Весна идёт и ночь идёт к рассвету.
Мы всё теперь узнали на века :
И цену хлебу – если хлеба нету,
И цену жизни – если смерть близка.
А. Гитович
Людочка выбралась из под слоя одеял и пальто, после того, как санитарная бригада забрала маму. Она поняла, теперь она старшая и в ответе за младшую сестру. Жанна то была на два года младше. Хотелось есть. Оставался последний пакетик, что принёс дядя Толя. Раньше он был друг отца, был весёлый, а сейчас обидел маму, её ударил, когда она защищала маму. Люда посмотрела в чайник – воды нет. Немцы разгромили водопровод, приходилось ходить на речку. Впереди тихо шла женщина, вдруг, как будто поскользнулась и упала. Люда стояла не зная что делать.
Людское горе, кто его измерит.
Под бомбами, среди полночной тьмы.
И многие, наверно не поверят,
Что было так, как рассказали мы.
А. Гитович
Подошли люди, пытались её поднять, но всё тшетно. «Всё мёртвая,» - и все пошли молча. Кто-то вздохнул : «Совсем молодая. Проклятая война!» Люда вспомнила маму.
Стоит одиноко девчонка, лет восемь,
И тихо по детски туманы зовёт:
Туманы, туманы! Верните мне маму!
Верните мне маму! Я очень прошу…
На глаза навернулись слёзы. На Неве было много народу. Люда подошла к полынье, легла на лёд, но руки разжались и бидон полетел в воду. «Ну что ты милая! Утонешь сама.» Когда пришла домой, проснулась сестрёнка : «Люда, я хочу пить!» «Сейчас, сейчас.» Люда схватила кастрюлю и побежала обратно. Пришла соседка тётя Нина. После смерти мамы, она чем могла, помогала нам. «Ну что девчонки, ломаем диван, надо буржуйку топить.» Девочки посмотрели на диван, на котором любил отдыхать папа. «Люда, бумагу давай.» Она протянула томик А.С.Пушкина, перед этим открыла его :
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины :
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
«Ты карточки не потеряла?» «Нет.» «А ни кому не говорила, что мама умерла?» « Нет.» « Не говори, может ещё по её карточке протяните.» «Мама не умела, она за папой поехала. Да, Люда?» «Да, да Жанночка.» Тётя Нина погладила девочку по голове.
Люда стояла в очередь за хлебом, началась бомбёжка. Сидя в бомбоубежище, она увидела своего одноклассника Костю. «Привет Костя! Как ты? Как все?» «Отец погиб.» «А у нас мама, мы остались с Жанной в двоём.» «А что вас в детский дом не забирают?» «Я папу жду, он обязательно нас заберёт.» «Мда – Война!» «Я хотел сбежать, но вернули, мамка выпорола,» - сказал Костя. «Люда, знаешь что, пойдём к нам на завод, там по карточкам больше хлеба дают.» «Так нам только восемь лет?» «Ну и что. Мне ящик подставляют к станку и всё. Зато мой снаряд убьёт фашиста. Я на снаряде написал «За папу!»»
Так начались рабочие будни. Ныли руки, ноги, свинцом наливалось тело. От усталости она упала возле станка. Ей дали выходной. Они спали обнявшись с сестрой. Вдруг из динамика послышалась музыка. Это был 7 концерт Шостаковича, специально написанный для блокадного Ленинграда. Пришла тётя Нина. Она слушала музыку, по щекам текли слёзы. «Спасибо. Мы выстоим, Мы победим!» Девочки любили эту «чёрную тарелку.» У них был хороший радиоприёмник, который подарили папе за прыжки с парашютом, но они обменяли его на мыло. А сейчас эта стасная, как говорит сестрёнка, не выговаривая букву «р». Ничего блокада закончится, пойдёт Жанна в школу, вернётся папа. Папочка! Из глаз Люды побежали слёзы. Но из громкоговорителя послышались стихи и знакомый голос, который вселял веру и надежду на лучшее. Даже согревал их, так как голос был похож на мамин. Они любили слушать Ольгу Бергольц :
О ночное воющее небо,
Дрожь земли, обвал невдалеке.
Бедный Ленинградский ломтик хлеба,
Он почти не весит на руке.
Люда подошла к окну. Её маленькое сердце больно застучало. Напротив был дом, там жил Костик. Бомба попала прямо в дом и все жильцы погибли. Остались только руины, где женщины ищут то, что может пригодиться, а мальчишки греются возле тлеющих головёшек.
