Греческая повесть-нуар.
Итак, в положенный срок София Папанокис была с Богом выпущена из школьных стен (некоторые высказались бы, застенков) с заветным дипломом, владением тремя языками, умением общаться в высшем обществе и единственным интересом — к живописи. Но как раз последнее никому в семействе не показалось бы важным, гораздо более ценным товаром в супермаркете жизни считались красота и манеры, сдобренные фамильной репутацией. Так что не успели отзвучать финальные аккорды духового оркестра и высохнуть девичьи слёзы расстающихся подруг, как любящий родитель, начальник Налоговой Службы Александер Папанокис обрадовал дочь известием, что невероятными трудами, через многих ответственных лиц ей подобрана в высшей степени заманчивая партия (настолько восхитительная, что даже от мысли о подобном браке у любой девушки закружится голова).
Этим пределом мечтаний оказался Георгиос (Джордж) Порталис, широко известный в Греции, да и в Европе представитель могущественного клана судовладельцев и банкиров. Тридцатилетний плейбой, сорвиголова, удачливый делец. Внешностью весьма походил на актёра Тимоти Далтона, что ненавязчиво подчёркивал. Видать, по настоянию родни решил обрести большую солидность, да и будущие наследники не помешали бы. Так же поговаривали, что неплохо одному из Порталисов заняться большой политикой, дабы закрепить финансовое влияние властными рычагами. Посему пора озаботиться подходящим имиджем, чему и должна послужить женитьба на девушке безупречно порядочной, правильно воспитанной, а главное, достаточно скромной, то есть из среднего слоя. Соотвествующий обстоятельный анализ выявил несколько вариантов, из которых уже сам Джордж выбрал единственный, и это оказалась восемнадцатилетняя София Папанокис.
Стоит ли говорить, что жизнь вчерашней школьницы резко изменилась. Начались бесконечные "выезды в свет", своеобразные смотрины невесты со всех возможных сторон, что нервировало даже искушённых господина и госпожу Папанокисов, а Софию просто приводили в ступор. Никакой радости она не испытывала в помине, вообще не представляла будущую семейную жизнь, лишь на автомате исполняла отведённую ей роль, стараясь понравиться всем, кому необходимо было понравиться. Удивительно, но это ей, похоже, удалось (что говорит о высоком стандарте брачной подготовки в семье и монастырской школе). Даже сам Георгиос-Джордж, в общем-то равнодушный к достоинствам будущей госпожи Порталис, кроме полезных для дела, был приятно удивлён, почти очарован. Юная претендентка на место в его супружеской постели оказалась весьма привлекательным существом. Единственным минусом, всплывшим буквально ниоткуда, оказался вроде бы её явный плюс — великолепные огненно-золотые волосы, так волшебно струящиеся от малейшего ветерка, и которые будут фантастически смотреться под кружевной фатой. Одна важная особа, вдова бывшего премьер-министра и мать трёх советников, заметила со скептической усмешкой: "Не представляю, чтобы рядом с президентом страны могла быть рыжая особа!" Этого оказалось достаточно, чтобы со всех сторон на ошеломлённую Софию пошло давление с целью сменить цвет её волос. И однажды из ярко пламенной она превратилась в жгучую брюнетку. Отныне и на долгие годы покраска волос в нужный тон стало для неё насущной еженедельной процедурой.
Постепенно радиус охвата "большой деревни", каковой жених именовал всю Грецию, сузился до размеров ближайшего круга, куда входили мать, двое родных братьев и сестра с их семьями, несколько тётушек и особо доверенные друзья. Как-то само получилось, что родителей Софии приглашали всё меньше, словно свадьба уже состоялась, и отданная невеста превратилась в отрезанный ломоть. Постоянные круизы то на фешенебельной яхте по собственным Порталисов островам, то на личном самолёте в европейские столицы вскружили голову неприхотливой девушке. Если бы Георгиосу вздумалось сорвать цветок её невинности авансом, то этому ничего не смогло бы помешать. Впрочем, он сам относился к будущему браку достаточно ответственно, как священному ритуалу, от которого зависело слишком многое, и не хотел портить красивую канву излишним любострастием.
Скоро посчитали возможным объявить помолвку. Обряд провели в одном из центральных соборов Афин, где Порталисы были традиционными ктиторами, причём столь торжественно, что некоторые светские журналы громогласно сообщили о свадьбе известного VIP-персонажа с девушкой едва ли не с улицы. София получила платиновое кольцо с розовым бриллиантом, блестящие растроганные глаза отца и матери и косые взгляды новой родни. Отчего-то, несмотря на всю щедрость жениха, она чувствовала себя неловко, словно нищенка, обманом получившая место за столом короля. И похоже, это ощущение останется с ней надолго.
