15.
- Как он едет? – Трубадур давно хотел задать этот вопрос.
Близился полдень, солнце жарило вовсю, Трубадур обливался потом. За бурной ночью всегда следовала утренняя слабость. Непрестанно хотелось пить, Трубадур часто прикладывался к бутылке с водой. Люба переносила пробуждение более стойко. Воду не пила, рулила уверенно. Мобиль миновал безлюдную (и безчерьную) в это время суток площадь, Люба повела его вдоль Стены по мелкому камню равнины. К утренним мукам добавилась еще и тряска. Трубадур вздохнул и повторил вопрос:
- Как он едет? Что его движет?
- Если бы я знала, - Люба сделала соответствующее выражение лица: «Ничего, мол, не знаю».
- Откуда он у тебя?
- За Городом, если пересечь линию Стены и еще полдня идти в этом направлении, есть целое поле, бескрайнее поле всякого подобного старья, - с неохотой ответила Люба. – Нашли как-то. Со Стервятником. Он тогда много хлама набрал для своей лавки. Но второй раз не пошел. Сказал, что проще товар вдоль Стены собирать, чем ноги сбивать о камни равнины.
- А ты пошла?
- Я книгу нашла. Вот об этих штуках, - Люба по-дружески похлопала по ободу руля. - Вычитала там всякого. У мобиля обшивка – как бы кожа, впитывает солнце. Для мобиля солнце, как для нас еда. Эта еда питает двигатель. Двигатель работает, крутит колеса. Вот и все, что я знаю.
- Немало, - похвалил Трубадур.
- Когда прочитала об этом в книге, - продолжила Люба, - то подумала: «Если мобилю не нужно никакого другого топлива, кроме солнца, то, может, сумею оживить один из них». И получилось.
Мобиль лихо подпрыгнул на колдобине, доказывая, что оживить его-таки получилось.
- Выбрала самый новый на вид. Провела рядом с ним шесть дней. Там есть ручей, в ручье рыба. Ловила, ела. Книга очень мне помогла. Есть в ней много непонятного, много названий, мелкие детали, какие-то блоки, платы, механизмы.
Люба извлекла одной рукой из ящичка под панелью толстую книгу в мягком переплете с длинной надписью, из которой Трубадур разобрал лишь «Инструкция». Показала и спрятала назад.
- Я не вдавалась так глубоко. Щелкала, крутила, нажимала. Радовалась, когда мобиль откликался. Если молчал, брала похожие детали в других мобилях, меняла. В конце концов, мой мобиль покатился по равнине. В Город вернулась уже на нем. Поначалу горожане удивлялись, расспрашивали, провожали взглядами, даже пытались угнать. Только где ж его спрячешь? Находила, возвращала, потом научилась одну деталь с собой забирать. Он без этой детали не поедет.
Люба указала на панель возле руля. Там светились разноцветные огоньки, распределенные по блокам. Трубадур понял, что блоки съемные и один из них Люба и вынимала для страховки от угона.
- Потом привыкли. За эти шесть дней, пока я возилась с мобилем, Стервятник вообще решил, что я прошла сквозь Ворота. Дожидаться не стал, ждать и верить он не умеет. Завел себе подругу. Когда я вернулась, мы некоторое время жили втроем. Потом она посетила башню в третий раз и исчезла. Стервятник поначалу даже обрадовался, дама беспокойная была, мы первые дни просто отдыхали без ее криков и причуд. А потом Стервятник загрустил. И, как ты знаешь, тоже ушел два дня назад.
- Надо двигаться ближе к Стене, - предложил Трубадур. – С такого расстояния мы пропустим весь урожай.
- Мы отъедем максимально далеко, - сказала Люба. – Поиском займемся на обратном пути. Короткими отрезками, по сто шагов. Прошли, оставили метку, вернулись, загрузили, если что найдем, переехали, и снова от метки по сто шагов до самой площади. Так проверим весь путь без суеты, без метаний, не будем топтаться на одном месте. И точно ничего не пропустим.
- Почему мне повезло с романом? – вспомнил Трубадур неоконченный ночной разговор.
