Диско 90-х

Эдуард Резник
Ребёнком я очень любил звёзды. Особенно «Звезды зарубежной эстрады».
С ног валился, в торте засыпал, но непременно дожидался-таки конца «Голубого огонька» с ситцевыми доярками и кримпленовыми бульдозеристами, чтобы увидеть, в конце концов, ненавистное загнивающее разноцветье: Бакару, Африка Симона с Джо Дассеном, и прочих Марье Матьёв с Карелами Готами.
Под них и отключался. И ни черта, конечно, наутро не помнил. Зато в школе мог горделиво заявить: «Ну, конечно, смотрел!». И со знанием дела поддакнуть: «Шик-модерн!».
Но то было в конце 70-х в начале 80-х.

А 90-е прошли для меня в бесконечном угаре: учёбы, работы, сосок, пелёнок, бутылочек. И всё это под кабельное МТV. Так что тамошние звёзды мерцали для меня довольно тускло. И в основном шумовым фоном, заглушавшим детские газики, зубики, истерики.

А на днях друзья позвали нас на фестиваль девяностых.
- Идём, - говорят, - на звёзд глянем - приезжают: «Five», «Aqua», «Sonique» «2 Unlimited» и dr. Alban.
А я из всех этих только доктора знаю. Причём уролога. И то, потому что его пальцы тело запомнило.
А кто остальные? – спрашиваю.
- Ну как? Наша молодость!

Понятно, раз «молодость», надо идти - тем более, что бар там прямо в зале, это я первым делом выяснил.
От цены, конечно, немного пошатнулся, но лицом потрясений не выказал, уточнив лишь: «Это из-за доктора?».
- Да, - ответили мне, – он же швед, а медицина в Европе недешева.
«И сердита…» - вспомнив заботливые пальцы уролога, протянул я кредитную карточку.

А ко дню фестиваля неожиданно рассопливился.
Жена говорит:
- Ну как же мы пойдём, если ты, вон, течёшь, как пэтэушница.
- Но это ж наша молодость! – бодрюсь. - Тем более, что там бар лечебный. И звезды уже оплачены!

В общем, закапался, затампонировался - попёрлись. Ну сколько там, думаю, того концерта? Часа полтора-два – уж как-нибудь сдюжу.

Скуюжу!
Только разогревом два часа мариновали. Два часа, чтоб не ослепли от яркости, нас к тем звёздам готовили.
А до бара, между прочим, метров сто живой, плотно сбитой материи. И пробиваться сквозь ту толщу надо, как Стахановцу - только без отбойника.
А пока назад добредёшь, снова уже обратно хочется…
И так, туда-сюда, под тот самый МТV, что десять лет адским фоном фигурировал. Отчего у меня вскоре видения начались: соски, зубки, газики – и всё это только в толпе.
Правда, сопли куда-то делись. Об материю, видимо, вытерлись. С половиной носа.

Короче, когда мальчуковая группа на сцену выскочила, я уже очень разогретый был – градусов на сорок по Менделееву.
Глянул я на тех мальчиков и поплохело мне. Поизносились мальчишки: плешь, обрюзглость, пивные животики – ни дать ни взять наши сантехники. Один только - в розовом - всё ещё живчиком, очень уж энергично микрофон по гланды заглатывал.

А в целом неубедительно. Не ослеп от выступления. Правый глаз только чуть задёргался да отяжелел на ухо – баба какая-то в вязанном топике, фанатка тех сантехников, мне его своим визгом лопнула.
Так что остальных звёзд я уже левой стороной воспринимал. 

Бедные, несчастные поп-идолы!
У каждого ярко выраженная ортопедия - радикулиты, артриты с подагрой. Наверняка жуткие разводы за плечами, алименты, депрессии, внуки внебрачные...
Мама моя дорогая! Им бы в пледе кости греть, да перед анонимными алкоголиками былым хвастаться, а они тут, передо мной, корячатся, хрустя сухой промежностью.
Бабушки в латексе… Дедушки в люрексе… Плюмажем все перемазаны, блёстками обсыпаны… С розовыми хвостиками на поседевших бошках... С вымученными улыбками на оплывших физиях… И так себя мучают, и эдак об коленку переламывают.
А подтанцовка, точно издевается - молодые лбы все - девки гнуться, как вербы, галопируют, как лошади. Так и хочется им крикнуть: «Что ж вы старость не уважаете! Усадите женщину!».

От такой своей молодости я вздрогнул внутренне, внешне шарахнулся и
ушёл в бар переживать встречу с юностью.
Рыдал там, на сцену не глядючи. Официантке душу выплакивал…
На силу меня доктор Албан выходил.
Вот, что значит, Гиппократ с Асклепием! 
Вышел, в белом и тапочках. Покряхтел, потужился. Повздыхал в микрофон с отдышкою. Пошамкал что-то невнятное. Ни в одну ноту не попал. Выдохнул сокрушённо: «итц май лайф!». И уковылял за гонораром под прожекторы.
Единственно честный человек!
Правда, никакой ни швед - внешне, по крайне мере. А в остальном - то, что доктор прописал.

Так что уезжал я удовлетворённым. Гештальты все закрыл, юность проводил, газики-пелёнки вспомнил – спасибо и попам, и идолам.
Когда-нибудь в другой жизни обязательно ещё раз встретимся.