Договорились не откладывать венчание в долгий ящик. Через месяц — вполне подходящий срок. Разумеется, все расходы взял на себя Порталис, кроме самых интимных, касающихся женской скромности. Кстати, насчёт пресловутой "скромности". Несмотря на столь специфическое воспитание, как закрытая школа, София отнюдь не была совершенным профаном в области интимных отношений, кой-какое просвещение проникало и под монастырские своды. И всё же господин и госпожа Папанокисы решили подстраховаться и пригласили дорогостоящего консультанта-сексолога прямиком из Парижа. Втиснутая в узкие временные рамки, учёная дамочка вывалила на голову бедной невесты весь накопленный человечеством кейс сексуальных практик и ухищрений, включая девиации, причём столь щедро сопровождая илюстрациями, что в конце концов едва не ввергла консультируемую в панический мандраж.
Впрочем, предсвадебная суета быстро рассеяла психоз, хотя не прибавила уверенности. Последние пару дней София не сомкнула бы, без сомнения, глаз, если бы не изрядные дозы успокоительного, полученные через семейного доктора. Основную психологическую поддержку осуществляла мама Папанокис и замужние старшие сёстры, с ограниченным участием нескольких школьных подруг. Пошивом платья занималось целая дизайнерская студия, на время отставившая прочие заказы. Бриллиантовую диадему выкупили у наследников королевской династии, с обязательством передать впоследствии в национальный музей.
Означенный день нагрянул с неизбежностью свирепого цунами после подводного землятресения (или приходом ласкового мая вслед зимней стуже, если выразить позитивно). София проснулась с первыми оттенками рассвета, прежде трёх будильников и всех домочадцев, ужасаясь и ликуя одновременно. "Боже, если можешь, чашу эту мимо пронеси!"— хотелось молиться ей, но тут же спохватывалась: "О нет! Пусть всё, всё случится в этот самый прекрасный в жизни день!" Она закрылась в ванной и целый час предавалась шипящим плёткам душа, пока в дверь не застучала встревоженная родня. После этого невеста себе не принадлежала. Её тормошили, прихорашивали, поучали синхронно, передавали из рук в руки, оценивали так и сяк, хвалили и ругали за одно и тоже, но всё с одинаковым результатом — перегруженный мозг перестал реагировать на поток информации, сосредоточившись на простейших функциях, что можно выразить одной фразой: "Любой ценой выжить, не совершив фатальных промахов!"
Но вот в напряжённой атмосфере дома Папанокисов разразилась молния — пронёсся сигнал: жених прибыл! Мать невесты бросилась сломя голову встречать гостей, а за ней с гомоном добрая половина присутствующих, будто случился налёт башибузуков. Подруги окружили Софию плотным каре, подальше от окна: "Не смей выглядывать, заметит ещё, стыдно будет! Не показывай своего интереса!"
Внизу вовсю шла отчаянная торговля — жених покупал право войти в жилище. Будущая тёща, как полагается, угощала прибывших вином и сдобой, затем давала благословение зятю, поцеловав дважды. Раздался шум на лестнице, визг девиц и смех, это сквозь толпу пробивался кумбарос, по другому, шафер, с предложением свадебных туфель невесте. Этим героем оказался кузен Джорджа-Георгиоса, полковник спецназа, в свободное время тренирующий женскую сборную по пляжному волейболу, Спирос Левкадидис, двухметровый шкаф при всех регалиях. Изящные белые туфельки в его руках казались аксессуарами свадебной Барби. Подружки невесты, планировавшие традиционное похищение обуви, на этот раз ограничились шутливыми угрозами, держась от гиганта на безопасном расстоянии. София, уже полностью облачённая, отлакированная, оторопевая, сидя на пуфе лишь подставила ноги, сияющие ажурным шёлком. Туфли пришлись Золушке в пору, и окружающие облегчённо вздохнули, что вылилось в бурные аплодисменты.
Пришёл черёд невесте спуститься вниз. Разумеется, не просто так, а ведомой за руку отцом. Сердце Софии падало с каждой ступенькой этого низвержения в Мальстрем, ладони предательски вспотели, а вытереть их было не обо что, кроме фаты, но Боже упаси от подобного святотатства! Окружающие словно сошли с ума, кричат и чему-то радуются, а! —конечно, выгодно сбывают товар! Ещё бы, такие красотки на дороге не валяются! Ох...
Обширный холл первого этажа, заполненный публикой, на мгновение замер и обратил зрение в одну точку, которой оказалась сошедшая к ним невеста. Сбоку и чуть сзади неё двигался господин Папанокис с торжественностью средневекового герольда. София странным образом могла различить каждое лицо в толпе, но абсолютно не угадывала собственного жениха. Тут грянула музыка, призывая на обязательный танец, и родитель повёл дочь в центр свободного пространства. Девушка крепко вцепилась в руки отца, полагаясь на его самообладание, поскольку не могла бы попасть ни в одну ноту без надёжной поддержки. Понеслись, сливаясь в круг люди, окна, люстры, гирлянды шаров, какие-то блёстки, мишура... Сколько же времени будет длиться эта карусель — пока мозг не снесёт напрочь? Уже подступили к горлу спазмы морской болезни, когда зажигательная мелодия вдруг прервалась, отеческие объятия разомкнулись, и София обнаружила себя в свистящем одиночестве посреди сотен праздничных фигур, но лицом к лицу с суженым...