- Потому что простенький. Чистое бытописание, - пояснила Люба. – Без мудреных авторских выдумок, без заумных фантазий. Девочка-парикмахер, мужчины на ее пути. Познакомились, провели вместе некоторое время, набрались друг от друга опыта, расстались. Книга жизни. Читаешь и понимаешь, чем люди занимались, как видели мир. Кусочки прошлого, по которым можно восстановить всю картину. Причем понятного прошлого, не глубины веков.
- Понятного прошлого?
- Мы привыкли измерять время Эпохами, - сказала Люба. – То время, что течет от Большого Несчастья. Это вот такой отрезок, - Люба показала тонкий просвет между указательным и большим пальцами. – А время, что было до всех Эпох – это вот столько, - Люба широко развела руки.
- Держи руль! – посоветовал Трубадур, Люба послушалась.
- Мы живем в Золотое Время, - сказала Люба. – И считаем его с тех лет, когда появились первые золотые монеты. И мы очень не похожи на людей, скажем, Эпохи Бунтов или Эпохи Воюющих Банд, а те, в свою очередь, отличаются от людей Эпохи Торговли, а уж тем более – Эпохи Руин. Представляешь, как изменялась жизнь людей до всех Эпох? И попадись тебе в руки какой-нибудь исторический роман, у тебя бы возникло много вопросов, ответы на которые нужно было бы искать в других книгах. А попались бы тебе сказки…
- Сказки? Детские выдумки?
- Сказки – это та почва, из которой выросли все книги прошлого, - сказала Люба с большим уважением. – Это эхо таких далеких времен, что нам и не понять никогда. Не разгадать сокрытые в них загадки. Говорящие звери, деревья, пряники и караваи, злые ведьмы и добрые феи, удивительные существа, живущие в наших снах, под землей, под водой или в небе – все это кажется нам смешным и глупым…
- А на самом деле?
- А на самом деле в сказках прячутся такие древние страхи, такая древняя мудрость, что не раскопать ни тебе, ни мне. Это не хлам вдоль Стены искать. Только писателям прошлого удавалось, да и то – так, по поверхности. Так что читал бы ты с удовольствием, но о времени до всех Эпох узнал бы мало. Могла и другая крайность тебе в наследство достаться – какой-нибудь словарь. Энциклопедический, например.
- Я видел словарь в Столице, - вспомнил Трубадур. – Переводной. С одного древнего языка на другой.
- Энциклопедия – это много слов, много слов обо всем. Забытые лидеры, разрушенные города, бестолковые войны, пересохшие реки, вымершие животные, сожженные леса. Слова, слова, слова – имена, названия, термины. Целая равнина всяческой мертвой, как валуны, информации, которая на нашей равнине никому уже не нужна. Из такой книги вынес бы ты много знаний – для забавы, воздух сотрясать.
- Ты наверняка такой словарь читала, - похвалил Трубадур. – Что ни спросишь, на все есть ответ.
- Читала, - кивнула Люба. – Словарь – хороший помощник, когда у тебя много книг и ты встречаешь то в той, то в этой незнакомые слова. Но как одинокая книга в походной суме словарь не годится. Или вот такая книга, как моя, та, что нашла на свалке мобилей. «Инструкция». Что бы ты с ней делал?
- За годы так изучил бы по ней мобиль, что разбирался бы в нем не хуже тебя, - улыбнулся Трубадур.
- Нет, - возразила Люба. – Так не работает. Инструкция хороша, когда перед глазами предмет, который в ней описан. А сама по себе инструкция бесполезна. Как и любая другая техническая книга – об электричестве, водопроводе или устройстве телескопов.
- Телескопов?
- Труба такая со стекляшками, чтобы смотреть на звезды.
- А что на них смотреть? Огоньки в небе. Их ночью и без трубы хорошо видно, - Трубадур пожал плечами.
- С телескопом их можно увидеть в десятки раз больше. Те звезды, что поближе, называют планетами. Они такие же круглые, как и тот шар, на котором мы живем. Вон, Луна, например. Круглая планета. И Солнце тоже круглое, но Солнце – это звезда.
