Продолжение, начало см. Нет, я военный корреспондент - 1.
Мне пришлось буквально перерыть всю лодку, но вёсел на борту не оказалось. Хотел спросить у парня, обернулся, но к своему великому сожалению обнаружил, что он куда-то исчез.
Неподалеку от хижины маячила какая-то хозяйственная постройка, к ней вели деревянные мостки, я кинулся туда, но тяжелые дубовые двери были заперты, и врезной замок казался необычайно надёжным. Такой замок подошёл бы для бункера, а он был врезан в дверь рыбацкого сарая.
Что-то ценное, помимо вёсел, скорее всего, хранилось там, но взрывать двери не хотелось, шум мог привлечь внимание, а мне следовало ускользнуть отсюда по возможности незаметно.
Следует заглянуть в хижину, ключ наверняка висит там на самом видном месте, как это обычно бывает, однако я по-прежнему никак не мог сообразить, каким образом хозяева забираются на такую высоту, никаких лестничных приспособлений!
Не знаю, сколько времени я ходил бы по мосткам между столбов, глазея вверх, если бы не увидел свисающий с высокого дерева обрывок каната и машинально не дёрнул за его замусоленный конец.
Раздался глухой щелчок, и из густой кроны вывалился лёгкий плетёный бамбуковый трап, он съехал на тросе, одним концом уперся в брус, прибитый поперек мостков у моих ног, а другим лёг в уступ помоста у самой двери хижины. Надо же, такого трюка я никак не ожидал, но думать и удивляться было некогда. Взбежав по трапу, я открыл дверь и вошёл внутрь.
Здесь я обнаружил всего одну комнату, она служила и спальней, и гостиной. Все было декорировано джутовыми циновками, расписанными разноцветными драконами, они украшали пол, стены и даже потолок, а на окнах висели рулонные красно-синие шторы, также мастерски сплетенные из джута.
Слева стояла довольно широкая массивная дубовая кровать с весёлыми бордовыми подушками, аккуратно застеленная коричневым ватным одеялом, а справа темнел громоздкий и длинный сундук. По углам светились аккуратно расставленные глубокие плетёные кресла, а у потолка висели пахучие сухие пучки какой-то болотной травы. Чувствовалось, что порядок держала женская рука, всё выглядело милым и уютным.
Кажется, что сюда приходили только отдыхать. Кухня и прочие атрибуты жилья, делающие его пригодным для удовлетворения насущных нужд, располагались в другом месте, может быть как раз в той пристройке, которая снаружи выглядела как складское помещение.
Я тщательно, но осторожно, чтобы не оставлять явных следов, осмотрел комнату, даже заглянул в постель, она оказалась девственно чистой, но ключей нигде не обнаружил. Оставалась высокая пузатая плетёная из прутьев корзина в углу, она была доверху забита все той же сухой пахучей травкой.
Глубоко засунув руку в это сено, я вдруг нащупал пальцами какую-то брезентовую лямку. Каково же было моё изумление, когда, потянув за неё, я вытянул наружу брезентовый вьюк.
Никаких сомнений быть не могло, – именно такие заплечные вьюки использовали саперы морской пехоты США для переноски взрывчатки, и именно такой вьюк каким-то непостижимым образом очутился здесь.
Появилось множество вопросов, однако вместо ответов продолжилось обнаружение загадок. Оказалось, что вьюк набит вовсе не взрывчаткой, а мелко нарезанной вермишелью! У меня закружилась голова, а ноги подкосились.
Я опустился на скрипучий дощатый пол и упершись спиной в тёплую плетёную стену, устало закрыл глаза. Мысли мои путались, беспомощно натыкаясь друг на друга.
Совсем недавно я видел точно такую вермишель, это совершенно точно. С другой стороны не приснилось ли мне, потому что невозможно увидеть вермишель в глухих джунглях, которые в отличие от улиц Нью-Йорка и Сан-Франциско вовсе не пестрят бакалейными витринами.
