вид: тени. Исчерпан ли этими шестью список «гостей извне» - неизвестно. Равнина таит много неожиданностей, и вполне вероятно, что на склонах Немого хребта, в потоках рек, а может, и в смертельной для людей части мира ищут свое счастье еще не виденные никем пришельцы из других миров.
Почему именно эти шесть – тоже никто не ответит. По какому принципу распределяла система Ворот искателей счастья, какой закон или какой случай выбирали тот или иной пункт назначения при переходе – этого не знал никто в Храме, а значит, никто на равнине. Там, за Радужной Стеной, начинались дороги чужие, их направления были непостижимы, перекрестки сплетались в хитрые узлы. Равнина могла быть попросту одним из таких узлов. Или тупиков, кому как нравится.
Бухгалтер разделял мнение тех Жрецов, которые считают, что мы наблюдаем не саму природу, не сам мир, а лишь их симулякр, упаковку, кокон, что вид этого кокона зависит исключительно от тех вопросов, которые мы сами и формируем. Наблюдаемое зависит от наблюдателя. И потому Бухгалтер искренне сопереживал тем соискателям, которые не умели четко задать параметры из-за недостатка слов, непонимания смыслов, отсутствия фантазии. Но особо жалел он тех, кто, напротив, давал разгуляться воображению, щедро накидывал витиеватые слова, сорил смыслами по бумажным листам.
Перед вступлением в должность Бухгалтер проходил инструктаж.
- Ворота, - пояснял Наставник, - можно сравнить с предохранительным клапаном. Ворота - своеобразная система самозащиты.
- Защиты чего? И от кого? – интересовался будущий Бухгалтер.
- Что есть наш мир? – Наставник заходил издалека.
- Несколько сотен поселений вдоль Немого хребта – все, что сумели возродить люди после Большого Несчастья.
- Так видим его мы, люди, изнутри. Так что мир – всего лишь материализованное воплощение наших о нем представлений. Модель. Как ни странно, пока еще рабочая модель, хоть уже успевшая доказать свою несостоятельность. Изжившая сама себя. Изломанная игрушка, с которой уже не интересно играть.
- Кому играть?
- Тем, кто играет с мирами.
- Богам?
- Я Вас умоляю! – улыбался Наставник. – Боги – такие же детальки в этой игрушке, как и мы с Вами. Более долговечные, более прочные, с фундаментальным функционалом, но полный крах модели богам не пережить. Боги тут, внутри, их могущество ограничено рамками нашего мира. Операторы воздействуют извне. Или не воздействуют. Утилизируют сломанные модели, собирают новые, более совершенные.
- Выходит, жизнь бессмысленна, и мы обречены?
- Вы так категоричны, - морщил нос Наставник. - Когда изживает себя одна модель, возникает потребность в других моделях. Созданных на основе прежних, но с учетом фатальных ошибок. А вот собирать информацию о критических сбоях системы можно только изнутри этой системы. При помощи чувствительных датчиков.
- И такими датчиками…
- Являемся мы с Вами. Люди. Не все, а лишь те субъекты, кто способен осуществлять эту функцию.
- Мы говорили о самозащите, - напоминал Бухгалтер. – О Воротах.
- Субъект осознает несправедливость этого мира и предлагает рационализаторские решения по его модернизации, - продолжал Наставник, словно не расслышав напоминания.
- Кому предлагает?
- Почувствовав сбой в системе, субъект получает импульс и спешит к устройству, отвечающему за сбор и передачу информации.
- И это устройство?
- Вы, уважаемый, - сообщал Наставник, словно вручал ценный приз. – На ближайшие годы таким устройством будете Вы. Как только займете кабинет Бухгалтера в Анкетной башне. Ваша исключительная задача – сбор, никакого анализа. В анализе нет необходимости.
- Кому я должен буду передавать полученные данные?