"Господи Боже!" — пронеслось у неё в голове. Возникший словно из под земли Порталис ничуть не походил на эталон новобрачного: никакого фрака или смокинга, как можно было ожидать от подобной персоны. Всего лишь светлая (жемчужный оттенок слоновой кости — машинально отметил взгляд художницы) шёлковая рубашка навыпуск, чёрные брюки и туфли им под цвет. Не вызывало сомнения, что завтра все модные журналы страны отметят новое слово в свадебном стиле, а тысячи мужчин последуют высокому примеру. В то же время любой зритель поклялся бы, что сей человек не только не следует каким-либо тенденциям общего вкуса, но даже не задумывается о произведённом эффекте. Образ элегантной небрежности дополнял растёгнутый на пару пуговиц ворот (из-под которого поблёскивал чернёным золотом массивный крест), а так же крохотный алый бутон розы, приколотый на груди.
Всё это выглядело столь expressive, что юная Папанокис только раскрыла рот от восхищения, забыв собственную значимость в происходящем. Зато жених явно чувствовал себя в своей тарелке, излучал джентльменскую учтивость, совмещённую с добродушной иронией. Сияя голливудской улыбкой и обновлённой причёской, протянув вперёд одну руку, он свободной походкой танцовщика двинулся к невесте. София не помнила, как дышать под гипнозом победного мужского взора, напрочь забыв все вызубренные правила поведения. И лишь настойчивый хор шепчущих подруг: "Отбивайся же, отбивайся как можешь!" — вернул ей подобие воли.
Она развернулась на каблуках, всерьёз надеясь скрыться куда-нибудь в глухое место, но бежать, собственно, было некуда. Плотная стена людей, отнюдь не расположенных помочь беглянке. Пришлось Софии устремиться по окружности, словно коню в цирке, на потеху смеющимся зрителям. Впрочем, гон не продлился долго. Находящийся в превосходной форме Джордж-Георгиос легко настиг добычу, схватил за талию и воздел над собой, как трофей и вот-вот личную собственность. Оказавшись в положении фигуристки, несомой на вытянутых руках, девушка не ощутила восторга, к тому же испугалась, что в её многослойном наряде что-нибудь нарушится с возможностью постыдного конфуза. Поэтому она начала отчаянно сопротивляться, и даже осмелилась колотить похитителя по плечам и спине. Толпа одобрительно зашумела, подбадривая непокорную сабинянку. На секунду Софии показалось, что её упорство приносит успех, и не пора ли свернуть борьбу, но уже сам Порталис решил сменить тактику. Он резко остановился, буквально перебросил невесту таким образом, чтобы держать её перед собой, и направился в двери. София сочла за лучшее покрепче ухватиться за его шею и наконец-то закончить затянувшийся этап. Народ хлынул следом, разве что не гикая на манер диких кочевников, преследующих разбитых врагов.
Не слишком широкая улица напротив входа была запружена зеваками и автомобилями. Основу столпотворения составляли два кортежа лимузинов чёрных и белых цветов. София скорее сообразила, чем вспомнила, что в церковь они отправятся порознь, и белоснежная колонна принадлежит ей с родителями и подружками. Что же, прекрасно, будет время немного прийти в себя!
В роскошном салоне «Кадиллака» её вновь облепила пит-стоп команда: кто-то поправлял причёску, кто-то макияж, одни руки стягивали узел на поясе, другие подтягивали чулки. В левое ухо горячо шептала маменька, в правое восторженно ахала кумбара. София сжала зубы, мечтая нажать кнопку катапультирования (в столь престижном авто не может не быть таковой!). Из квадро-динамиков лилась зажигательная лаикА, в буквальном смысле сжигающая нервы везомой под венец. В окнах слишком быстро мелькали перекрёстки, знакомые места, неизбежно приближая пункт назначения, при этом цифры часов-минут на электронном табло менялись, словно в замедленной съёмке, растягивая пытку ожидания.
К намеченной цели, храму святого Пантелеимона, не подъехали напрямую, а остановились за полквартала. Ещё одна дань красивому жесту — негоже невесте спешить к жениху, ожидающему у входа. Пусть он и его родня поволнуются, добавят адреналина в кровь (тем ценнее будет выглядеть вручаемое им сокровище!). София под руку с отцом во главе целой процессии неторопливо прошествавали вокруг собора, вполне осознав его огромность. Ещё бы, самый большой в Греции, пусть не столь престижный, как Митрополия, кафедра архиепископа, зато не окружен строительными лесами (что значительно смазало бы пиар-картинку). Порталисы всегда работают на перспективу, закладывая фундамент будущих побед по кирпичику.