- Сказки о круглом мире на равнине вызывают только смех, - поморщился Трубадур. – И вообще, звезды – это звезды, Луна – это Луна, а равнина – это равнина. Плоская унылая пустыня с редкими селениями и дорогой вдоль Немого хребта. Так видят люди, и, думаю, они правы.
- Бедные, несчастные люди, - пожалела Люба. – Они не читают книг. А тебя мы спасем, книг у тебя будет вдосталь, на любой случай. Начнем с художественных, а потом и до научных дорастешь.
- Научных?
- Это книги о том, как все у нас устроено. Как устроены наш мир, наш язык, наши отношения, наше тело. Это книги о том, откуда все. Откуда вода, земля, люди, звери…
- Чери?
- Нет, про черей я не нашла ни в одной книге. Видимо, когда книги писали, черей в нашем мире еще не было. Хотя… Есть такие книги, особые. В древности их называли фантастикой. Трубадуры прошлого придумывали истории про будущее. Писали о кораблях, которые умеют летать между звезд. О странных созданиях, что живут на далеких планетах. Писали о путешествиях во времени, об оружии, что уничтожает целые миры, об искусственных людях, что убивают собственных создателей. Многое придумывали о будущем, но про черей не писал никто.
- А равнина? А Немой хребет? А Город? Радужная Стена? Что сбылось из древних легенд о будущем? – спросил Трубадур с большим интересом.
- Некоторые Трубадуры были весьма догадливы, - сказала Люба. – Про Большое Несчастье писали не раз. Называли его каждый на свой лад, причины громоздили кто во что горазд. Война, болезнь, изобретение сумасшедшего ученого, временной парадокс, нашествие пришельцев…
- Черей?
- Да что ж ты всюду черей лепишь? – весело воскликнула Люба. – Не было про них ни в художественной литературе, ни в научной, ни в фантастической, ни в религиозной.
- Религиозная литература? – зацепился Трубадур за непонятное.
- Да, священные книги. О Боге.
- Про богов?
- Нет, про богов рассказывали мифы. Сказки. До всех Эпох люди много во что верили. В богов, духов, демонов, лидеров, в силу природы и в силу денег, в инопланетных жителей, в женскую любовь, в справедливость, равенство, братство, демократию, магию и научный прогресс.
- Некоторые слова не понятны, - признался Трубадур.
- Не важно, - отмахнулась Люба. – Обо всем этом древние люди писали книги, спорили, дрались, даже воевали кое за что. Но самые серьезные разногласия вызывал вопрос о Боге. Это не один из многих богов, а Бог особенный.
- Самый главный?
- Нет, не самый главный. Единственный. Имен у него много. Шаддай, Яхве, Аллах, Элохим, Кхуда, Тенгри, Хайи Рабби, Ахура Мазда, Монада – это только те, про которые читала. Может, что-то напутала, может, неверно поняла. Сложный это вопрос – вопрос о едином Боге. Каждая религия по-своему этот вопрос решала. Ответы находили в особых книгах. Книги эти считали священными. Разные священные книги давали разные ответы, порой противоречащие один одному. Люди, жившие до всех Эпох, священным книгам верили, потому и воевали. Хорошо, что тебе одна из этих книг не попалась.
- Я бы разобрался, что к чему, - важно заявил Трубадур.
- Ты в своем-то романе про девушку-парикмахера разобраться не можешь, - улыбнулась Люба снисходительно. – А священные книги целым народам мысли путали, империи губили, жгли костры по городам, заставляли сына на отца вот с таким, как у тебя мачете, идти. Священные книги коварны. Неподготовленного человека могут разума лишить. Прежде чем такую книгу в руки взять, нужно сотню других книг, что попроще и подобрее, прочитать. Нет, хорошо, что тебе в наследство попался обычный бытовой роман про девушку-парикмахера. Кстати, я попрошу его у тебя для чтения. Нужно же знать, с какой книгой мой мужчина проделал столь долгий путь.
