23.
В предрассветный час комната была царством теней. Длинные бледные статичные тени нанесла сквозь оконные стекла низкая Луна. Чуть ощутимые беглые цветные тени перебросила через гонтовые крыши Радужная Стена. Но основной быстрый и в то же время ленивый танец принадлежал огненным бликам – Люба все-таки растопила домашний очаг.
Сама же хозяйка дома посапывала на диване – скинула обувь и бухнулась, не раздеваясь, не расстилая простыней. Одну руку спрятала под измятую подушку, другую свесила с дивана, касаясь ноготками горлышка полупустой бутылки самогона. Снотворное, как же без него…
Многочисленные изделия Сапожника, все так же разбросанные у порога, заставили Трубадура споткнуться несколько раз, но, сдержавшись от крепких слов, он добрался до дивана. Не смог пройти мимо – осторожно запустил пальцы в распущенные Любины локоны. Девушка засопела чаще, и Трубадур мгновенно (не разбудить бы) отдернул руку. Очень хотел поцеловать спящую красавицу в лоб, но не решился.
Присел на жесткий коврик между диваном и очагом, достал из кармана трубку Стервятника. Закуривать тоже не стал – Люба запрещала в доме. Так и просидел короткий остаток ночи – с бутылкой самогона в одной руке и холодной трубкой в другой. Камин трещал, дрова превращались в угли, угли серели, мигали и засыпали.
А над городом просыпалось Солнце. И только с восходом Трубадур наконец провалился из царства теней в царство сновидений – как был, сидя. Тут его встретила официантка с маленьким перетянутым в кожу блокнотиком и золотым карандашиком меж подушечек пальцев. В официантке Трубадур с тихой радостью узнал Любу. И улыбнулся.
- Я воду нагрела, - сообщила Люба.
Мокрые волосы ее были распущены, длинный отрез мягкой ворсистой ткани скрывал тело от груди до бедер. Убедившись, что Трубадур окончательно пришел в себя, Люба продолжила собирать разбросанную по полу обувь и складывать ее попарно возле порога. Себя же Трубадур обнаружил по-прежнему на полу, но под пледом и с подушкой под головой. От камина шел крепкий дымный дух, пожирая облачко оставленных Любой душистых мыльных ароматов.
- Хочу горячую воду, - сообщил Трубадур, разминая затекшие плечи. – И еще хочу эля. Холодного. Очень хочу.
- Эля в доме нет, - отрапортовала Люба. – Ворчун или Кулинар?
- Ворчун, - выбрал Трубадур на пороге туалета.
Горячая вода частично вернула бодрость, забрала пыль вчерашнего похода, мыло придало свежести настолько, что Трубадур вернулся к Любе голым и с явными намерениями. Но мужчина так и остался без женской ласки – Люба была уже одета и готова к пешей прогулке. Трубадур с легкостью перенастроил себя с близости на завтрак и быстро натянул штаны, рубаху, жилетку – эля хотелось значительно больше, чем интима. Утренний Город был безлюден, по дороге к трактиру никого так и не встретили.
- Долго я спал?
- А когда лег?
- С рассветом.
- Значит, часа три. Сейчас около девяти.
- Странно, - удивился Трубадур, открывая перед спутницей дверь трактира. – Ощущение такое, словно спал всю ночь.
- Посещение Анкетной башни, - напомнила Люба. – Эхо твоего визита. Дар Бухгалтера.
Почти все столики были заняты. Впервые за все время, проведенное в Городе, видел Трубадур такое количество незнакомых людей. Мужчин было заметно больше. В зале стоял крепкий спиртово-кухонный дух, воздух гудел от многих разговоров. Люба и Трубадур поневоле заняли не самые удобные места вблизи от выхода. Здесь не было речи о спокойном уединении – мимо то и дело пробирались приходящие, уходящие посетители, здесь же пролегала тропа в уборную.
- Охотники забили броневепря, - пояснил Ворчун у стойки бара. – Свежее мясо - жарю на костре, томлю в печи, варю в казане. Любая часть на любой вкус.
Трубадуру достался полусырой кусок, вырезанный из спинной части туши. Глубокая сковорода, в которой его запекали, была наполнена кипящей смесью жира, крови, овощного сока. Люба не готова была к настолько обильной утренней трапезе, поэтому попросила филе голыша, запеченного в травах. За столиками к мясу брали самогон – коробами по шесть бутылок. Люба и Трубадур захотели эля, сразу по две кружки.
- Что рассказал Бухгалтер? – спросила Люба, когда эль заглушил жажду, а мясо и рыба – голод.