На площади перед храмом, как и следовало ожидать, царил запредельный ажиотаж. Порядок поддерживали полицейские и какие-то молодцы в подрясниках, возможно, семинаристы. На паперти центральной фигурой шоу выделялся Георгиос-Джордж, за ним плотной стеной выстроились ближайшие родственники. В который раз сердце Софии уколола мысль, что большинство из них считает её едва терпимой парвеню. Но почему так? Пусть семья Папанокисов не владеет собственным флотом, не ворочает миллиардами в банках, зато имеет безупречную репутацию, и в любом случае входит в так называемую элиту общества!
Впрочем, сам жених, в отличие от окружения, излучал флюиды безоблачного счастья, уподобляясь солнцу, освещающему и греющему всех вне зависимости от социального ранга. Улыбка его могла бы исцелить заклятого ипохондрика, а вздумай он агитировать о чём-либо с экрана, то несомненно привлёк бы миллионы сторонников. В данном случае он с неподдельным благоговением, весьма идущим его сдержанно элегантному облику, принял из рук тестя руку суженой, единственно видимую и доступную часть её тела из-под свадебного покрова. Софию снова влекли в неведомое (хотя в общих чертах представимое) будущее. Церковная обстановка казалась ей областью понятной, схожей с Ноевым ковчегом посреди всемирного потопа. Но и тут реальность оказалась не вполне ожидемой.
Общая праздничная суета внутри собора не только продолжилась, даже усилилась благодаря скученности публики в ограниченном месте. Непривычно многочисленные священники странным образом потеряли сосредоточенный, обращённый к небу вид и едва ли не выстроились в очередь поздравить новобрачную пару. Среди них мелькали столь важные фигуры, вроде епископов и архимандритов, что у Софии поначалу слабели ноги от страха (при том, что и без этого поводов напугаться до смерти хватало). К счастью, общее внимание было обращено к виновнику торжества, а на долю виновницы перепадали вторичные крохи.
Стоит ли удивляться, что собственно церемония прошла быстро и гладко (когда все действующие лица были настроены предельно благожелательно), словно обильно смазанный, отлаженный до винтика механизм. Софии не надо было ничего решать, трудиться над выбором действий. Только подтвердить вслух подразумеваемое согласие, и не мешать потоку плавно течь. В конце концов ей стало казаться, что даже святые с церковных икон готовы спуститься и засвидетельствовать глубочайшее уважение. Несколько хоров превосходили сами себя в ангельском пении, отчего звенел хрусталь грандиозной люстры и дрожали окна.
В следующем кадре мыльной оперы были бокалы с вином, здравицы молодожёнам, яркий квадрат дневного света — распахнутые двери собора, за которыми новую чету встретило кипящее море. Взмыли в воздух облака риса, которым можно было накормить африканскую деревню, заслонили белый свет ("будем сражаться в тени"). Вдруг от страшного грохота заложило уши, следом в воздухе понеслись миллионы золотых частиц, терпко запахло порохом. Это дали залп конфетти потешные мортиры, замаскированные в прицерковном сквере. Народ на секунду остолбенел, потом восторженно зашумел. Канониры исполнили ещё разок "на бис". Не меньше суматохи создавала пресса — десятки блиц-вспышек, длинные штанги микрофонов, камеры на крышах микрофургонов, и даже один на балконе прилегающего здания. А в небе парил серебристый дирижабль с броским слоганом на растяжке: "Portalis is a portal to the future!"
Стряхивая рис и фольгу, чихая от дыма, молодые двинулись по живому коридору через паперть. Когда миновали гущу толпы, взору Софии предстало очередное чудо (она уже устала от изощрённой затейливости организаторов, но всё равно ахнула). Прекрасная белая карета с прозрачным верхом, сияющая бронзой и серебром металлических частей ожидала их. Шестёрка белых коней, запряженных попарно цугом, казалось, способна домчать в любую сказку. Великан-кучер, грумы на козлах и запятках были одеты в золочёные белые ливреи. Форейтер на передней лошади цуга, а так же сопровождающие фаэтон десяток всадников щеголяли мундирами эвзонов.
Чуть жива, повенчанная невеста при помощи неизменно галантного Георгиоса устроилась в повозке. Снова удивилась его вольному наряду, не очень подходящему к стилизованной роскоши кортежа. Впрочем, подобные люди сами становятся центром любой экспозиции, подчиняя себе каждую деталь. Пожалуй, классический фрак с цилиндром втиснул бы его в рамки обыденной, хотя выдающейся роли. А он — некто особенный, не остров в архипелаге, не планета в системе, он — звезда! И от этого становилось ещё неуютнее, сидя по соседству, ощущая свою ладонь в его, но как будто вблизи внеземного существа, на много эр опередившего земных обитателей...
