Мне всё время казалось тогда, что Галина Дмитриевна чем только не занимается, только не тем, что должен делать пресс-секретарь губернатора. В средствах массовой информации сообщения о деятельности губернатора появлялись исключительно редко. Заметил это, видимо, и Валерий Петрович. Однажды он попросил меня зайти. Захожу. В кабинете сидела Галина Дмитриевна. По внешнему виду было заметно, что она сильно расстроена.
– Игорь, – часто он называл меня просто по имени, – ты помоги Галине.
Он не стал подробно распространяться, чем я должен помочь его пресс-секретарю. Краткость речи и способность выражаться так, чтобы собеседник домысливал сказанное, были особенностью разговора Валерия Петровича. Я его понял и с этого дня взял на себя часть обязанностей пресс-секретаря, стал более-менее регулярно давать в областную газету и на радио информации о деятельности губернатора.
Валерий Петрович был членом Совета Федерации, которому полагалось иметь оплачиваемых помощников. Фонд оплаты был невелик, к тому же делился он на несколько человек. Но всё же это стимулировало нас, помощников, работать с напряжением. По опыту, приобретённому мной ещё в советские времена, мы обобщили исполнение всех наказов, высказанных Валерию Петровичу по всему округу, а я написал большую статью «Вы не напрасно голосовали за Арбузова». Статью опубликовали все районные газеты.
Как-то приехал корреспондент одного из московских журналов. Сейчас уже не помню, как назывался журнал, но это был один из российских центральных журналов. Корреспондент подготовил статью об опыте работы администрации по развитию сельских территорий, а всю первую страницу обложки должен был занимать портрет губернатора. Помню, что с фотокорреспондентом мы долго выбирали точку съёмки. В конце концов решили снимать на улице перед зданием администрации. День был серый, пасмурный, осенний. Когда мы получили журнал, портрет мне совсем не понравился. Лицо из-за каких-то густых, неестественного цвета красок выглядело не совсем привлекательно. Когда вместе с почтой я принёс Арбузову этот журнал, он, мне показалось, чуть поморщился и даже рассматривать не стал. Никакого мнения не высказал и позднее, а я не стал спрашивать. Но в душе я чувствовал какую-то вину перед Арбузовым из-за этого неудачного портрета.
Где-то в середине 1995 года мне показалось, что у Валерия Петровича изменилось отношение к моей работе. Оно стало жёстче и прохладнее. Мои предложения исполнителям на письмах он чаще стал исправлять. Вместо, например, «Прошу рассмотреть» писал «Надо решить», вместо «Для исполнения» – «Рассмотрите и доложите мне» и т. п. Это ударяло по моему самолюбию, угнетало чувство собственного достоинства. Однако я понимал его правоту, потому что некоторые вопросы решались кулуарно, о чём я и слыхом не слыхивал. Что удивительно, никогда от него я не получал грубых или осуждающих слов. Всё общение проходило тихо, спокойно, вполне, на первый взгляд, миролюбиво. Но подспудно всё время ощущал какое-то недовольство мной.
Нужен был, видимо, только повод для настоящего взрыва. И он нашёлся. В августе 1996 года должно было состояться большое собрание МЧС с отчётом руководителя полковника Тихомирова. Валерий Петрович запланировал быть на этом собрании. Я поинтересовался, готовить ли мне текст его выступления.
– Не надо, – ответил он, – вечером тебе принесут уже готовый текст. Просмотри и положи мне на стол. Утром я сам над ним поработаю.
Вечером полковник сам принёс мне текст к выступлению губернатора. Когда я прочитал его, мне показалось, что многое можно бы дополнить, в том числе фактами. Попросил Тихомирова сделать это и рано утром принести текст мне.
Пришёл я утром на работу задолго до восьми часов. Арбузов был уже у себя. А Эльвира Николаевна в приёмной мне прошептала:
– Валерий Петрович рвёт и мечет. Ругается почём зря. Не знаю, как Вы и зайдёте к нему.
Делать нечего, пришлось заходить и объясняться. Перед этим я уже созвонился с полковником. Он был на подъезде к администрации.
В кабинете Арбузов на меня даже не посмотрел и не встал из-за стола, сказал, как всегда, коротко:
– Всё, Игорь, всё! Не хочу тебя видеть.
Через десять минут подошёл полковник. Я попросил, чтобы он сам занёс материал Арбузову. Вышел он из кабинета минут через пять красный и взволнованный, стал извиняться передо мной и пообещал:
– Если меня не уволят сегодня, приходите. Я найду Вам работу.
И хотя Арбузов не сказал ни про увольнение, ни про заявление, я решил, что совместно нам уже не работать. Написал заявление с просьбой освободить от работы по сокращению штатов и оформить досрочно на пенсию. Шестьдесят мне должно было стукнуть через год и четыре месяца.
Моя Евгения такое решение приняла спокойно:
– Не переживай, проживём.
Уже давно мы с ней запланировали с выходом на пенсию переехать на свою родину, в посёлок Некрасовское Ярославской области. Там друзья, там многочисленные родственники, родная речка Солоница, рядом красавица Волга, мой родительский дом и дом супруги, обширные сады и огороды и у того дома, и у этого. Проживём без проблем. Как приятно чувствовать рядом и локоть и плечо родного человека!
На работу можно было устроиться без проблем. Лев Алексеевич Чернов, возглавлявший тогда фонд медицинского страхования, приглашал организовать выпуск специальной медицинской газеты; редактировать газету «Что делать?» приглашало руководство КПРФ; были предложения от областной избирательной комиссии; звали опять в школу преподавать русский язык и литературу и даже ОБЖ. Но мы тогда твёрдо настроились уехать в Некрасовское. От души благодарен всем, кто не забыл меня в то нелёгкое время.
Но осадок в душе долго оставался. Почему-то ни побеседовать, ни что-то предложить, ни даже попрощаться губернатор не захотел. Сейчас я не в обиде. Время всё лечит.