Глава XLV. Генерал и Король
Атос, Портос и Арамис остановились у Планше и сговорились на следующее утро отправиться в Лотарингию. Планы на вечер у каждого были свои. Арамис сообщил друзьям, что намерен кое-кого посетить. Атос в ответ сказал, что у него были аналогичные планы, Портос, не имея никаких конкретных планов, тем не менее, заявил, что также имеет намерение кое с кем повидаться.
Не будем скрывать от наших читателей, что Портос в итоге повидался с упитанным кабанчиком с черносливом, трюфелями, яблоками и хреном, которого приготовили ему на кухне Планше и с которым они вдвоём с Планше покончили при поддержке парочки бутылок Мuscat de Frontignan.
Арамис же направился к Королю, будучи уверенным, что встреча состоится несмотря на то, что он о ней не договаривался. Действительно после того, как Королю доложили о приходе Арамиса, Людовик ответил, что через десять минут его примет.
Через девять с половиной минут прозвенел колокольчик, и секретарь, зашедший к Королю, вышел и сообщил, что Его Величество предлагает гостю прогуляться по летнему саду.
Арамис почтительно проследовал за Людовиком в сад, где они разместились на скамейке вдали от какой-либо высокой растительности. Наученный опытом подслушивания разговора мадемуазель де Лавальер, Людовик избегал важных разговоров на природе вблизи кустов и деревьев, предпочитая открытые пространства, где никакой шпион иди просто любопытный праздный придворный решительно не мог бы спрятаться.
— Дорогой герцог, я очень сожалею, что вы более не представляете при моём дворе испанский двор, — сказал Король.
— Ваше Величество, я представляю нечто большее, — ответил Арамис. — Знаете ли вы, кто такой Джованни Паоло Олива?
— Насколько мне известно, это – генерал Ордена иезуитов, — ответил Людовик.
— Ваши сведения не точны, Ваше Величество, — ответил Арамис. — Отец Олива – лишь моё доверенное лицо, а генералом являюсь я. Для большей свободы действий я попросил его представлять мою персону во всех делах, в которых я лично не заинтересован, но те дела, в которых заинтересован лично я, решаю только я сам, без каких-либо представителей или заместителей. Таким образом, позвольте представиться в моём новом качестве: генерал Ордена иезуитов, избранный после того, как предыдущий глава Ордена отошёл в лучший мир, причём я говорю отнюдь не о достопочтимом святом отце, известным под именем Госвин Никель, а о никому почти неизвестном францисканце, который и был, собственно, моим предшественником. О том, кем был на самом деле Госвин Никель, говорит его имя. Никель означает «Никто». Истинный глава Ордена иезуитов, тот человек, который принимал решения и управлял всеми, известен крайне малому числу посвящённых. Таков нынче и я в этом ранге. Генерал Ордена всегда знает некоторые знаки и слова, владеет неким шифром, а также для представительства обладает вот этим перстнем, символизирующим его власть.
С этими словами Арамис показал Людовику свой перстень, полученный от францисканца.
— Даже если кто-то отнимет у меня силой этот перстень, это ничего не даст ему без соответствующих знаний, однако, наличие перстня упрощает мне процедуру представления собственной персоны перед теми, кто не в достаточной степени посвящён в тайны Ордена, но от кого мне требуется немедленное и полное послушание.
— Полное послушание? — удивился Король.
— Полное, Ваше Величество, — подтвердил Арамис. — Позвольте мне процитировать вам по памяти некоторые избранные параграфы устава Ордена. «Генерал Ордена по избрании своём получает полную власть над Обществом и над всеми членами его, где бы они не пребывали и в каком бы сане и должности они не состояли. Власть его должна простираться до того, что он может, если найдёт нужным для славы Божьей, отзывать и давать иное назначение даже тем членам, которые отправлены с поручением от самого Папы».
— Я не знал этого! — воскликнул Король.
— Позвольте же мне продолжить, — сказал Арамис. — «Генерал или уполномоченные его должны иметь власть разрешать всех членов Общества ль всех грехов, совершённых до и после вступления в Орден, от всех духовных и светских наказаний, даже от церковного отлучения».