Хрустальная карета в городе, это вам не "шашечки" такси! Гарантированно станешь центром внимания и новостью №1. София всеми фибрами души ощущала лавину любопытствующих взглядов, нарастающую с каждой секундой эфирного времени (с перерывом на рекламу). Вот чем был плох лимузин? Слишком обычен, каждая вторая свадьба его заказывает? Ну, придумали бы что-то иное, побыстрее и не столь прозрачное. Прямо реалити-шоу получается! Ещё бы вдруг карете превратиться в тыкву, кучеру стать крысой, а платью рассыпаться от ветхости, вот бы зритель позабавился!
Дом Порталисов, куда направлялся экипаж, распологался в районе Колонаки. Престижнейшее место, кричащее о статусе владельцев. Говорят, входит в сборник достопримечательностей для туристов. Неплохо, наверное, назвать этот адрес на вопрос о месте проживания. В Греции, по крайней мере. А быть хозяйкой... София представляла это с восторженным ужасом. Почти как в детстве обитание в раю...
По дороге молодые почти не общались, к немалому облегчению Софии (речь которой, казалось, навек утратила связность). Зато Порталис не выпускал из рук мобильный телефон, ведя переговоры на нескольких языках с абонентами в доброй дюжине стран земного шара. Всюду свирепствовал кризис, дела требовали оперативного участия даже во время женитьбы. Но тут, как говорится, кто пришёл на скачки, не жалуйся на топот. К тому же ещё один аспект тревожил девушку: в экипаже, разумеется, не было никаких зеркал, и возможности оценить собственную внешность, и это после церковной церемонии, толкучки на паперти, обстрела рисом и конфетти! Визажист убеждал в абсолютной надёжности макияжа, но кто даст стопроцентную гарантию на что-либо в этом мире? Вдруг потекла тушь, смазалась пудра, ещё какая-нибудь засада? Не просить же мужа (ох, неужели уже мужа?) поправить лоск!
Вот такие мысли занимали бывшую мадемуазель Папанокис, отныне юридически мадам Порталис (но ещё не де-факто) на мягком сиденье волшебного экипажа, влекущего её шумными афинскими улицами... хорошо бы к счастью. Странное оцепенение овладело девушкой. Она словно покинула собственное тело, облачённое в множество обёрток, как драгоценный подарок к празднику, и воспарила далеко. Гораздо выше Ликавитоса, Олимпа, вообще любых гор. Но куда? Не хотелось даже задумываться, просто лететь, подобно птице, отрешившись от человеческой суеты...
Увы, людской муравейник не собирался никого не отпускать, тем более в столь важный момент. Грохот петард и какафония автомобильных гудков возвестили о прибытии к месту назначения. И без того узкая улица была заполнена фешенебельным транспортом плотнее, чем гавань Микролимано яхтами. Свадебный кортеж едва смог пробиться в проезд, ведущий к парадному входу. Шум, гам, смех — казалось, пол-Греции собрались сегодня вокруг Софии, чтобы попасть в книгу рекордов Гиннесса по количеству децибел на квадратный метр.
Но вот оно! На верхних ступенях мраморной лестницы, перекрывая портал строем почище спартанской фаланги, стояли женщины-Порталис. Впереди всех, подобно монументальной скульптуре, возвышалась госпожа Стефания Порталис в кремовом тяжёлом одеянии в пол, с золочёным подносом на руках. Свекровь. Как никогда напоминает актриссу Ирини Папас в "Одиссее" Кончаловского. Неужели когда-нибудь София осмелится назвать эту женщину мамой? Чуть позади уже знакомые и ещё неизвестные лица: золовка Лидия, невестки, тётушки, и прочие. Все наряжены соответсвенно празднику, но строго. Лишь изобилие драгоценностей оживляло их облик.
Чуть оттаивает ледник мадам Сфинкс лишь при взгляде на сына. Тот словно утратил на время свой лощёный апломб и спешит наверх, против традиции не подводит избранницу под материнское благословение, а тянет за собой. "Господи, только бы не споткнуться у всех на глазах!" — бьётся в уме Софии лихорадочная мольба. Наконец они пред лице Её Сиятельства Маменьки. Всё же старшая госпожа Порталис проявляет такт: едва заметно кивнула Георгиосу в сторону невесты, мол, пропусти её вперёд, затем улыбнулась почти благожелательно на поклон невестки, и предложила на блюде традиционное угощение: медовые сладости, печенье, а так же плод граната, как символ грядущего достатка (вот в чём не приходится сомневаться!). Вслед за этим с подчёркнутым достоинством женский кордон расступился, и новобрачные смогли двинуться дальше. От избытка эмоций София едва не допустила промах: лишь ощутимый толчок локтем от золовки и её сердитый шёпот напомнили о священном обычае — вступить в дом молодая жена обязана под правую ногу с мужем. Нетривиальная задача, учитывая, что сам супруг не особо утруждал себя совпадением шагов.