Вереница сумасшедших событий, которые произошли после того, как мы высадились на высоте близ болот Хо, бешеным калейдоскопом пронеслась у меня в голове. Контузия после подрыва «клеймора» сделала своё дело, у меня случился провал в памяти.
Я изо всех сил старался вспомнить мельчайшие детали, но они никак не вспоминались. Тогда я стал в упор смотреть на обнаруженный мною вьюк.
Это несомненно сапёрный вьюк, и точно такой же вьюк по идее должен быть у Джеральда Хоупа. Возможно, это его вьюк, но в таком случае совершенно непонятно, для каких целей он переносил в нем вместо взрывчатки вермишель.
Мне становилось всё хуже и хуже, лоб давила чугунная боль, однако я всё равно силился вспомнить. Если это вьюк Хоупа, то сам Хоуп должен быть где-то поблизости, а если это не его вьюк, то все мои усилия обречены на провал, меня ведёт в никуда ложный след.
Я снова в упор посмотрел на вьюк. Что-то подсказывало мне, что этот вьюк все-таки как-то связан с Хоупом.
Вермишель. Да, вермишель. Конечно, она, однако как она связана с Хоупом, я уловить не мог, как ни старался.
Голова гудела и не желала соображать. Я стал усиленно растирать уши.
Хоуп был не один. Сержант Нудс говорил, что у него был напарник.
Жетон! Мы нашли жетон его напарника.
Мы нашли его, кажется, на трупе. Да, на трупе!
Мы обнаружили труп напарника Джерри Хоупа неподалеку от развалин буддистского храма. В воспаленном мозгу как будто нехотя всплыла ужасная картина, – дико выпученные глаза, лишенные последней надежды, окровавленные внутренности, а еще исковерканный рот, до отказа набитый… о, да, силы небесные, он был набит точно такой же вермишелью!
Да, верно, всё так и было. Тогда остаётся вопрос, – что это за вермишель такая, она на самом деле та самая, и если та самая, – а вероятность этого, судя по всему, велика, поскольку вермишель не является любимой вьетнамской едой, – то совершенно непонятно, каким образом этот американский сапёрный вьюк оказался в этой безобидной с виду рыбацкой хижине. При этом главный вопрос, – действительно ли это вьюк Хоупа, – также остаётся без ответа.
Я вновь принялся тщательно осматривать его. Он был туго набит вермишелью до самого верха, и где бы я ни касался брезента, она вкусно похрустывала под моими пальцами. Больше ничего примечательного найти не удалось, вьюк был почти новый, обычный, стандартного армейского образца, вот и всё.
В полном отчаянии я принялся осматривать лямки, благодаря наличию которых вьюк можно было носить за спиной как туристический рюкзак, и вскоре на обратной стороне одной из них обнаружил выжженные на брезентовой ткани инициалы G. H. и номер 12831. Я похолодел, потому что отлично помнил ориентировку, и никакая контузия не сумела бы выбить её у меня из памяти. Это был номер воинской части Джеральда Хоупа!
Получается, что на лямке выжжены его инициалы. G означает Джеральд [Gerald], а H – Хоуп [Hope].
Выжигать что-нибудь на своих вещах, используя простое увеличительное стекло, подставленное под жаркий луч полуденного вьетнамского солнца, не было чем-то необычным. Я сам от нечего делать выжег назидательную надпись (так смешнее!) на брезентовом чехле, которым в целях маскировки, чтобы избежать бликов на солнце, была обтянута моя металлическая каска.
Выходит, что ребят перехватили, может быть случайно, но напарнику Хоупа удалось сбежать вместе с этим вьюком. Тогда «чарли» вытянули из Хоупа информацию о том, куда они направлялись, и, устроив засаду, поймали напарника в окрестностях храма, но были очень раздосадованы, обнаружив во вьюке вместо взрывчатки обыкновенную вермишель, и, набив ею рот несчастного, казнили его, а вьюк отдали местным рыбакам подкармливать вермишелью своих детей.