— Если всё то, о чём вы говорите, правда, герцог, то власть ваша довольно велика в Европе! — восхитился Король, сохраняя, всё-таки сомнение.
— Никаких «если», Ваше Величество, — ответил Арамис. — Я лишь выборочно цитирую вам буллу Папы Павла III, действие которой ратифицировали все последующие Папы. Продолжим. «Ни один член Ордена не должен никому исповедоваться, кроме генерала и уполномоченных им на это лиц; особенно же ни под каким видом не исповедоваться священникам и монахам других орденов. Равным образом никто, вступивший однажды в Орден, какую бы степень он ни занимал в нём, ни професс, ни коадъютор, ни простой ученик, не может без позволения генерала покидать Орден или переходить в другой, кроме картезианского. Нарушившего это запрещение генерал может лично или через уполномоченных преследовать, как отступника, схватить и посадить в тюрьму, и светские власти обязаны ему содействовать в этом. Все члены Ордена, а также его имущества, доходы и владения не подлежат ведению, надзору и суду епископов и архиепископов и находятся под особым покровительством папского престола».
— Я не знал о таких привилегиях вашего Ордена! — воскликнул Людовик.
— Я сообщил вам лишь отдельные фрагменты этой буллы. Также должен сказать, что не было ещё случая, чтобы кто-либо переходил из нашего Ордена в картезианский. Вот ещё что. «Ни епископы, ни вообще прелаты не могут отлучать от церкви иезуитов и даже мирян за преданность Общество, а если бы они сделали это, то отлучение их должно считаться недействительным».
— При такой власти вы легко могли бы помирить Англию с Ватиканом! — воскликнул Король. — Или, наоборот поссорить!
— И не только Англию, — согласился Арамис. — Испания и даже Португалия могут изменить своё отношение к Папе в результате определённых воздействий как в лучшую, так и в худшую сторону. Я вам нужен, Ваше Величество, и, не скрою, рассчитываю на вашу помощь. Если мы с вами договоримся, это будет лучшей гарантией того, что Филипп никогда не займёт ваше место.
— А в противном случае? — резко спросил Людовик. — Вы смеете мне угрожать?
— Ни в малейшей степени, ведь я принял ваш подарок, — мягко ответил Арамис. — Я взял шпагу, преподнесённую вами мне. Это означает, что я согласился вернуться на службу Королю Франции. Но я был обязан вас предупредить, Ваше Величество, что мой высший начальник – номинально Папа Римский, до тех пор, пока Орден не решит, что его следует заменить. На деле же моим высшим начальником является совет Ордена, при том, что для каждого члена нашего Ордена высшим начальником являюсь непосредственно я. Таким образом, надо мной только Господь и мои личные понятия о том, что полезно для Ордена.
— Вот даже как?! — воскликнул Король.
— Именно так, Ваше Величество, и это не должно огорчать вас, — ответил Арамис. — Формально я лишь в очень малой степени подчиняюсь Папе, и даже не самому Папе, а его официальным буллам. Но неугодную нам буллу можно отменить. Если её не отменит нынешний Папа, то её отменит его преемник. Разве вам так уж важно, чтобы нынешний Папа оставался на священном престоле как можно дольше?
— Я вас не понимаю! — ответил Людовик.
— Ваше Величество, подумайте, кто он такой? — спросил Арамис. — Вы ведь сами были против его избрания и проинструктировали в своё время соответствующим образом всех кардиналов Франции, чтобы они голосовали против него, разве не так?
— Результаты голосования сохраняются в тайне! — возразил Людовик.
— Бывают тайны, которые остаются тайнами для всех, кроме генерала Ордена Иезуитов, — возразил Арамис. — Вы согласились с его избранием лишь после того, как он дал некоторые обещания, которые затем не исполнил. В ответ на поддержку, оказанную Вашим Величеством этому человеку через французское духовенство, Папа Иннокентий XI отказался утвердить назначенных вами епископов. В результате тридцать пять наших епархий оказались без епископов! Вам пора действовать против него более жестко. Нам вместе пора действовать, Ваше Величество. Вы – по линии светской власти, я – по линии Ордена.
Людовик внимательно посмотрел на Арамиса.