- Бери, конечно. Я этот роман почти наизусть знаю. И с твоими священными книгами наверняка бы совладал, - Трубадур был несколько обижен. – Столько историй про древних богов рассказал я на площадях и в трактирах…
- Дело не в богах, - примиряюще сказала Люба. – Дело в книгах. Вернее, в тех, кто их писал.
- А кто их писал?
- Люди. И были у этих людей свои цели, свои задачи. Очень даже человеческие: власть, ресурсы, территории. Во все Эпохи люди были разделены на стайных хищников и стадных жертв. Стайные хищники правили стадами при помощи книг. Кодексы законов, священные писания, учебники истории – такие книги работали, как забор в загоне для мохоедов. Очерчивали свободное пространство, предупреждали, куда нужно идти, а куда забредать нельзя.
- Намудрила ты, - Трубадур даже рукой махнул.
- Когда в Город шел, собирал легенды о Бухгалтере? – спросила Люба с жаром и тут же ответила. - Собирал. Слышал, что по одной из легенд Бухгалтер этот Город создал? Слышал. Что он управляет городом? Тоже слышал. А представь, что в большой мудрой книге будет написано, что Бухгалтер не только Город создал, но и всю равнину, вместе с реками, селениями, дорогой и Немым хребтом.
- С него станется, - улыбнулся Трубадур.
- Поверишь такой книге? – настаивала Люба.
- Сама же говоришь, что книга мудрая, - ответил Трубадур полушутя. – Раз мудрая, то почему ж не поверить?
- А представь, - подхватила Люба, - что в этой же книге расписано подробно, как себя вести в любой ситуации – в семье, с Женой, с родителями, с детьми, какая профессия угодна этому самому книжному Бухгалтеру, а какая – не по вкусу, и вообще, в книге выведено, что такое хорошо и что такое плохо.
- Какая ценная была бы книга! – восхитился Трубадур. – Каждому бы такую прочитать. Стали бы все жить в мире и согласии.
- Вполне возможно, - Люба скептически вздернула плечо. – А теперь представь, что Бухгалтер вышел бы из своей Анкетной башни и сам стал бы объяснять на площадях, что такое хорошо, а что такое плохо. Как ему не поверить? Вся ж равнина по книге о нем живет. И стал бы Бухгалтер вертеть послушными стадами своими по личному разумению. Потому что не сам человек изнутри, от души различие между «хорошо» и «плохо» выводит, а по священной книге в каждого это различие встроено, как выключатель в мобиль встроен по инструкции.
- Сама говоришь, что инструкция тебе очень помогла, - напомнил Трубадур.
- Никогда не можешь знать наверняка, куда тебя заведет инструкция, - вздохнула Люба. – Тем более инструкция по жизни. Кому поможет, а кого и кастрирует.
- Кастрирует?
- Да, отрежет яйца и сделает из сильного мужчины безвольную куклу, - просто сказала Люба. – Книги и на такое способны. А вот и трактир, где выпивают последний стакан перед переходом за Стену.
Здание отличалось от одинаковых жилых домов Города. Не было крыльца – двустворчатые двери открывались вовнутрь и наружу, они оставили на равнинной пыли следы-полукружья. Над одной створкой было установлено странное металлическое устройство, похожее на перевернутую чашку.
- Это колокол, - Люба ответила на вопрос во взгляде Трубадура. – Когда в трактир заходит посетитель, колокол звоном предупреждает хозяина о визите. Трактирщик прочитал о таком в какой-то древней книге… «Древней книге», - Люба передразнила сама себя. – Как будто на равнине есть книги новые. В этом и есть наша основная беда, любимый. Или наоборот – наше счастье.
- В чем именно? – не понял Трубадур. – В отсутствии новых книг?