То, что «чарли» не проявляли особой вежливости по отношению к американским солдатам и бойцам армии Южного Вьетнама, которые попадали им в плен, мне было хорошо известно ещё до того, как я увидел замученного насмерть напарника Хоупа.
Незамысловатые наставления Нудса, а также оперативные сводки, с которыми меня знакомил полковник Макнамара, частенько сообщали о подобных вводящих в оторопь вещах. Захотелось палачам вначале набить жертве рот вермишелью и только после этого умертвить ее, что с того? Вопрос заключался не в этом.
Какова судьба самого Хоупа, и где всё-таки взрывчатка, которую они с напарником несли с собой, вот в чём вопрос. Судя по ориентировке, у них на руках было около ста фунтов пластида или чего-то подобного чрезвычайно высокой мощности. Таким удачно поставленным зарядом, если учесть замкнутость подземного пространства, можно было устроить в Крысиных норах неплохой вакуумный эффект и надолго вытравить из них всё живое.
Я долго размышлял, однако ни к какому определенному выводу так и не пришёл. Следует довольствоваться малым, я нашел след Хоупа, и у меня есть доказательство, – его саперный вьюк, который теперь я могу доставить полковнику. Больше в одиночку я вряд ли что смогу сделать, только погублю себя, а полковнику сейчас как воздух необходима информация, поэтому следует срочно уходить отсюда!
Я спустил вьюк в лодку, приспособил в качестве весла отвалившуюся от ствола древесную кору, которая не успела сгнить, была довольно прочной, и отправился в путь. Чтобы выйти на озеро, следовало проплыть через узкий проход, густо поросший высоким диким кустарником.
Именно этот проход связывал с озером заводь, в которой располагалось обнаруженное мною нехитрое рыбацкое хозяйство. Помню, что ветки лезли в лицо, и я отводил их в стороны, а затем вдруг в мозгу полыхнула ослепительная вспышка, глаза застила кровавая пелена, и я отключился.
***
– Война… есть … ад… война есть ад!..
Кажется, влюбленная в меня валькирия в безумном экстазе жарким шёпотом неустанно повторяет мне на ухо эту фразу, однако почему-то говорит по слогам как прилежная ученица в подготовительной школе. С трудом открыв глаза, я увидел вверху расписных алых драконов, с хвостами которых беззаботно играл веселый солнечный зайчик.
Шум в ушах мешал сосредоточиться, и я никак не мог понять, где нахожусь. Драконы, я, кажется, совсем недавно видел их.
Сделав неимоверное усилие, я повернул голову и осознал, что лежу на добротной широкой кровати под пуховым одеялом, кажется, совершенно голый, пробитое пулей плечо моё аккуратно перебинтовано чистой тряпкой, а справа от меня сидит на сундуке, уютно подобрав под себя ноги, очаровательная вьетнамская девушка.
Она была одета в глухую длинную темную рубаху с высоким боковым разрезом, сквозь который виднелись черные штаны и светлые босые ступни. Несмотря на своё крайне плачевное состояние, я сразу узнал её.
Девушка держала в руках мою каску и с интересом водила пальчиком по брезенту, на котором я не так давно выжег лупой на солнце фразу: «War is hell» [«Война есть ад»]. Какой удивительный сон! В нем реальность переплелась с вымыслом.
В том, что всё происходит во сне, я нисколько не сомневался. Меня целиком заватило ощущение гротеска.
Заметив, что я очнулся и смотрю на неё, девушка слегка смутилась, отложила мою каску в сторону, затем спорхнула с сундука, решительно шагнула ко мне и со знанием дела приложила руку к моему лбу. О, какая приятная и прохладная была у неё ладонь!
– Привет, американец!
– Добрый день, мэм. Вы говорите по-английски?
– Немного.
– Видимо, в этой глуши вас научили говорить на моём языке змеи, рыбы и птицы.
Она распахнула свои притягательные глаза и тихонько засмеялась. О, когда она смеялась, казалось, что в воздухе звенят невидимые серебряные колокольчики!