Так или иначе, с Божией помощью миновали и этот рубеж. Прошли сквозными анфиладами залов, пока не оказались во внутреннем дворе. Вот где София ещё не бывала, и поразилась размерам и облику открывшегося пространства. В столь плотно застроенном районе, как Колонаки, где каждый квадратный метр учтён и стоит бешенных денег, такой огромный участок, своеобразный перистиль, выглядел впечатляюще. Площадью не менее двух баскетбольных полей, окружён по периметру колоннадой и крытой галереей, укрыт, как навесом, кроной гигантских магнолий, с островками разлапистых пальм и самшитовых фигур, и ещё какие-то скульптуры, фонтаны, композиции... Во всю длину двора, буквально теряясь вдали, протянулись ряды накрытых столов, частично уже заполненных гостями. При появлении молодой пары все разом вскочили, грянул музыкой невидимый оркестр, вновь громыхнули пушки фейерверка.
Откуда ни возьмись нарисовался жизнерадостный господин в сверкающем костюме (София признала в нём популярного телеведущего) с пышной приветственной речью, которую почти не слушали, пока устраивались-рассаживались. К радости невесты, она разглядела родителей и редких представителей семейства Папанокисов неподалёку. Гвалт стоял неописуемый. Казалось невероятным, что подобный хаос может войти хоть в какие-то берега. Однако никто не отчаивался, напротив, люди цвели довольством, и в первую очередь виновник суматохи, то есть жених. Георгиос ни минуты не сидел спокойно, общался одновременно с двумя, тремя гостями, вдруг вскакивал, стремился навстречу особенно важной персоне, одним жал руки, других хлопал по плечу, а кого-то обнимал почтительно. При этом ещё обращался ко всему обществу, на грани такта перебивая ведущего. Некоторых подводил к молодой жене, представлял им, словно хвастался выгодным приобретением.
Но вот худо-бедно корабль праздника сдвинулся с места. Первым делом объявили танец жениха и невесты... и вновь Порталисы решили по своему. Вначале в центр площадки вышли Георгиос с матерью, сделали пару кругов под неторопливый вальс, и лишь затем наступил черёд молодых. Градус задора музыки резко возрос, раздались поощрительные крики, пара молодожёнов пустилась вкруговую, так, что у Софии зарябило в глазах, а пышное платье норовило унести её куда-то прочь. Спору нет, Порталис танцевал мастерски, его партнёрше едва хватало приобретённого в школе навыка, чтобы поспевать за ним. Впрочем, долго резвиться им не дали. Подоспели другие пары, место для манёвра весьма сузилось, пришлось сбавить темп. София смогла перевести дух. А вскоре звуки оркестра смолкли. Ещё один этап свадебного квеста пройден. Запас жизней пока не исчерпан...
Оказавшись за столами с обильной едой, присутствующие и не думали о тишине. Лозунг: "Когда я ем, то глух и нем!" — вообще не про греков. Недаром даже в Евангелии их характеризуют, как любителей поговорить и послушать. А любая свадьба, это воистину архиповод пообщаться, причём всем одновременно! При этом, в отличие от прочей публики, вкушающей праздное блаженство, София не могла похвастаться внутренним довольством. Ощущая на себе десятки прямых или скрытых взглядов, порой довольно неприязненных, она терзалась необходимостью выбрать верную тактику поведения. Выглядеть радостной казалось проявить себя нищенкой, допущенной по милости в круг избранных, грустить — показаться неблагодарной выскочкой. Если разглядывать с любопытством окружающих, можно прослыть невеждой, смотреть в тарелку тем паче предстанешь депрессивной асоциалкой. Не говоря уже о дилеме пить или не пить, есть или не есть. В рот ничего не лезло, но приходилось с улыбкой пробовать то да сё, не забывая следить за правильностью выбора столовых предметов и ещё тысячью норм этикета (никем толком не соблюдаемых, но обязательных для новоявленной Порталис).
Музыка из оркестровой ямы лилась ненавязчивым фоном, столь же необременительно вёл свою линию ведущий, но вдруг все разом встрепенулись, обратили внимание на эстраду. Там в лучах вспыхнувших софитов появился средних лет мужчина ярко артистической внешности: тонкие усики, седоватая причёска с острыми бачками, в ухе золотая серьга. Одет в необычно скроенный кожанный пиджак. Мог бы сойти за мексиканского наркобарона в итальянском сериале, но держался скромнее скромного. К нему на возвышение с простёртыми руками устремился Георгиос. Они тепло обнялись, восклицая шуточные приветствия, народ стоя рукоплескал. Со всех сторон слышалось: "Факинакис! Нотис Факинакис!" София сообразила — это тот самый исполнитель традиционных песен, зачастую содержащих протест против современных устоев, которого запрещали слушать в школе. Надо же, а сливки общества вполне его приемлют, да и сам певец не кажется возмущённым!