- Когда я задал похожий вопрос, кое-кто чуть не загнал мне вилку под нижнюю челюсть, - напомнил Трубадур. – «Никогда не спрашивай ни у кого, что было в Анкетной башне. Это личное».
- Я не про личное, - резковато, почти огрызаясь, ответила Люба. – Что Бухгалтер знает о невидимой смерти на равнине?
- Тени. Бухгалтер называет этих существ тенями, - и Трубадур вкратце пересказал все, что слышал в Анкетной башне.
- Разновидность черей? – громко возмутилась Люба, но никто не обратил внимания, возмущение увязло в гуле чужих разговоров. – Какая нелепица! Никогда чери не нападали на людей первыми. Вся вина этих несчастных созданий в том, что они шумят по ночам у Ворот, и в том, что Бухгалтер не выдает им пропуск за Ворота.
- Поэтому их так не любят почитатели Мэра?
- Почитатели Мэра – это кучка тупых мерзавцев, - зло прошептала Люба, прильнув грудью к столу так, что Трубадуру стали видны в вырезе расстегнутой рубашки ее темные соски. – Они ненавидят черей только за то, что те не похожи на людей. Или наоборот – что слишком похожи на людей. Глупые люди терпеть не могут в посторонних собственные недостатки и чужие достоинства. Мне бы на одну каплю больше жестокости и на одну каплю меньше терпения, и я перестреляла бы всю компанию Химика. А начала бы с Бухгалтера.
- А его-то за что? – удивился Трубадур.
Заявление Любы было настолько неожиданным, что Трубадур не сразу понял, что Люба говорит серьезно.
- За все это! – Люба обвела глазами мир, который на данный момент ограничивался залом трактира. – За лживые надежды. За Стену, что пожирает людей. За черей, что застряли в тупике. За три его дурацких вопроса и за шальное золото, которым он подкупил всю равнину.
- Погоди, - Трубадуру стало не по себе под этаким лютым напором. – Почему надежды лживые? Почему Стена пожирает? Разве Город – это не последняя остановка за шаг до счастья?
- Кто так сказал? – Люба презрительно скривила влажные нетрезвые губы. Как же резко успела она опьянеть от двух бокалов эля. Или утром допивала самогон из початой с вечера бутылки? – Бухгалтер?
- Таково мнение всей равнины.
- «Мнение равнины», - передразнила Люба. – Мнение кого? Невежественного сброда? Ошметков человечества? Тех, кто выжили после Большого Несчастья? Тех, кто уцелели в войнах банд? Тех, кто прочли – и это в лучшем случае – по полкниги каждый за всю свою никчемную жизнь?
Люба говорила рьяно, Люба говорила громко. Посетители за соседними столиками стали оборачиваться на резкие тона. Трубадуру было стыдно, он пытался успокоить спутницу, что удалось, но не сразу. Сбавив напор, Люба продолжила с ровным клокочущим равнодушием.
- Есть старые легенды о злом духе. Много имен придумали ему Трубадуры в древности. Шайтан, Ариман, Сатана, Рупрехт, Иблис, Диавол.
- Читал, - кивнул Трубадур с гордостью: он уж точно прочел больше, чем полкниги.
- Этот Диавол скупал души.
- Души?
- Древние считали, что только тело человека умирает, а другая часть – душа – бессмертна. Все плохое и хорошее, что человек думал, чувствовал и делал от начала жизни до последнего вздоха.
- Память? – спросил Трубадур, переживая, что утратил часть «души» размером в двенадцать лет.
- Можно и так сказать, - согласилась Люба, чуть подумав. – Так вот, каждая бессмертная душа, или память, для Диавола представляла ценность. Не знаю, что он с ними делал. По книгам, хранил в особом мрачном месте, в Аду (хотя у этого места тоже множество названий). Там он всячески над душами измывался. В общем, совершал с ними такое, что не каждый Трубадур сумеет нафантазировать и на что не каждая Шлюха согласится. Разве что за золотую монету. Ничего не напоминает?
- Думаешь, Бухгалтер скупает за золото наши души? – осторожно (вдруг не шутит?) улыбнулся Трубадур.
- Почему нет? – пожала плечами Люба. – Видел хоть одного, кто вернулся бы из-за Радужной Стены? Слышал ли рассказы тех, кто побывал там? Нет же! Так откуда вся эта чушь про сбывшиеся мечты, про вечное счастье? От него, от хозяина Анкетной башни. Только древний Диавол хоть труд прилагал – гонялся за душами, добывал, соблазнял, уговаривал. А этот сидит себе в кабинете и ждет гостей по ночам. Сами прем к нему через всю равнину, идем на убой с радостью, несем в походных сумах свои бессмертные души. И сдаем их в утиль за тридцать золотых монет.
