12.
Ехали на другую окраину Города долго. Люба вела мобиль неровно, злилась на усталость и опьянение, часто останавливала машину, выходила, разминала спину, руки, шею, снова садилась за руль. Трубадур бы с удовольствием подменил ее, да совсем не умел управлять. За несколько кварталов до места назначения Люба вовсе бросила руль. Мобиль кособоко замер, взгромоздившись двумя колесами на ступеньку перед пустым домом. Все дома рядом со сквотами пустовали со времен побоища. Вокруг черей сама собой возникла некая зона отчуждения.
- Дальше пойдем пешком, - объявила Люба. – Помни: ни у кого не стой на пути, не делай резких движений, говори тихо, а лучше молчи.
- Мое мнение неизменно: хочу домой, - напомнил Трубадур.
- Не капризничай, дай собраться с мыслями. Просто собраться.
«Просто собраться» Люба решила самым нехитрым и проверенным способом: достала из рюкзака бутылку «от Ворчуна», сделала щедрый глоток, выдохнула и спрятала бутылку обратно.
- Готова, - объявила она.
Теперь шли молча. Дома по сторонам улицы были совершенно одинаковыми, но Трубадур сразу заметил, почувствовал, когда закончилась «человеческая» часть Города и началась окраина черей. Словно преломились солнечные лучи, утреннее солнце стало вечерним, не менее ярким, но – другим. Чужим.
Чужой стала улица, изменились дома – по мелочам, поэтому перемены Трубадур различил не сразу. На первый взгляд, эту часть Города постигло запустение: мостовая местами разобрана, кое-где отсутствовали окна, двери, ступеньки крылец, в крышах зияли дыры. Зато в других зданиях, напротив, оконные и дверные проемы были аккуратно заложены камнем из мостовой, пристройки непонятного назначения и необычных форм примыкали к стенам и выходили на тротуар. Во всем этом Трубадур различал какую-то незавершенность, словно кто-то начал переделывать Город под себя, да не справился, махнул рукой и бросил, как Люба бросила мобиль, устав крутить руль и жать на педали.
Трубадур хотел было спросить Любу о столь странных изменениях, но вспомнил про совет молчать. Поэтому лишь тронул Любу за плечо, обвел рукой улицу и пожал плечами в знак вопроса. Люба вопрос поняла, кивнула и заговорила тихо и монотонно, словно бросала на ветер не слова, а пучки сухой травы:
- Город строили для людей. Не знаю, кто и когда его строил, но для людей. Чери – наши случайные попутчики. Эти дома для них, как для нас пещеры рыбоведов, борти жужелиц или воронки могильщиков. Жить можно, но неуютно. Представь себе, что ты сколотил деревянные двери, перегородившие вход в пещеру. С каким удивлением смотрели бы рыбоведы на такую конструкцию. Так и мы смотрим на эти пристройки и переделки. Что-то я могу объяснить. Меховщики, например, привыкли лазать по вертикальным поверхностям. Поэтому у них такие длинные руки. Видимо, живут они в мире скалистых ущелий, а в этих домах занимают только вторые этажи. Жерди вообще не занимают дома, они расселились за Городом, в небольшой роще. У нас деревья – редкость, а для них – привычные места обитания. Теням вообще все равно, есть ли стены, есть ли двери. Они по-другому воспринимают пространство и время. В нашем мире для них материальных преград нет. Только Ворота и Радужная Стена для них непреодолимое препятствие. Как живут пиявки в своем мире я не знаю, но дома наши они не перестраивают.
- Для жителей равнины Город – это последнее поселение на длинной дороге вдоль всего Немого хребта, - Трубадур старался говорить так же тихо и ровно, как его проводница. - Чтобы добраться сюда, нам нужны желание, годы, воля, силы, здоровье, удача, вера, надежда и терпение. А как попадают в Город чери? Спускаются с гор? Приходят из пустоши на Юге? Или там, за хвостом Дракона, дорога не обрывается и ведет в их земли?
- Вот это и есть самое удивительное, - начала Люба, но смолкла, потому что один за одним пятеро меховщиков спустились по стене соседнего дома и неспеша пересекли улицу, совершенно не обращая внимания на гостей.
Когда меховщики скрылись между домами, Люба продолжила:
- Никто не скажет точно, откуда приходят в Город чери. Однако Стервятник рассказывал, что сам видел, как черь появился на площади с той стороны Ворот. У меня нет причин ему не верить.
- Приходят с той стороны Ворот, чтобы потом каждую ночь рваться обратно? – Трубадур пожал плечами. – Ты не находишь это странным?
