Вчера ночью, на морозе, через наволок ехали. По сорожьей тропе, на старой лошадке, от Акулькиной горы с озера Ерши. Сетки смотрели.
Катались на розвальнях санях, прятались под овечьим тулупом, проезжали мимо Филькиной избушки у Елового ручья, без ружья и рукавиц, в одних мальцах, хмельные и веселые с Петром Ваничкиным. Чего тужить? На двоих уже 130 лет серьезности отсчиталось. Песню пели, переиначили: «Ой мороз, мороз, заморозь ручей, будет путь прямей».
Лошадка споро бежала, слева на право сани окатывала. Снег хрустел, мороз крепчал. На елках глухари сидели, на нас с высока глядели. Судачили: «в теплую погоду, в праздники гуляли, теперь в мороз поспешали, оголодали». Наверно сильно мы их напугали. Им бы по морозу, под теплым снегом ягоды кушать, а не наши пьяные песни на верхушках слушать. Нам то, что не петь. На крещение везем семьям новое угощение – три налима, два сига, щука заглядение, килограмм на пять – полное везение. Окуней, ершей десятка по три, а сорог вообще тягай, смотри, смотри спину не разогни.
Когда день Божий провожали на холм Ефимов заезжали, уже огни деревни замерцали. Лошадка потная, плелась устало, как вдруг на нас волчищев стая набежала. Один под лошадь прыг, она ему копытом втык и он под сани. Подбросило нас. Мы протрезвели в раз. Отбиваться нечем. Ни пешни, ни топора. Их забыли у костра. Так Петруха щуку мерзлую схватил, волка по морде окатил. Я коня пока за вожжи держал, у того со страху нашлась такая прыть и сила, в ту пору щука зверя укусила. Может просто пасть открытая была, так у волка кровь пошла. Стая испугалась, и за горой осталась. Домой в потемках воротились. Когда про зубы щучьи рассказали, так бабы наши, барыни-боярыни, врунами нас назвали.