- Глухая у тебя история, - поморщился Трубадур. – Темная. Не рискнул бы с такой на площади выступать – засвистали бы, а то и камнями бы закидали.
- А почему? – Люба обрадовалась, словно собеседник помог ей неожиданным веским доводом. - Потому что лишает надежды. Не любит народ такие истории. Нельзя у народа надежду отбирать, нужно надежду дарить. Бухгалтер это прекрасно понимает. Вот и дарит, дарит много, дарит щедро – золото, лекарства, алкоголь – все это можно потрогать, все это реальное, тянет карманы, радует глаз, греет живот. И под эти осязаемые вещи можно втюхать сказку про счастье за Радужной Стеной.
- По-твоему, Ворота ведут в Ад? – улыбнулся Трубадур. Он расправил плечи и глянул на Любу свысока. – Почему же каждую ночь чери штурмуют Ворота? Рвутся в Ад?
- Рвутся из Ада, - быстро ответила Люба. – Для черей равнина и есть Ад. Бухгалтер их сюда заманил, а теперь не выпускает. Они, несчастные, так и будут штурмовать Ворота каждую ночь, пока жив Бухгалтер.
- И что ты предлагаешь? – спросил Трубадур, с ужасом ожидая неизбежного ответа.
- Убить Бухгалтера, - просто сказала Люба. – У тебя все есть для этого: пистолет, патроны и последний визит в Анкетную башню. Убей Бухгалтера, и ты поможешь черям, решишь их проблему.
- Как же это разрушительно, когда чужими проблемами озабочены те, кто еще не разобрался со своими, - Трубадуру разговор стал в тягость. – Я поел, - сказал он, вставая из-за стола. – Схожу за мобилем. Проводи меня и жди на линии Стены. По улицам Города не рискну рулить. Еще задавлю случайно кого-нибудь из твоих любимых черей.
- Задавил бы лучше Бухгалтера, - настойчиво заупрямилась Люба. – Вот только он по улицам не ходит. С тобой пойду. Сам говоришь: тени днем не нападают.
- Не я говорю, это слова Бухгалтера, а ты ему не веришь.
- Не сомневаюсь, что он же и расплодил эту мерзость по равнине, - зло съязвила Люба. – Так что по части теней поверю ему в этот раз.
- А вдруг он намеренно соврал? – улыбнулся Трубадур. – Со злым умыслом?
- Тогда пусть сожрет меня, - обреченно вздохнула Люба. – С пользой: тень сожрет меня, а ты убьешь Бухгалтера, убедившись в его лживой натуре.
Всю дорогу до окраины Города Люба молчала. Сама распахнула двери трактира, резвым маршем устремилась в сторону Стены так, что Трубадур еле поспевал за ней. Волосы Любы, собранные в пучок, служили ориентиром. Только дома Люба распускала волосы, зная, как это нравится ее мужчине. «На выход» Люба в два движения превращала каскад распущенных локонов в шар на макушке. За этот шар и уцепился взглядом Трубадур и только на линии Стены позволил себе сравнять ход с неутомимой девушкой. Начиналась равнина, и кто мог знать, где пролегает охотничья граница тени.
- Доберемся к полудню, - сказала Люба, невольно замедляя шаг. – Аккумулятор будет уже в рабочем состоянии.
Трубадур промолчал, он нашел себе занятие – считал шаги, постоянно сбиваясь, снова и снова начиная с единицы. Видел, как Люба беспокойно поводит плечами, и сам тревожно сутулился, поджимал подбородок, ожидал внезапного нападения. В мобиль оба впрыгнули одновременно, Люба с нервной улыбкой бросила руки на руль. И тут же нахмурила брови.
- Он мертвый, - сообщила она через мгновение.
Посмотрела на Солнце – светит. Выскочила через борт, осмотрела корпус – целый. Скользнула несколько раз пальцами по панели управления – не отвечает.
- Может, попробуем толкнуть до Города? – предложил Трубадур.
- Погоди, - Люба внимательно изучала капот. Пока не нашла. – Вот оно: закрыт не плотно, - откинула крышку, чуть не обломав ногти. – Жало шершня! Отрыжка броневепря! Колтун мохоеда! – Люба ругалась долго, никак не могла остановиться.
- Что случилось? - Трубадур встал рядом, глянул под капот. Ничего там не понял.
- Аккумулятор, - коротко бросила Люба.
- Что с ним?
- Его нет. Сняли аккуратно. Вот два провода. Ты все еще сомневаешься?
- В чем?
- В том, что все беды в Городе – дело рук хозяина Анкетной башни.
