Первый класс и первые зимние каникулы

Любовь Пономаренко
       Эта осень была теплая-теплая. Намека на желтые листья не было и в помине. Вокруг зеленО-зеленым и солнечно. А на дворе - 1 сентября далекого советского времени, и я иду первый раз в первый класс! На мне новенькая школьная форма, белый фартук, белые гольфы, белые бантики в косичках, ранец за спиной и в руке букет цветов.
      Я как бы должна радоваться такому большому событию, а у меня на душе трепетное волнение, и никак его не унять. Мама, понимая мое долгое молчание, старается успокоить :
    - Я тоже переживала в такой день и стеснялась, и боялась, но это со всеми происходит в первый раз. Ты полюбишь школу так же, как и садик, вот увидишь.

      Мы подошли к группе первоклассников, которых наша первая учительница уже ставила парами. Это оказался мой будущий 1 "В". Меня поставили в пару с мальчиком в самый конец как очень маленькую, и от этого я еще больше расстроилась. Пока я, встав на носочки, разглядывала высоких девочек, стоявших далеко впереди нас, все вдруг двинулись с места и пошли к центру школьной площади.
     И я совсем разволновалась - стала глазами искать свою маму : ну где же она? куда нас уводят? Мои мысли прервала громкая музыка - я даже вздрогнула - она зазвучала совсем рядом, и тут я увидела празднично украшенную площадь : с  разноцветными шарами, флажками, пестрым изобилием цветов в руках учеников, мельканием белоснежных девичьих фартуков и мальчиковых рубашек. В воздухе витал дух праздника.
     После торжественной линейки первыми зашли в школу первоклассники. Уже в классе, сидя за партой у окна, я поуспокоилась и, глядя на солнечные лучики, зацепившие ненароком каждого из нас, лелеила себя надеждой - узрить любимого солнечного зайчика. На душе как-то сразу потеплело и, ни с того ни с сего, захотелось и учиться и познавать новое, ведь я уже большая и все самое лучшее у меня еще будет.

       Первая четверть закончилась быстро. Нас научили писать прописные буквы. Математика далась потруднее, но и ее мы все одолели как и чтение.
       А еще все ждали с нетерпением первых зимних каникул, потому что они были длинные, целых десять дней, и, как всегда, приближался самый любимый праздник всех детей - Новый год!
       Сюрприз родителей был чудесным - на зимние каникулы решили отвезти меня и сестренку Таню в Заонежье в деревню к бабушке.

       И вот долгожданный день наступил. Мы должны были лететь на самолете "кукурузнике" полчаса до села Толвуя. Все пассажиры заняли свои места, которые располагались по обе стороны самолета в виде двух длинных скамеек, и, защелкнув ремни безопасности, стали ждать взлета.
      Когда самолет, набрав скорость, оторвался от земли, всех стало качать, как в люльке, а гул мотора был такой сильный, что не удавалось расслышать друг друга. Вскоре начались воздушные ямы - ощущение, когда самолет как-бы падает вниз на несколько метров, а потом опять продолжает лететь ровно. Но те секунды покажутся вечностью пока как-будто летишь в глубокую ямищу без конца и без края.
      Я, хоть и с вытаращенными глазами, старалась не бояться и по возможности держать себя в руках, но когда увидела у некоторых пассажиров пакеты на всякий случай...побледнела. Папа, понимая, что мне тоже становится плохо, решил отвлечь меня - помог повернуться немного в сторону иллюминатора и смотреть вниз.
      Глядя в окно, я сделала вывод, что самолет летит невысоко от земли - внизу мелькали небольшие перелески и обширные участки суши, все в снегу. И тут мое внимание привлекло то, отчего я даже взвизгнула, - внизу, кажется, совсем близко прогуливались три лося, такие шикарные, такие величавые! От увиденной картины я была не просто в восхищении, моему восторгу не было предела от неописуемой красоты этих лесных красавцев!
      Внизу уже удалялись из вида деревенские домики и какие-то постройки, а у меня еще долго были расширены глаза от неожиданности момента и от детской ликующей радости.
      Когда самолет приземлился и пассажиры стали выходить, я не просто вышла из самолета, а вывалилась. Папа успел подхватить меня и, поставив на ноги, быстро дал выпить воды. Через несколько минут мне полегчало, и мы направились в сторону пристани, где нас уже ждал мой и Танюхин двоюродный брат Сережка "рыжий" на лошади, запряженной в сани. Лошадь мотала головой и фыркала, а Сережка тянул вожжи и покрикивал на нее :
     - Тпруу...окаянная, стоять!
     Не рассусоливая, ловко запрыгнули в сани, заполненные сеном. Папа прикрыл нам ноги старой шубейкой и, примостившись рядышком, велел Сережке трогать.
     Теперь я ехала на настоящей лошади, запряженной в сани!
     Целых десять километров мчались через деревни и через лес, елки и сосны мелькали по обеим сторонам дороги, а сани, поскрипывая на морозе, лихо неслись. Какое это безмерное счастье! Как я была благодарна папе и Сережке, и всему белому свету за все то, что происходило со мной здесь и сейчас, и, может, больше никогда не повторится в моей жизни.

        Приехав в деревню Никитинскую, где зимой жила моя бабушка Паша, мы с мороза, на ходу отряхиваясь от приставшего снега и сена, быстро забежали в дом. Бабуля долго обнимала и целовала нас, а затем, отправив в горницу, стала накрывать на стол.
       В доме было тепло и уютно, пахло калитками и дымком от топившейся печки, и сердце мое наполнилось радостью и нежностью к этому дому, ко всему тому, что я особенно любила в деревенской жизни.
       А утром, ни свет ни заря, в наше окошко прилетел комок снега - сигнал деревенских ребят, чтоб выходили на улицу. Папа нашел в сарае старые деревянные санки, и я с сестренкой побежали на самую большую снежную горку, где детвора уже вовсю каталась с визгом и улюлюканьем.
      Это была не просто горка, а какое-то чудо природы - она тянулась в длину метров пятьдесят, через несколько огородов, заваленных снегом, под уклон в сторону подлеска.
      Каждый Божий день мы пропадали там. А то! Еще ведь очень сдружились с деревенской ребятней. Мальчики помогали нам, девочкам, забираться на горку и вместе со своими санками тащили и наши. А потом, усевшись по двое, а то и по трое, неслись с этой самой большущей на свете горки, хохоча, со свистом, с криками.
      Зимнее солнышко обласкало нас на славу и к концу каникул наши лица было не узнать, они загорели и обветрились так, как бывает только в детстве - сИкось-нАкось. У меня выгорела челка и на лбу проступали светлые полоски. И как-же я была удивлена, когда, сняв шапку, обнаружила вокруг лица белый ободок - шапка не дала зимнему солнышку пошалить и хорошо скрыла эту часть моего личика.
       Сколько тогда было съедено с причмокиванием сосулек, а также приставших нАмертво к заиндевевшим рукавицам льдинок, отчего большой палец на рукавице всегда был сгрызен.
        Изодрав свои теплые шаровары, приговорили так-же и бабулины рейтузы. И только когда решили взяться за папину спортивную одежду, как говориться, позаимствовать кое-что, получили такой словесный протест, что больше не смели даже заговорить на эту тему.
      
       Сколько зим прошло - прометелило, пронеслось белыми-белыми снегами...
       Тогда мы еще не знали, что в далеком будущем, вспоминая это время, поймем, что наше "советское" детство было не просто самое лучшее и счастливое, а являлось некой жемчужинкой, теперь уже - драгоценной и недосягаемой, сохраненной нами в сердце.