Тут пронеслось: "Орёл! Орёл! Зейбекико!" Значит, пришёл черёд знаменитого танца-импровизации, иметь свой вариант которого почитает долгом каждый мужчина-грек. Но Георгиос Порталис! Что он представит на суд общества, какие изыски личной хореографии? Все без исключения женщины клана поднялись и окружили сцену. Поспешила за ними и София. Хотя сама девушка ни разу не присутствовала при исполнении зейбекико, но видела в многочисленных роликах. Дамы, вне зависимости от возраста и внешнего вида устроились на корточки (кроме старшей Порталис, которой в виде исключения поставили невысокий табурет), чтобы сопровождать солирующего мужчину хлопками в ладони и восхищёнными возгласами. София смогла присесть с большим затруднением, в виду обширных юбок и тугого корсета, и опасением потерять равновесие в самый неподходящий момент.
Жарко грянули первые аккорды мелодии. Певец поднёс микрофон ко рту. Но танцор-Георгиос уже преобразился, словно в него вошёл иноприродный дух. Он взвился на месте, расправив руки в стороны подобно крыльям, затем резко развернулся, и пошёл по кругу приставным шагом, смотря поверх зрителей диким мерцающим взглядом. София едва сдержалась, чтобы не ахнуть в голос, настолько неожиданой была метаморфоза. Слова песни неслись порывами ветра в ущелье, вслед которым творил кульбиты вдохновённый орёл. Он парил, высмотривал добычу (или достойного врага), вдруг пикировал, наносил смертельный удар, снова взвивался выше туч, торжествующе клекоча. Весь необъятный двор застыл, завороженный, даже официанты замерли с подносами, только жил своей жизнью танец, и летела песня...
Орёл взлетает высоко,
и смотрит вдаль, где солнце светит,
из нас любого он заметит,
но не узнает никого.
В его глазах прочесть легко,
что лето быстро пролетело,
почти как жизнь, но что за дело!
Пусть встанут горы выше звёзд,
он без труда их одолеет,
не будет ждать, что околеет
на дне ущелья, словно пёс.
Вам из него не выжать слёз,
скорее камнем канет с неба,
исчезет в скалах, будто не был.
Орёл взлетает высоко,
но не завидуй дерзкой доле,
не все пируют в чистом поле,
вдруг пуля встретится с виском,
и прах присыплется песком.
В глухой степи он тихо ляжет
и что увидел, не расскажет...
Конечно, это не была в полном смысле импровизация. Явная отточенность движений, почти профессиональные элементы, уверенность исполнения говорили о тщательной подготовке, скорее всего, в специальном заведении. Но полыхающая энергия, самозабвенность не могли не тронуть сердце. А от трагического финала орлиной феерии заблестели влагой многие глаза. Но вряд ли кто был изумлён больше невесты. Что скрыто в душе этого человека, глубоко под спудом, открываемое лишь на краткий миг экзальтированного танца? Или это чистой воды представление талантливого актёра? Сможет ли она отыскать ключик от тайной дверцы? Софии хотелось верить, что да. Хотя ничего в подтверждение этой надежды действительность не предлагала. Зато искушённый в художестве взгляд ловил и запечатлевал в памяти выразительные позы и па. Некоторые из них выглядели комично, что поражало сильнее всего — показаться смешным, нет кошмарнее ситуации для публичной персоны. Но танцующий Порталис бесстрашно опрокидывал стереотипы (возможно, творя новые). Завершающая точка выступления оказалась наиболее эффектной сценой, достойной "Минуты славы". Мужчина на несколько секунда застыл над расстеленной на полу салфеткой, сверху которой стоял хрустальная рюмка, наполненная водкой "Узо". Вдруг немыслимым пируэтом, не касаясь земли руками, он канул ниц, подхватил рюмку ртом, резко взмыл, так, что огненная жидкость, не потеряв ни капли, вся оказалась проглоченной новоявленным Гудини. Боже милостивый! Вот это номер! София, никогда не наблюдавшая зейбекико, не подозревала, что подобные фокусы на них весьма в ходу, причём во всех сферах общества, включая элиту.
Опустошённый хрусталь полетел в сторону (но был ловко пойман предусмотрительным официантом). Грянула овация, крики: "Браво!" Георгиос прежде всего раскланялся с маэстро Факинакисом, благодарно поаплодировал публике, и лишь затем послал воздушный поцелуй невесте. Вернулся на место не сразу, исчезнув на минуту с глаз долой, и оказавшись в свежей рубахе взамен по видимому промокшей от пота. Само собой, элегантного куража не потерял нимало. София вдруг вспомнила, что ей тоже предстоит сольное выступление, и без того тревожное состояние устремилось к отметке "паника". Да по сравнению с великолепной техникой зейбекико Георгиоса её натужная грация покажется медвежьим танцем в цирке! Остатки аппетита пропали начисто, даже вода с трудом преодлевала сжавшееся горло. Хорошо ещё, что не придётся петь, а ноги, дай Бог, сами вспомнят нужные движения. София собиралась показать танец на песню Йоргаса Забетиса "Вечера", который выучила ещё в школе и даже демонстрировала на выпускном вечере. Там вышло неплохо, почему не повториться удаче?