- По мере накопления будете вызывать Почтальонов. Они избавят Вас от заполненных анкет, а взамен доставят золото, таблетки, мази, вино, бумагу. Анкеты мы систематизируем в Храме. Этим занимаются Ученые особой конгрегации, заручившись поддержкой соответствующих богов – Ганеши, Афины-Минервы, Тота, Мимира и многих других.
- А Ворота?
- Ворота считывают необходимые данные сами. Можете представлять себя деталью-посредником. Передача должна быть очищена от помех. Субъект, датчик, соискатель – называйте, как хотите, - перед «основным считыванием» должен сформулировать проблему.
- Каким образом?
- Ответив на три вопроса анкеты. За Воротами субъект-соискатель надеется обнаружить модель мира, которую будет воспринимать как идеальную. Описать искомый идеал – вот задача субъекта. Вы принимаете анкеты и проводите первичную классификацию, так сказать, «сырую» сортировку.
- По каким критериям?
- А сами разберетесь. Вначале ответы соискателей покажутся Вам разрозненными, оригинальными, уникальными. Но по мере накопления Вы начнете замечать: пусть мечты Ваших посетителей рознятся по мелочам, однако перекликаются друг с другом в некоторых генеральных аспектах. И Вы станете создавать стопки. Это мы и называем «сырой» сортировкой.
- И какова цель такой работы?
- Мы предполагаем, что Радужная Стена не разбрасывает соискателей по «индивидуальным» мирам, а распределяет их по ограниченному количеству локаций. Вот приблизительно так, как Вы будете раскладывать анкеты по стопкам.
- Другими словами, Радужная Стена проводит ту же самую «сырую» сортировку?
- Совершенно верно, - улыбался Наставник с гордостью за ученика.
- Если представления о счастье совпадают, то соискатели попадают в одну локацию?
- Не забывайте о двух других параметрах, но, в целом, именно так.
- А зачем нужны другие параметры?
- Если вопрос о счастье позволяет Воротам провести сортировку «сырую», то два других вопроса задают параметры для более тонкой доводки. Абстрактная мечта, туманное представление о недосягаемом идеале – все это практически невозможно конкретизировать в слове. Тем более в скудном слове равнинного ремесленника. Вы еще убедитесь, какими… странными, несуразными могут быть формулировки. Прямую можно провести через две точки, но в данном случае лучше подстраховаться. Поэтому три – минимально необходимое количество вопросов.
- Как вообще мы пришли к этим трем вопросам?
- Хорошо бы спросить у первого Бухгалтера, - улыбался Наставник. – Это он первым шагнул за Радужную Стену. Уходил простым Жрецом, а вернулся Бухгалтером, вот как есть: с пониманием общей картины, с вопросами, в нарукавниках и пенсне. Только срок его вышел. Заказал себе кресло в Анкетной башне, а бессмертие заказать забыл. Или не подумал. Уж слишком желал разгадать загадку Стены.
Бухгалтер плеснул себе алкоголя из древней бутылки. Поместил стекло в оправе в лоскут мягкой ткани и принялся протирать его привычным движением пальцев. Бесполезное занятие – протирать стекла пенсне. Сизифов труд.
Оставались еще две детали в рассказе Трубадура из тех, что особо привлекали внимание. Во-первых, отсутствие воспоминаний о детстве. С приемным отцом Трубадур встретился на равнине, где-то у головы Дракона, лет в двенадцать. Более ранних воспоминаний нет. Могла быть травма. Например, потеря родителей. И память услужливо заретушировала травмирующий эпизод. Или Трубадур лукавил – все он помнил, просто скрывал зачем-то свое происхождение. Нужно будет в следующий раз уточнить «с пристрастием».
Во-вторых, удивительной была встреча с тенью. Много их стало в последнее время – караваны подвергались нападениям теней уже всего в десяти переходах от Столицы. Храм был давно обеспокоен этим вопросом. Жрецов оберегали кадуцеи, а вот рядовой обитатель равнины при столкновении с тенью был обречен. Удивлял исход встречи – Трубадур остался жив.