- У тебя на него личная обида?
- Да нет же! – Люба была крайне раздражена. – Ты рассказывал Бухгалтеру про наше приключение на равнине? Говорил, что тень выпила всю жизнь из мобиля? Что мы оставили мобиль в часе хода от линии Ворот?
Трубадур насупился. Ведь точно, говорил же, рассказывал про мобиль, права Люба. Вот только зачем Бухгалтеру аккумулятор? Не складывалось что-то. Трубадур представил, как хозяин Анкетной башни при свете Луны пробирается по равнине, выкручивает из мобиля здоровенную (судя по освободившемуся пазу) деталь и кряхтя тащит громоздкий ящик в свое логово. А рядом, виляя хвостом, бежит и ластится к его ногам послушная хищная тень. Никак не складывалось. Трубадур еще раз осмотрел место под капотом, где раньше был закреплен аккумулятор.
- Эти два провода – для чего они нужны? – спросил у Любы, она могла знать, все-таки читала инструкцию.
- По ним бежит электричество. Не знаю, что это такое. Помнишь, рассказывала тебе: электричество для мобиля, словно кровь для человека. Дает жизнь, позволяет двигаться. Еда. Электричество хранится в аккумуляторе. Его и опустошила эта невидимая тварь. Солнце бы восполнило потери за несколько часов, но Бухгалтер спер мой аккумулятор.
- Провода – это проволока? – спросил Трубадур, нащупывая смутную пока еще догадку.
- А что же еще? – отмахнулась Люба.
- Правильно я понимаю: если примотать должным образом проволоку к аккумулятору, то можно выкачать из него это самое электричество?
- Куда выкачать? – не поняла Люба.
- Наверное, об этом лучше спросить у Химика, - сказал Трубадур, и Люба задумалась.
- Наведаемся к Жене Пастуха, - наконец решила она. – Поспрашиваем Химика и его компанию.
- Их много, - Трубадур поморщился, ему не хотелось выглядеть трусом. – И нас на ферме не очень любят. Если аккумулятор стащили они, то вряд ли его отдадут по нашему требованию. Если взяли не они, то прием будет еще менее дружелюбным.
- У нас есть Вольф, - напомнила Люба. – Он в твоем кармане, в его барабане восемь патронов. Если сомневаешься, что сможешь нажать на курок, отдай пистолет мне. Я злая, я смогу.
- Не в этом дело, - Трубадур обрадовался, он нашел причину, которая позволит сохранить достоинство. – Нам больше часа возвращаться в Город. Не знаю, как ты, а я уже устал. Ферма, как ты рассказывала, на берегу ручья, между Городом и Немым хребтом на равном удалении. То есть еще не менее двух часов ходу. И потом назад. Жестоко так нагружать наши бедные ноги.
- Да, без мобиля между расстоянием и временем вяжется иной разговор, - согласилась Люба. – Дождемся компанию в трактире.
- У Ворчуна?
- Нет, в том трактире, у Стены, с буквой «М» на вывеске. Почитатели Мэра собираются там под вечер, за несколько часов до рождения Радужной Стены. Там их и перехватим.
- Может, не стоит? – засомневался Трубадур.
- Без мобиля мы не попадем на Кладбище, - сказала Люба. – Значит, новый мобиль нам не достать. Да и не поеду я теперь через равнину. Даже днем опасно. Как вспомню про тень, дышать трудно. Поэтому аккумулятор нужно вернуть. Так что в трактир «М» мы пойдем.
- Химик с нами и разговаривать не станет.
- С Вольфом – станет, - сказала Люба уверенно.
- Не знаю, - сомнений стало только больше. – Мое мачете, - Трубадур положил руку на рукоять, - выглядит внушительно. Но у этой компании свои мачете имеются. Пистолетов у них нет, поэтому Вольф может показаться им безобидным. В первый раз их было двое, нас двое. В общем, чтобы видеть в Вольфе оружие, нужно знать, на что он способен.
- Химик – знает, - Люба говорила, словно камнями бросала.
- Откуда Химик знает, на что способен Вольф?
- Химик знает, на что способна я, - отрезала Люба, развернулась и зашагала в сторону трактира «М».
- Мы не уверены, что аккумулятор стащил именно Химик, - говорил Трубадур в девичью спину. – Сама же обвиняла Бухгалтера. Может, все-таки он? Или какой-нибудь случайный прохожий? А может, сама тень раскурочила мобиль, забрала себе самую вкусную деталь, чтобы потягивать вечерами это самое электричество через провода?
Но Люба не желала внимать увещеваниям Трубадура, она уже приняла решение и направлялась к выбранной цели.