- Нахожу, - сказала Люба. – Теперь идем совсем тихо.
Трубадур послушно замолчал. Дома по сторонам улицы стояли нетронутыми – стены, крыши целы, окна, двери на месте, пристроек нет. На ступеньках у домов и просто на мостовой сидели чери. Все без исключения пиявки. Сидели без движения, некоторые неспешно перемещались с места на место. Одни располагались группами, другие замерли одинокими столбами, остановив взгляд на стене дома или задрав плоскую голову в небо.
Зрелище это вызывало у Трубадура чувство неловкости, даже страха. Люди – в работе ли, на отдыхе - вели себя совершенно иначе. Каждое человеческое движение имело смысл, каждое перемещение имело цель. А теперь Трубадур словно проник на склад огромных тряпичных кукол, оживленных рукой мастера. Вот только что делать с этой вдохновленной жизнью сами куклы не знали. Неужели человеческая жизнь со стороны черей выглядела так же пугающе бессмысленно?
Люба и Трубадур передвигались медленно, осторожно, стараясь не создавать шума, не стоять на пути, не входить в контакт с хозяевами сквота. Иногда приходилось останавливаться, иногда ускоряться. Нужного черя обнаружили у последнего дома, там, где улица обрывалась, заканчивались булыжники мостовой, начинались камни равнины.
- Смотри, - тихо сказала Люба, тронув спутника за руку.
На удалении в сотню шагов на валуне сидел черь-пиявка. У его ног возлежал дикий пес, устроив узкую морду на передних лапах. Когда непрошенные гости приблизились, пес вначале навострил уши, потом поднял голову, потом лениво встал в полный рост. Черь очнулся от забытья, протянул руку, погладил пса по спине. Обратил невидящий взгляд в сторону людей. Еле слышно свистнул, и пес рванул в карьер широкими прыжками. В несколько мгновений оказался рядом с Любой и Трубадуром.
Трубадур шагнул вперед, встал между псом и девушкой. Медленно, без резких движений, достал из петли на поясе мачете, что присмотрел в лавке Стервятника. Однако пес атаковать не спешил. Склонив голову набок, он наблюдал за действиями человека черными любопытными глазами. Черь снова свистнул, пес тут же потерял к путникам интерес и вернулся к хозяину, сел у ног. Пиявка сделал рукой несколько круговых движений.
- Похоже, он нас приглашает, - прошептала Люба. – А пес указал ему, что мы пришли и где мы находимся сейчас.
- Очень похоже, - согласился Трубадур.
Когда до валуна оставалось два-три шага, пес звонко гавкнул, то ли предупреждая хозяина, то ли предлагая гостям остановиться. Черь втянул голову. Шея, и без того короткая, совсем исчезла, возникло впечатление, что голова растет прямо из груди. Его круглые, как у дикого пса, глаза превратились в узкие щели. Четыре фигуры – Люба и Трубадур, черь и пес – замерли друг напротив друга на долгие мгновения. Видел ли черь своих гостей, ощущал ли их присутствие или просто доверял дикому псу – на этот вопрос не было ответа ни у Любы, ни у Трубадура.
Наконец пиявка, поискав немного, поднял длинный острый камень, покрутил его между пальцев, взвесил в руке. Трубадур не сомневался, что камень сейчас полетит в их сторону. Однако черь использовал свою находку для другого. Разровняв ногой небольшой участок на земле, черь острым концом камня начертал в рыжей пыли окружность. Приложил камень к груди, потом ткнул острым концом в центр окружности. Повторил этот жест несколько раз, отчего точка на земле стала жирной и глубокой.
- Это его мир, - тихо сказала Люба.
Трубадур кивнул, он понял пантомиму черя точно так же. Черь же не останавливался, он продолжал работать над рисунком. По периметру окружности появился плотный ореол из коротких штрихов. Уперев камень в эти черточки, пиявка издал серию коротких громких резких звуков. Даже пес дернул ухом и посмотрел на хозяина с удивлением.
- Это взрывы, - прошептала Люба.
Трубадур никогда не слышал взрывов. Пожары видел, когда пылающие урожайные поля обрекали несколько деревень на зимний голод. Наводнение видел, когда горная река вышла из берегов и затопила целое селение. Видел, как со склона катились камни на жилые постройки. Сель зародился у самого гребня Дракона и к подножию гор набрал такую мощь, что огромные валуны практически сровняли селение с землей. А взрывов, к счастью, не видел и не слышал. Нечему было взрываться на равнине. Поэтому просто поверил Любе на слово.