- В отсутствии нового всего, - Люба откликнулась резко, почти огрызнулась. - Вот почему ты удивился колоколу над трактирной дверью? Потому что не видел таких прежде. У нас все практично, все для удобства. Мы не совершаем лишних движений. Равнина скупа на ресурсы, тут мало энергии, равнина не дает нам шанса проявить себя. На равнине нет профессии Художник, нет профессии Поэт. Нет Писателей, Скульпторов, Танцоров, Зодчих, Музыкантов. Мы стрижем мохоедов, откармливаем зубастых кур, добываем и плавим металл, стряпаем, куем, торгуем. Мы пьем, едим и спим. Просыпаемся, чтобы снова работать, а работаем, чтобы снова жить, а значит, есть, пить, спать с перерывами на Шлюх и песни Трубадуров. Вы последнее искусство на равнине. Ты понимаешь это? Наши дома одинаковы во всех селениях вдоль Немого хребта, наше ремесло лишь повторяет, но не творит, приспосабливается, а не дерзает. И это хорошо… Наверное… Иначе мы бы не выжили. И даже вы, Трубадуры, все больше повторяете услышанное, меняя концовки историй на потребу толпы. Концовки из стандартного набора. Поэтому твои «золотые карандашики» и «кожаные блокнотики» пробили меня до слез. Это же твое, только твое, понимаешь?
- Повторим, как вернемся? – Трубадур гордо приосанился в тесном салоне мобиля.
- Дурак, - сказала Люба. – Я тебе о высоком, а ты… Конечно, повторим.
- Зайдем в трактир? – спросил Трубадур, которому очень хотелось привести себя в порядок кружкой доброго крепкого эля.
- Закрыт, - сказала Люба с некоторым сожалением (видимо, тоже не отказалась бы от утренней – или уже дневной - порции алкоголя). – Всегда по утрам закрыт. Трактирщик живет в Городе. Все, что я знаю, - это рассказы горожан о делах двадцатилетней давности. Построил этот дом сам, молодым парнем пришел в Город, лет двадцать ему было. Отправлялись они в дорогу с отцом, но в Долине Слез что-то случилось, Сын Трактирщика, потеряв отца, до Города добрался просто Трактирщиком, юным, упрямым, с твердым намерением открыть в Городе трактир, такой, каким они с отцом воображали его на ночлегах по дороге.
Но в Городе уже был один Трактир. Держал его тогда другой человек, не Ворчун. Юноше предложили идти в ученики, но других наставников, кроме отца, он и знать не хотел. За Стену юноша не собирался. Тут решил обустроиться. Натаскал камней из разрушенных во время резни домов. Гонт на крышу там же набрал. Ему даже помогали, от нечего делать. Так и повелось. Кто за Стену собирался, вначале шел к Трактиру, помогал Трактирщику. Пили, праздновали и строили. Так и появилось это здание – единственное в этом Городе (или чуть за Городом), которое построили сами люди. Приходит Трактирщик ближе к вечеру, когда появляются первые посетители. В утренние часы тут безлюдно.
- А это что значит? – Трубадур обратил внимание на большую букву «М» над входом в заведение. Буква была сколочена из досок и замазана желтой краской.
Люба помрачнела и чуть ускорила ход мобиля. Затрясло сильнее, Трубадур невольно застонал и снова приложился к бутылке с водой.
- Тут они собираются, - наконец отозвалась Люба. – Четверка эта, другие такие же. Почитатели Мэра, ждущие его возвращения в Город из-за Стены. Пишут свою священную книгу, готовят стадо к возвращению нового Бога. Эта буква – их знак. На своих домах тоже рисуют, чтобы узнавать друг друга. Ворчун их выгнал, а Трактирщик поначалу принял, но потом предложил этой банде найти другое место для сборов. Да куда уже, привыкли они, не выгонишь. Там есть дядьки суровые, злые и достаточно глупые, чтобы требовать свое, не будучи вправе.
На короткое время Люба замолчала, а потом хмуро добавила:
- Читала в одной древней книге про Мефистофеля. Так звали противовес Бога в мире. Олицетворение зла, коварства, лжи и прочих негодяйств. Нет никаких сомнений: эта буква «М» над дверью не только про Мэра, но и про Мефистофеля.
Трактир остался далеко за кормой. Впереди простиралась бескрайняя равнина. Люба сбавила ход и развернула мобиль по большой дуге носом к Городу. Убрала руки с руля и улыбнулась Трубадуру.
- Все, приехали. Дальше смысла нет искать. Отсюда начнем наше собирательство.