Вспоминаем прибаутку про отца Онуфрия, который, обходя окрестности озера, оказался около … и так далее. Прозаик Иван Гончаров написал три романа, все на букву «о»: «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв». Гончаров знаменателен тем, что многие филологи считают его первым русским романистом. Ведь «Евгений Онегин» не совсем роман, а «роман в стихах». А лермонтовская книга про Печорина скорее сборник новелл, повестей или рассказов, чем роман. Так что можно считать, что Гончаров - первый. Но, как говорится, шапка первородства (то бишь, Мономаха) тяжела. У Гончарова есть текст (то ли новелла, то ли очерк, то ли заметки наподобие «Фрегата «Паллада»»), который совсем не на букву «о». Он называется «Необыкновенная история».
Всё началось с того, что ушлый и пронырливый Тургенев (по слухам русский шпион-разведчик) опубликовал во Франции «Обломова», но с сокращениями, скорее даже в отрывках, где описаны потешные разговоры Обломова и его слуги Захара.
Чтобы припомнить контекст, мы тоже оторвем кусочек от «Обломова».
«- Зачем же ты предлагал мне переехать? Станет ли человеческих сил вынести всё это?
- Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно… - сказал Захар.
- Что? Что? – вдруг с изумлением спросил Илья Ильич, приподнимаясь с кресел. – Что ты сказал?
Захар вдруг смутился, не зная, чем он мог подать барину повод к патетическому восклицанию и жесту. Он молчал.
- Другие не хуже! – с ужасом повторил Илья Ильич. – Вот ты до чего договорился! …
… Захар ничего не отвечал и решительно не понимал, что он сделал, но это не помешало ему с благоговением посмотреть на барина; он даже понурил немного голову, сознавая свою вину.
- Какой же ты не ядовитый человек? – говорил Обломов.
Захар все молчал, только крупно мигнул три раза.
- Ты огорчил барина! – с расстановкой произнес Илья Ильич и пристально смотрел на Захара, наслаждаясь его смущением.
Захар не знал, куда деваться от тоски.
- Ведь огорчил? – спросил Илья Ильич.
- Огорчил! – шептал, растерявшись совсем, Захар от этого нового жалкого слова…»
Дальше больше. Тургенев стал писать и публиковать свои романы как лепешки, используя жанровую парадигму двух гончаровских романов. Все читали новый роман Тургенева, а он, Гончаров 15 лет писал «Обрыв». Иногда Гончаров на литературных собраниях читал отрывки из будущего романа. Тургенев посещал эти чтения или посылал своих шпионов, а потом использовал литературные темы в своих произведениях.
Гончаров описывает интриги, слежки и прочие комбинации Тургенева замечательным плавным литературно-художественным стилем. Но при этом весь дискурс-нарратив в целом напоминал манию преследования и, как бы сказал батька Бурнаш, «мнительность» литератора.
Филологи не могли приложить ума, как всё это объяснять. Называли сдержано - «ссорой» между двумя классиками. Тургенев тоже не мог понять причин нападок на него Гончаровым. Никто не мог подумать ни о «тяжелой шапке», ни о загадочных комплексах психики. Для филолога (и не только) литклассики – боги, титаны, светочи. Да и про выкрутасы психики в те классические времена лишь слегка догадывались. И психиатров руки не доходили до классиков, им хватало пациентов доктора Фрэйда («Обломов» был опубликован, когда Фрейду было, впрочем, только три года).
Кто назвал эту историю «необыкновенной» сам ли автор или его публикаторы, доподлинно не известно. В почти полном собрсоч Гончарова этого текста нет, но этот текст есть. Слава – вещь обоюдоострая, таков здесь урок добру молодцу.
*
http://proza.ru/2023/01/16/990