Люда возвращалась с завода. Она сильно устала, но она несла в кармане хлебушек. Вот Жанна обрадуется. Поднимаясь по лестнице, Люда услышала плач Жанны. Вбежала в квартиру. Жанна сидела на кровати, прижимая к себе своего любимого, набитого опилками мишку и плакала. Дядя Федя – муж тети Нины, пришедший с войны, потерявший руку и глаз, собирал в наволочку их серебряный набор ложек, подстаканники. Он постоянно бил тётю Нину. «Что вы делаете?» - Люда хотела забрать наволочку. Но он больно оттолкнул девочку. «А зачем это вам? Всё равно сдохнете! А мне бутылочка будет, да папироски.» «Папа пьиедет, он тебе покажет!» - громко крикнула Жанна.» «Пьиедет! Пьиеди-ит»» - передразнил дядя Федя. «Да ваш папка забыл о вас или сдох. Лётчик-налётчик.» Он стал приходить почти через два дня. Он вынес всё, что мог, даже нашёл последний мешочек с едой, который Люда прятала для Жанны, сама глотала слюну. Они сильно экономили, хотя очень хотелось съесть сразу всё. Люда пришла с работы, в комнате сидела тётя Нина. «Убили Федю на рынке барахольщики,» - она тяжело вздохнула. «Ну и холосо, длаться н будет.» Тётя Нина прижала девочку к себе. «Девочки, вы не против, если я с вами буду жить? Шкаф мой разберём, стол тоже. С пепелища я ведро принесла, какие-то книги, деревяшки. В одной комнате будет теплее. Согласны?» Девочки кивнули головой. «Вот только пианино придётся разобрать. Вы же своё сожгли и моё тоже сожгём. «Не надо, мама плакала, когда его разбирала,» - тихо сказала Люда. «Вы нам лучше, что- нибудь играть будете. Пусть стоит в вашей квартире.»
«Люда, от папы что нибудь было?» «Нет, давно не было.» Заплакала Жанна. Герман лежал в госпитале. Он не знал, что думать? Зинаида не писала. Толян трус, ранение лёгкое, а он занюнил. Сказал голова болит, кружится и его отправили в тыл. Какой тыл – блокада. Когда их подбили, Герман от ран потерял сознание, а Толя сбежал. Хорошо хоть дотянули до своих. Да он паршивец, сказал, что я убит, что он сбил «мессера» и посадил самолёт на своей территории. На самом деле спрыгнул с парашютом раньше времени. Писем нет. Что с девочками? Почему он их не вывез в тыл. Думал, что быстро Красная Армия гадов этих отбросит назад в их преисподнюю. Он не простит себе, если с ними что-то случится. Последнее письмо от жены, он знал наизусть : «Родной мой, здравствуй! Здравствуй мой сталинский сокол! Мой Герочка Любимый! Мы живём, как все, как наш любимый город Ленинград. Стало холодно, многие ученики и учителя уехали. Нам выдали карточки. Ты знаешь, приходил Анатолий, сказал, что давно тебя не видел. А вы разве не вместе были? Принёс продукты, сделал буржуйку. Он свою семью вывез на Урал. Представляешь Жанночка букву «р» не выговаривает, но научилась читать. Они молодцы. Ставят соседям концерты: поют песни, читают стихи. Девочки тебе нарисовали.» Герман улыбнулся, рассматривая рисунки девочек : Солнце, самолёт и надпись «папа бьёт фашистов.» А внизу : папа, мама и девочки, взявшись за руки и море. «Папа возвращайся, мы любим тебя.» У Германа комок обеими руками сжал горло. Милые мои, потерпите. Я вернусь, этих мразей растопчу, чтобы никогда, никогда чёрная лапа фашиста не закрывала солнце. Герман стал засыпать :
Помоги Господь, эту ночь прожить,
Я за жизнь боюсь, за твою рабу.
В Петербурге жить –
словно спать в гробу.
Как ты прав Осип Мандельштам. Зинуля, милая моя, ты только выживи, моя любовь и сохрани наших котиков.
Вернись ко мне скорее,
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя.
О. Мандельштам
Люда проснулась от шёпота Тёти Нины : «Герман Арсентьевич, как я рада, девочки будут рады. Представляете, Людочка работает. Эта кроха - восемь годков от роду, два вершка до станка, но помогает фронту. За сестрёнкой ухаживает.» «Папа! Папочка! Родненький!» - всхлипывая, Люда вбежала на кухню.» От её крика прибежала и Жанна. «Что кичите? Мне мамочка снилась.» «Па-а?» Герман подхватил девочку, обнял Люду. «Папа, мамы не стало,» - всхлипывала Люда. «Папочка, а где мама? Она же за тобой поехала? Не доехала ещё?» Герман обнимал и целовал девочек, по мужественному лицу военного лётчика, побежали, обгоняя друг друга, слёзы.
Герман, по дороге жизни, вывез девочек и тёте Нину на Урал. После войны он забрал их.
Запомнится тебе ростовский лёд.
Не позабудешь клинскую метель ты,
И синие морозы Невской дэльты,
И в грозном небе Пулковских высот,
Как ветром раздуваемое пламя,
Победоносно реющее знамя.
В. Инбер
Памяти моей матери и всем детям блокадного Ленинграда посвящается.