- С его миром что-то случилось, - добавила Люба.
- Большое Несчастье, - неожиданно для самого себя догадался Трубадур.
Люба глянула на спутника снизу вверх, с большим уважением и некоторым испугом. Потом поискала под ногами и нашла камень, похожий на «карандаш» черя. Решительно нарисовала вторую окружность рядом с первой. Ближе к центру своей окружности поставила две точки.
- Это мы с тобой, - тихо бросила Трубадуру.
- Спасибо, что не забыла про меня, – поблагодарил Трубадур.
Черь всхлипнул от неожиданности. Его нижняя челюсть отвалилась: пасть была настолько широкой, что голова будто бы распалась на две части. Вряд ли пиявка так выражал удивление. Трубадур назвал бы это, скорее, улыбкой. Как же здорово, когда тебя понимают, и не так важно, зверь ты, черь или человек. Резким штрихом черь рассек нарисованную окружность на две части, а затем указал камнем в сторону Города. При этом издал короткий всхлип.
- Он показывает на Город, - прошептал Трубадур.
- Нет, - Люба проследила направление, - он указывает на Ворота. Эта линия на рисунке – Радужная Стена. Смотри.
Люба нарисовала точно такую же линию на своей окружности, что очень обрадовало черя – он снова «заулыбался». Перевернул камень и тупым концом затер точку в центре своей окружности, засыпал ее пылью. И тут же нарисовал новую, только теперь уже в окружности Любы, рядом с ее двумя точками. И снова повторил комбинацию движений: камнем себе в грудь, камнем в эту новую точку.
- Стервятник был прав, - сказала Люба после недолгого молчания. – Они приходят с той стороны Ворот.
- Зачем тогда так рвутся назад каждую ночь? – спросил Трубадур.
Люба задумалась, затем быстро нанесла рядом со своей окружностью два коротких штриха и накрыла их конусом. Трубадур угадал в рисунке Анкетную башню. Черь, очевидно, тоже догадался, что пыталась изобразить Люба. Рядом со своей окружностью он набросал что-то, больше похожее на пень, чем на башню. Ткнул камнем в грудь, потом в «пень», потом в «Стену» своего мира, потом в точку, изображающую его самого в мире этом. Дикий ручной пес забавно водил носом вслед за рукой хозяина.
- Видимо, так выглядит Анкетная башня с их стороны Ворот, - Люба пыталась работать переводчицей. – У них тоже без пропуска не пройдешь.
- Почему не получит пропуск у нашего Бухгалтера?
- В нашу Анкетную башню черям хода нет, - сказала Люба. – Это единственный черь, который знает о самом существовании башни.
- Вот почему так удивился Бухгалтер, когда я ему рассказал про черя на тропе, - начал Трубадур, но Люба посмотрела на спутника строго.
- Никого и никогда не спрашивай о том, что происходит в башне, - напомнила она. – И сам никогда никому о своем опыте не рассказывай.
Тем временем пиявка несколько сотворил новую комбинацию движений: ткнул камнем в Любин рисунок Анкетной башни, потом себе в грудь, потом в точку в Любиной окружности, там же - в линию «Стены», затем в свою линию «Стены» и, наконец, в центр своей окружности, где снова навел жирную точку. Повторив этот «танец» не менее десяти раз, пиявка перевернул камень тупым концом и затер свою точку в Любиной окружности. Трубадур запутался, а вот Люба, похоже, все поняла довольно четко.
- Он знает, что пропуск через Ворота можно получить в Анкетной башне, - быстро и тихо заговорила Люба. – Скорее всего, он единственный, кто догадался, что в наших мирах все устроено приблизительно по одному чертежу. Он вообще отличается от своих собратьев. Пес этот… Другие чери не имеют такого… контакта, что ли? Не взаимодействуют так с нашим миром. Может, у него воображение лучше развито? Может, он в своем мире кто-то вроде поэта?
- Поэта?
- Так до всех Эпох называли Трубадуров, - пояснила Люба.
- Черь-Трубадур, - усмехнулся Трубадур.
- Нам пора, - сказала Люба тихо. – До свидания, - сказала чуть громче, обращаясь к черю.
Тот услышал, всхлипнул, опустил голову и ушел в изучение рисунков. Странная беседа была окончена. Трубадур и Люба полдороги до городской черты пятились под любопытным взглядом дикого пса. Развернулись лишь тогда, когда Люба сочла расстояние безопасным. Уже на сидении все еще криво припаркованного мобиля Люба снова достала бутылку из рюкзака, протянула Трубадуру. Тот не счел нужным отказываться.