В следующую секунду она вдруг резко отняла руку, словно испугалась чего-то, однако снова мило улыбнулась мне.
– Ты забавный.
– Не убирайте, пожалуйста, свою ладонь, она меня охлаждает.
– У тебя жар, американец.
– Наверное, подхватил какую-нибудь лихорадку, когда скитался по болотам.
Она нахмурилась.
– Ты убивал вьетнамцев?
– Нет, я военный корреспондент, отправляю репортажи в Америку. Там, за большим океаном, люди мало знают о том, что здесь происходит на самом деле.
Я солгал, однако рассказывать о том, что у нас одна идеология, а у них другая, и из-за этого американцы убивают вьетнамцев, а вьетнамцы американцев, мне не очень-то хотелось.
Её очаровательный, но довольно пристальный взгляд вмиг добрался до самой глубины моего сердца, и я снова как тогда на озере, испытал сладостную истому, и даже болезненное недомогание было бессильно перед ней. Она подняла вверх указательный палец, словно показывая на небо.
– О, А-ме-ри-ка! Это, наверное, чудесная страна.
– Вы хотели бы уехать в Америку, мэм?
– Хм, может быть я хотела бы там побывать. – Она взяла с низкой прикроватной тумбочки оловянную кружку, наполненную какой-то тёмной дымящейся паром жидкостью, и подала мне. – Пей!
– Что это?
– Настой из целебных трав, моя бабушка лечила меня так от всех болезней.
Я брезгливо сделал глоток, зелье дурно пахло и на вкус также оказалось на редкость отвратительным.
– Меня сейчас вырвет.
– Вот и хорошо, болезнь выйдет из тебя. Пей, пожалуйста!
Я через силу сделал несколько глотков, и меня на самом деле стало выворачивать наизнанку. Она ловко пододвинула к моей кровати какой-то видавший виды помятый медный таз, на котором я, выворачивая наружу желудок, машинально различил стилизованную под арабскую вязь французскую надпись: «Il te voit, vilain garcon!»
Однако мне было не до шуток французских производителей, и в тот момент меня совершенно не волновало, как этот старинный французский таз с игривой надписью: «А тебя видят, шалунишка!», оказался в этой дыре.
Я широко разевал рот, словно рыба, выброшенная волной далеко на сухой берег, желудок жалобно содрогался от диких спазмов, однако наружу ничего не выходило, и это было настоящим кошмаром. Наконец, из горла буквально хлынула какая-то грязная, пугающая воображение зелень.
Всё когда-нибудь заканчивается, и этот ужасный приступ тоже, в конце концов, закончился. Я в изнеможении откинулся головой на подушку и вдруг испытал такое неимоверное облегчение, как будто душа, покинув бренное тело, стала парить в воздухе. Сознание стремительно понеслось в захватывающие волшебные миры.
Сон во сне! Не могу сказать, сколько он продолжался, но когда я снова очнулся и приподнялся в постели на локте, мне показалось, что я почти здоров, только шейные позвонки всё ещё жалобно ныли.
Снова внимательно оглядев обстановку, теперь она была погружена в вечерний сумрак, я вдруг окончательно понял, что никакой это не сон. Я на самом деле лежу в постели той самой прелестной незнакомки, которую так неожиданно увидел на берегу озера.
Лежу в коовати, а кровать стоит в той самой рыбацкой хижине, где я искал ключ, надеясь отомкнуть пристройку и найти там весло. Именно здесь вместо ключа я обнаружил сапёрный вьюк Джерри Хоупа с весьма странной вермишелью вместо взрывчатки, спустил его в лодку и отправился к своим, использовав подвернувшийся под руку кусок древесной коры в качестве весла, а потом вдруг что-то произошло.
В общем, я всё вспомнил, только никак не мог припомнить, как я снова очутился в этой хижине, причём в постели и голый. Как я ни пытался, ничего не шло на ум, и я не заметил, как снова уснул.
15 августа 2018 года