Ждать и терзаться пришлось целую вечность, или минут пятнадцать, если судить по большим старинным часам-курантам, красующимся над входной аркой. По знаку ведущего все пирующие разом поднялись с мест, некоторые уже не совсем уверенно, и обратили взоры к невесте. Вот оно, началось! София выбралась из-за стола при помощи Георгиоса, нетвёрдыми шагами направилась в сторону эстрады. За ней увязалась ватага удалых молодцов. То были непременные участники "танца невесты" — неженатые друзья или родственники новобрачных. Всего поразительнее смотрелся в числе претендентов на "свадебный платок" старший брат жениха, Маркос Порталис, сорокалетний вдовец. По сравнению с лощённым Георгиосом, он казался его грубым наброском, предварительной версией. Выше ростом и шире в плечах, но с шапкой плохо стриженных курчавых волос, с недельной щетиной "а-ля Челентано", с кирпичным загаром степного жителя. Если младший брат в любой одежде выглядел фешенебельно, то надетый на старшего костюм от модного кутюрье смотрелся чуть лучше, чем балахон огородного чучела. Тем не менее никто не рискнул бы посмеяться над Маркосом. Хотя он проводил почти всё время в горном имении, превращённом в подобие техасского ранчо, где разводил коров и породистых лошадей (нонсенс для Греции!), но при этом контролировал две трети бизнес-империи Порталисов. Приоритетной областью его интересов являлся Ближний и Средний Восток. Поговаривали, что он ведёт дела даже с непризнанным Северным Кипром, то есть во враждебной турецкой среде, что вполне характеризует его изворотливость и напор.
Однако рефлексировать по этому поводу София не имела ни желания, ни возможности. Все её мысли и воля собрались вокруг одной заветной цели — выступить прилично, или хотя бы не опозориться. Внезапно её чуть не оглушила всеобщая овация, грянувшая вокруг, и вряд ли относившаяся к ней. София подняла глаза и просто обомлела. На возвышение выходила невысокая худощавая женщина с резкими чертами лица и решительным взглядом, одетая в свободное красное платье. Музыканты в своей яме дружно встали в знак приветствия. Если бы София и не узнала появившуюся персону, громкие крики назвали её имя: "Гликерия! Гликерия!" Неужели танец невесты будет сопровождать песней сама Гликерия, одна из известнейших греческих певиц, можно сказать, живая легенда? Воистину, возможности семьи Порталисов безграничны!
Но вот и открытая всем взорам круглая арена, словно римский цирк (в ожидании голодных хищников). София приняла исходную позу, взмахнув шёлковым белым платком. Мужчины выстроились полукольцом поодаль, рослый деверь возвышался среди них, как баскетболист-юниор в секции школьных шахмат. Прозвучали первые звуки гитарных струн, им вторила бузука, хрипловатый голос запел: "Ты ушёл и отправился вдаль..." Сразу же двинулись танцоры. Невеста закружилась, совершая привычные па, радуясь сохранённому навыку. Попадать в такт оказалось гораздо проще, чем она опасалась, тем более что певица не стремилась усложнить мелодию вариациями, подыгрывая девушке, возможно из чувства женской солидарности. Партнёры выдавали коленца кто во что горазд, впрочем, сохраняя в общих чертах канву традиции. Издалека, будто с другого берега моря, слышались хлопки поддержки, кто-то нетрезво подпевал, но София всё увереннее чертила рисунок танца, не отвлекаясь на помехи. Вот, последний куплет, последний проигрыш бузуки, и финал... Она взмахнула руками, сделав стремительный пируэт, и подбросила платок как можно выше вверх. Мелькнула чья-то тень, бросившаяся едва не в ноги невесте. Почему-то новобрачная угадала не глядя, что удача улыбнётся именно Маркусу. Посмел бы кто-то опередить его, если тому вздумалось овладеть трофеем? Риторический вопрос.
Однако манера, с которой деверь овладел платком, несколько озадачила Софию. Мало того, что он фактически растолкал конкурентов, но ещё картинно встал на одно колено, подобно романтическому паладину, поцеловал шёлк, сложил его плотным конвертом и бережно убрал во внутренний карман пиджака. Несмотря на отчасти комичный вид эпизода, горящий взгляд Порталиса отнюдь не выглядел смешным. Скорее, он обещал будущие тревоги. Как предвещает бурю багровый закат. Этого Софии не хватало! Проще посчитать казус обычным свадебным недоразумением. Мало ли, выпил холостяк лишнего, взыграла кровь, ударила в голову. Проспится, протрезвеет, уедет к своим лошадям в Македонию, и финита ля комедиа...