- Вот теперь едем домой, - сказала Люба после глотка на выдохе.
- Итак? – Трубадур ждал итогов.
- Итак… - повторила Люба, все еще не давая ход мобилю. – Не могу быть уверена, что поняла все именно так, как хотел передать этот пиявка.
- Не сомневаюсь, что никто другой не разобрался бы лучше, - искренне заверил Трубадур.
- Льстец, - поморщила носик Люба, но было видно, что ей приятно. – Думаю, мы первые, кто сумел поговорить с черем.
- Или он первый черь, который сумел поговорить с людьми.
- Или так, - согласилась Люба. – Наверняка ему сложно находить общий язык со своими… соплеменниками. Держится особняком, в друзья выбрал собаку, по ночам не ломится в Ворота, а гуляет по окрестностям. И еще думаю, он тут уже давно живет.
- Почему так решила?
- Псу на вид лет пять-шесть. Он послушен хозяину, откликается на свист, выполняет команды. Чтобы так выдрессировать животное, нужно брать его еще щенком. Вот и выходит, что черь пришел в Город как раз лет пять назад, - пояснила Люба.
- Все так просто, - удивился Трубадур. – И почему я сам не догадался?
- Просто ты не смотрел с этой стороны. Кроме того, он единственный черь, кто догадался, что путь за Радужную Стену лежит через Анкетную башню. И не только разобрался, но сумел эту башню найти. Видимо, с той стороны Ворот все происходит так же: башня (или что там у них?), вопросы-ответы, пропуск и – путь открыт. Вот только нельзя черям в Анкетную башню. Ходит он теперь ночами, ищет новичков, подает сигналы, танцы танцует. Те самые, что ты пытался изобразить в трактире перед публикой. И пес ему в этом очень помогает. Именно пес тебя обнаружил.
- И чего он хочет? Черь? – попросил уточнить Трубадур.
- Как чего? – удивилась Люба. – Чтобы Бухгалтеру доложили, чтобы он черям ход открыл, чтобы начал пропуска выдавать не только людям.
- Все равно не понимаю, как он здесь оказался.
- Так же, как и люди, что оказываются за стеной, - терпеливо пояснила Люба. – У пиявок, наверняка, свой Бухгалтер, у теней – свой, у жердей, меховщиков – тоже свои Бухгалтеры. Попади мы в их миры, назад дороги не нашли бы. Уверена, их Анкетные башни для нас закрыты.
- Зачем тогда они идут к нам?
- Как и мы, ищут счастья. И спасаются от последствий Большого Несчастья. Мне кажется, что Ворота открываются только там, где до этого произошло нечто ужасное.
- Нет, почему именно к нам?
- Кто знает, где окажешься, когда шагнешь за Ворота? – пожала плечиками Люба. – Может быть, все они жертвы какой-то случайной ошибки, какого-то сбоя в работе пропускной системы.
- Обязательно нужно им помочь, - серьезно заявил Трубадур. – Хотя бы ему одному помочь.
- Нужно, - согласилась Люба. – Но помочь может только Бухгалтер. Нужно ему рассказать все, что мы знаем. С эмоцией рассказать, с чувством! Так рассказать, чтобы он не смог остаться равнодушным, чтобы сделал все, что в его силах!
Трубадур удивился той энергии, с которой Люба увлеклась вопросом черей. Словно давно мучалась над какой-то очень сложной задачей и вот теперь нашла неожиданное решение.
- Лучше тебя никто не справится, - сказал Трубадур с искренней уверенностью. – Этой ночью вместе пойдем. В два наших голоса мы будем более убедительны, чем в мой один. Да и понимаешь ты в этом во всем получше моего.
- Не получится, - все воодушевление Любы испарилось вмиг.
- Срочные важные дела? Настроения нет? Так мы никуда не торопимся. Пойдем следующей ночью, тогда пойдем, когда скажешь.
- Нет, - Люба отвернулась и говорила теперь в сторону. – Не получится ни этой ночью, ни следующей. Никогда не получится. Я трижды побывала в башне, на все вопросы ответила. Лимит визитов исчерпала, и теперь мне в башню хода нет. Как черю. Теперь я могу только тут, в Городе, или за Ворота. Или назад, через деревню Диких псов, как ты ее назвал, через Долину слез через Мертвую деревню. В Анкетную башню сам пойдешь. Все расскажешь и дождешься нужных ответов. Ты же Трубадур. Смех и слезы публики – твоя работа. А Бухгалтер – тоже публика.