Когда мне было очень тяжело; на столько, что депрессией это назовешь едва ли, я осталась совсем одна. Не было ни друзей, ни родственников, ни собаки и, даже, кот ушел искать свое счастье, да так и не вернулся ни через неделю, ни через месяц. Работы не было. Денег едва-едва. Старые знакомые с дежурными вопросами вызывали желание безмолвия и я делала вид, что их не замечала. Наступило время молчать и я молчала. Поначалу, через раз, отвечала на звонки, но потом они стали раздаваться все реже и реже. Это были пустые разговоры, не могущие заполнить тот дефицит, что образовался в душе после тяжелых жизненных испытаний.
Действительность не превратилась в день сурка, благодаря тому, что однажды, в двадцать два часа тридцать минут я услышала шум, идущий с потолка спальни. Кто-то, явно, большой и хвостатый пролез через щель перекрытия и теперь гулял по листам гипсокартона, перекатывая по ним камешки шлака. Я насторожилась. Крыса, скорей всего это так. Кошки с собаками по потолкам не гуляют. Она прошвырнулась раз, другой по всей длине комнаты сверху и замерла.
Чудесно, подумала я, значит теперь, когда у меня нет кота, со мною в квартире будет жить крыса!? Горечь подступила к горлу и стало жаль себя. Ну конечно, сейчас она тут обоснуется, потом обзаведется детьми и все это семейство будет портить мне вещи. Хорошенькая перспектива! Надо что-то с этим делать. Утром постороннних шумов не было, однако, вечером, примерно в одно и то же время, эта тварь стала приходить на ночевки. Я все еще надеялась, что вернется кот, но любимого кота я уже никогда больше не видела. Так прошло недели две. Я вечером ложилась читать что-нибудь интересное, хотя мозг отказывался воспринимать прочитанное, а крыса сначала карабкалась по простенку, а потом шла известным маршрутом до места над моим диваном и , если бы нас не разделял потолок, то устроилась бы она, как раз, у меня в ногах. Иногда, принюхиваясь, недолго кружила на месте, прежде, чем лечь. Я с интересом стала ждать, что, в этой истории, будет дальше. Утрами мы просыпались почти в одно время. Потом она лениво тащилась до простенка, и, если было лень спускаться по ходам, она падала в них и тогда мягкий звук шлепнувшейся тушки доносился в районе пола. Время шло. Иногда я делала блины и запах горячей выпечки распространялся по всей квартире. Крысу он смущал. Она начинала часто, с шумом, принюхиваться, а я опасалась: как бы мне не заманить ее своей стряпней в квартиру. Поняв, что так все и будет, я вслух, достаточно громко объявила, чтобы она не смела прогрызать стены и ко мне выходить. Я ей пообещала, что кормить ее буду на улице. И чтоб вы думали, сделала крыса?! Она все поняла. Ни в этот, ни в следующий раз, когда запах окутывал все вокруг и рождал аппетит, крыса на кухню не выходила. Я отрывала кусочки блинов и кидала их за окно, обьявив жиличке, что еда ее уже ждет под окнами. Потом доносилось, как падает тельце в шахту прогрызенного лаза и звуки ее пребывания в доме смокают. А через пять - семь минут моя постоялица снова карабкается вверх, но уже не так проворно, как спускалась.
Прошло три месяца, я поняла, что это крыс. Если бы это была она, то за это время могла уже принести потомство, организовать склад и грызть по ночам свои запасы. Значит, у меня живет он; существо умное, мирное и тактичное, не желающее меня пугать своим видом. Уже хорошо. Я назвала его Хью. За звук, который он издавал, когда нюхал воздух. Хью был холостяк. Он ни разу не привел на свою территорию ни одну даму сердца. Он не обременил меня пищащим выводком своих крысят и более того, он иногда пропадал. Обычно по весне, реже осенью, месяца на три он уходил и я не знала, вернется ли дикий квартирант в мой дом. Одинокие люди быстро привязываются к таким же одиноким душам. И этот крыс, сам того не зная, незаметно занял в моем сердце место пропавшего кота. Он спасал меня от нашествия мышей, когда весь дом боролся с ними многоразличными ловушками и отравой. Он почему-то не оставлял мерзкого крысиного запаха, который издает всякая крупная особь. Сколько это длилось, точно не помню, три года или пять лет. Однажды он исчез. Я ждала. Я даже звала его, но было тихо, как после ухода кота. Тут же полезли мыши и стали грызть стену залы. Шумели три дня, а потом все стихло, будто их кто прогнал. В других квартирах мыши хозяйничали долго, а от меня, вот, ушли. Через год, место старого Хью обнаружил молодой, сильный самец. Он бегал по потолку, нюхал воздух, перекатывал хвостом камешки. Был ли это сынок моего крысиного стража, не скажу. Возможно, случайный одиночка искал себе прибежища от северных морозов и бурь. Он приходил три дня, но не захотел оставаться там, где был чужой запах.
PS: Теперь у меня живут два кота. Крысы и мыши к нам не лезут; но, вспоминая большого Хью, слезы сами наворачиваются на глаза. Был ли он крысом, не был ли; но именно он разделил со мной мое горькое горе и одиночество, чего не захотели и не смогли сделать люди.