— Мне кажется, что либо не всё, сказанное вами, чистая правда, либо я сплю и мне видится чрезвычайно необычный сон, — сказал он, наконец.
— Это не сон, а явь, Ваше Величество, а я сообщил вам чистейшую правду, — возразил Арамис. — Просто примите как данность, что один человек, которого вы считали вашим подданным, оказался настолько влиятельным, что может поспорить с самим Папой, которому вы в некоторых вопросах вынуждены повиноваться. Франция нуждается в большей независимости от Ватикана, или она нуждается в том, чтобы человек, занимающий священный престол, был в большей степени другом Франции, чем нынешний его владелец. Соединим же наши усилия. В этом случае я чрезвычайно заинтересован помогать вам во всём.
— Может быть у нынешнего Папы также имеется брат-близнец, и вы намереваетесь при необходимости заменить его? — спросил Людовик со смехом, внутренне содрогаясь от того кощунственного вопроса, который он задал.
— Всё гораздо проще, Ваше Величество, — ответил Арамис. — Такая сложная схема невозможна в данном случае, но она и не нужна, ведь папский престол не наследую по праву рождения. А там, где имеют место выборы, всегда можно повлиять на каждого выборщика и добиться желаемого результата. Надо только иметь достаточно рычагов для влияния на кардиналов. Я их имею, Ваше Величество. Некоторые рычаги при этом в ваших руках, как вы сами знаете. Значит, наш союз будет более сильным, нежели я один без союзника, или, не приведи Господь, с врагом в вашем лице. Если бы мы с вами поговорили на эту тему два с половиной года назад, быть может, Филипп так и оставался в том месте, куда он был помещён кардиналом Ришельё, а вы бы так и не узнали о тайне, о которой вам пришлось узнать столь неприятным для вас путём.
— Вы должны были со мной побеседовать об этом, герцог, — воскликнул Людовик. — Почему вы этого не сделали?
— Потому что, во-первых, я не был герцогом, а был всего лишь епископом, хотя уже был генералом Ордена, — ответил Арамис. — Для подобной аудиенции tet-a-tet мне пришлось бы открыться перед людьми, перед которыми не следовало бы открываться. Во-вторых, избранный мной путь казался мне более надёжным.
— Что же заставляет думать вас о том, что теперь этот путь менее надёжен? — спросил Людовик.
— Мой друг, господин д’Артаньян, — ответил Арамис. — За полгода он всего лишь парой важных советов и парой подброшенных книг подготовил Филиппа к той роли, которую потом позволил ему сыграть. Тот Филипп, который взошёл на ваш трон, уже не смог бы стать моей марионеткой, он вознамерился стать самостоятельным и независимым Королём Франции. Уж если выбирать между самостоятельными и независимыми Королями, я выбираю вас, Ваше Величество.
— Это меня несколько успокаивает, но я ещё не решаюсь полностью довериться вам и поверить всем тем фантастическим вещям, которые я от вас услышал, — сказал Король. — Я хочу, чтобы вы сумели понять меня и не относили мои слова на свой счёт. В таких делах Король Франции не должен быть излишне доверчивым.
— Я могу предъявить вам документ, который снимет любые сомнения, — холодно сказал Арамис. — Разумеется, я попрошу вернуть мне этот документ.
После этого Арамис достал из кармана кожаный конверт, из которого извлёк пергаментный документ с замысловатой печатью.
Людовик внимательно изучил пергамент и с почтением возвратил его Арамису.
— Господин герцог, я признаю в вас генерала Ордена иезуитов и благодарен вам за сделанное вами предложение, — сказал он. — Я надеюсь, что наш союз будет благоприятствовать укреплению Франции и распространению истинного католичества в Европе.
— Мы договорились, Ваше Величество, считайте, что наш союз заключён и скреплён взаимными обещаниями, — торжественно ответил Арамис. — Самые важные союзы не записываются на бумаге, а заключаются устно. Я прошу вас в присутствии посторонних сохранить ту дистанцию между нами, какая должна была бы существовать, не будь я тем, кем я являюсь.
Людовик кивнул, после чего Арамис поклонился и покинул Короля, который сделал знак слугам, стоящим на почтительном отдалении, чтобы они подошли и принесли ему прохладительные напитки.
(Продолжение следует)