Надо будет составить и передать с Почтальонами отчет. Гелертер будет в восторге. Наверняка потребует доставить Трубадура в Храм. И Трубадур наверняка будет не против. Хотел дорогу – получит дорогу. В отчете непременно нужно обозначить Любу. Люба прилагается. Не пойдет без нее. Если, конечно, не сбежит за Радужную Стену до прихода Почтальонов. Не сбежит. Люба не пустит. А может, от Любы и сбежит. Сбежал же Стервятник, не выдержал девичьего пылу. Потому что легче сбежать от женщины, чем спорить с ней.
Что там рассказывал Трубадур о странной покупке? Химик и Жердь залезли в лавку без спроса, хотели украсть проволоку, а в результате купили ее чуть ли не за двойную цену. Зачем на ферме проволока? На рога мохоедам наматывать? А если учесть, что вся эта компания из почитателей Мэра и цели у них далеко не светлые, то нельзя отмахнуться даже от такой мелочи, как проволока. Эти могут – присобачат проволоку к какой-нибудь мерзости для какой-нибудь гадости.
Бухгалтер прикрыл глаза и, призвав на помощь скандинавского Рататоска, античного Гермеса-Меркурия, ведического Будху, галльско-ирландского Огмия-Огму, славянского Радогоста, египетских Анубиса и Тота, обратился к информационной конгрегации Храма. Ответ пришел не сразу, шаг за шагом, минуту за минутой нащупывал Бухгалтер затянутую серым шумом тропу. Несколько раз доливал в бокал древний алкоголь, потому как некоторые боги отказывались слушать и помогать без ритуальных возлияний сомы-хаомы-амброзии. Наконец Храм откликнулся, образы были едва различимы, но вполне ясны.
Семеро Жрецов – три Почтальона и четыре Охранника – уже миновали Гнусные болота и выступили к подножию Немого хребта. Походные сумы Почтальонов до треска в швах были набиты товарами, необходимыми для работы Анкетной башни: пачками бумажных листов, коробками таблеток и баночками с целебной мазью, столбиками золотых монет, упакованными в капсулы из мешковины. И, конечно же, древним алкоголем: вином для начала разговоров и виски для их завершения.
Три Почтальона – и сами по себе грозная сила. Сопровождение для почтовых караванов стали назначать еще в Эпоху воюющих Банд. Дороги тогда были не безопасны, Жрецы еще не так умелы, а равнинные обитатели – более агрессивны. Нынче охранять Почтальонов на проторенном пути не было никакой необходимости, но боги любили традиции, Храм стоял на традициях, и ни одному Гелертеру в голову бы не пришло отменить заведенные предшественниками вековые обычаи.
От подножия Немого хребта до Анкетной башни два дневных перехода. Можно было запросить штурмовой отряд силовой конгрегации, но и тот походным маршем не преодолел бы дорогу из Храма в Город быстрее почтового каравана. Можно было бы дождаться семерых Жрецов и вместе отправиться в обитель Жены Пастуха, чтобы прошерстить ее беспокойную компанию на предмет злоумышлений. Но Бухгалтер был уверен, что почитатели Мэра могут натворить бед в ближайшее время, а потому ждать два дня Бухгалтер не собирался.
- Все приходится делать самому, - вздохнул хозяин Анкетной башни, потянулся, встал и переместился к одной из дверей.
Открыв створки, Бухгалтер протиснулся в комнатушку, которая, собственно, являлась гардеробной или складским помещением. Бережно снял с деревянной стойки выглаженную серую от въедливой равнинной пыли сутану, разложил ее на диване. Вернулся за металлическим жезлом, увенчанным фигурами двух переплетшихся змей и двумя крыльями. Кадуцей. Походный посох, ритуальный жезл, знак жреческого отличия и – оружие, непревзойденное в умелых руках.