К Рождеству пришли настоящие морозы. В такой холод не постоишь на месте. Надо быстрей идти в запланированную строну.
Я иду, а вернее спешу в больницу к стоматологу. Каждый мой шаг отзывается пронзительным скрипом. Людей на улице немного. В основном все уже на работе или едут в промёрзлых машинах. Лобовые стекла в бело-матовой тонировке. Каждая машина не едет, а ведёт резиновым смычком по дорожной струне. Редкие прохожие кутаются в воротники, прижимают шерстяные варежки к лицу. Негреющее, белолицее солнце с желтыми развивающимися косицами, висит прямо над крышами одноэтажных домов. Одноногие тополиные тени ползут по дороге. Холод безжалостно грызёт уши. Самоотверженная рука покидает свой уютный домик и бросается на помощь побелевшим родственникам. Уши благодарно впитывают теплоту заботливых рук и краснеют от счастья. Больница с каждым шагом становится ближе и больше, а лечение зубов неотвратимым. Выметенное от снега крыльцо, жалуется на продолжительные новогодние праздники. В кабинете бодрая прохлада, но мне ничуть не зябко. Я сосредоточен и от этой собранности, мне даже жарко.
Я снова принес на ремонт разрушенный Парфенон. Дома в моём городе почти все в аккуратных заплатках. В конце улицы до основания рассыпавшийся четырёхстенок, с одной единственной стеной. Есть и на главной улице чернеющие выбитое окно. Всякий раз меня занимают одни и те же мысли: досидеть бы, дотерпеть бы, не сбежать бы... Волны ужаса обрушиваются на берег и медленно отползают. Я стараюсь осторожно дышать животом, чтоб хоть как-нибудь отодвинуть непонятную тревогу. Во мне ожесточенно борются едва теплящееся терпение и чудовищная заполняющая кабинет и всю больницу
непоседливость. Мне каждый раз приходится готовить себя, приводя на память и страдания детей и рожающих по целым суткам женщин. День назад я ехал в машине с беременной тридцатилетней Галиной из нашей деревни. Она спешила на очередные пятые роды.
- Я каждый раз волнуюсь - делится многодетная мама - осторожно держа руки на огромном животе. Троих я рожала обычно, а тут вот - второе кесарево. Опять будут вынимать внутренности и складывать обратно - говорит как-то спокойно - она.
Я же еду лечить зубик и весь умаялся.
Не зря говорят, если хочешь чтобы уменьшились твои скорби, чаще рассматривай и размышляй о людских неприятностях. Только сличение ясно покажет, что страдаю и слезы лью я над синяками и царапинами.
Хвала Небесам! Я чудесным образом сижу почти час с хвостиком. Врач - Людмила Николаевна золотые руки - делает всё чудесно. Я помогаю врачу своею самоотверженной усидчивостью и правильным положением головы. Яркое электрическое солнце верно служит острому взгляду специалиста. Ещё немного и влажные ватные валики нехотя покидают зубастый котлован. На смену сверла приходит шлифовальный круг. Он скользит по недавнему ужасу, оставляя за собой ослепительную гладкость и возможность зубоскальной улыбки.
Захлёбываясь благодарностью бегу домой. А мороз всё крепче и злее. Пустынность улиц позволяет не боясь издавать ртом кряхтящие звуки. Руки, ноги, уши, как тонущие корабли, зовут, кричат, вопят...
На встречу плывёт Кулинария наполненная ароматами только-только родившейся выпечки. Сосиски в тесте, цветастая пицца с застывшими в расплавленном сыре кубиками вареной колбасы, разнокалиберные пироги с творогом и брусникой, пирожки с капустой, рисом и яйцом, котлеты тресковые, и конечно же горячий чай. Ну, как пройти мимо?! Как миновать сие место уюта и почти домашнего тепла? Невозможно!
Я где-то слышал, что некоторые женщины, заедают стресс. Сегодня я не задумываясь последую за ними.
Теплые пирожки тают во рту под термическим воздействием чая, а вслед за ними, растворяется тревожный привкус больницы.